«Если рвётся под кожей зверь Значит, всё для него теперь Поджигает наши сердца Навсегда…»
— Где его носит, а?! Большой палец с пьяной лыбой смайла на ногте нащупывает кнопку блокировки. 23:47. Илья выдавливает тяжёлый вздох и реально жалеет, что не смог отказать Оле в сегодняшних посиделках. Подруга явно не от весёлой обстановочки залипает на тупые истории в Инсте. Её ведь на самом деле мало интересует эта белковая диета от раскрашенной инстаблогерши. Из того, что знает Оля — Артём снова не явился домой. Илья дёргает ногой, перекладывая свои книги, которые младший никогда не ставит на место, и думает вслух, насколько Артём обнаглел. Не только в плане порядка, конечно. И именно из-за него они не идут зависать с друзьями? Такой расклад её, возможно, совсем слегка нервирует. — Хватит. Меня это всё начинает бесить. Он уже не маленький, сам разберётся. — Оля, вообще-то Ваня сказал «дома в десять». Когда я был в таком возрасте, он со мной не церемонился. Мне бы сказал, скорее, «никуда не пойдёшь». — Илья делает голос комично грубым и выпячивает нижнюю губу. После заглядывает в одну из книг с обложкой. Заметок на полях до этого не было. Он морщит нос и захлопывает её. — Зачем ручкой-то? — Уф, хватит быть таким душнилой… Илья ну совсем не замечает, когда начинает душнить, поэтому с лёгкого пинка тут же замолкает. Он просто реально не понимает, в чём тут причина. Потому что мелкий получил нагоняй от Вани за свои вечные ночёвки у друзей, за пьяные выходки и пьянство непосредственно. Получил ведь, так что теперь, когда часы отбивают нужный час, золушка должна быть в поместье. Карета превращается в тыкву, а туфелькой старший оформляет отменные пиздюли. Однако время уже двенадцатый час, а мелкого всё ещё нет. И вряд ли он собирается появляться, несмотря на Ванино возвращение ранним утром. Дай Бог Илье сил пережить это вот всё. — А ты Славе звонил? — Звонил. — И-и-и?.. — Сказал, Артём в туалете. И почему-то уходит туда каждый раз, когда я звоню. Понос, говорит. Даже углубляться в запутанный шифр этих двоих не нужно, всё и так понятно: Слава ничего не знает. По удивлённому тону понятно было. Остаётся самому гадать, куда там пропал братик. У Ильи наконец-то выдался выходной на работе, гуляй — не хочу. Он решает потратить это время на проблемы младшего. В очередной раз. — А тому… — Девушка щёлкает пальцами вытянутой руки и кусает губу, пытается сдержать хитрую улыбку. — Как его? Тот его новый дружок, от которого ты без ума… — Это не так. — Илья отворачивает от девушки лицо. Чёрт. — Он сегодня днём был с подругой. Артёма туда не пригласили бы. — С подружкой говоришь. Понятно. Но я слышу, как тебе это не нравится. — Девушка усмехается и заинтересованно накручивает на палец волосы, подловив интересную тему. — Так вы, получается, общаетесь. Артём не против? Илья снова поворачивается. Она видит, как взгляд друга загорается, а это значит, есть что добавить. Но всё остаётся там, застряв на полпути в глотке. Это слишком неправильное. Жгучая обида, которая не должна принимать форму слов: Артём не заслужил такого мягкого отношения от их старшего брата. Артём не заслужил такую отзывчивую девушку. Он не заслужил таких преданных друзей. Чтобы заполучить все эти вещи, обычно прикладывают усилия. Сам Илья, у которого социальная батарейка разряжается уже спустя час диалога, прикладывает усилия. Чтобы тусить с друзьями, поддерживать хорошие отношения и с ними, и на работе. Ничто не даётся просто так. Почему же он сам не может что-то получить просто? Почему должен спрашивать разрешения? — Если хочешь, прокатимся и поищем. А то эта обстановочка и твоё кислое лицо действуют мне на нервы, милый. — Оля цокает языком, проходя