«Твоя кровь на вкус сладкая, как сахар Ты такой хороший, ты так много плакал Твоё тело пахнет ещё тёплым мясом Вырву твоё сердце целиком и сразу»
Вот как он попытался объяснить: «мне нужно немного свободного времени. Давай чё-то думать, как-то договариваться, когда ты будешь ко мне приходить?». Реакция изначально неочевидная. Как забивать в поисковике «среда, день фарша», а там результаты с примерным меню обедов для учащихся. Потому что Влад, разумеется, понимает всё по-особенному: «съеби в туман и не попадайся на глаза». Такие хлыщи как Артём до грубой простоты не опускаются, приправляя метафорами и прочим дерьмом. А сам весь чистенький, свеженький. На сынка чиновника похож, его только в мажорика приодень. Влад в хорошей школе учился, так что и таких видел. Вылупки местных божков. Они с особым удовольствием тыкались в его ботинки языком, будто сладко. Не, задирой он не был. Скорее, по справедливости пытался идти. Типа, раз высоко поднялся, то не боись разбиться. Такая интерпретация собственных заскоков казалась справедливой. Пизданулся Альтеев так, что о землю крылышки и поломал. Но и тут отличился: гордости из сосуда не поубавилось. Вроде бы, и у чаши Пифагора должен быть свой уровень, или как-то, может, надо покрутить, словно бутылку Клейна. Много Пумба ему про физику пиздит, так что Влад и понахватался всякого. Но конкретно это не то. Не успел ему ещё новоиспечённый браток, правда, про сосуд Дьюара рассказать. А если б Влад только знал, то и сравнил бы с чем-то подобным. Хуй достанешь такого, в общем. Исаева это и бесило, и заводило. Оба варианта до вспышек перед глазами. Бесплатный тест на эпилепсию. Так что давай, сука, договариваться. Короче говоря, Влад к нему временно не высовывался. Ходил в компьютерный клуб с мальчиками на всю ночь, зарядившись энергосами. На первый урок втроём опоздали и в дверях стояли. Подумаешь, минут тридцать всего. Несправедливо она их так обосрала, но всё равно угарно было. Ну и ещё в зале изматывался часа по три, задрачивая штангу и неприятно косясь в сторону беговых. Дело-ов... Уйма! Найдётся, чем себя занять. Особенно если хочется заставить кого-то перед тобой поунижаться. Люди вместе живут десятилетиями, а этот не может в его присутствии побыть пару часов. Может, понятие «часы» честнее было бы заменить на «сутки», но что там про «время с тобой летит незаметно», не? Мать пристаёт. Как отметить хочешь? Где и с кем? Сколько надо? Влад ей небрежно кидает «не буду я» и уходит завтракать в комнату, разбрызгивая чай. К подросткам всегда подступиться тяжело, но ведь он уже мужчина взрослый. Он может и должен быть серьёзнее. А слушать не хочет. У Жени даже нет никаких подтверждений, что это правда её отродье. Когда она уходила, то не брала никаких фотографий, первый зуб оставила и отпечаток малюсенькой ножки. Будто и не было их. Ножка теперь размера сорок второго, сам Влад выше её на полторы головы и, если всматриваться, совсем другого пошиба. Может, это и не её сын вовсе? А дитятко эмоции мамки чувствует с самого рождения. Владу, знамо дело, вон уже сколько... Только дома-то появляться не хочет всё равно. До сих пор чует. А что ему там? Мать не доверяет даже покупки. Влад по-любому сделает не по-её: молоко не с той жирностью и кожура у яблок не такого цвета. Вместо этого можно ведь помочь Артёму марать плиту или швыряться мокрыми тряпками во время уборки. И улётно лизаться на балконе, загребая в куртку и пытаясь не выронить изо рта сигарету. У Илюхи стрельнул. Одну всего. Ах да... Нынче это как вариант не рассматривается. Другой же самый чумовой вид времяпрепровождения — поебланить на пассажирском кресле Джипа. Если не знаешь, на что проебать драгоценные минуты жизни, то дорога сюда. Радует, что можно хотя бы разгрузиться конкретно. Мужик, охуеете счас, с ним разговаривает. Чует, поди, настроение дерьмовое, и хочет испоганить ещё больше. Как-то так завязывается: пятница, пробки, по-быстрому выехать из города не получается. И Стас кистью на церковь обращает внимание. Даже шапку свою снимает, представляя тёмные короткие волосы. Белый храм, мол, в честь Преображения. А вон, у церкви Божьей матери, голубое покрытие. А ещё икона у них есть Млекопитательница. В Москве-то, конечно, почитаемая есть, но с этой бесплодные тоже лечатся. Помогает. Все девочек рожают. А у Троицкого храма купола зелёные, видишь? Не абы как налепили, такие традиции. Не умеет он, значится, с молодняком перетирать. Но хотя бы пытается, тут Влад делает поблажку. Может, подразумевает: если в глубину зреть, знать историю, то даже грёбаный цвет храма многое разъясняет. Поверхностно мыслят только бичи конченные, как делаешь ты. И обижаются тоже на херню. Если везде видеть двойное дно, то и вовсе можно сойти с ума. Рыбного пузыря нету, чтобы плотность тела регулировать, поэтому и проще считать — «на поверхности комфортно». Да и не херня вовсе. Просто у больных ублюдков (и уж тем более у старых больных ублюдков) проблемы с