«Найдёшь легко наощупь — пустота меня плотней Давай договоримся: будь со мной аккуратней Я так тебе откроюсь, распорю все швы — смотри: Каждый, кто зашивал меня, забыл что-то внутри Ты просто будь стерилен, когда погружаешься Давай посмотрим вместе, как ты облажаешься»
Чаще всего люди плоские как двухмерные человечки. Время с ними — потраченное зря. Уже он верит в хитросплетение всех человеческих связей, но готов пожертвовать чем-то таким ради комфорта. А Бакшеев пересказывает ему анекдоты. Постоянно чётко запоминает то, что говорят взрослые. И так же изумительно им подражает: уже сейчас блещет зачатками харизмы. Ещё Славка соглашается пинать хуи вместо подготовки к проверочным и контрольным. Его спросишь: «готовился?», и можно быть спокойным. А ещё он позволяет новому другу слушать на своём телефоне музыку, которую им перекидывают по блютузу ребята постарше. У Артёма ещё нет своего, но он не завидует. Потому что есть Слава. Он что-то большее декоративной цветастой рыбки за силикатным стеклом — так думает Артём. Границы комфорта оказываются чуть более гибкими. А в мире не оказывается ничего однозначного. Бакшеев может быть полезным, так что глупо брезговать им. — А почему ты никогда не приглашаешь меня в гости? В такие моменты он раздражающий, как и когда лепит жвачки под парту. Артём тоже за ней сидит. Это заставляет чувствовать себя грязным. — Понимаешь, в моей квартире бродят духи прошлых жильцов. И они не любят гостей. — Это тупо. Конечно тупо, им же уже по двенадцать. Только вот Славе сложно побороть приступ жути с привкусом серы на языке. Друг его и пытается на этом сыграть. — Будут недовольны. Они постоянно балуются со светом и выкручивают счётчики. Один раз к моему брату пришёл друг... Выпал из окна. — Кто? Друг?! Он умер? — Что-то вроде... Если по сути, то был это не совсем друг, а то было вообще не окно. Выкинули его, собственно, далеко не духи. Тем не менее, Артём почти не врал. То, что в их доме тот самый друг брата больше не появлялся, равноценно и его смерти для Артёма. — Ты всё время у меня тусуешься и ничего. А там тоже, наверное, есть свои духи. — Он шастает где-то за спиной Альтеева, заставляя крышу коробки-гаража проминаться. — У нас в городе любят приглашать всех в гости. Мама каждый раз накрывала на стол, когда кто-то приходил... И всегда мне что-то приносили. Жаль, что здесь у них с Серёгой не так много друзей. Зато у меня... А для них гости — что-то неудобное. Артёму приходится тщательнее убираться в комнате перед тем, как приезжает бабушка. И старший нервный ходит, переживает. — Чё молчишь? Ты придумываешь новую отговорку? Болтая ногами он думает, что ещё не было у него таких друзей. Часто гулял с мальчишками, но никогда своих секретов никому не раскрывал. Но Славе можно. Это он понял, когда они молча договорились никому не рассказывать, как Дима Киреев упал со шведской стенки в городке и поломал ногу. Случайно, разумеется. — По-честному: не хочу, чтобы ты встречался с моими братьями. — Ну и причина. И, вообще-то, я уже видел Ваню. Ваня всё ещё нервный, но он ходит в здоровой зелёной олимпийке и с расцарапанным кастетом в рюкзаке. Ваня всегда без проблем добирается до дома по тёмным переулкам. Втайне ему даже хотелось, чтобы Ваня забирал и его из школы. Не потому, что страшно или кто-то обижает, а так все могли бы увидеть, какой классный у него старший. — Мой брат... Другой мой брат, он... Ты точно никому не скажешь? — Да не скажу я! — Ла-адно. Он инвалид. Слава ржёт, пихает его коленкой, а Артём чуть не летит лицом вперёд — прямо с гаража. Бакшеев дико пугается, но ничего не случается. И Слава заливается снова. Такая его реакция всегда заражает. — Да ты опять же пиздишь! Никогда не хотелось поделиться этим с кем-то настолько сильно... — Ему нравятся пацаны, Слав. Может, ему ты тоже понравишься. На лице одноклассника почти испуг. Пугается куда сильнее, чем от слов про духов. Слава много про голубых слышал от взрослых, сам видел что-то подобное только на СТС. Это и смешно, и погано. — Пидор, что ли? Ну и чё? Поржать можно. — Он на затылок сгорбившегося Артёма внимательно смотрит, а после перепрыгивает на соседнюю крышу. Та страшно гремит. — Погнали уже. Главное, что ты не такой. Не такой же? — Да нет, не такой. А ты? — И