«И знаешь, мне приснилось, как огни играют, разрывая дома И знаешь, даже мило, что огни играют, разрывая дома И зарево, и мы похоже проиграли, закрывай глаза»
С тяжестью поднимаются веки, зрачки напрягаются из-за луча, выглядывающего сквозь чуть приоткрытые шторы. Они плотные, поэтому во мраке всё, кроме постели, на которой он лежит. Ещё вчера волнами на город падали тучи. Сознание нехотя и вальяжно собирается в кучку, пока Влад оглядывается. Факт, что он проснулся не дома, тут же окончательно вытаскивает из сна за шкирбан. Затёкшие плечо и рука подсказывают, что было бы супер классно перевернуться на спину. Проблема только в том, что Влад отчётливо чувствует: сзади к нему плотно прижимаются, а через торс по-хозяйски перекинута чья-то рука. Обладатель этой руки упирается в него лбом, глубоко и медленно дышит в плечо — всё ещё спит. Влад поворачивает голову… Артём. Слава Богу, Артём. Хотя какое, ёбанный в рот, «слава богу»? Влад размашисто отшвыривает наглую руку подальше. Он вряд ли вспомнит остаток прошлого вечера в той квартире и уж даже не надеется вытащить из памяти то, как они добрались до этой. Хотя, на деле, рад, что не попёрся домой к Гордеевым провоцировать возможные весёлые сцены с воспитанием. Мать бы вряд ли оценила, да ещё могла позвонить отцу. Влад ведь её даже не предупредил. Ещё чувствует Исаев себя явно на минус 10 из 10. Голова тяжёлая. Что-то внутри так вяжет, до сблёва. Хочется снова провалиться в сон, только он всё равно упорно рыщет взглядом по комнате в поисках шмоток и находит их. Они, свёрнутые в непонятный клубок, свисают со стула, и эта цель так близка. Приподнимается, чтобы достать из кармана телефон, в этот же момент его прижимает ближе вновь вернувшаяся рука, в исходное. — Лёг обратно и не отсвечивай, — сонно и хрипло приказывает Артём. Альтеевым движет лишь собственный эгоизм: ему всё равно, кому там надо куда идти или звонить, он примитивно ощущает, что без источника тепла не так уж удобно, и придвигается ближе. Вообще по-хуй. — Как мы вообще дошли? — Ооо, об этом я хочу рассказать тебе во всех деталях и очень подробно… — На этом моменте Артём смачно зевает, утыкаясь куда-то в затылок. Влада слишком раздражают расползающиеся от того места мурашки. — Как ты, например, ржачно снимал джинсы или как лез обниматься, но когда проснусь. Артём не сдерживает реакции: весело хмыкает, когда это произносит. Его, вообще, забавляло, как неуравновешенный chaotic Влад отмахивается от его рук, пытающихся уложить на диван, садится и начинает сосредоточенно складывать шмотки и чуть ли не носки. Как тот же самый Влад просит помочь снять линзы, когда они уже улеглись, хотя Артём даже не догадывался, что тот их носит. Пришлось осваивать навык выцепливания посторонних предметов из глаза. Чужого. Под бодрое «давай-давай-не ссы». Это тот же человек, который сейчас бурчит: — Отодвинься. — Холодно. Хватит вести себя как плаксивая сучка. — Артём крепче обхватывает, а ещё переплетается своими ногами. Он не находил у себя позывов прижиматься к кому-то во сне. Но побесить хотелось. Чистое непреодолимое желание раздражать, да. — Лучше подумай о том, как ты вчера пытался покурить и чуть не спалил мой подъезд. О, если б я не успел это потушить... И вот теперь Влад понимает, что точно не заснёт. Это всё — хуйня ёбанная, и готов был поклясться, что подобное могло произойти только в ванильных мечтах кое-кого… Почти готов. — Ты пиздабол. — Ребя-ят… — начинает ныть и Илья с дивана у противоположной стены. — Илья, заткнись нахуй просто. — Крайне злобное шипение от Артёма — новый для Влада тон. Ситуация располагает не раскрывать рта. Поэтому Влад почти снова засыпает. И ещё секунда… Но как по команде в комнату влетает прапорщик дома. Мужик недоволен, мужик смотрит на них так, будто сейчас всех в этой комнате отпиздит. У него выходной, он встал рано по привычке и сейчас намеревается перебудить остальных. — Проснулись? — Ваня устрашающе возвышается над диваном и смотрит на мелочь, уперев руки в бока. Ваня выглядит так, будто недоспал суток трое. — Кто мне теперь объяснит, что за хуйня вчера происходила? Вы вообще знаете, во сколько пришли? Атмосфера угнетающая. Влад прикрывает голову одеялом. — Ваня… Погоди десять минут, по-братски… — Артёмка осторожно так потягивается, ненавязчиво отодвигаясь от друга. — Совсем охуел? Вы всех в этом доме перебудили! А я, между прочим, пиздецки устал. Ты, пиздюк, кто вообще разрешил тебе бухать? — Я не подумал как-то, что нужно получить от тебя письменное разрешение… Илья от такого комментария только прикусывает губы и зажимается, не встревает. Ругань между этими двумя никогда не станет для него привычной. — Никто их и не отменял для тебя. Я просто хуею. Особенно охуел, когда вы оба, идиоты, залетели через порог и чуть не сломали тумбочку. Кстати, стекло от зеркала я оставил — уберёте. Вы должны поблагодарить Илью за то, что я вас не убил. — Ваня двинул рукой в сторону дивана, покачал