восприятием всякого... Такого. Обида — это обида, это из нутра и искренне. Такие ощущения никогда не наёбывают. Так и живём: кому-то эмоции сдерживать трудно, кому-то сложно их проявлять. Да и кто сказал, что Влад реально обижается на то, что предъявил? Сидеть и горевать только не собирается, и так достаточно времени на это убил. Пёс пытается забраться Владу на колени, но на них не помещается и беспокойно усаживается снизу. И нога-то у него зажила, и настроение заебись, но печальный человек поднимает тревогу. Оттого и возня. Стас руку ей суёт, и собака успокаивается. Уговорить Стаса поехать вместе со всеми в шиномонтажку Дениса — не так сложно, как представлялось. С шумом и боем, точнее, но решает аргумент «у меня сегодня день рождения». Выше градусы — меньше ограничения. Под таким слоганом не стыдно вжирать самогон, пока старички танцуют под хиты нулевых. Это не молоко с ножами, но тоже вдаривает отменно. Или вино это? Бардовое же. А Стас не разбирается: он и не пьёт, и не танцует. Смирно рассиживает на диване с видом злоебучего соседа, мешающего веселью. Ну Влад как-то языком и цепляется. Начинает с малого: недовольничает, во-первых, на училок, на одноклассников, пока мужик сидит с выражением вежливого безразличия. На родителей уже жалуется. Вот эти их охуительные санкции, претензии, а отец так вообще мудачина. Бросил его. Кинул. И, в принципе, старый козёл хочет заставить его под дудку свою плясать. Только вот хуй! Не будет он. А ма-ать... Не выдерживает мужик где-то на середине и поясняет, что его батя за бандитизм в тюряге сидел. А мать? А мать на пороге психушки полжизни. Не жалуется, не хвалится. Ему уже под полтос, а то было целую жизнь назад. Мужик убеждает: — Если это доставляет неудобства, уходи от них. Сам живи. Я так сделал. — Как я сам-то буду? Да я вот только совершеннолетним стал. — Для чего тогда ноешь? Я похож на того, кто может с этим помочь? Ещё он за сочувствие не бился, ага. Остаток вечера Влад ненавистно сверлит самого умного взглядом. Нельзя так пиздить по несамостоятельности. Что бы он делал, не будь под рукой способа негатив стряхнуть? Влад хлещет, блюёт на улице, вырубается в кресле и блюёт где-то ещё. И некогда следить, кто и когда там сливает домой. Только четвероногого друга не хватает. Ещё, кажется, он всех подряд разочаровывает, но это не так стрёмно, как идея чесать домой. Витёк с женой Леночкой подвозят на такси, сопровождают на этаж и уговаривают не запачкать хотя бы их. На ногах Влад держаться если и может, то тут спасибо упрямству. Чтоб полегче было, Леночку обнимает и подбородком в плечо упирается, а Витёк отвешивает ему хорошего леща, чтобы отлепился. И женатики снова начинают сраться. Когда дверь торжественно распахивается, хмурной Витёк вопрошает: — Ваш ребёнок? Выглянувший Ваня пиздюка осматривает, будто впервые видит. Плечами пожимает и качает головой. — Все мои дома спят в такое время. Уносите, откуда принесли. Витя на Исаева смотрит так: ты куда нас, осиротевший, тут завёл. Лена его локтем тычет и нетерпеливо говорит: — Блин, слушай, а я тебя знаю! Зая, помнишь, бутылку об голову Козлик разбил? Он вот к нам приезжал тогда! В смутно знакомое лицо мужчина всматривается и, хоть и не вспоминает, всё равно руку тянет: — О! Точно! Здорова, мужик! Витёк, вообще, по жизни сердечный и мужик с дополнением «что надо». Иначе оставил бы Влада у Дениса в шинке куковать. Такие ребята заводить друзей любят ещё как. Вот и любезностями обмениваются и, кажется, планируют продлить дискотеку, понимая, что у свекрови детей забирать уже поздно. Спят, наверное. И хорошо. С таким-то грех не выпить. Святой человек почти. Герой так точно. Приземляясь на жопу где-то у стеночки, Влад не вникает в болтовню. Ожидаемо, Ваньку настоёбывает быстро, так что басне ходу не даёт. Кричит брата. Друг, типа, твой тут. Пьяный и без трусиков. Старший пожилых друзей прогоняет взашей, пока младший молча ожидает, когда Влад зайдёт. Или заползёт. Залетит. Что угодно, мать вашу, только побыстрее. Владу должно быть стыдно. Реальную такую, жирную проблю для него представляют только разборки со шнурками. Их вечная война. — Не можешь? – Спрашивает Артём. Он пыхтит. Но он упорный — не бросает. — Помоги другу, — предлагает Ваня, явно довольный выражением брезгливости на брате. — Бог поможет. — А чего, вообще, спокойный какой? Человек укусил? А не вовремя. Не в первый раз меня так будит. Разозлись уже и объясни, что дядю Ваню среди ночи поднимать нельзя. Усёк, солдатик? А Влад ему фак показывает. Ваня рукой на обречённых машет и уходит. — Вань, постой. — Артём к нему не поворачивается, продолжает глядеть на шоу одного клоуна. Вот ему стрёмно. Немного, но есть. — Ляг у нас. — Щ-щяс. — Ну, Илью я к тебе так и так прогоню. Приучен Ваня в полевых спать: может и на стуле, а если выпадает на сиденье тачки, то это вообще песня. С кроватями не особо принципиально, лишь бы не наглели. Сегодня он пойдёт у Артёма на поводу. — Простыни мне