я. Фу, бля. — Слава продвигается всё дальше и уже в азарте кричит ему: — Отчим говорит, что таких расстреливать надо. У стеночки. Хлоп! И Слава снова создаёт этот неприятный звук. Артём морщится. — А у меня Ваня по-другому говорит... — Это правда. Ваня по-взрослому разговаривал с ним на такую тему пару раз. Пытался. Сказал даже, что и у него такой знакомый есть. Только вот... Неубедительно. Ваня манипулирует и хочет так заставить его перестать дразнить брата. — Но всё равно не разрешает ему никого домой приводить. — И правильно! Я думаю, тебе тоже нужно быть с ним, знаешь, аккуратнее. Мало ли, что у него в башке. Серёга говорит, что... Потом отчим Славы, Серёга, съебался на все четыре, но про «расстреливать» Слава не забыл. Он часто вкидывал эту шутку: «как там Илья? На дырку больше в нём не стало?». И Артёма такое смешило — пиздец. Искренне он смеётся редко, но когда смеётся, то это просто... Наверное, если бы Артём был девчонкой, то Слава замутил бы именно с ним. Никто не понимал так, как лучший друг. А девчонки... Это девчонки. — Блять, не люблю, когда эта девка за прилавком. Ваще не шарит, какой попизже, какой слабже. Соска малолетняя, — возмущается Лёха громко, смачно, но только когда они выходят из табачки. Он с видом настоящего ценителя тянет запах из круглой коробки, а Слава сам знает, как дерьмово оттуда может нести. Ему только что продали какую-то парашу, а не жевательный табак. Не будь эта хуйня из-под прилавка, Лёшка бы вернул обратно. Так остаётся только недовольничать. — Ну и где дружок твой, кстати? — А ты прям не знаешь... — Догадываюсь. Лёха сплёвывает горечь в сторону. Потому что это и его дружок тоже. — Не, ну шабнуло зачётно. Ай, всё равно не понимает нихуя. — Он проверяет срок годности. — Вообще, ты не заметил, что там как-то всё...? Типа, блять, ненормально. — Где? — Да с Артёмом! — Нет, — сухо отрезает Слава. — Типа, я про то, как они себя ведут. Они вдвоём. Слава пытается сделать вид, что не понимает. Валера бы сказал «а-а, забей», Лёха же нажимает: «Ёб твою, ну Артём, Влад...». — Всё по-обычному. Ты чё, Лёх? Срок годности ещё разок проверь. Больше ничего, случайно, не кажется? Как бы там он с Артёмом не срался, тот всё равно его лучший друг. Такое даже десятилетия не выбьют. Он будет старым и дряхлым, а они всё равно будут собираться в его гараже, ну или гараже Артёма, и травить пиздатые байки про заебавших внуков, надоедливых бабок и болючий геморрой. — Да я просто угараю. Не думай. — «И, желательно, Артёму не говори». Лёха, как вафля, тушуется и уже сворачивает на перекрёстке к зебре, хотя им по прямой. Он находится быстро и догоняет. — Но не такой уж ты теперь лучший друг, Славян, так? Нихуя. Нихуя не так. Может, связь подослабла, но Слава привык адаптироваться. Настроение у мамы скакало всегда, но он умудрялся извернуться из-под горячей руки. Пусть даже в последний момент, но опыт — целая жизнь. По жизни бывают периоды хорошие, просто охуенные, бывают хуёвые. Чёрные, белые полосы. К плохим привыкнуть сложнее, но возможно. Исаев Влад — его чёрный период уже длиною в семь месяцев. Но всё меняется. Это что-то о балансе. Поэтому Слава уверен, что лучшего друга себе вернёт. Слава ему на уроке предлагает: «Тёмыч, давай опять у Ванька тачку спиздим?». Артём говорит: «Не-е-е, мы новые колёса только недавно поставили». Слава не сдаётся. Зазывает: «Тёмик, собираемся у Маринки на дэрэ. Погнали, ну? Ты терь без Лизки, так что нормуль оторваться можно!». Артём говорит: «Не-е-е, сейчас с бабками напряг». Потом случается целое событие: хорошее настроение как-то нападает на Артёма, и шутит он часто и обо всём. Стоило выебать на олимпиаде лошков, списывающих контроши с инета и оказавшихся там по случайности. Настолько Альтеев собой доволен, что соглашается его пощёлкать. Повод гордиться Инстой у него был. Бакшеев обладает четырьмястами подписчиками, три четверти из которых — абсолютно незнакомые люди. Это, наверное, показатель. Если он всерьёз решит заторговать лицом, то из этого что-то да выйдет. Если бы Слава реально хотел, то давно бы стал популярным. Они забираются на крышу, где частенько гоняют пиво. Приходится снова ломать хлипкий замок. Когда счёт поломанных перевалит за десятку, тогда тут, может, поставят камеру. Желательно, чтобы