смотри в меня

«Всё предельно серьёзно И ты из тех, что смертельно опасны В сердце больше борозд, чем от оспы Оставишь; последствия злей, чем от астмы У меня было предчувствие теста Ты подошла, и всё мироздание погасло Ведь я не знал, что тебя найду наконец-то Я в этой бездне тону, хули, здравствуй»

      Добродетель чувственной и человеколюбивой Лизы вполне мирно переплетался с самообожанием и эгоистичностью, что позволяло ей придавать чуть больше значения своим восемнадцати, чем положено. Главный гость был предупреждён о национальном празднике аж за полгода. И эти напоминания: «Артём, ты не забыл?», «Ой, да что мне надо? Главное, чтобы ты пришёл», «Будут глотать слюнки, когда тебя увидят», они со своей задачей справлялись. Обведите, детки, в своём календаре 13 ноября, и день слепых тут ни при чём. Выходило так: операция под кодовым названием «откосить» была ликвидирована в зачатке под давлением этих трогательно влажных тёмных глаз.       И в конце концов, что вы, Артём же обещал. Слово пацана. Жди, в пути. Прихвачу своего привычно раздражённого союзника. И нет, это не Слава. На железном коне твоего двоюродного брата Павлика, который согласился подкинуть до этой дачи в ебенях. Который вербовал Артёма заняться закладками не так давно и носил чёрные очки даже зимой — солнце ебанутым светит больше. Который не затыкается всю дорогу, комментируя каждую кочку, каждую бабку и каждый вздох своего кореша, и смотрит, несомненно, на их реакцию в зеркало заднего вида.       — Как я рада, что приехал! — Выбегает с крыльца Лиза, прямо в носках, и прыгает на него совершенно по-детски, пока какая-то из её подружек снимает их со стороны. Потом они вместе оформят монтажик — романтично и под грустную музычку — и сольют в тикток, в сторис, во все федеральные каналы. На себя Артём надевает улыбку обслуживающего персонала «не придраться». Когда внешне не видно, но сорваться можешь в любой момент, а всё дело в том, что...       — Влад, это Лиза. Лиза, ты поняла, — представляет Артём своего друга. И через это просто надо пройти. Сердце сейчас понадрывается от волнения, но пройдёт. Потом полегче будет. Хотя бы после того, как его девушка улыбается и обхватывает своими ручками огромного и несуразного Влада.       — Круто, я наконец-то тебя увидела! Приятно познакомиться.       Парень задумывается всего на секунду перед тем, как обнять в ответ. Потом плечами пожимает: «Мне тоже». Влад уже давно обвёл её глазами и для себя решил, что нет, не приятно. Прямо-таки обмен любезностями.       И хоть Артём обещал не оставлять его с языкастым долбоёбом Павликом и его стрёмным другом с пристальным немигающим взглядом, проигнорировать навязчивую толпу подружек Артём не мог. Будто у них через полгода свадьба, ей-богу.       Артём может насчитать здесь человек тридцать. Может, потом будет больше. Для него это не проблема, но он знает для кого — да. Удивительно, почему ещё не слышно криков и полёта посуды из дома, где остался друг, пока Артём на заднем дворе организует шашлык с пацанами. Точнее, организует один из них, пока остальные дают охуительные советы. Они в меньшинстве, неудивительно, что на дне рождения девчонки парней всего девять. Радует, что он отговорил её приглашать Илью.       Девчонок хватит на всех, да не по одной, — шутит Павлик, заставляя Артёма кривиться. Зная предпочтения Лизы в отношении друзей, всё женское внимание — ваше. У кого-то девушки, а у троих загадочная улыбка на ебальнике и оценивающий взгляд, скользящий по присутствующим. Любит же она собирать вокруг себя всякое...       Извините, Артём не в силах бороться со своей гомофобией. Особенно трезвым.       