потом поменяй. Влад горько-прегорько вздыхает. Снять ну не может. Чё он вообще их носит? Надо было с замком брать, хоть и не по уставу. Штаны ещё такие... Жопа вся в пыли вон. — Сам не могу. — Мне похуй, Влад. Либо ты снимаешь их, либо спишь здесь. Выбирает усесться у порога. Ещё и упирается лбом в колени, дышать начинает глубже. — Всё же решил спать? Эй, — ногой Артём даже пихает. — Нет. Но у меня привстаёт от такого твоего тона. Зря стараешься, полный отвращения взгляд Исаеву сейчас может даже понравиться. А вот оставлять его с таким списком бед — плохо. Но действенно. Влад борется лучше и заходит уже минут через пять. Ещё и в одежде лезет в кровать. Артём рубит: раздевайся. Сам идёт посмотреть, что за погром случился. Обувь по пути расставил в подставку ровно, коврик поправил, свет в коридоре выключил. А этот уже без трусов сидит, на руки сзади оперевшись. — Спать. — У тебя классные... Всё. На выдохе он говорит это «всё» и ведь правда имеет это в виду. По сути, будь он хоть в тыщу миллиардов раз уродливее... Окей, ладно, будь он стремнее на пару десятков процентов, то всё равно завербовал бы. Формула привлекательности Альтеева Артёма вбирала совершенно другие показатели. Внешка — так, была приятным дополнением. — Классные «всё»? — Аха. Внутри всё. Ну, ноги тоже. Ноги снаружи. Такой ты красивый. Можно с тобой встречаться? — В некрологе напишут: «остановка сердца от стыда». Но он хотя бы успеет подержаться за его трусы. — Ну пожалуйста. Я очень хочу. — Бессовестный. Да понятно, не будет он, пока Влад вот так. — Зато зубастый, — и тянется, задирая вверх руки. Предоставить, так сказать, всё, от чего отказываться не надо. Специальное предложение прямо сейчас. Не упусти. Ещё Влад двигает сжатым кулаком перед лицом и высовывает язык. — Имитация солонки. Сразу вкус чувствуется, попробуй. Наеби мозг. — Пиздец. Влад, я сейчас тебя отъебу, нахуй. Закрой рот и ляг. — А чё, так сразу? На спину или на живот? Вот конкретно у него уже на полувзводе. Никаких проблем с этим. Разве не сказка? — Давай честно: ты ведь назло это всё? — Назло. Получается? А Артём ему, наперекор задуманному, улыбается. Когда он так широко давит, то от углов рта расползаются заломы. — Получилось. — У него очень чуткие пальцы, но и они подбородок могут сжимать даже больно. — Обожаешь моё внимание. Не обязательно отвечать, я всё понимаю. Соскучился. Вон сколько дней меня из себя не выводил. Сегодня за всё и отыгрался поведением ебаным. Если я тоже начну так? Нажираться как отброс и заваливаться к тебе, перебудив всю твою родню. В прошлый раз тебе не сильно понравилось, мой маленький эгоист. И нечего вырываться, к стене отворачиваться обиженно. Один хуй утром даже не вспоминает, какую лабуду нёс. Ещё и обвиняет в стягивании с себя, невинного и неприкосновенного, трусов. «Ещё так будешь делать?». «Не буду». Вот и всё. По-доброму Альтеев на это смеётся. Расслабленно и душевно. С самого утра всю хуйню как отпустило. Ещё и Владика с самогона несильно хуёвит, и вот он уже резво собирается. Ехать за водительским удостоверением. Туда. «К себе». Проблема только в том, что Влад-то всё своё проёбывает сразу и со вкусом. Так что ехать ему за правами не на что. Это Артём в курсе. И Артём даёт. Артём провожает на автобус и пальцами об щёку трётся. А в четыре пятнадцать вечера Артём даже встречает на станции. Вообще, у Ванька всегда стрёмно было бабки просить. А, бывало, просил, хули делать, но за возможность что-то ебануть эдакое хватался. И в деревне находил, где поколымить, и всё ему не сиделось. Быстро привыкаешь, что деньги в запасе должны водиться. Вот, хотя бы, для этого. Бабки — это хорошо. Нерушимый союз патриархата и капитала. Бумажки важнее многого, но не Влада и его радостного ебла. Если какая-то там пластмасска может сделать его счастливым, то хули Артёму жалеть? Приём, вспомните под вечер три хорошие вещи, произошедшие за день. В двух из трёх у Артёма фигурирует одно имя. Кого он обманывает — фигурирует во всех. Артём пытался допилить дебильный курсач, убивая время до приезда, но не мог сосредоточиться. Даже так: писать он пытался всё то время, что они не пересекались. Не хватало чего-то. Артём зачитывает вслух: «столетия раздутого инцеста...» и «все дьяволы родятся вновь, танцуя с элегантностью сгорающих детей...», а никто не смотрит ему в рот и повторяет. Некому. А когда есть, то готов слушать даже состав освежителя воздуха. Каким-то таким образом Влад быстро и схватывал любое задание из ЕГЭ. Взаимовыгода. А что там с приёмом, Артём не помнит. От тревожности, кажется. Исаев — катализатор изменений. Вот Артём раскрывает новые грани своей ориентации, вот осознаёт недостатки друзей, а где-то здесь начинает ценить чьё-то общество гораздо больше собственной обособленности. С ним Артём понимает, где конкретно проёбывался. Помогает. Путь к свободе прокладываешь только изменив сознание. Артёму не так тяжело, как боялся. Он и не был частью этой системы. И этим