этого никогда не случалось. Пока у них нет гаража. Слава скидывает куртку и прикуривает, доверительно суёт Артёму телефон. На свой фотографировать Артём не станет, с хуя ли память засорять. Да и отправит он потом Славе самых уёбищных штук десять, мол, хватит тебе. — Ток давай без приколов? Заёбывает твои «неудачные» дубли стирать... И без ног. Под ногами уже не снег, а липкая грязь, так что Слава засрал все свои белые кроссовки. Чистил ведь только утром. — Всё ебло твоё — неудачный дубль, — Артём долго не колеблется и тычет на белый круг без интереса. Потом всё-таки вводит пароль и стирает размазанные. Утешает то, что когда он через часика два (в лучшем случае) пойдёт домой... Артём тяжело вздыхает и трёт левую сторону груди. Там его будут ждать. Он пересматривает то самое видео с Владом, пока Слава пиздит по вацапу. Исаев его тогда сильно уебал, но в кадр упавшей в снег камеры это не попало. Девчонки были в ахуе. Да Артём и сам в ахуе от того, как ему хуёво-хорошо! «Слава, я же по-человечески просила тебя забрать заказ в Летуале! Ты почему не можешь сделать всё вовремя?» — Мама, да потом я заберу! Я с Артёмом гуляю! И чё я туда вместе с ним пойду? Ну и всё тогда. Ладно, передам. Ага. Давай. Да, давай. Да понял я! — Слава отключается и закатывает глаза. Мама никогда сама не может забрать свои посылки, а Слава ходит туда подозрительно часто. Консультанты, походу, подозревают его в чём-то непорядочном. — Чё лыбишься? Привет тебе. В гости зовёт. — Ей тоже. Большой и стоячий привет. И не сомневался, что она скучает. — Не только она. — Я ненавижу твою собаку, Слав. Не обижайся, это чисто наша вражда. Я отпинаю её, если увижу, правда. Дело даже не в том, как она чуть не оттяпала ему палец. Его, скорее, бесит, как эмоционально она встречает друга и у двери же ходит под себя. Ещё она рвёт шторы и наволочки, роняет и ломает вещи... И будто этого мало. Артём терпеть не может беспорядок. — Я про себя говорил. — А. Так сейчас-то я с тобой. — Найс, — Слава кивает, поджимая губы. Хуй оспоришь. Сейчас-то да. Когда Карина бросила меня на позапрошлой неделе, где ты шлялся? Бля, какая Карина?! Тогда ведь Алёна была! — Есть, что сказать? Надо подумать, с чего начать... Он ходит у края и ищет выгодный фон. Вот здесь вообще кайф. И закат этот будет красиво заливать. Ну чётко. Не-е, не будет он всё портить. — С чего ты взял? — Мы дружим уже настолько долго, что я способен всё понять по одному твоему вздоху, Слав. Чё у тебя там в голове? — Если вздохну ещё раз, то не придётся отвечать на твой вопрос? Он сводит всё в шутку, потому что серьёзно нуждается в Артёме. Особенно сегодня, когда тот адекватный. А то, какой он в последнее время... Пускай его сверхъестественная чуйка хоть тыщу раз чувствует наступление пиздеца, но нельзя же серьёзно его ждать. Ты не можешь угадать, что это будет. Ты не можешь потратить всю свою ёбанную жизнь на это. Жить нужно. Веселиться с ним, Славой, и забить на всю эту... Забыть. Если бы Слава мог перемещаться во времени, то сначала сделал бы всё, чтобы Исаев Влад не попал в их школу. Потом уже был бы Гитлер. — Я бы пристрелил сначала Зигу, а уже потом Гитлера, — шутит он и глядит вниз. Это самая пиздатая девятиэтажка просто потому, что она их. Обрисовали здесь каждые чиллер и вытяжку. Хуй написано. И это очень глубоко. Летом здесь так охуенно, можно оставаться хоть до самого утра... Чудится, что рядом с люком до сих пор пованивает блевотиной. — Тогда мне пришлось бы грохнуть тебя первым. Это может быть ответной подъёбкой, а может быть чем-то серьёзным. Слава-то просто прикололся. Прикол, который больно рикошетит. — Ты в курсе, что Шакира до сих пор на тебя зуб точит? Конечно не в курсе, кто тебе скажет? Лёха? Данил, думаешь, скажет? А Данил теперь с ним гуляет. Тебя перестают уважать, брат. Перестают... И никто на твою сторону не встанет. — Слава не напускает драматизма, реальные дела так и обстоят. Пацаны много говорят про Артёма и в последнее время не всегда хорошее. Альтеев ровный пацан, но... — Кроме меня. Всё из-за... Ты же не такой, Тём. — А ты не такой? Артёма не всегда просто понять. Но не Славе. — Ты к чему клонишь? Ты к чему, мать твою, клонишь? Ты, гандон штопанный. Это не моя крыша полетела за какие-то полгода. Это не я