Когда с мясом покончено, мужчины с видом добытчиков возвращаются внутрь и падают за стол, где уже подсуетились девчонки. И пыхтящий Влад, которого одноклассница Ульяна припахала нарезать фрукты. «Всё равно без дела ходишь!»       Посадили Влада, по мнению Артёма, слишком далеко, чтобы можно было посмеяться над его задротской рубашкой. Хотя сам признаёт: чёртова тёмная тряпка, которую заставили надеть родители, сидела на нём просто слишком уж охуенно. Два пальца при застёгнутом вороте, рукава закатаны до средней трети предплечья, а низ заправлен в штаны — всё как надо. Хорошо, что запретили надевать те футболки с «Kill them all» и «Fuck and destroy». Никто и не догадается, что ты отбитый маргинал, сладкий. Мама заебись постаралась, чтобы на дне рождения её Владик был самым красивым среди чуханов в свитшотах и трико.       Артём не имеет возможности шепнуть на ухо, как отменно прикид обтягивает плечи и как похабно еле держатся пуговицы на вдохе, ибо занимает место рядом с именинницей. Ты, Артём, плечо опоры, когда та выслушивает очередное поздравление и глотает слёзы. Держись.       Самому долго распинаться не пришлось. Девушка растрогалась от «все уже пожелали счастья, здоровья», а после «исполнения, скажем, задуманных желаний и достижения поставленных целей» уже вытирала глаза, добавляя, что надеется достичь всего только вместе с ним. Артём думает не о том, какая она красивая, счастливая и-блять-блять-блять-охуенная. Думает — да, родная. Да, это приветы от её родителей. Да, настолько полюбилась Ване, что тот готов прописывать её в их хате в любой момент — несите документы. Да, для неё (для них обоих) он тогда позорно бегал в аптеку за экстренной таблеткой после весёлой ночки — их многое связывает. Малышка, которая обрадовалась органайзеру для косметики и блокноту с вампиром из сериала от подружек больше, чем макбуку с наворотами, который ей подарил отец. И это всё, вроде бы, незначительные детали, которые в итоге складываются в их непременно счастливое будущее. Артём с ней никогда не пропадёт. И такую близкую, искреннюю и влюблённую, чёрт возьми, идеальную предавать ещё больнее. Точнее... Хотелось бы, чтобы так было. Но у Артёма там, за грудиной, пустота. Абсолютнейшая.       Зато подружки-то реально подсуетились, навыдумывав конкурсов и викторин. Ну, знаете, какой у именинницы любимый вид облаков и сколько граммов соли она добавляет в суп. Сколько сантиметров — нормально, и кому из присутствующих она бы пустила пулю в лоб. Нет. Конечно, не такие вопросы, но Артём уверен, что смог бы ответить и на подобное. За правильные ответы у него фишек даже больше, чем у Ульяны. И та близка догнать его только потому, что параллельно он подбирает в голове такие же ответы для Влада. Кем он мечтал стать в детстве? Вообще не ебу. Киллером, наверное. Сколько хочет детей? Что за вопросы? Дети — его завтрак. Артём элементарно любимого цвета не знает. Больше волнует, сколько ему нужно шлепков по жопе, чтобы кончить?       Утомившийся Альтеев бросает на него взгляд. Влад, собравший всю свою сосредоточенность на залипание в Кулинарное безумие на телефоне, вызывал улыбку. Когда тот заёбывается и переключается на Колл оф Дьюти, Артёму сообщают, что Ульяне он благополучно проебал, считая ворон. Ему всё равно предлагают поощрительный приз, но чуть-чуть позже. Может, это «чуть-чуть попозже» означает ночью и приватно.       Отвлекаются на перекус и выпивон, давая Артёму время перевести дыхание и, наконец, подарить немного своего драгоценного внимания парню, которого он сюда привёл. Ему же обещал, что не даст заскучать. Однако за столом Влада нет, а безымянный друг Павлика уже исправил баг с молчаливостью и, закинув Артёму на плечо руку, задвигал про не совсем актуальную для Альтеева армию. Лады, теперь хоть не было загадкой, что объединяло его и Павлика.       