людям не принадлежал. То, что он продолжает находить длинные и тёмные волосы на своих толстовках, вообще ничего из нутра не поднимает. Людям, размышляющим про пути и свободу, не нужен телек. Да и нахуя, если можно вот так прижаться лбом ко лбу и всё куда-то заглядывать? — О чём я думаю? Реально спрашиваешь? О чём же там, блять, думает самое загадочное дерьмо во вселенной. — А я ебу? Как давно он научился выдерживать взгляд Артёма? Да, он не был таким утомительным, как все остальные, но когда это произошло? — У нас же должна быть ментальная связь. Хоть какая-то. — Не знаю. По роже кажется, что планируешь чьё-то убийство или крутое ограбление. Монетного двора, а? Отчаянный и безумный. — Я не думаю об убийствах, но с ограблениями ты попал, — Артём кладёт руки на зад. Владу это совсем не приятно, за что и отпихивается коленом. — Заебок, чур я буду самым отбитым и опасным мужиком в команде. — Так и есть, родной. Не сдаёшь позиции. — Но уж точно сдам мусорам. С Владом он чувствует себя насаженным на мясной крюк. Это лучше, чем не чувствовать ничего. Ощущение опасности постепенно накатывает, но уже поздно, потому что Артём прилепляется губами. И вылизывает ему рот. — Я напоминаю: на общем диване не трахаемся, господа! — Ваня кидает в них тапком. Попадает больно и во Влада. — Не обязательно видеть здесь сексуальный подтекст. — Я даже слышать об этом вашем, нахуй, не хочу. Пиздуйте отсюда со своей... Блять! — Да ты чё орёшь? — Влад морщится и Артёма на пол ногой спихивает. Падает чётко на лопатки и красиво. И больно теперь не только Владу. — Нервы, лысый, работа такая. Кивнули и съебали, если поняли, и просто съебли, если не поняли. — А ключи дай, — младший протягивает откуда-то снизу руку. Открытой ладонью кверху, просяще. В интонации что-то, скорее, требовательное. Хуй важный. — Кому? — Ваня упирает в бока руки, пока вспоминает, зачем вообще заходил. — Чё с ней делать собрался? Штрафов на меня навешать? Чуть менее важный хуй, но один хуй важный. — Владу. У нас теперь есть права. — У меня они есть, — самодовольно поправляет Влад, закидывая за голову руки. И один он не решает тут нихуя. — Да. У нас. Вот и отвечать будете оба. Головами. На радостях и несётся как бешеный. Так Влад и грохочет обо что-то днищем. — Еба-а-а... Чирканул. — Дак а чё на дорогу не смотришь? Ты там по-любому нормально так прочертил. — Да я же тоже не могу контролировать всё, что на дороге происходит! Обгоняют тут всякие, я не виноват нихуя. — Только ты тут всех обгоняешь. И думаешь, Ванька ебёт? Сами будем чинить. — Запросто. Ты понятия не имеешь, чему я научился, — Влад его голову шутливо пихает, а потом её к себе подтягивает. Замолкает музыка и аудиосистема, орёт рингтон. Артём провод выдёргивает, экраном телефон поворачивает. — Блять, да чё он с самого отъезда?! Ща выкину в окно. — Влад отбирает и зажимает кнопку блокировки. — Я ещё не накатался. — Слышь, а музыку с чего включать будем? — Не настолько я пиздануто вожу, чтобы спустя час попасть в аварию. Мой, на, возьми. — Большая честь. Артём возится. Фонари разгораются. Машины редеют. Хочется Владу окошко приоткрыть, да вот этот заболеет ещё... Больно долго в плейлисте копается, слушатель искушённый. Поворачивается со вздёрнутой бровью и выражением типа «я брошу тебя, если не будет достойного объяснения». Артём включает Инстасамку. — Ты ведь просто собирался это изучить? Господи, пусть это будет так. — О, да не надо тут этого, я спокойно как-то слушаю те твои песенки про отрубленные бошки. — О-о-о, это не просто «песенки». — А под это пиздато тренироваться. — Но, Влад, целый альбом? Даже не сомневайся. — Ес, ама бэд бич, мэн. Я люблю жир-ный член. Моя ваги-на вэп. — Вла-а-ад... И Влад ржёт над ним как пизданутый. — Эй, да чё ты переключаешь? Да Тём! Оп-оп, стой, вот эту оставь! Ну блять! — Я к такому не был готов. Я много там кала повстречал, но это... Перед его носом Влад щёлкает пальцами нетерпеливо, так что выбора не остаётся. Не хотелось бы думать, что у человека, запавшего на него, настолько всё со вкусом погано. А Влад поднимает обе руки и головой под бит качает. Он реально веселится и интонации подражает, как может. Очень Влад старается. Артёму тоже весело и хорошо. — Я умру из-за тебя. Только зубы и скалит, довольный. Артём кладёт руку ему на ногу и говорит: вот тут заверни. — Поссать приспичило? Тут же под колёсами захрустели камни. — Именно так. Избирательно изучает, где лучше затормозить. От дороги они отъезжают порядочно, пока не добираются до пруда. Кажется, на другом берегу уже начинается какая-то деревня. Занесло. — Тут тормози. — И чё мы тут? Чисто теоретически, Влад мог бы сегодня вернуться домой пораньше, нажраться всякой вкуснотищи, которой наготовила мать. Но в машине Артём тоже готовит просто охуительные косяки. Он забивает, скручивает, облизывает и жжёт. Тянущий дым Альтеев — ну, прикольно. Охуенно даже, Влад такого не видал. А тот, будто бы привычно, открывает окошко и выдыхает