смотри в меня

«Я потерялся среди машин на автотрассе Моя рожа говорит: «Я долбоёб, и я опасен» В амфетаминовом экстазе задыхаюсь на полу Я подключаюсь к своей фазе Топлю бычки, закидаюсь алкоголем Не плачь, малой, осталось нам совсем немного, дорогой Я ненавижу своё тело, свои руки, свою жизнь, наркотики И всё, что связано со мной»

      Над водой виснет тяжёлое покрывало тумана. Вокруг стволы сырые, ветки голые. Почву размыло. Влад не только замызгал огородные сапоги, а ещё и поскользнулся. Идти за туманом продолжал. На ощупь тот, наверняка, был бы шершавым и ледяным. Хоть он и походит на опасные испарения химикатов, всё же притягательный. Наверняка, второе — следствие первого. Третье — как бы не старался дойти до него, никогда не нагонишь.       Важные дела на то и важные, чтобы можно было без обидок игнорить друг друга и думать. В этом вариться не хочется, он уходит. Даже Тёме срать: гуляй, типа. Смяли, выкинули. Материал быстроразлагающийся.       Здесь он и не против. Зимой было как в старых русских фильмах. Ватный снег и вся эта приблуда. Сейчас — стрёмно как в чистилище. Летом будет, наверное, свежо и красиво. И весело.       Заброшенных домов на окраинах встречает кучу. Пустующие ульи у заборов. Людям без надобности, так что потихоньку срастается с природой.       И эту грязь и пустоту уже оправдывать тянет. Сам не заметишь, как родное всё становится. Вцепляется в тебя корнями, и отравленному мозгу уже не так сложно мечтать обосноваться. Хотя бы ненадолго. Если не одному, то всяко легче. Весомым таким препятствием было, что работы ни пизды.       В восемнадцать и без этого не знает, чем хочет заниматься. Жизнь над тобой не смеётся, ты сам просто парень невезучий.       Всплывает, что пиздюку повидаться наобещал. Может, именно этот разговор станет решающим. Если не в его, то, хотя бы, в чужой жизни. За мелкого немного он был ответственным, да и на него надеялся. Родители-алкаши — пиздец. Родители-психи, родители-бандиты и просто мудаки. У большинства нет и половины всех привилегий, какие есть у Влада. Он не знал материальных лишений, а чё ещё надо? Одет, сыт, с крышей над головой и не пиздят часто. Как оно там у малого?       Когда тучи начинают буянить, Влад торопится к себе, так и не вспомнив, где находится тот дом. Потратил на прогулку пару часов, а будто бы даже пару лет. Так долго, что пропустил появление в доме нового человека.       На кухне разговоры серьёзные и даже чай не раздают. Пожрать хочется, но больше — мимо неё. Да так и замирает. Становится нестерпимо больно, но, кажется, только ему.       — Этот не мой, надеюсь? — За ширину улыбки баллы не начисляются. Тем более, когда глаза пустые. Отец. Приехал.       И все из одной колбы.       — Мой, — бурчит отгородившийся руками на груди младший. На Влада смотрит, почему-то, так, будто подойдёт и ультанёт ему в череп. Смертельно. Если справедливо, то сейчас палит он так на всех. — Парень. В плане, мой партнёр.       — Понятно.       — Все давно поняли, мать твою. Закрой ты уже, нахер, рот. — Взведён и Ванёк, ёбнувший по столу. Илья, как сжатая пружина, вздрагивает, пока Настя скучающе в окно на капли смотрит.       Так и замерев у дверей, Влад конкретно теряется. А Артёму похуй. Он рад бы поисполнять, но отцу похуй примерно так же, как и ему.       Смерть материнского рая Артём не познавал вообще, с инфантилизмом был знаком лишь косвенно. Не то чтобы это было главной причиной говорить бабушке, что папочку бы он придушил удавкой... Нет, просто малыши часто говорят всякие забавные глупости. А Вероника тогда заплакала, и Артём не пояснил, что удавкой потому, что руки марать не охота. Вообще не распространялся больше.       Ориентируясь на реакции окружающих, эмоции и познаются. Артём рано задумался о почве для мыслей о странгуляции, так что смог проработать это достаточно. Чтобы теперь смотреть на отца вот так безразлично. Хотя не отказался бы стать свидетелем его смерти хотя бы в результате компрессионной асфиксии. Желательно с переломами рёбер, разрывом внутренних органов и мольбой во взгляде. Что-то достаточно мучительное, но не слишком долго. И уж точно без рук. У него и другие дела есть.       — Это семейный разговор, — намекает мужчина. Артём — Александрович, следовательно, это Санёк. Не особо ему, внушительному и холодному, это подходило.       — Семейный, — соглашается Ваня, и ему кивком головы указывает съебаться.       Артём тормозит. Вот тогда-то братья смотрят друг на друга, ведя телепатический бой. Артём на Настю кивает, мол, твоя баба почему-то осталась. Ваня убийственно кривится.       Попытки выстроить взрослые отношения в нежном возрасте выглядят потешно. Что-то серьёзное с человеком, который доёбывается до Вани с типа «спорнём, я тебя размотаю»? Серьёзно? Размоталка ещё не выросла. Непринимающий отказов Влад тогда принимается играть в кунг-фу с остальными. На Артёме срабатывает, с Артёмом же и заходит слишком далеко.       Красная карточка — вон с поля. Но не зря кумиром детства был Коллина, и теперь раскидать Ваня мог кого угодно. Требуется всего давка авторитетом и чужое уважение. В таких ситуациях Ваня — хозяин квартиры, так что если это дерьмо продолжится — ты вылетаешь.       Все мозги Артёму отъебать насчёт жизненного спутника пришлось. Бывают люди, компания которых вызывает одно лишь раздражение. И Ваня его терпеть не может не только поэтому. Однако, доверяет самое ценное, что у него есть.       Детей, говорят, одинаково любить надо. Хоть когда-то, хоть у кого-нибудь это получалось? Старший на них когда смотрит, всегда вспоминает, как на мопеде катал. Разогнался тогда с горки под сотку: сам мелкий был и глупый в семнадцать-то. Илья испугался и вжался в спину. Артём руки раскинул, приподнялся перед ним, загораживая обзор, и чуть они не пизданулись.       Тогда Ваня впервые его ударил. Сейчас жалел.       Любить Илью было само собой разумеющимся, но Артём был ребёнком чисто его. Без примесей.       Хотелось думать, что именно поэтому такой упорный и уверенный. Надеялся, что не из-за него больной и никогда никого не слушает.       — Значит, продаём, — резюмирует Александр. Решает всё ускоренно. Видать, скорее торопится съебаться от своих же выблядков.       — Против. — Это Артём встаёт в позу. Так быстро не позволит.       — Чё ты не согласен? Ты, наверное, не заметил, что тут больше нет вариантов, — раздражается Ваня вполне себе сдержанно. Это он так Настю стесняется, понимает Влад.       — Продавать нельзя. Он нам нужен.       — Ты ещё не понимаешь. Этот дом нужно содержать и поднимать. Я не собираюсь этим заниматься.       — Я соберусь.       Аргумент не роляет, деды смотрят на него как на обгадившегося младенца. Только Влад тут учёл, что он за последние дни становится старше на пару тысяч лет.       — Никто не купит его. Из деревень даже пенсионеры уезжают, — поддерживает Влад. Если этот что-то такое придумал, то проще согласиться.       Если грамотно расставлять акценты, то и глаза замылить — по хуйне. А Влад у него просто умничка.       — Давно вы тут были? Пройдёте по улице и увидите, что половина домов здесь бесхозны. Пенсионерам, во-первых, удобства нужны. Придётся ебаться над удобствами: отоплением, водой, а это дохуя. Вам эти все заморочки нужны?       — А тебе? Ты молодой, вы в городах селитесь. Вам так вообще в других странах, если повезёт, — спермобак, оказывается, такой же ехидный говнюк.       — Слышь, тебя здесь быть вообще не должно. Всё здесь — моё. И мы вдвоём будем с этим разбираться.       Любопытно тогда Владу было. Немного странно так-то к пацану тянуться, но попробовать можно. Любопытно. А теперь Артём для них, ебать, выстраивает будущее.       Это странно, учитывая все его амбиции и планы. Артём, как полагается, боится среди людей исчезнуть и бессмысленно подохнуть. Он хочет чего-то, а всё это — одно большое препятствие. Трата ценного времени. Но Влад предпочитает делать, что делается.       Наедине всё-таки спрашивает:       — Вот обязательно с этим было? Про меня говорить.       — Так захотел. Это давно уже перестало касаться только нас.       Вот это в Артёме бесит так, что хочется что-то красиво разъебать. Хотя бы эту иллюзию безопасности. Не всем на это будет так плевать.       — Давай не будем...       — Давай будем.       Нравишься ты мне, мол, малыш.       Внизу живота скручивает всё равно, чё ты с этим не делай.       Шеи пальцами касается, а для Влада это уже крохи. Аппетиты растут, ничего не поделать и с этим. Провизия урезается. Вечное чувство голода и ярости. Как тут вообще не быть уставшим?       — Отцу всё равно говорить не надо было.       