всех кидаю, планы рушу! — Я гандон? — Ну, вообще-то я не прям так сказал. Артём не относится к этому серьёзно. Отлично, теперь Слава чувствует себя куском идиота. Уф, как же бесит вот эта его спокойная и покровительственная улыбочка. Все эти вывихи его психики, которые хочется вправить. Вбить на место. Слава и бьёт. Не хочется, чтобы сильно, просто отрезвить. Заставить перестать маяться хуйнёй. А получается так, как получается. Жалеть поздно, потому что ударов Артём не потерпит. И это не безобидное «сам ты гандон», а полноценное нападение. Достаточно было самой мелочи. Он будто вымещает на Славе какое-то своё зло, а это развязывает руки и ему. Они катаются по крыше, глотая оскорбления и пыль. Слава высказывает всё: как сильно Альтеев его заебал и какой же хуёвый он друг. Самый худший, сука, друг. Артём ласково обещает, что его разъёбанный ебальник мама не узнает. А Слава готов простить даже после удара по лицу. Уверен, Артём простит его и за удар по яйцам. Охуительно больно, он понимает! Необходимо показать свою силу, чтобы оставаться на равных. — Сука, такая ты сука. Ты вынуждаешь меня! Слава кричит, нависает над ним и бьёт в голову, пока его друг не пришёл в себя от боли в паху. Слава не испытывает к нему никакой агрессии, но сейчас это необходимо. Иначе... А Артём под ним, близко так. Они могли бы успокоиться, поржать вместе. Они могли бы... — Да ты успокойся уже! Артём! Становится совсем не смешно, когда лучший друг прижимает холодное лезвие над кадыком. Артём облизывает губы и, видя его реакцию, жутко улыбается, показывая зубы. — Замолчал? Продолжай. Я хочу знать всё, что там у тебя на уме. А Слава чувствует, как лезвие скользит и царапает кожу. Это он сидит у Артёма на животе, но именно тот всё равно такой тяжёлый. Артём прижимает сильнее, когда друг пытается встать на ноги, и нетерпеливо: «Ну?». Альтеев встаёт за ним, толкает так, что Слава оказывается на спине, выставив перед собой ладони. Артём не смеётся, как мог бы, он вообще ничего не говорит и дико смотрит. Так что Слава не врубает, что ему делать и говорить. В горле першит и накатывает. — Не ной. Альтеев хлопает по щеке. — Заставлю тебя прыгать. Никто не узнает, что я здесь был. Заставит ведь. Правда заставит? К сожалению, Слава сдержаться не смог. Всхлип выпал из него, Слава сам его испугался. — Я... Я никогда ведь тебя не прощу. Тут же его отпускают. Но не отпускает. И Слава отползает дальше, опираясь на локти, испуганный и уязвлённый. — Я же просто шучу. На это нечего ответить. Он вытирает лицо, пытаясь не зареветь от облегчения. Артёму такое не понравится, он назовёт его нытиком и девчонкой, и... Блять. Да какое ему теперь дело, что там скажет Артём? — Тебе надо срочно башню проверить, реально, — Слава поднимается на ноги. Колени подкашиваются. — Пара сеансов, может, решит твои проблемы. Хочется звучать увереннее. — Не только у меня проблемы. У всех сейчас проблемы, Слав. Предлагаешь на каждого по специалисту? — Было бы славно. Артём смеётся и бросает двумя пальцами от виска на прощание. — Пока, Слав. — Пока.***
Как-то не смекает, по какой интересной причине он снова сидит в этом внедорожнике. Наверняка кто-то управлял его телом и разумом, когда он соглашался с Витьком. В прошлый раз ведь не зацепило нихуя, но вот он здесь. — Короче, анекдот... — Заткнись. Влад горько вздыхает. «Здесь», если не понятно, — в машине с мужиком. Что само по себе уже охуительный анекдот. — Где собака? — Дома. Ему интересно, если он прицелится и попробует пяткой выбить нахуй стекло... Сталинит или Триплекс? Вероятнее всего он просто повредит себе ногу, но тогда этот хуй перестанет поддерживать личину кибога. И хоть как-то шевельнётся. Рядом с мужиком он ощущает себя дурачком из заставки Миротворца. Он имеет в виду эти дебильные танцы, но там хотя бы под классику рока... — Слушай, магнитола, так-то, стоит недорого... Не обзаведёшься? — Для чего? — Мне кажется, это поможет тебе избавиться от вьетнамских флэшбеков. Джонни, они на деревьях. Чёртовы гуки. — И так довольно Влад усмехается... Он хорош, а оценить некому. Было бы классно взять с собой какого-нибудь Артёма. Было бы ещё пизже заиметь такую вот тачку и прокатить какого-нибудь Артёма на ней. Влад задумчиво ведёт рукой по бардачку. Да, было бы