«Капитан на коне То демон пустыни, то гроза морей Ролевая модель Soldier нужна полевая бордель Коли нет, то ты — гей Не берёшь её силой? Ты что, заболел? Не парься, салага, мы всё равно вырежем всех на заре»
В голове Влада успел оформиться небольшой и абсолютно несложный (это как посмотреть) бланк с каверзными вопросиками. Прямо-таки «опрос не займёт у вас много времени, просто обведите правильный ответ». Я обидел тебя? Да / Нет Что-то случилось на вписке? Да / Нет И Какого, блять, хуя ты продолжаешь меня игнорировать?***
Добродушная, милая подруга Ада в голове никак не срасталась с этим односложным «встретимся?». Когда пишет Ада — это огромные оды, посвящённые мелочам и содержащие только крупицу нужной информации, стоящей внимания. Сейчас это просто вопрос, на который он не торопится отвечать. Подруга не просто так перестала общаться после посещения Владом её квартиры. Хотя он и сам не особо стремился. Но, наверное, именно сейчас они оба почувствовали потребность поговорить об этом. Слишком много вопросов, которые Владу предстояло решить. И невероятно огромное желание просто чуть-чуть расслабиться пересиливало всё. Отдохнуть от уроков, одноклассников, ебли в мозги. Последние темы по матеше без Артёма он вообще больше не воспринимал, поэтому за уроками дома приходилось сидеть дольше. Мать стала чаще оставлять на него Роберта с шилом в жопе, с которым найти общий язык было невозможно. Способ расслабиться вне дома у Влада был один — спортзал. Ходил он туда регулярно, поэтому девушка на ресепшене уже знала его фамилию, а улыбка даже немного перестала походить на натянутую. Физическая нагрузка и подсчёты охуенно выбивали силы. Порой Исаев нагружал себя специально, иногда даже чувствуя, как начинает кружиться голова. Всего лишь элементарная потребность очистить башку. И когда происходило «...пять-шесть-восемь», он понимал, что нужно закругляться. Он любит чувствовать себя физически уставшим. Любит быть в охуительной форме. И, наверное, именно в ней и был. Такое иногда видно в чужих взглядах. От заинтересованных женских прятаться не хотелось, было плевать. Они сами отводили от зеркала лица, когда Исаев ловил их с поличным. От оценивающих мужских же становилось неловко. Он не мог охарактеризовать это, но охуительно бесился на собственное смущение. А после первого же посещения мужской душевой и вида чужих членов вообще понял, что ходить сюда мыться больше не будет. Так что запах пота, а пропотел Исаев как сука, сейчас был единственной проблемой. В целом, он, как и хотел, чувствовал приятное опустошение перед встречей с Адой на привычном месте. С ней интересно было разговаривать, с ней могло быть и весело, и спокойно. Он хотел бы удержать эту дружбу. Влад нашарил в кармане сигареты, которые кое-кто перестал пиздить у него в раздевалке из кармана и выбрасывать. Это, почему-то, немного расстраивало. Половину неба уже скрыла темнота, пока за вторую всё ещё боролся оранжевый вырвиглазный закат. Исаев специально повернулся к нему лицом, поэтому немного щурился, глядя вверх и выпуская дым изо рта. Он сидит, грея руки в карманах, и слушает музон из наушников, бросая попытки выдумывания пламенной речи с извинениями. Как-нибудь уж сориентируется. — Эстетичненько расселся, — звучит над ухом, освобождённым от наушника, заставляя парня подавиться дымом. Только после этого Влад слышит шум компании за спиной. Правильным решением, наверное, было бы свалить куда подальше. К чему всё идёт — понятно. Но Влад редко когда принимает правильные решения, поэтому кидает сигарету под ноги и не уходит. Он сидит и вставать не собирается. Так что этот парень приземляется рядом, пока остальные окружают лавку. Двор закрытый, а ближайший фонарь только где-то возле подъезда. Исаев оценивает и поджимает губы. — Эй, да чё ты напрягся-то? — севший рядом нервно смеётся и будто бы по-дружески толкается