дым туда. Ещё и косяк ему протягивает. Соучастник автоматом. Умно задвигает: моя стратегия по формированию зож, борьбе с потреблением алкоголя и табака не включает в себя борьбу немедицинским потреблением наркотических средств и психотропных веществ. То есть, употреби на здоровье! На сложных словах лучше не зацикливаться, чтобы не подавиться. В горле чуть свербит от дыма, но через нос выдыхаешь и почти сразу уход в пизже некуда. Где-то ближе к середине Артём отбирает, типа, потому что много не надо. Влад же за рулём. Поэтому по-бырику добивает сам, отстреливает фильтр и закрывает окно. В глазах мутнеет потихоньку. Но самое интересное начинается, когда Артём неловко перелезает, ударяется головой, сносит коленом банки колы и усаживается ему на колени. Влад привык, что глаза зелёные. То блёклые, то яркие, в зависимости от состояния и освещения, но зелёный угадывается определённо. Сейчас они все, нахуй, чёрные. Альтеев нащупывает в кармане презик, там же тюбик со смазкой. Епта, знал бы Влад, сколько нынче она стоит, тут же сам и встал раком. Охуевше Исаев молчит и своим этим сложным взглядом смотрит. И поверить не может. Артём один раз сосал ему и почти просунул палец в зад. Сказал потом «пошутил. Чё ты обоссался?». Он вот и сейчас встанет и скажет, что наебал. Распинаться долго Артём не хочет. Он готов пойти на некоторые жертвы, чтобы показать Владу, что вот, он старается. И нормально всё с тем, что кто-то из них будет давать. Хотя!, ничего тут не нормально. Думал, сдохнет, пока пихал пальцы и когда... Да унизительно, блять. Фальшивая наполненность не покидала долго. К приятному не отнесёшь. Но уверенный вид держать надо. Необходимо. — Слушай, — хотя и самому стрёмно. Ещё ни перед кем в такой раскладке не был. — Держался я сколько мог. Но я хотел потрахаться с тобой, наверное, с первого появления в моём доме. Я, конечно, нафантазировал немного другого, но... Мне доставит, если тебе просто понравится. От Влада уже пахнет болезнью. Неизлечимой. Заводит один только факт этого. — Развисай, сладкий. Сейчас я сяду прямо тебе на хуй и что-то я не вижу воодушевления на твоём лице. Влад закрывает лицо рукой и пытается собраться. Влад густо краснеет аж откуда-то снизу. Так ну ладно, эй! Ты чё? Ты чё, а?! Давай, пока Артём не передумал. Подбадривается как-то, куртку его светлую назад выкидывает. Свою выкидывает. Штаны снимать неудобно, их приспускает. Артёму нормально. Ну, по крайней мере, для него это, хотя бы, возможно. Плюсом футболку минусует, раскрывая худые рёбра. Влад проводит пальцами по межрёберным ямкам к спине и сжимает в руках его грудную клетку. Ну охуеть же! — А ты типа... Ну, ты прям готов? — Не играй в целочку. Я подготовился для тебя. Я пихал внутрь пальцы, чтобы ты мог свободно войти в меня, — шепчет на ухо Артём, уже совсем прилипнув к его груди. Промежностью он чувствует, насколько член Влада ему рад. А уж они успели стать лучшими друзьями. — Давай, девочка. Не ссы. Я сделаю тебе очень хорошо. Вдавливая его в кресло, Артём двигает тазом, пока Влад потеет и тяжело дышит. — Эй, Влад. Умеешь хранить секреты? То, как они вскрывают друг перед другом свои наслоения, другим и не обзовёшь. — Никому не показывай то, что тебе сейчас покажу я. И это таинство процесса пробивает ещё и на дрожь. Артём ловко растягивает по нему презерватив. Артёмовы ему один хрен не подходят! Какой от этого смысл? — Как ты делаешь это со мной? — Ещё даже не стараюсь. Со мной вообще дохрена интересного узнать можно. Когда-нибудь мочился во время оргазма? Устрою. Руки теперь прячут артёмово лицо. И сам зажмурился, подыхая от смущения. А ведь то ли ещё будет... А для начала Артём развивает ему мелкую моторику при участии своей задницы. По выражению лица Влад от полового воспитания в полном охуевозе. Наверное, не надо было накуривать. Но по-другому Артём не смог бы делиться деталями подготовки. — Обязательно рассказывать, что ли? — Ты должен знать, через что мне пришлось пройти. Ладно, пихай ещё один, а там посмотрим... А у Влада от всего этого уже кружится голова. Артём был мягким и влажным сзади, но всё равно неподатливым. Спереди был большим и твёрдым, без претензий. Попробовать хотелось везде. — Давай уже. Я же сказал, что... Оп, стоп! — А сам на третьем шипит. Неприятно, но терпимо. Стоило рассчитать, насколько крупные руки в него лезут. Этот ещё снизу тычется своим оружием массового поражения. Если так выглядит его полная самоотдача, то он немного перестарался. — Погоди, погоди ты. Я себя переоценил. — Тебе больно? — Смазки побольше, пиздежа поменьше, малыш. — Да ты первым же это правило и нарушишь! А из дырки и так течёт... — Еблом не щёлкай и займись уже делом, — Артём затыкает ему рот пальцами и придавливает язык. Плавное присаживание на член, оказывается, тоже высекает искры. То, что они делали раньше, несомненно, ебейше, но это... Узко и даже больно, зато так жарко. Влад сам поддаётся к нему вверх. Влад отвлекается на шлепки по