охуенно круто. — Это не смешно. — Тогда у тебя дерьмовое чувство юмора. — Давно что-то подобное сказать мечтал. Влад поворачивается к нему и подозрительно щурится, осматривая и анализируя. — Я и сам профайлер, в каком-то смысле. Вот глянь, тебе нравятся такие тупорылые старые французские комедии. Хотя нет, погодь-погодь, отмотаем назад. Ты, скорее всего, не смотришь такое и сейчас спросишь «какие ещё французские комедии?». Да, таким голосом. Еба, ты ведь даже не знаешь, кто такой Жан Рено. Смотришь только новости и читаешь в сортире газеты. Ха, а вместо погремушки у тебя был Глок. Вот этот образ он видит отчётливо. Влад не боится его обидеть. Как минимум в других машинах ещё есть по месту и его, наверное, рады будут принять. Хочется в это верить. — А кроме газет, может, прочитал ещё «Метро» разок, когда в сапсане ехал. Да, точно. Метро две тыщи тридцать три, — не сдерживается Влад и начинает тихо смеяться. У него не особо богатая фантазия, но тут выходит поразительно просто. — Она кажется тебе смешной? — Уморительной. Самая идиотская книжка на планете. — И ты знаешь о чём она? — Да. — Влад опирается затылком о сиденье и широко зевает. Он не пытается никого разговорить. Просто скучно. — Мой друг рассказывал мне про неё. Что-то про мутантов и ответственность. — Ты записываешь в читательский дневник то же, что читает твой друг? — Нет, но... блять. Какая, нахуй, разница? — Хватит уже материться. К слову о стрёмных пунктиках... — Так она реально настолько тебе нравится? Я угадал? Прям про всё? — Нет. Они оба подскакивают на особо гадком сугробе. Кажется, сейчас позади будет очередная проблема. Влад нетерпеливо смотрит в зеркало заднего вида и разочарованно цыкает, когда ничего с Нивой не происходит. Сегодня пробуют новый строй, так что Влад и мужик задают направление. — Нет — это на какой из вопросов? — На все. — Ты выдаёшь по одной грёбаной фразе за раз. Я уже знаю эту информацию про тебя, она мне не нравится. — Зато мне нравится новая про тебя. — Какая это? — Что у тебя нет своего мнения. Но у Влада оно есть, это точно. И этого мнения на каждого хватит ковша по три. Но он ничего не отвечает и раздражённо оборачивается к стеклу. Придурок. Такие придурки... Откуда же они берутся? Такими рождаются или становятся? Артём так точно таким родился. Его происхождение с потусторонним дном, достали его из проклятого колодца и долго пытались сжечь в банной печке. Тут всё может быть куда проще. — И всё? Я ждал ответа покруче. Ты тот ещё партизан, бля. — Я тебе сказал... — Да понял я! Скажи лучше, ты служил? — Воевал. — Есть наколки? — Я же не идиот. — Ламборгини не нужны наклейки. Мужик задумчиво хмыкает. — А у меня отца на войну забрали... Он этой темы Стас оживает: — Туда забрали? — Да, похоже. Не знаю, если честно. Нихрена там не понимаю. И «нихрена» — это не мат. — Сейчас как: если не интересуешься, то неосведомлённый. Если интересуешься, то дезинформированный. Но твой друг точно знает, спроси у него. — Ой, да завали ты нахрен. — Что отец говорит? — Он? Да ничего. Невозможно связаться. Начальство не знает, жив ли. Пятьдесят на пятьдесят. А я в нём уверен. Он вернётся, как и планировал. И заберёт меня отсюда. Город у вас пизданутый. — «Ненормальный». — Точно. Стас кивает и ничего не вставляет. Долго молчит и после. Влад уже привык, ему это не обязательно, да и тишину заполнять уже и не так необходимо. Теперь было над чем подумать. Ебано, короче, становится. Грустно. Но в какой-то момент Стас ведёт в его сторону бровью, чуть переводит взгляд и говорит: — Ты в прошлый раз спрашивал про машину...***
Влада доставляют прямо до дома того самого друга, так что он прибыл гораздо раньше назначенного. Пока Артёма нет, Владу быстро выдумывают задание: и вот он разделывает уже вторую тушу цыплёнка, заёбываясь с кожей. Ваня, придумавший квест, следит за первой в духовке и рядом потягивает пивко. С Владом он тоже делится. В этом доме принято и делиться, и разделять труд. А возиться с мясом ему, в принципе, понравилось. В нём сразу просыпается что-то такое дикое и первородное. Ваня мало что говорит ему, он с интересом пялит в телек с кинопоказом. Влад тоже кидает туда взгляды, но этот фильм уже смотрел. — О, вот этого ёбнут, кстати. Ваня никак на это не реагирует, будто Влада