Исаев же приземляется на кухонную столешницу, свесив ноги. Влад планирует скурить сигаретку-другую в окно, ищет в карманах зажигалку. Но мягкая женская рука отбирает незажжённую и бросает в мусорку.       — Хозяин предупреждал не курить здесь, — поясняет именинница и упирается на столешницу бедром рядом с его ногами. – Здесь всё деревянное.       Это как же? Курить нельзя, но кальянный дым на даче стоит плотным туманом, и скоро уже друг друга видеть перестанем. Однако Влад послушно не достаёт другую.       — Будешь торчать мне сигарету.       И она смеётся, забавно фыркая и прикусывая губу. Всё-таки понятно, почему Артём с ней. Она остроумная, она увлечённая. До одури смелая ещё, походу. С такими добрыми и внимательными глазами, что даже Исаев оценил. Пахнет от неё сладкими духами с кислинкой, которую хочется всё время улавливать. Приятно, блять. Исаев весь пропах сигаретами, немного потом (жарко в этом прикиде пиздец) и отчаянием, ха. И он пытается отогнать вопрос, чем же под вечер будет нести от Альтеева? Кем в итоге будет пахнуть он?       — А чего ты здесь-то? Не со всеми... Пошли!       Она хочет, чтобы в её день весело было каждой брошенной шавке. Она даже протягивает ему руку. Чтобы за неё привести к остальным как своего маленького сынишку? Кинуть в песочницу, надеясь на то, что он решится поделить между ними свои игрушки.       Игрушки у Влада специфические. И брать такие в руки не захочет никто. Кроме, мать его, индивидуума. Артём, вообще, не брезгует всем неординарным и не ссыт чужих смешков. Так ему казалось.       — Мне надо передохнуть.       И она, почему-то, остаётся с ним. Заводит непринуждённый разговор про то, как будет поступать в Питерский уник. Факультет лингвистики её ждёт, она слишком легко говорит ему какие-то сложные предложения на английском. Влад и сам улыбается, ощущает, что разговаривать с ней очень легко. Слушать и отвечать на ненавязчивые вопросы. Девчонка всё утоляет своё любопытство и смеётся на его резкость, сглаживая, но всё равно выглядит так, будто хочет добавить, вкинуть. Всё испортить. Всё же её начинают искать подруги. Тогда-то Лиза смотрит на него немного печально и, наконец, раскрывает мысли:       — Я слышала, Артём попал в неприятности из-за тебя. С тех пор, как начал дружить с тобой, редко его вижу. И всё чаще он в синяках. — Она перебирает свои тонкие пальцы и впервые за разговор на него не смотрит. — Не нравится мне... Ваша дружба.       Зато честно. Исаев, вообще, не надеялся на какие-то светлые чувства спустя двадцать минут разговора.       Он задумчиво кивает ей в спину. Ему тоже не нравится.       Вытряхнуть мусор из мозгов — экстренная необходимость. Хотя бы от мысли вызвать такси прямо здесь и сейчас и, не заходя обратно, съебаться. У Влада нет с собой вещей. Он спокойно приехал без подарка, который так хотела купить мама. Если по-правильному поступать, его самого и быть здесь не должно. Как он может оставлять ей что-то после себя?       Двое курящих пацанов неподалёку от крыльца к нему не идут, хоть и смотрят косо. Это как так вышло, что ты, щенок, ещё не подошёл и не пожал нам руки? Не предложил прикурить, не вылизал очко? Но ничего из этого, разумеется, они не говорят. Он ведь приехал с Артёмом, которого тут знает и уважает каждая собака. Странно, как его невидимое покровительство защищает Исаева от потенциально опасных бесед.       Может, чужая ненависть ему только кажется? Но верить в неё гораздо легче.       И Влад не завидует умению Лизы общаться, её красивому лицу, воспитанию и английскому на уровне эдвансед. Наверное, только немного отсутствию страха трогать своего красавчика-парня, поворачивать к себе его лицо и нежно целовать в охуенные полные губы.       