плечу. — Эй-эй, притормози. Слишком много... — Артём со свистом втягивает воздух и придерживается за плечо. Такого его хочется целовать в разы больше. Трогать, доставлять удовольствие... Снежок доверяет ему такое. Артём принимает его всего. Медленно опускается и приподнимается. Он горбится над Владом, упираясь затылком в обшивку. Его худые бёдра раскиданы по сторонам, а Влад чувствует торсом жар члена. И он берёт его в руку и утешает. Артём был так уверен, что готов потерпеть ради благой цели, но это... Такого он точно не ждал. Что-то было. Далеко не очевидно приятное. Это что-то непонятное. Стон вырывается. Не стонать Артём не может, как бы не хотелось. А Влад кайфует от звука жёстко, крепче обнимает и втирается своим виском. И что-то говорит, и отвлекает. Держит за зад и раздвигает. Влад хочет этот звук на повтор, а потом и на уведомления. Он засаживает под корень, что Артёма уже злит. Даже подрывает. Так вот нельзя. Артём смотрит в его лицо теперь ясно и уверенно, Артём прижимает его собой к креслу и двигаться не то что не разрешает, а в принципе не позволяет. — Fuckin little slut. Who's your daddy? — сладко воркует, почти мурлычет и шлёпает по щеке. А он всё равно продолжает на него смотреть с обожанием. — Cmon, boy. Давай, где твои руки? За голову. — Блядство. — Будь послушным, и я не слезу с тебя. Не шевелись. Раз такие условия... Владу приходится. Точно не потому, что он хочет. Мужчины такого не хотят. Разумеется, ещё мужчина не должен так похабно двигать тазом взад-впёред и при этом трогать себя за крепкий стояк. И выглядеть при этом охуенно! С блестящими глазами и головкой. С растрёпанными волосами и напряжёнными широкими плечами. Но это волнует уже не так сильно. Влад не сможет долго. Артём это знает. Он кусает его за заведённую назад руку и облизывает внутреннюю сторону плеча широко, аж от подмышки. Артём мнёт грудные мышцы и трёт пальцами соски. И несёт эту грёбаную чушь: — Как я хочу вылюбить тебя... Везде. Прямо в школе. Да, на столе. И здесь тоже. Тормознём прямо в городе. Всё это ужасно. А ещё невыносимо. Быть послушным вечно не получится. Влад срывается, сам вскидывает бёдра, ввинчиваясь внутрь. Так ярко ещё не было. Со стоном долгим и протяжным. Он и до этого не представлял, что бывает лучше. Артём ещё долго не может, и Влад влажно отсасывает, перегнувшись через коробку передач. Очень хорошо и старательно, как Артёму нравится. Правда, впихнув пальцы ему в зад, но и кончает тот благодаря тарану сзади быстрее. Миссия такая: не замёрзнуть, но не одеваясь при том. Приходится лезть на задние и друг друга согревать. Близость этим не ограничивается, вот уже Влад ему синяки целует. Обоим нравится видеть друг друга раненными так же, как нравится и залечивать друг друга. Это ему можно доверить. Да всё можно. — Хочешь прикол? Альтеев врубает ему какую-то всратую пацанскую песню про наркоту и стволы, свайпнув пропущенные от Вани. — Здесь чё, какой-то невъебаться умный подтекст? — Знаешь этого чуви? — Ну видел в инете так. Говно, если честно. — Это мой бит. — Бля, ну бит хороший. — Влад ещё утвердительно головой качает, пока Артём ржачем не заливается. — Хули ты? Песня всё равно дерьмо. Ты чё-т не разборчивый. — А я его и не продавал. Рукой Влад ему волосы перебирает и пальцем большим по широкой брови ведёт до виска. — Спиздил, чё ли? Ебать. И ты чё? Написал ему? — Да. — Чё написал? — Поговорил с ним. — Ну, — нетерпеливо подгоняет и уже за лицо двумя рукам держит. — Он сказал, что бабки не проблема, и он мне их отдаст. Нормально он предложил, конкретно эта шляпа столько не стоит. — Если бы не были проблемой, то он бы сразу купил, не? Или я чё-то в этом не догоняю? Мудак он, короче. А ты чё? — А я сказал, что интеллектуальная собственность стоит куда дороже. Сказал удалить трек. — Блять, Тёма, ты как мелкая сучка. Надеюсь, ты добавил «пожалуйста»? Дай сюда, и папа объяснит ему по-пацански. Артём улыбается: ну бери. Ему в сообщении тот и высказывает, в каких позах ебал его мамашу и в каких местах засветится его лютый проёб. В интернете уж авторское право уважать должны. Не забыл упомянуть и сестричку, с которой у него завязались бурные отношения, и братков, которых всем районом по кругу пускали. Хотел написать про дочь, но Артём сказал, что ей три года, и как-то передумалось. У Влада, в конце концов, была совесть. Так и говорит. Телефон Артём выкидывает, его целует, наваливаясь сверху и втираясь тазом в зад, пока Влад закидывает ноги. В машине неудобно и хотелось бы в другом месте. Нигде нельзя. Ни дома, блять. Ни даже в школе, прикинь? — Ты планируешь протрахаться остаток дня? — Не хочу ехать домой. Давай свалим вдвоём куда-нибудь? — Меня искать будут, Тём. — Насрать. — Ты серьёзно? — А чё нет? Утопим мобилки. Займёмся грабежом. Или фермерством. Всё, что захочешь. — Блять, скажи уже, что ты шутишь. — Влад, может это наш последний шанс. — Блять, отвали отсюда. Пугаешь меня, нахуй. Так говорят, когда самовыпил планируют. Зная