головой и строго посмотрел на своего младшего брата. — Ещё одна такая выходка, и твой друг здесь больше не появляется. Вы оба меня поняли? — С хуя ли это тебе решать? — недовольно вскидывается Артём, отчего общее одеяло так невовремя покидает прикрывшегося от праведного гнева Влада. — С хуя ли у нас тут демократия? Не вякай. Я всё сказал. Ваня почесал щетину, окинул их ложе взглядом, заострив его на госте, но больше орать не стал, ушёл из комнаты, порядочно «прикрыв» дверь. Илья оглядел реакцию двух подростков, пытаясь расслабиться. Артём сидел раздражённый такими нравоучениями, ведь вчера бухущим точно не был, а Влад выглядел так, будто сейчас выпрыгнет в окно, чтобы избавить себя от мучений в виде похмелья и позора. — Не волнуйтесь, он отойдёт. Вообще, вы вчера правда начудили… Нет, Тём, я к тебе привык, но вот к Владу… Артём, блять, согласен полностью. Вчерашний Влад принялся обниматься с вышедшим на шум Ильёй, раздеваться до трусов прямо возле входной двери, а после тесно прижимался к Артёму от «холода» под одеялом. Вчерашний Влад позволял бесстыдно потираться Артёму своим носом о собственный и охуенно вздыхал, когда младший Альтеев притягивал его за поясницу ближе. Очень тихо так вздыхал, чтобы Илья не услышал. Вчерашний Исаев, воняющий перегаром, куревом и олдспайсом, ощущался как та самая потерянная деталька от его, Артёма, жизни. Да, Артём помнит, как сидел и сторожил друга возле унитаза и как потом умывал ему ебало и мыл его руки после приёма с двумя пальцами. А ещё помнит, что когда тот уже заснул, он сам бесстыдно разглядывал его лицо. Как в темноте пытался разглядеть тончайшие трубы сосудов на веках и небольшой рубец на подбородке. Артём опустил взгляд и, прикусив щёку, нахмурился. Он трёт глаза, пытаясь стереть эту картинку. — Я ухожу. Влад с кровати чуть ли не спрыгивает, начиная распутывать свои штаны, сверкая голым торсом и синяками под глазами. Чёртов Эдвард Каллен чуть ли не светится. Артём старается не смотреть, но это, блять, не бёдра, а какой-то скандал. Не смотреть не получается. — Не торопись ты. — Илья проверяет время на телефоне, сейчас действительно ещё рано. — Может, сделать тебе завтрак? В ебало Ильи с кровати прилетает подушка, посланная младшим. Когда Влад уходит домой, отказавшись завтракать, сам Артём выбирается на кухню, обходя осколки на ковре. Он весь задумчивый и даже не делает саркастичных комментариев в отношении старшего. Тот, впрочем, тоже не пытается разрядить обстановку. И на него смотрит как-то не очень приятно. — Эй, что за осуждающие взгляды? — осторожнее обычного спрашивает Артём, принимая из чужих рук чашку с кофе. Видимо, Ваня не так уж сильно злится. — То, что было вчера… Старший брат не сдерживается и весело хмыкает в кружку. — Терпимо. Даже слегка угарно. Артём вспоминает тот дикий ночной стояк. — Да, угарно. Всё, когда-нибудь, станет попроще?***
Такую хуйню он, оказывается, не способен переварить в одного. Днём, с психа, Артём кидает в рюкзак зарядник и чешет к Лизе, потому что обещал уже давно. Потому что выхода уже не остаётся, ведь он сходит с ума, кажись. Но Латыпова, несомненно, соглашается не сразу, давая себе волю на какие-то лишние выебоны. Артём хочет сказать, что она слишком многое и не совсем хорошее начинает перенимать у подружки Ульяны, сливающей все его проёбы, но решает поднять тему в следующий раз. Как они вообще подружились, было загадкой для Артёма. Ульяна, полная дешёвых понтов, за которую рингтоны от айфона на хоноре говорят больше, чем автобиография в директе очередному дрочеру, и его искренняя, нежная девочка. Его, блять, красивая и сообразительная малышка, которая из жалости даже арабов развести не может. Прелесть. Артёму очень хочется, чтобы эти мысли и правда отражали внутреннее. Эта малышка щебечет ему «привет», клюёт его в щёку и долго обнимает. Артём выше её на голову. Маленькая и хрупкая. Он это отмечает, когда она снова встаёт на носочки, чтобы поцеловать его в шею. — Что будем смотреть? Блин, я давно хотела Титаник. Давай? — Она опять использует взгляд «а я сделаю так, и мне разрешат». — Я просто уже включила. Артём опять делает вид, что это работает. По уже намеченной траектории идёт в знакомую комнату, где его всегда с распростёртыми ожидает эта кровать. Упругий матрас, который сейчас, даже проминаясь под его весом, не вызывает никакого предвкушения или дрожи внутри. Вызывал ли? Всё остальное время он пытается не умереть от скуки. Разбавляют, разве что, редкие селфи, которых у них и так целая хуева горка с ложкой, и кошка, подозрительно ласковая к нему сегодня. Он пытается посмотреть фильм, но это вряд ли то, чем он хочет сейчас заниматься. И уж точно не то место, где хочет находиться. Артём ебливую любовную линию между Розой и Джеком видит и хочет сблевать. «Я лечу, Джек» — буэ. Артёму не интересно. То, как она к нему жмётся, начинает раздражать. То, как любит, действует на нервы. Он еле дожидается окончания фильма. Это не то.