мимо, и мягко тыкает в нос, выводя из транса. Её уже фиолетовые волосы собираются в пучок сверху. В действительности искать подростка даже в центре было бессмысленно: улицы каждый вечер заполнены такими, сбившимися в кучку. Погода ещё позволяла им сбиваться на свет от вывесок и фонарей, как мотылькам. Если подходить так к каждой шайке и выискивать брата, то можно было легко наткнуться на неприятности. Илья нехотя и сам вспоминал то время, когда творил всякие безрассудства. Блин, да ему всего двадцать два, было бы желание… Но, наверное, он слишком выдохся. Одна из ошибок прямо сейчас жгла место под ключицей, так что пришлось потереть её. Конечно, оригинальностью его цветная надпись не отличалась. Но он был благодарен, что тогда решил выбрать это, а не хуево имя важного тогда человека. Метка, неразрывно связанная с Андреем, и без того смотрелась на нём уродливо. А ещё вспоминает, как за эту хуету ему дали пизды. Ваня дал. Желание делать татуировки он у него не отбил, но опыт был интересный. Андрей тоже добавил, потому что всего этого не понимал. Илья и Оля объездили несколько параллельных друг другу улиц и пару раз прогнали по главной, прежде чем Артём соизволил ответить на звонок. Премного благодарны. Тонированное стекло медленно ползёт вниз, открывая два недовольных лица. Становится слышна Ники Минаж, что тоже очень солидно. Артём оценил. Впечатляюще. Он подходит к тачке, тормознувшей у тротуара, и упирается локтями в стекло. — Класс тачка, Оль. Дай прокатиться. — Уж точно не в таком состоянии… — Девушка отводит брезгливый взгляд и нежно оглаживает руль. Скорее уж никогда. — Дыхнул. Илья шипит. Это не обязательно, его раздражение видно и так. Вот эту фигню с «дыхнуть», в принципе, тоже можно пропустить. Алкоголем от мелкого несёт и без того. — Дыхнуть? А ещё чё хочешь? — Сел назад. — Нет. — Артём лыбится и отходит от двери. Снова ведёт себя так, будто всё ему, нахрен, можно. Будто на всё плевать. И это работает, так как брат совсем не видит там пугающую пустоту, которую Артём сам заметил в зеркале только утром. Илья не видит, у него ведь глаза слезятся от холода на улице, поэтому он прячет их за волосами, а от обиды першит в горле. Или не видит, потому что ему глубоко плевать. Илья вылетает из машины. — Сел назад, я повторять не стану. Тебе же нельзя... — Ты уже повторяешь. И говоришь совсем неубедительно. Где твоя мужественность? Раньше Илья не слышал так отчётливо тихое тиканье часовой бомбы в голове. Пару секунд он слышит это, очень громкое, а после в голове приятная тишина. Он подлетает к брату вплотную и отмечает, что с каждым месяцем Артём вытягивается сильнее. Этот ребёнок уже с него ростом. Судя по довольному виду, он тоже это замечает, это тешит его самолюбие. Встряхивая малого за куртку, хочется встряхнуть заодно и его мозги. — Расскажу Ване. Если он узнает обо всём, что знаю я, тебе пиздец. — Окей-окей. Чего материшься? — Артём отталкивается от него и вальяжно забирается на заднее. А средний постоял ещё возле машины и глубоко подышал, задирая лицо кверху. Его так распирало, чёрт возьми, что он еле удержался от того, чтобы не засмеяться в голос. Потому что Ваня ничего не сделает. Потому что он реально любит Артёма, хоть так неумело это показывает. Старший не был способен на откровенное проявление любви, на все эти отцовские объятия, на поддержку. Но он был способен научить их бриться, играть в мяч, стучать молотком, даже готовить. Ваня всегда был гораздо, гораздо ближе родных отца и матери. Ближе даже бабушки и дедушки. И до сих пор продолжает заботиться о них. Особенно о малыше Артёме, рождение которого для одиннадцатилетнего Вани стало лучшим подарком. Даже в те