Влад выкидывает вторую недокуренную, кидает пацанам уверенный фак, заставляя их встрепенуться, и трёт пальцами усталые глаза. Конкретно сейчас он мечтает о возвращении отца. Чтобы он орал и воспитывал, но забрал его уже в их квартиру, перевёл Влада в старую школу, где учителя будут кидать взгляды в потолок от его появления. Где мыслей тупых не будет. Типа... Чёрт. Они, тупые, будут, но хотя бы перестанут отсвечивать голубизной.       Влад не хочет признавать, что лучше отец будет на службе, чем на пенсии и с бутылкой. Что переводить из школы в школу никто не станет. Что там — Егор, который очень быстро его забыл и который точно не захочет вспоминать снова. Влад опять будет стоять против всех один.       Сейчас же есть Артём со своей пиздатой очаровывающей улыбкой и холодными руками. Оглядываясь назад, становится понятно — без него тоже было сложно. Влад просто научился привыкать к разным сортам пиздеца. Сейчас вполне неплохо. И это нужно просто постараться не утопить в говне. Мы же друзья.       Возвращается Влад, когда молодёжь начинает рубиться в «Я никогда не...» и уже переходить грань адекватности. В целом-то культурненько, даже из окна со второго никто не выпадает и жалюзи пока целы. Однако чувство стыда все уже проебали в стакане и откровенные вопросы вскрывают как орешки. «Скоро начнут раздеваться» — со вздохом думает он. Исаев занимает своё место и ловит тяжёлый взгляд Артёма. Артём заливает в себя водку полными стопками, будто хочет что-то внутри залечить. Потому что «Пять озёр» — сраный антисептик, Влад попробовал. Но сам не налегает. С первой капли, ещё давным-давно, к алко тянуло сильнейшим магнитом. Влад боится, потому что, блять, предрасположенность. Потому что бухим (как оказалось) он превращается в такое чмо, что познаются самые глубинные закоулки стыда.       — Эй, Влад?       Внимание привлекает одна из девчонок, отделившаяся от остальных. Она достаточно пьяна, чтобы подсесть непорядочно близко. Она пахнет алкоголем и какой-то химией типа лака для волос, а её подведённые глаза и тяжёлые покачивающиеся кольца-серёжки кажутся смутно знакомыми. Ну да, учится она с Артёмом. Тут половина девчонок — их школа. Мир тесен, блять. Привыкай.       — Как вечер? — спрашивает она, но не потягивая из фужера и перемешивая в нём содержимое подобно роковой женщине, а по-хозяйски придвигая к ним стопки и бутылку. Вот это настрой.       — Я сейчас не в том настроении, чтобы вспоминать, как там тебя зовут.       — Ого-о, а ты мудак... Как и говорят. — Она усмехается и пододвигает свои колени к нему ближе. Она уверенно ощупывает пальчиками его запястье, будто ничто нового точно не услышит. Никто её не заденет. Только самоуверенность напущена алкоголем — ненастоящая, как и эти её игры. Владу никогда не понять женщин. — Но это ничего. Мне такие нравятся. Мы с тобой неплохо...       — Мне доступные не нравятся, сорян.       Девчонку сложно осудить, когда первый попавшийся на столе стакан выливается ему на голову. Почти справедливо.       Артём смотрит на эти неловкие попытки «стряхнуть» с головы, но такие вещи в принципе не стряхиваются. Общий стиль «разъебу всё через один... два...» прослеживается в обтряхивании рубашки. И Альтеев просто не может не помочь. Хотя бы ради сохранности окружающих (на которых ему будто бы не плевать).       — За мной, — зовёт он, скрывая смешок. Дверь Влад оставляет открытой, ибо "а вдруг кто что подумает?". Вдруг два простых ровных парня не просто занимаются здесь своими простыми делами, а?       