крепким плечом. Голос у него дрожит и надрывается совсем не от страха. Его сдержанное бешенство выглядит слишком жутко. — Саша, может не надо? — жалобно просит Ада, прикрывая лицо хрупкими руками со всеми своими кольцами, которые она давала Владу осмотреть совсем недавно. Он даже знает, какое из них ей подарил этот самый Саша. Он знает, сколько на него потратил брат Саша. Он знает все вещи, которые так или иначе важны для неё – вот настолько близки они были. А теперь плачет так искусственно, будто это ничего не значит. Влад узнаёт в брате Саше того самого Шакиру с поля. Они играли вместе. — Может и не надо. Что скажешь, Влад? Сравнение с бюджетной версией оккупай-педофиляй в голове расставляет всё по своим местам. Влад охуевший взгляд на девчонку перевести не успевает, как со спины его хватают за шею и оттягивают назад с лавочки. В эту секунду он жалеет, что не объяснил ей. Ведь то, что произошло между ними (точнее, не произошло), не из-за того, что её считают шлюхой, что она не достойна его особенного члена, или что сам Влад считает её стрёмной, там, некрасивой, дело же совсем не в этом... — Хули ты сопли размазываешь, Саня? Хуярить его надо и всё. — Ада — моя сестра, — поясняет Саня, нависнув сверху. — Совращать сестрёнок — нехорошо. И не уметь держать в штанах хуй — тем более. У парня изо рта слюна брызжет, хотя глаза и выглядят трезво, осмысленно. И он просто даёт Исаеву по яйцам. Но ребята держат под руки крепко, надёжно, и возможности скорчиться от боли у него нет. И, вообще-то, Влад понимает. Ненависть — охуенно сильное чувство. Его самого учили не сопротивляться. Слезам — да, другим «немужским» чувствам — тоже. Ярость же двигает вперёд. Он впервые пугается, видя такого похожего на себя человека. И пусть он весь из себя охуенный понимающий парень, но всё равно не может даже прикинуть, на кой хуй она это сделала. Они отлично ладили. Влад многое рассказывал ей и открывался. Всё могло и получится (убеждай себя, Влад), стань девчонка немного постарше и прекрати общаться со своей отбитой компанией. Будь у него чуть больше времени, чтобы разобраться в себе. Но Влад несильно удивлён. Влад всю жизнь стоит и ждёт поступающего тоннами дерьма, чтобы потом его разгребать. Всегда готов. Но чёткий свинг всё равно пропускает. — Ты, блять, думал, что мы не узнаем? — Саша, пожалуйста! — навзрыд орёт Ада, хватаясь за куртки оттиснувших её парней. Она просит за него. Ей жаль, наверное. Но почему же она не говорит правду? Ты хоть пыталась? — Какого хуя ты защищаешь его? Я убью его нахуй. Их реально много. Настолько, что за такой толпой можно и не увидеть, ну, например, линчевание. Просто дружеские посиделки под гитару. Исполните кто-нибудь «районы-кварталы», пожалуйста. – Ты всё неправильно понял! Ну Саша! Аду уводят другие девчонки, плачущую и жалкую. Они успокаивают её и сочувствуют, гладя по щекам, стирая слёзы, пока Исаеву отбивают рёбра, сдерживая за шею. Пиздецки больно и нечестно. Но даже так он дёргается, вырывается, умудряется попасть с головы в нос совершенно отчаянным ударом, на который даже не надеялся. Кажется, этому отчаянному приёму Артём научил. Блять, эта хренова инфекция и в него успела пробраться... — И чего ты рыпаешься? — шипит парень, зажимая пальцами крылья носа и отворачиваясь. — Вот блять! Гнида, ты мне нос, походу, сломал. — Подойди ближе, и я перегрызу тебе глотку. — Влад глухо рычит и оставляет на земле борозды от пяток, пытаясь вырваться. Он не терминатор, боль он прекрасно чувствует. Страх тоже. Потому шипит уже громче, а глаза позорно слезятся, когда с ноги ему прилетает по коленке, заставляя на неё и опуститься. — Давай, сука, дотянись. Ему так пиздецки больно! Он оседает на землю, зубы сжимаются. Только вот всё равно оправдываться не будет. Нихуя он не делал. — Тебе пизда, — обещает Исаев. Он даже не имеет в виду, что батя у него