тут и нет вовсе. Просто переключает, останавливается на «Счастливы вместе». И только после второй убитой бутылки открывает рот: — Мне интересно, вы, всё-таки, верите, что я уже старый и глухой или что эти стены достаточно толстые? Влад давится своим и долго неловко кашляет, согнувшись над раковиной. Ваня над ним смеётся и, сжалившись, по спине стучит. Будто вот не мог найти другого момента! — Боишься? Правильно. Но лично я к этому спокойно отношусь, не дрейфь. Да не загоняйся ты. — Я чуть не подох! Позагоняйся-ка об этом, — он фыркает, умываясь. — И о том, что именно ты воспитал двух пидорасов. Ваня возвращает ящику взгляд. Может, раздумывает над тем, что же в жизни сделал не так. Насколько длинный его список? Мужчина задумчиво чешет бороду. У него красивый профиль, похожий на профиль Артёма. В целом же Ваня смуглее. Ни у кого из братьев нет такой кожи, как у Артёма. Он настолько бледный, что Влад сможет рассмотреть всю сосудистую сеть, если захочет. Когда захочет. — Честно говоря, я надеялся, что он женится на Лизе. Она хорошо влияла на него. — Если ты решил быть со мной до пизды честным сёдня, то не надо. По крайней мере пока у меня нож в руке. — Это не осуждение. Точно не мне, блять, осуждать чей-то выбор. Мне хватило ума это понять. Влад не хочет слушать вот эту историю. Влад не хочет. Влад не... — А мы посрались опять. Бля, понимаешь, если бы она сейчас позвонила, я бы без вопросов манатки в руки и поехал. Она же тоже меня ждёт. А никто из нас через свои ёбаные принципы не переступит. Я, может. Завтра, послезавтра... Не смогу, блять, без неё. — Так женись. Нехуй женить Артёма. — Один хуй не смогу в семью привести. Пацаны слишком... Впечатлительные. Илья так тесно общался с ней... И я так боялся, что он начнёт употреблять, и тогда всё. — Им уже не по десять. Пусть сами разбираются. — Но оно один хуй случилось. Всегда случается, когда меньше всего надо. Короче, ради них с ней расстался. — И Ваня замолкает, утопая, наверняка, в своём благородстве. Ну или замечает, насколько же Владу похуй на эту всю историю. И Ваня заводит другое, наставническим и строгим голосом: — Поверь, у вас сложнее. Понимаешь, что ничего серьёзного из этого не выходит? Не пошёл бы ты нахуй? Настроение же вообще пиздатое (и не из-за пива!), ты только всё обсираешь. — Вы, может, и пообжимаетесь по углам сейчас, пока вы в школе. Вы нихуя не понимаете, что потом взрослая жизнь. Да и тебе конкретно это не надо. Артём ведь, он не хороший, он не милый зайчик и не будет всегда на твоей стороне. Он может сломать тебе жизнь, просто потому что он такой. Что-то не понравится, и, я клянусь, ты можешь дуть из города. Я не настраиваю тебя против него. Просто как я всё вижу. — Я его не брошу. Если ты об этом. — А он тебя? Влад об этом даже думать не хочет. Бред полнейший. Никто не может судить их отношения, кроме них самих. — Ты чё пристал-то, блять? Сами решим. — Ну да. «Не маленькие». Глупые пиздюки... — Разбирайся со своим дерьмом. Ваня деловито качает головой. В прихожей что-то грохает — так Артём кидает рюкзак, когда видит берцы у двери. Он находит их с Ваней по звуку, свету и запаху. Владу хочется верить, что Артём также настолько тонко его чувствует. Артём скромно прижимается к стене спиною и не спеша вливается в их атмосферу. Старший брат здоровается бутылкой, пока Влад скоро моет руки. — В какой землянке копался, мелкий? Артём кидает в него говорящим махом руки. — О-о-о, меня гонят из собственной кухни. До-жи-ли. Влад, за мясом последи, что ли. Артём с Владом сцепляются как два мощных магнита. Альтеев прижимается так крепко, как мечтал днём, и дышит-дышит-дышит. А это примерно три тысячи над морем, там и гипоксия, и с пульсом хуйня дикая. После его ждёт отёк лёгких. Отёк мозга. Хуёвый будет конец. — Какая-то залупа сегодня, да? — спрашивает Артём, пока его обнимает. Очередной дерьмовый день где-то потерялся. На улице холодно. Дома отключают отопление и тоже не жарко. А здесь Влад, он мягкий и тёплый. Домашний запах укутывает, а до Исаева так не было. Даже хавать маленько хочется. — Чё пыльный? — Не будем об этом. Не будем, так не будем. — Как же ты настоебал мне со своими нюдсами, это просто ахуй... Я же сказал, что у меня телефон на прослушке. — На прослушке, а не на