На раковине мыло только жидкое. Поможет ли? В навесном шкафу Артём ищет хоть что-то, чем можно было бы это отстирать. А ещё желательно анальгинчику, потому что он чувствует, что в висках начинает заигрывать незамысловатый бит.       — Я убью тебя, если ты это не исправишь. — Влад расстёгивает пуговицы слишком яростно, пожалуй, и одна из них, наконец, вылетает. — Кто это вообще такая, блять?       — Как это «кто такая»? Настя. Вы так бурно сосались у Лёхи на тусе... Думал, ты прям там её и трахнешь.       — Не помню. Вообще нихуя не помню, давно было. — Влад наклоняется и взглядом ищет сраную чёрную мелочь.       — Что ты сказал ей?       — Ничего. — Владу неожиданно становится стыдно. Выплеснул свою ебанцу на девочку, красавчик, хули.       — А мне показалось, что ты назвал её потаскухой, — не без веселья говорит Артём. — И ведь не ошибся.       — Эти шмотки мне подарила мама... Будь, блять, добр это исправлять без своего трёпа и мизогинии.       Пуговицы нигде нет.       Артём в шкафу тоже ничего не находит. Он беспорядочно шарится там руками, но нихуя, просто разводит беспорядок. Таблетки нет тоже. Хотя это можно было бы попросить у любой девчонки в доме. Они запасливые.       — Всё, съебал. Не мешай. — Исаев сам лезет в шкаф и с видом «а это что, блять?» достаёт запечатанный кусок мыла.       Влад принимается отстирывать ещё не засохшие пятна, судя по всему, сока. Хотя бы так. Остаётся он в одной майке и рваными движениями пытается хоть как-то исправить этот сладкий косяк. Артём падает на крышку унитаза и откидывается на бочок спиной.       Его что-то мутит от водки. Слишком резко и смачно даёт в голову. Но в то же время... Бля, это просто охуеть как сопливо, и он потом ещё долго будет промывать мозги ганстерским рэпом от этого говна, но ему охуенно комфортно. С чуваком, который стирает свою рубашку в раковине и недовольно бурчит что-то под нос. Артём пинает его носком в пятку. Не так далеко находит потерянную детальку и суёт в чужой задний карман, похлопав по нему после.       — Не парься, у вас бы всё равно ничё не вышло.       И Влад, у которого, походу, всё же вырабатываются иммунные клетки на его шутки, давится смешком.       — Эй, как она тебе?       Влад сразу понимает, о ком идёт речь, и улыбка сползает моментально. Вот нахуя такие вопросы?       — Она... Как... — Он делает паузу, пытаясь подобрать слова. Много слов. Умная, точно уж не трусливая, прямолинейная. Спина становится чуть напряжённее. — Красивая, короче.       Она не заслужила его злости. Не заслужила. Влад не стал выдавать тысячу сравнений для этой невъебенной принцессы Дианы. Будто именно вокруг её вагины порхает бабочка, как говорил Луи Си Кей. Будто они с Артёмом — та самая парочка из оборота эксклюзивного журнала, представляющая бренд, который дороже всей России. Как-то так, может, и будет.       — От неё приятно пахнет.       — Да? — с искренним удивлением спрашивает Артём. И внимательно смотрит на его лицо в зеркале. Равнодушно говорит: — Понятно.       Только Влада этим не наебёшь. Не нужно делать вид, что ты не знаешь её запах и вкус её пизды, уёбок.       За стеной долбит «Крошка моя» и народ ей активно подпевает. Даже пол потряхивает от их танцев. Артём морщится. Хорошо, что они ушли оттуда.       Сейчас же музло — что-то типа протеста: я ненавижу общество, я за смену власти, нахуй твои ценности. Крик души, да, где можно говорить всё, что хочешь. Ну, только про даунов, пожалуйста, не надо. Она долбит по барабанным перепонкам, кичится баблом и количеством укуренных барышень, готовых в любой момент запрыгнуть в постель. Что тоже оскорбляет уже других, более воспитанных и мозговитых барышень. И это не примитивно хотя бы потому, что вызывает сложные эмоции.       