моменты, когда вместо развлечений с друзьями, вместо похода в школу приходилось смотреть за ним, пока матери не было дома. — Ты не скажешь ему, — донеслось твёрдое сзади сразу же, как Илья вернулся на своё место. Нервный смешок всё-таки вырвался. Илья нисколько не удивится, если кто-то конкретный из Альтеевых будет гнить в местах не столь отдалённых. Это даже в лучшем случае для такого неконтролируемого человека. Рано или поздно Артём кого-то грохнет. — Поехали, отвезём его домой, — подаёт голос подруга, искоса глядя на Илью. Она выруливает на дорогу и перекладывает руку с передачи на колено своего друга, подбадривая. От глаз младшего это не уходит. — Оля так часто у нас появляется… Я начинаю подозревать, что ты её трахаешь. Ой. Подожди-ка. Или она трахает тебя? — Это ты уже всех здесь затрахал… — плюётся девушка. Илья дёргает коленом, так что приходится убрать руку. — То есть, ты не отрицаешь? — Захлопнись, Артём, и не беси меня. — Это уже было слишком для него. Илья точно сегодня не сможет никуда пойти с подругой. Он больше так с ним не может. Правда. Это всё. — Тут приятно пахнет. Сразу видно… — Замолчи. Артём дёргает плечами. Он подпирает холодное стекло тачки виском и переваривает головой тупые мысли. Раньше он не чувствовал душащего сомнения, уязвлённость. Не чувствовал себя так открыто и неуверенно перед этим миром. Куда делось его наплевательство? Где-то внутри ему хочется исчезнуть отовсюду, чтобы не было мыслей и вопросов. Но он может найти объяснение тому, что решил накидаться где-то на улице и в одиночестве. Это вообще легкотня. Наверное, так и стоит поступать, когда утром ты решаешь вздрочнуть в душе, а на обратной стороне век выбиты совершенно не те тёмные глубокие глаза, совершенно не то хрупкое тело и уж точно не те тонкие девичьи запястья. Это крайне необходимо, когда уже второй день ты видишь в своем сне широкую спину с синяком на позвонке от штанги, с гуляющими под кожей мышцами, бритый затылок и пару шрамов на нём. Когда прижимаешься, трогаешь, и от твоих рук на светлой коже остаются угольные следы-отметины. Хочется, чтобы они были везде, ещё рано просыпаться. Но это происходит, сердце сдавливает так, что Артёму сложно снова начать дышать. Он знает, кто это. Даже если этот человек ни разу не повернулся к нему лицом. Но ведь Артём не может быть похож на брата. Какова вероятность рождения ещё одного пидора в их и без того неполноценной семье? Хочется верить, что это лишь неправильно развившаяся мысль. Возможно, просто крепкая братская любовь к близкому товарищу. Ведь во всех этих чувствах так легко запутаться… Я ненавижу тебя. Ты неправильный. Так быть не должно. Илья ненавидит его в ответ и больше не хочет с собой бороться.***
На поле правила простые: сильно не толкать — это первое, и не развязывать драку чаще раза за пять минут — второе. Ни одному из правил пацаны сегодня не следуют. Вероятно, игра идёт хуёво именно из-за этого. Есть ещё кое-что: Влад старался взять себя в руки и снова вернуть былую тактику игры с Артёмом. В прошлые разы уёбок не пропустил ни одного его мяча, теперь Альтеев будто окосел и оглох одновременно, перекидывая мяч кому угодно, кроме него. Будто его тут вовсе нет. Что самое обидное — сегодня Влада на поле никто не звал. Он сам пришёл. И играет-то по чистой случайности. Место освободилось только из-за решения матери кого-то там, что для игр уже слишком поздно. День был дерьмом от самого начала до конца. Он готов был поспорить, что каждый из противников старался как-то по-своему задеть, пихнуть или даже сбить с ног. Даже разок прочертил коленями поле, но это ничего. Ничего, ведь Влад видел, как Артём на это хмурился и пытался ответить за него