прочитке, – вставляет Артём. — Нет разницы. Ты просто избалованный. — Признаю, я ни часа не могу прожить без твоих шикарных сисечек. — Бля? Теперь Влад видит, как тот улыбается. За это возможно простить всё, что угодно. — Лицо попроще. Но я правда думал о тебе. Что-то типа: какая же охуенная у моего Влада морщинка между бровей. Или глаза у него... А ещё он весь такой... — Какой? — Ты весь, ну... Ну я хуй знает. — Смертоносный? Пугающий? Ужасающий? Тебе нужно это посмотреть, базарю... Это просто охуенно. Фильм. — Да нет. Нет... Что-то другое. — Тогда не знаю. Просто стрёмный, нахуй. Альтеев так серьёзно прислоняется лбом. Ему бы не хотелось играть в эту игру, но тогда это заденет Влада. Иногда необходимо принимать его правила. Ради, мать вашу, счастливого будущего. — Наебашу. Серьёзно. Этот язык затолкаю в зад. — Типа свой? — Где ты такого понахватался? — даже слегка удивлённо. Он никогда не устанет шутить на эту тему, только не ожидал, что получит нечто подобное в ответ. Дела у Владика, видать, идут нормально. — Ты пиздецки быстро учишься всему плохому. Это слияние было необратимо. — Ты стареешь. Теряешь оригинальность. Знаешь, вообще, эта идея... В Исаеве сексуальности столько же, сколько в плите перед глазами. Но плюсик за старание. — Влад, я, так-то, маленечко устал. Да и мне бы помыться... Несёт от меня пиздец, наверное. — Я с тобой! — Реально сил сейчас нет. — Блять, да понял я. Просто предлагаю компанию, нахуй. Будто бы у него был выбор. Артём набирает ванну, опустив в неё руку. Влад сидит на унитазе и показывает видос с новым персонажем в ЛОЛе. Артёму интересно ровно на нихуя процентов, а Владу не очень хотелось и самому смотреть, но... Таким странным тот пришёл, что необходимо было что-нибудь предпринять. Артём рад, что увидел его. Рад прикасаться к нему и вся эта фигня, но ведь у него не остаётся никакой свободы. Влад приходит, когда захочет. Влад всё время залетает к нему в класс. Влад был везде. Даже в одной воде с ним плескается... Так тяжело. Но конкретно с водой хорошо. Влад трогает его, помогая помыться чем-то вроде геля «всё для всего». Даже волосы трогает неожиданно ласково. — Эй. Почему не хочешь сказать, что это за говно? Спрашивает Влад, тыча прямо в синяк. Артём прекрасно знает, что «что» скорее подразумевает «кто». — Не трогай. Мы немного поссорились со Славой. — Чё? Гонишь ты... Блоха бы в тебя никогда не попал. — Было много попыток. — Чё ж, убью его к хуям. Артём у него в крови растворился. Посягательства на него — то же, что и задеть самого Влада. Даже хуже. — Нет. — Бля, да конечно нет. Ты же весь такой крутой... Сам всё решил. Ухуячил его, наверное. Не грохнул? — Влад, заткнись. Всё серьёзно и реально. Для Альтеева это одновременно значит так много, хотя хотелось бы, чтобы не значило ничего. — Я так это не оставлю. Из-за чего хоть? — Ты сказал, что не будешь доёбывать меня. — Блять, Артём, ну я не могу тебя не доёбывать... — Теперь Влад хнычет, и Артём не может продолжать делать вид, что не замечает его стояка. Приходится выжидать пару секунд, будто ему надо прийти в себя. Или в кого-то очень похожего на обычного себя. — Иди сюда, — Артём хлопает себя по груди. — Повернись. — А ты? — А я предлагаю один раз. Влад тут же резво прислоняется спиной, как сказали, а обе руки Артёма продвигаются по телу. Пальцы всё равно как ледяные. — Вот так. А я боялся, что ты ригидный. — А сам чё? Я могу потрогать? — Всё нормально, Влад. — Ну мне-то хотя бы дай посмотреть. — Расслабься. И Влад окончательно откидывается на него, немного разочарованно, но больше с предвкушением. Он заинтересованно ёрзает, устраиваясь. И тогда Артём начинает трогать и гладить. Контраст чуть тёплой воды и холодных рук доставляет. Исаеву всё нравится настолько сильно, что он начинает плавиться. Проблема — слишком большой для этой ванны и ему приходится сгибать ноги. И плечи, и колени над водой покрываются мурашками. Артём ласкает его член, любуясь на красивые колени. Влад обращает взгляд к нему. И глаза, блять, тоже... А говорит Артём: — У тебя просто идеальный хуй. Мне нравится, как он удобно лежит в моей руке. Ты здесь такой ровный и красивый, — Артём говорит на ухо, видит, как Исаев весь краснеет, и добавляет: — Хоть и небольшой. И Влад ебашит его локтем. — Ну