Это будто и его обязует признаваться кому-то. Дерьмовое такое чувство.       — Отцу? Да он и не отец. Если по факту.       — А зачем тебе это всё? Я думал, ты другого хочешь.       Артём смотрит на потолок, который они с дедом красили, и на окна, которые тут же и меняли. Да всё вокруг. Это большой труд и великая память. А ещё это никому больше нахуй не упало.       — Ты у меня очень сообразительный. У меня реально дохуя планов. Но сейчас главное, что тебе здесь нравится. — Временами хитрый подлиза перекрывает все качества отбитого абьюзера. Влад привык, но проблема в том, что и сам верить начинает. — Хочешь детей парочку?       — Ты чё, ёбнутый?       — Да я тоже нет. Ненавижу детей. Даже звучит нереалистично.       Затягивает ещё на день. Было необходимо окончательно поставить всех на место, заодно порешав с нотариусом в ближайшем городе. Отцу, по большому счёту, плевать было, что делать с недвижимостью. Лишь бы скинуть с себя лишние заботы. Этого объяснения Альтееву хватало, а контактировать с мужчиной лишний раз не было желания. Это Илья, никогда не имевший гордости, всё чё-то с ним базарит. Пусть продолжает в том же духе и, может, любимый папочка заберёт его с собой в Неверленд.       Из принципа не ночует с ним Артём в одном доме. Так что спят на диване в предбаннике. Протопили старательно, но под утро всё равно холод до нутра добирался. Ещё и Артём мерзлячий, всё ёжился. Если в сравнении, то Артём совсем был небольшой. Не, ну спина была широкая, мужественная. Плечи, узкий таз, крепкая жопа, все вот эти дела… А всё равно одна ляжка Влада размером с его туловище. И Влад к нему всё жался и пытался греть, обхватывая лапищами и закидывая ноги.       Уезжал невыспавшийся. Старшие остались, а их сослали на учения. Пацанов ждали пересадки и дохуя потраченных часов.       Тётка на кассе срётся, чтобы билет обменяли. Мужики друг с другом орут про политику и почти пиздятся. У бабки из пакета воняет рыбой на всё помещение. А Влад у него на плече засыпает, возвращая второй наушник с kwam.e. Или это kool savas, он вообще мало такое различает. Хочется передых. Устал он с Альтеевыми.       Ближайший автобус был, без шуток, через три часа. Влад не только подремал, ещё и сходил пару раз к толчку, навернул пару кружков вокруг, убивая усталость, и взял по шаве.       Хорошая работа! Минус сорок минут.       — Тож такую дудку хочу, — говорит Артёму, на другого пялится, потому как больше делать нехуй. У пацана напротив выбора, кроме как обратить внимание, нету. — Как называется?       И, как и во всём, Влад пытается сделать вид, что разбирается, хотя даже по верхам не нахватался.       — Уровни тут ещё регулируются... — показывает ему ушастый, на мощь врубает и дует кучу дыма, даже закашливается.       Сотрудники чё-то там возмущались сначала, но дым такой не воняет и рассеивается быстро.       — Нихуя-а-а... А чё, вкус какой?       Ещё чуть-чуть, и Альтееву придётся держать его за шкирбан. Проще было бы купить поводок, но тот ни за что в петплей не полезет. Поц игрушкой своей хвалится как может, найдя зрителя. Влад наивный и искренний. И нахуй ему такие игрушки не сдались. Может, это на пару процентов менее убийственно, но Артём предпочёл бы, чтоб тот вообще не курил. Стареть начнёт раньше и растеряет свою смазливость.       А Влад для него — целая иконография.       — Хошь попробовать?       Артём может побыть для него лишь словесным экстремизмом.       — Не хочет.       — И хули? — Влад, конечно, знает, какой тот брезгливый. Артём из одной бутылки даже с братьями не пьёт.       — Мне потом с тобой сосаться, — вот это сардонически и надменно.       У Влада от стрёма аж сердце тормозит. Ушастый же от смеха рассыпается почти.       — Ебать вы парни угарные. Как звать?       — Я — ебать, он — тебя не должно.       Пацан смеётся лишь сильнее, а Артём начинает не на шутку раздражаться.       — На, сожри и не психуй. — Влад пихает ему в рот, как в глотку собаке, одну из своих таблеток. Один хуй ему эта шляпа больше не помогает. Артём несильно сопротивляется и даже намеренно задевает влажным языком пальцы.       Серьёзно, дёргаться от него входит в привычку. Ещё и дымить передумал.       