тебя, и меня за собой потащишь. В ответ Артём обстоятельно слюнявит ему шею и почти рычит от удовольствия, притираясь. Влад головой вертит и отодвигается. Жук ебаный. — Тём, я хочу есть. Я тоже. — Я прям охуенно голодный. — Я думал, что накормил тебя. Ну сейчас мы поедем. Сходим. — Артём задирает футболку и целует в живот. — Домой ко мне. Женя там сообразила нам кое-чего... Альтеев лезет дальше, захватывая зубами сосок, смотрящий в сторону. — Больно! Его запрещённые желания искажаются до такой степени, что теперь Влада хочется сожрать или просто причинить вред. Но Артём в сосочек целует. Вылезает из себя и лыбится. — Ладно, садись за руль. Надо накормить тебя, но потом мы продолжим. — Потом я буду и не против. Если одна тварь перестанет точить об меня зубы. Врубил, значит, на свою голову и в сети теперь! Надрывается мобила где-то снизу, Артём рукой шерудит, цыкает. — Погодь, Влад. — Артём трубку поднимает, недовольно объявляет: — Я. Ваня также недовольно отвечает: «пиздуй домой». Влад тут же ноет: — Ну нахуя? Мы же недавно только уехали. Пять минут без машины не проживёт? Артём затыкает его одним жестом. Он совсем ничего не услышал. — Чего? Что ты сказал? — Бабушка умерла. — Какая? — Бабушка наша, долбоёб.***
Отгулы на три дня для Альтеева Ивана — праздник для всей станции. Как минимум для тех, кто в причины не врубает. Коллеги шутили, что либо конец света, либо свадьба вытянуть способны. Ну, или похороны, с которыми приходится самому решать. Ваня возится, никого не втягивает. Даже Артёма с собой не берёт и уезжает в деревню. Владу кидает: «с ним будь». Как будто он и сам не знает. Но ему не кажется, что это необходимо. Да обычным Артём был. Может, чуть задумчивый, но чё за проблема такая? Илья говорит «всё хреново». Давно усвоил: когда Артём думает и молчит, это плохо заканчивается — и не для него, что заботит больше. Кучка ссыкунов — решает Влад и сваливает домой. Ему нужна свежая одежда и рюкзак с тетрадями на понедельник. Это всё быстро. Уже через пару часов возвращается обратно. Тогда Артём дохуя дерзко на него кричит. Из-за нихуя, конечно, но Влад всё равно обещает, что больше так не убежит. На третий день за всеми ними приезжает Ваня. В список «всех» входила и Настя. Которую старший посадил спереди, и которая всю дорогу перебирала гремучие браслеты. У неё была короткая стрижка по челюсть, за ней отлично получалось спрятаться от взгляда нового члена семьи. Влад видел только её тонкий нос. Илья шепнул, что обычно она куда общительнее. Убедиться в такой обстановочке было нереально. Но ведь интересно! Всё ему хотелось посмотреть на неё. Только на середине пути Настя повернулась попросить бутылку с водой. Красавицей в привычном понимании не была: губы были непухлыми, глаза глубоко посажены. Она была бледной, и первая мысль, стрельнувшая в голову, — болезненной. И всё каким-то хитровыебанным способом между собой сочеталось. Она сочувствующе улыбнулась Владу, хоть и смотрела с опаской. А когда он выронил бутылку, засмотревшись, то назвала его милым. Но, всё же, вопросов к Ване не было. — Эй, не пялься. Выглядит как прелюдия. Так Артём ворчит на него. И это далеко не начало. Позавчера Артём выдал, что с девчонками он себя ведёт как кретин. Плюс выглядит враждебно, а девушкам такое не нравится. Ещё Артём говорит, что вагина — отверстие для связи с Богом. Ещё Артём вчера сказал Кристине: «женщина находится в вассальной зависимости от мужчины, поэтому ты так к нему и прицепилась. Тебе просто нужен защитник, я прав?». Одноклассница до сих пор обходит Влада стороной. Какой, в пизду, защитник, если с Владом можно тупо поржать над видосами или съебаться мимо охранника за чипсами? А гордость как-то не стоит выше таких пусть и приятных мелочей. Пацанов Артём тоже гоняет, а ещё срётся с училками. Осадить его некому: Слава теперь сидит с Лёхой, сдвинув Жарика на парту вперёд. Его патернализм, направленный в сторону Влада, постепенно набирал обороты и должен бы начать беспокоить. Влад же пытается вспомнить, сколько обшарпанных остановок им ещё надо проехать. Невозможно уже хочется размять ноги. Артём крепко держит его руку в замке — её уже тоже хочется размять. Да и вспотела. И Илья косит на них, потирая лямку бандажа. Ключица ноет после перелома, и в машине всё сильнее. Хотя должно бы уже пройти. На второй неделе начал потихоньку разминать, и Илья старается делать это как можно чаще. Ваня пугает его замороженным плечом и пиздюлями, если Илья не будет стараться. Соответственно, Илья показушно кривится из-за этого, а не из-за того, что окончательно развидел в Артёме человека. Но как он может? После всего, что сам ему и наговорил... — Чё пялишься, куколка? И лучше бы Илья ничего брату не отвечал. В криках, сидя между ними, Влад соглашается, что со дна вам всегда могут постучать. Затёкшие ноги — ещё не так плохо. Русская принцесса спереди этого даже не замечает, будто провела с семьёй всю жизнь. Она подтягивает к груди