ты и блядина. Давай без технических комментариев. — Никогда бы не подумал, что мне понравится такое... — Артём не слушает. Ему нравится пошлить и всё контролировать. Он наклоняется чуть вперёд, пытаясь достать пальцами дальше: — Что если я потрогаю тебя здесь? Влад хватает его за руку и брыкается, поднимая небольшое цунами. Не так просто понять, что зацепило его больше — слова или действия. — Эй, блять! — Да ладно, я просто пощупаю. Не переживай. — Артём держит руку на внутренней стороне бедра и снова аккуратно пытается развести ноги. — Блять, да не трогай я сказал! А Артём уже и сам заводится. — Я хочу. На двухстах тысячах километрах разгерметизация кабины приводит к смерти. «Зона смерти» — это когда Влад недовольный брыкается как сука, а после его же руку берёт и доверчиво кладёт себе на шею. Так, мол, получше. Лучше, чем в жопу. И Альтеев её чуть сжимает, пока правой рукой ему дрочит. Артём правда любит его. Даже после того, как макушкой тот случайно врезается ему в челюсть, заставляя прикусить язык. Даже когда больно вцепляется в его бёдра пальцами и обрезанными острыми ногтями. А это больно. Хоть и заторможенно, но Артём это понимает и принимает. А Влад принимает его. Они же, вроде как, друг для друга созданы, а такое встречается нечасто. С ним не нужно притворяться безопасным. — Ох блять... Влад делает размашистый толчок в руку перед тем, как кончить, и больно врезается в Артёма лопатками, прижимая его к бортику. — Фак, малыш, ты пиздец тяжёлый. Не забывай про это! Влад опускает голову, расслабляется наконец, и Артём целует его за ухом и в затылок, утыкается губами, пока тот мелко дрожит в его руках. Где-то в воде растворяется подтверждение его ненормальности, и Владу от этого мерзко. Он хочет как-то это всё перекрыть: — Ваня сказал, что завтра Илья домой приезжает. Из больницы. — Знаю я. — Тачке хана, да? — Ага. — Жаль, хорошая у Оли была машина. Ты его навещал? — Ещё чего... — Просто спросил. — Влад, это очень неудачный разговор после секса. Хоть в интонации не слышно злобы, но Влад внутренне сжимается. Он не хочет просыпаться. Он поджимает ноги и поворачивается к Артёму боком, прикладываясь щекой к груди. Тот так и не кончил. Если точнее, то у него вообще не стоит. Это кажется ему нечестным. Хочется извиниться. А лезть, наверное, неправильно... И ему впервые так не хочется ничего испортить. Хотя бы этот момент. Что если лучше него больше ничего не будет? — Я люблю тебя. Обязательство Владу отвечать Артёма раздражает. Да, он пиздец счастлив рядом с ним, но так ли необходимо повторять это каждый раз? Любая сторона Влада, которая не вписывалась к его зеркальному «я», подвергалась внутренней критике. Может, и зеркало это кривое. И именно отражение – правильное, почему-то. Какие составляющие влияют на его идеальность? — Даже покоцанного? — Да. Особенно. — Артём, блять, открой ты уже! — орут за дверью и стучат. И Альтеев неторопливо споласкивается, вылезает из воды, обматываясь полотенцем, чтобы просто сдвинуть шпингалет, находящийся в двух метрах от них. Ваня протискивается и приземляется на толкан. — Какого хуя, Ванёк? — Влад шипит на него и кидается мылом. — Серьёзно? Да я жду уже хуй пойми сколько, пока вы тут в солдатиков играете! Артём валит за дверь, оставляя их в маленькой ванной. Влад кидается ещё и мыльницей. — Ничё мы не играем... — А то я не вижу. — Тебя вот вообще ничё не смущает? Например, моё присутствие? — Влад задёргивает шторку и недовольно кривится. — Хорошая новость, Тём! Натуралом ты быть не перестал, — Ваня орёт вслед брату. — Оу, да пошёл бы ты нахуй. — Влад кидает ему оттуда мощный фак, сливая воду и вставая под душ. — Я-то думал, ты ровный пацан! — А я так тебе скажу: бутылка людей не сближает. — Как и то, что ты присел здесь посрать. Ты всё испортил. А Ваню не особо ебёт, что он там испортил. Он, наверное, даже рад немного. Капли разбиваются о тело, стекают бурным потоком по лицу. Влад вырубает воду, но из лейки продолжает немного сочиться. Он переминается с ноги на ногу и думает, что надо попросить Ваню подать полотенце. — Слышь, громила. Он странный? Ваня на время задумывается и будто сейчас вот он вновь поделится чем-то мудрым и хоть сколько-нибудь полезным. Ваня говорит: «необычный». Что бы это, сука, ни значило.