А такое только у твоего алкоголика дяди из Иркутска на диске... Не заводит. Всем плевать, кроме Артёма, у которого музыкальный вкус уже устоялся и слушать такое говно добровольно он не намерен. Для кого он кидал свой тусовочный плейлист? Это же как самый раздражающий будильник в раннее утро после кутежа, только вместо ебучей трели у этого предвестника коллапса — Руки, твою, блять, мать, вверх.       С музыкой у него сложные отношения. Но едва ли сложнее, чем с Владом.       Одним пинком Артём захлопывает дверь.       И сам от себя хуеет, что не поинтересовался раньше:       — Интересно... Какую музыку любишь? Я скидывал тебе что-то — много всего. Ты ничего не шлёшь в ответ.       Теперь это кажется охуенно важным.       Между тщательным прощупыванием интересов, точнее углублённым изучением личности, и нездоровой одержимостью должна лежать граница, которую Артём не способен увидеть. Не был способен изначально. Кажется, поздновато он спохватился, теперь она далеко позади.       — Ничего я не слушаю. — Мыло у того выскальзывает из рук и скатывается по бортику раковины. Давно стало понятно, что раскрывать что-то своё для Влада — невыносимая мука.       — Да брось. Наверняка просто ссышь рассказывать. Признавайся, это опенинги из аниме или что-то вроде? Наруто и всё такое? Мыло покрепче держи — тебе это в жизни ещё пригодится.       — Делбик. Просто что-то. Панк-рок. Вообще похуй на самом деле.       — О, ну да, это ближе к правде... Такой чёрный тяжёлый мужицкий метал, я тебя понял, сладкий.       Это вообще не близко к предпочтениям Альтеева. К тому, что заставлял Влада слушать, и тот слушал. И казалось, что разбирается во всех этих именах и понятиях. Но, похоже, начинал разбираться именно из-за него. Артём улыбается, представляя, как Исаев всё это гуглил.       Влад же хмурится и отворачивается обратно, ему кажется это открытой насмешкой над его вкусами. У него вообще всё происходящее в мире сначала пропускается через призму негатива.       — Хуль ты ржёшь? Ты можешь быть, блять, серьёзным?       — Ну нет, только не с тобой. Моя серьёзность тебе не понравится.       Даже разговор о таких простых вещах ощущается противостоянием.       — Забей, — Влад вздыхает, принимая их разную степень опьянения. Он споласкивает рубашку и выжимает. Критически осматривает. Окей, минус проблема.       — А любимый цвет какой?       — Блять, как же ты заебал. Что за вопросы? Розовый любимый.       Артём смешками выдыхает из лёгких воздух.       — Внатуре?       — Да, конечно, с блёстками и всем этим дерьмом.       — Мой тоже.       Артём, придерживаясь, поднимается и впитывает в себя отражённый взгляд. Артём такой же взгляд возвращает. Он даже видит себя в зеркале — там только пугающая затягивающая глубина, туда смотреть не хочется. А Влад так вообще поворачивается лицом и смотрит, откладывая шмотку. У него, в самом центре, тоже разливается это. Чернота пачкает светлую радужку. Теперь Артём отлично понимает, почему во рту становится сухо, пульс шкалит, руки дрожат, ещё и башня раскалывается — налицо вегетососудистая дистония.       Или рассудок окончательно помутился.        И про цвет напиздел ведь. Потому что никак больше не объяснить то, как осторожно он за затылок притягивает к себе Влада. Влада обескураженного и не готового (ой, да харе наёбывать) к такому повороту событий, и смотрит. Смотрит, пытаясь согласие выцепить на дне глаз, и даёт время на попятную. Но из-за алкоголя, боли в голове и прочей ебучей симптоматики не может что-то отличить там, в серой радужке. Зато прекрасно чувствует, как по чужому телу прокатывается дрожь. Артём не знает, кто из них первым преодолевает расстояние. И он готов поклясться, что ничего лучше в жизни не чувствовал, когда чужие губы раскрываются. Когда чувствуется горячее и влажное. Вкусное.       