ноги, упирается виском в стекло и дремлет. Теперь Ваня едет медленно и осторожно, объезжая каждую яму, и грубо указывает братьям заткнуть ёбла. Пока троица забирает тело из морга, они вдвоём нарубают еловых веток. Целую кучу грёбаных веток, чтобы раскидать на кладбище. Артём психует, что Влад разбрасывает неаккуратно и несимметрично. В одном месте так вообще одна на одной, в другом проплешина. Артём раздирает их на части, чтобы заполнить пробелы, и ранит все руки. А потом их не показывает, и Влад измазывается, когда они снова сцепляются ладонями. На похоронах стоит в стороне, словив непонятные вайбы, оперевшись на стенку лопатками и скучающе осматривая пришедших. Голова целый день тяжёлая. Где-то спереди стоит Влад и с непонятным лицом заглядывает в гроб. В церкви Влад встречается глазами с пиздюком. Различить несложно, хоть детей здесь предостаточно. Половина села народу так точно. Насколько он знает, бабушка Артёма занималась с мелочью в клубе чтением и всякими поделками. Пиздюк как-то рассказывал про свой труд из круп. Да со всеми она тут успела подружиться. А к деду кто ходить теперь будет? Батюшка махал перед ними своей аппаратурой, а Альтеев даже ни разу не перекрестился. Мелкий делал это по поводу и без, чем немного Влада развеселил. — Здорова, чурбан. Ты меня не забыл? — Э-эй, привет, малой. Такого подлеца хуй забудешь. — Влад хочет потрепать его по голове и пиздануть про отсутствие шапки, но Артём его руку злобно отпихивает. А пиздюку советует: — Съебись отсюда. — А я и не к тебе подошёл. — Ты видишь, что мне не похуй? Нам пора. — Потом, лады? Мы увидимся ещё, я здесь до завтра. Артём настырно уводит его. И пока едут до кладбища из церкви, крепко цепляется в машине, ещё больше тревожа ранки. Поминают у одной из подруг, собрав два стола по деревне. В небольшом домике бабушки было бы негде разместить столько народу. Садятся по несколько заходов, Ваня всем руководит. Настя, которая даже на ногах стояла некрепко, во дворе курила с Ильёй. А Артём, как обычно, нашёл кому нахамить. Все казались ему лживыми и лицемерными. Старые ведьмы. Никто из них не доверял ей и, уж тем более, так не любил, как хотят показать. Если бы знали её на самом деле, то не ебашили бы за упокой водку. Максим подходил к нему ещё на улице. Максим сказал «сожалею», а Артём дал ему в лицо. Так что Артём ни с кем не церемонился и на чужие утешения хотел срать. Влад не думал, что когда-то ему предстоит быть регулятором конфликтов. Ему. Охуительно он поднялся. Но Влад его забирает, и они вместе дышат на улице. Влад даже показывает как. Это дыхательная гимнастика, сейчас я научу тебя дышать с диафрагмой. А в целом держится Артём отлично, такие телодвижения для него — не новость. Но это потустороннее лицо Исаеву всё равно не нравилось. Мест в доме оказывается недостаточно для кучи молодёжи, поэтому они ютятся на одной койке, как зимой. Сделаем вид, будто наличие мест могло их остановить. Влад лежит на боку и знает — сзади чужое тело. А если не поворачиваться, то кажется, будто рядом никто и не лежит. Артём не шевелится, Влад даже не чувствует, что он дышит. Напротив спит Илья. Целый день тот вёл себя с ними привычно отстранённо и не выказывал особой печали из-за всего произошедшего. Влад понимал его. Она была чужой, как Насте, так и ему. Но не Артёму. Артём ничего из этого не понимал и с ними поругался. Влад его обнимает, прижимаясь к плечу щекой и переплетаясь ногами. Нехотя ему позволяют. Влад прижимает к сердцу руку. Хочется чувствовать, что живой. — Я в поряде. — Отдохнул, сука. Вхуярю сейчас. Когда бы он не проснулся, Альтеев всё что-то думает, всё ему неспокойно. Уже какую ночь так... — Ничё не чувствую. — Ты просто не знаешь, что это. Типа, тебе сложно это всё переварить. — Я уверен. Я спокойно принимаю смерть. О, мой дорогой, это успели заметить все. Влада в самообмане можно назвать экспертом. Следовательно, в его определении тоже. — А мне жаль. Мне она очень понравилась, — еле слышно пробормотал он. Влад ждёт подвоха. Язвительности, как минимум. Ему Артём не хамит. По крайней мере, напрямую. Утром хватает сил разобрать кое-какие вещи. Ваня шарился в документах, пока Илья с Настей ковырялись в шкафах. Нужно решать, кому отдавать всю одежду, сразу. Никто не станет её хранить. Артём уходит колоть свежую партию. Может, нанять кого хотела. А может Артёма на весенние ждала. Только стук оттуда и раздавался, вот Влад и пошёл. — На кой хуй? — Запас, — Артём вытирает лоб и вдаривает по бревну ещё раз. — Ты обещал мне вернуться сюда летом. Помнишь? — Да помню. Ну ведь... — Ты. Обещал. Вот и всё. Влад сидит на одном из брёвен, затяжки три Настиной тонкой сигареты делает, пока Артём не выбивает её из рук. Очень он убедительный, когда злой, и спорить с ним не очень хочется. У Влада не получается злиться в ответ. Но это Артём ещё не догадался, что завещание Ваня не «не нашёл», а просто ему не показывал. Это Артём ещё не знал, что было там только имя их отца.