мент. Совсем не вспоминает, что мать — адвокат. Исаев только думает, как пиздит его ногами в ближайшем будущем. — И что? И что-о? Это я посажу тебя, мразь, ты меня услышал? — Сашка хватает его за челюсть и наклоняется к лицу. Разбитый нос его больше не волнует. — Я, блять, сам выебу тебя. — Парень ржёт, так неприятно. И именно в этот момент ублюдок Артём вспоминается. С развитием каждого следующего поколения и дальнейшим воспроизводством новых сущностей прирастала и сложность. Рождённые существа обрели неповторимые личные черты и индивидуальность. Про этих ребят вселенная как-то забыла, выставив их очередными клишированными бандосами из 90-х с заезженными фразочками. Он бы точно так и выдал. Он же охуеть какой умный, так что непременно бы намудрил. А ещё Артём бы всё это разрулил, случись с ним подобная хуйня. Заставил бы всех вокруг считать себя виноватыми. И Исаев предпочитает думать об этом, а не как ему становится дико страшно из-за слов. Вот тут уже принципы весело собираются и идут нахуй. — Я ничего не делал. — Он правда пытается, отплёвываясь от крови. — Заткнись, урод. Заткнись! Они сами хуярят его ногами до тех пор, пока звон в ушах не отходит на второй план от стреляющей боли во всём теле. Они и правда могут убить его. Влад бы убил за такое. Он прикрывает уже отбитое лицо локтями и живот коленями, свернувшись на промёрзшей земле. Влад слишком много думает о наглой, но, сука, красивой лыбе Альтеева в этот момент. Гораздо больше, чем о примитивном желании просто оказаться на Маркса. Пацаны оставляют его, когда сил ни у кого уже не остаётся. Когда одна из девчонок начинает бить их кулаками в спины и уговаривать уходить отсюда. Влад не слушает, что они говорят, и не видит, как раскидывают его вещи из спортивной сумки. У Влада перед лицом разъёбанный пяткой телефон, так что он просто переворачивается на спину, чтобы на него не смотреть. Исаев даже глаза не открывает, когда к нему подходит мелкий пацан. Медленно так, опасливо. — Эй, тебе помочь? Мелкий большие наушники с головы стягивает, вешая на шею, и присаживается на корточки. Повторяет: — Эй, ты живой? У Исаева всё тело — один большой синяк, поэтому сам пока не знает. Он смотрит на мальчишку, морщась, пытается подняться. Тот ему, зачем-то, помогает. — Это твои вещи? У тебя штаны порваны. — Мелкий поднимает его сумку и помогает собрать в неё шмотки. Сам. Даже не предлагает. Он останавливается только поднимая мобилу перед лицом и разглядывая. Тот буквально можно сложить пополам, но мальчик резюмирует: — Телефону хана. Исаев смеётся, придерживая руками рёбра. — Кажется, ты возвращаешь мне веру в человечество. — Чего? Можешь с моего позвонить, на. Когда Влад принимает дрожащими пальцами телефон, то понимает, что звонить и некому. Он ни одного номера не знает наизусть, кроме номера отца. Номер скорой даже и не думает всплывать в контуженной голове. Пялится в телефон. Телефон пялится в ответ. — Бля… Номер не помню. — В вк тогда зайди, — как тупому предлагает пацан. Всё-таки оказался он настолько добрым, что помог даже до лавочки дойти и терпеливо дожидался, пока Влад вспомнит свой собственный логин и зайдёт в сеть. А когда в процессе позвонила его мама, вызов мелкий сам отклонил. — Потеряла тебя, наверное… — Перезвоню, не обидится, — отмахивается он. На вид ему двенадцать-тринадцать. Поздно уже для прогулок в таких-то районах. Когда Влад звонит с контакта Артёму, который, к слову, в сети, то интересуется у малого: «тебя как зовут-то?». Никита зовут. Имя дебильное. А пацан нормальный. А Артём не берёт. И во второй раз. Бесполезно. Влад протягивает телефон обратно и встаёт с лавки. Он вешает спортивную сумку на плечо и треплет мальчишке волосы. — Спасибо, Никитос. Ты это, не шляйся тут вечерами. Когда он уходит, вслед не сломавшийся ещё голос кричит: — Я вышел с твоей страницы! И до свадьбы заживёт, наверное.