Артём знал, что это произойдёт рано или поздно. Артём ждал, когда произойдёт — сегодня или, может, через неделю. Исаев, как ожидалось, лижется абсолютно по-животному, а ещё отчего-то плачет. И Артёма это заводит сильнее, чем можно было представить утром в душе.       Исаев тянет ближе, чтобы прочувствовать, сильно, до крови, цепляется зубами в губу — сука, теперь сорок уколов в живот — и его здоровые кулаки крепко сжимают футболку, прежде чем оттолкнуть. Он и так вылез бы из воды чистеньким, он ведь ни в чём не виноват — первый шаг не на его совести. Но Исаев всё равно утверждается ударом в лицо Артёма. Который опирается о стену, пытаясь не ебануться: не может он так быстро вернуться в себя, когда всё ещё чувствует его. Он завис в стоп-кадре, реальность не так быстро прогружается.       — Ты... Ты совсем ебанутый?! — Исаев спрашивает так громко, будто хочет, чтобы все здесь собрались и узнали о его неумении сосаться. О его мокрых щеках и, видите ли, неуместном геройстве. О том, какой хуйнёй два ровных пацана тут занимались. Что делать с человеком, который думает, что за всем хорошим всегда должно следовать наказание?       И Артём распаляется. Это свирепость, и, впервые за долгое время, ему хочется видеть на Исаеве яркую кровь. Он горазд гордо съёбывать в любой непонятной ситуации. И он невинно возвращается, будто ничего не произошло. Он, этот кусок идиота, позволяет себе отталкивать, но никогда не работает над тем, чтобы восстановить это хрупкое между ними.       Артём работает. Он знает, что порой совместимости способствуют психопатологии. И понимает, насколько идеально друг друга дополняют они. Насколько они противоположны и, вместе с тем, одинаковы.       Он не виноват, что встретил её раньше. Не виноват, что так всё получилось.       Альтеев крепко хватает его за челюсть, толкает к стене и прижимает так сильно, чтобы увидеть в чужих глазах замешательство. Почти страх. Правильно. Так и должно быть.       И Исаев — мудак ебанный, даже не выдумавший сам, а подобравший у своего папаши устарелые и давно сгнившие принципы. Уродливый со своими кривыми зубами, неровным черепом и шрамами. Охуенно тупой, не догоняющий порой и до простейших для самого Артёма вещей. Грубый и невоспитанный, вытаскивать такого в свет было хуёвейшей идеей. Как и, в принципе, вообще рожать. Как только Артём мог рассчитывать на его поддержку в таких условиях? Этот мудак...       Только Артём хочет именно такого мудака, с которым есть о чём поспорить и комфортно помолчать, хочет с его уродскими шрамами (желание прощупывать пальцами и вылизывать их Артёма не отпускало ни на минуту). Хочет даже тупого, с нелепыми раздражающими вопросами, на которые Артём не всегда может найти ответ. Хочет всего и без противных остатков, Артём не только хочет, но и лю...       Бьют они друг другу ёбла как в старые-добрые — совсем отчаянно и с борьбой за правоту. Врезаются в стены и дверь спинами, бьются о тело кулаками, пока не задевают зеркало над раковиной. Так уж вышло — бить зеркала становится традицией. На шум приходят тут же, будто сторожили за дверью. Их, сцепившихся намертво псов, пытаются разделить пацаны. Только не те вежливые и в следах тоналки, а те, которые пришли с девчонками и не боятся испачкаться. Осколки на полу, рвущие ткань на коленях, спине, впивающиеся в ладони, совсем не мешают. Никто не собирается разбираться, кто из них виноват, кто прав и что у вас там, твари, произошло. Кровь бы остановить и успокоить. Но и это Владу уже не нужно: вырывается, забирает рубашку с курткой и съёбывает подальше от дачи.       Пахло от Альтеева Артёма яростью и кровью.