обратным жестом. Это не давало взреветь и начать месить всех без разбора, но не делало игру или ситуацию между ними лучше. Счёт не был в пользу команды Артёма, потому, прервавшись на передых, Паша отозвал всех подальше от соперников. — Игра вообще не идёт, где вы витаете? — обратился он, смотря на каждого. — Яйца в кулак и погнали, пока есть время сравнять хоть как-то. — Паштет, я думал, твои яйца уже давно в кулаке у Кристины, — весело хмыкнул Слава и бросил кивок в сторону рассевшихся девчонок. — Щас как дам по почке. Артём, а с тобой что? Соберись. Игра вновь началась. Совсем скоро был забит мяч в их кольцо. Трое девок на лавке завизжали, но уже не так искренне, как в начале игры. Четвёртая, сидевшая рядом, со спрятанными в карманах руками, молчала. Она просилась сегодня погонять с ними. Ещё в самом начале. Парни жёстко проехались по охуительной идее, но она всё равно не ушла. Ады же, которая ждала Исаева здесь каждую игру, не было. Он не знал (догадывался), почему та не пришла сегодня, но готов был поспорить: всё, что происходит сейчас — из-за неё. Влад охуеть как хотел обсудить с Артёмом это дерьмо. Ещё в школе хотел. Как Ада настойчиво лезет в его штаны. Как сама кладёт его руки на задницу, отшучиваясь, какой же он нерешительный. И прочее, о чём Влад старался не думать. Он не знал, что делать. Ему нужен был совет вчера. Особенно сильно до того, как он не особо тактично её отпихнул. Окончание для него предзнаменовал слишком сильный толчок в спину. Игра тогда не спешила заканчиваться, так что сокомандники всё ещё надеялись на победу, расчищая себе дорогу. А тут Влад просто невовремя вышел из себя и рывком повалил неприятеля на землю. Ну, как обычно, во всём виноват он. Оттащили его почти сразу, но проехаться разок по роже он успел. — Исай, твою мать! — оттаскивал его Серёжа, держа под руку. По другую был незнакомый персонаж из чужой группы: — Какого хуя вы вообще не держите его на цепи? — Отпустите нахуй. — Когда Влад вырвался, он повернулся к соперникам лицом. С обвинением после повернулся и к своим, не ожидая, что кто-то поддержит. — Вы, блять, хуесосы, играете совсем не по правилам… — Да ты что? — начал один из противников, подходя ближе. — А ты ещё нам зачитай, бля, свои правила. — Владос, иди домой, — с успокаивающим жестом к нему пошёл Пашок. По-доброму сжал плечо, понимающе заглянул в лицо и выдал: — У тебя, кажись, опять крыша едет… И как-то чувак со словами прогадал. Потому что это точно не то, что стоит говорить людям, у которых «едет крыша». — Чё ты щас сказал? — Теперь ярость Влада сконцентрировалась на члене его же команды. Хотя, какая ему это команда? Где нормально он знает лишь одного человека, который сейчас стоял поодаль и был явно не на его стороне. Влад смерил его пренебрежительным взглядом и сплюнул в сторону. Артём сжал руки в кулаки. — Он всегда такой ебанутый? Перестань ты уже лаять, сука. Парень, потирающий лицо, не спешит лезть к нему в ответ. Его пацаны гогочат, смешавшиеся для него в одну безмозглую толпу мудаков. Шакира смотрит на него слишком пристально, будто у них личные счёты. — Может вместо него нужно было взять ту девчонку? — Артём смотрит куда-то в сторону, а подсос Слава тут же давится хохотом вместе с ними. Исаев нихуя не чувствует после этого. — Может и стоило. А сначала научитесь играть, блять. У выхода с площадки он подхватывает свой рюкзак за лямку и даже не оборачивается. Ему вообще никто отсюда нахуй не сдался. Влад не может вспомнить, что хоть когда-то куда-то вписывался. Чтобы его кто-то действительно понимал. Сейчас это только подтверждалось: здесь, в этой ебучей семье и этом херовом городе, для него все были не свои. Он хочет домой.