Вечно занятые бабки снова занимают все места, молодняк на ногах. Хоть и как в консервной банке, но рядом друг с другом стоять полегче. Влад Артёма к поручню прижимает и от остальных спиной отгораживает. Как-то так Артёма ломает в момент, за шлёвки он Влада к себе подтягивает, опосля пиздит: «хочешь мужем твоим, что ли, стану?».       Спрашивает громко, Владу даже кажется, что оглушающе, и дежавю ловит. Ещё и пальцем через джинсы между булок наглый лезет и ласкает.       — Не жмись. Хочешь, спрошу громко сколько времени?       Нервно Влад усмехается, припоминая анекдот. Но ещё думает, что у Артёма в голове склад, забитый дерьмом.       В школе Тёма на злое «голубки» прижимается к щеке Влада губами. И к щеке-то только потому, что без боя не сдаются. Влад от прямых старательно уворачивается. Первое, что стоило уяснить, — Артём больше не шутит.       Как факт — все школы в городе типовые и выглядят как зоны. Не только выглядят, понятия, в целом, схожи.       В связи с этим же сидят у директора. Поведение неподобающее. Две ключевые проблемы школы — обычное. Встречаются они регулярно, по меньшей мере — раз в месяц. Удивляла описанная причина. Верилось с трудом, глядя как Исаев яростно дерзит Альтееву. Отвечал тот пассивно-агрессивно, делая вид, будто рядом сидит полнейший идиот.       Ну вы чего творите? Чего творите?! Господи! Выпустить бы уже наконец! Голова другим должна забита быть. Здоровые лбы, защитники будущие. С этими серьгами ты на фронт пойдёшь, Альтеев? Ты уж, Исаев, выпускаешься скоро. Постыдился бы ногти разрисовывать.       Вот в клуб бы вас патриотический. Лучше в армию сразу. Снимай серьгу!       Всё, в общем, в рамках классической милитаризации.       В эту игру играть он отказывается. Артём-то понимает, что всё-таки дедом Юнармии был Гитлерюгенд.       — Мне вера не позволяет их снимать.       — Какая ещё вера, Альтеев? Мы здесь все православные!       Выебнулся, молоток! Забыл ты, правда, чутка, что не просто на карандаше ты у них уже, а прямо путь заказан на хуй.       — Извините. Я ему, по ходу, что-то в голове повредил. Снимай давай.       — И ты оттирай. Чтобы завтра я этого не видела.       — Да пошла... — Затрещина Артёму прилетает как раз вовремя. Влад старается быстренько его из учительской выкинуть.       Альтеева карга выпнуть бы рада, только преподы некоторые вписываются. Среди полоумных, бывает, проскакивают молодые и инициативные, которые за его потенциалы загрызут.       Парень-то умный! В колледж такому нельзя. Да и из колледжей у них медуха и политех. В медики такого опасно, а политех...       Даже если тот снова загулял.       Даже если и приходит, то в синяках.       Дело в том, что дерзости воспринимались иначе. Схема какая: Влад перегибал — получал в лицо. Начинал про «со Стасом в машинках покопаться» — получал в лицо. Нервным и малейший повод был причиной. Так и отхватывали контактные. Даже во время бурного знакомства они столько не хуярились.       Остановить его было невозможно. Дрался Артём так же безумно, как и трахался. Влад прижимал ебанутого к полу, усаживаясь сверху и хлопая по щекам. Руки, главное, держать, чтобы не уебал ненароком. Артём глаза свои фуксиновые прищуривал. Ядовито, канцерогенно. Эффект странный — опьянение опиумом. И Артём тазом плавно двигает, глубоко дыша. Наваливания в башню заканчивались в горизонтальных положениях постоянно. И после таких битв Влад чувствовал себя ещё хуже, чем после настоящих.       Вкус зарубы не доставлял, он жалел, что так выходит.       При всём этом, снимал напряжение Артём. Хуй не заметишь, что расслаблялся юный анархист только в его обществе. Всегда держался поблизости — так легче, за руку брал — предъявлял права. А дома в ногах под столом компьютерным сидел, чтобы Ваня не доёбывал. Книжки свои в телефоне читал и в стопы целовал. Безумие.       Это всё одиночество. Разлад с корешами. «Жизнь» Конвея, где без трёх живых клеток-соседей ты мёртв.       На большой перемене Влад подваливает к Бакшееву в туалете. Пугающе его так зажимает, и неудивительно, что Слава ждёт удара.       — Чё надо? Фараона потерял? Не пришёл он сёдня.       Слава находит в себе ту же раздражённую и презрительную интонацию их классухи с её поставленным «где же наша звезда?».       — «Только не бей»?       Усмехается Влад вообще не к месту. Непрерывная компания Альтеева влияет на него соответствующе.       — Чухан тупой, отвянь.       Слава связываться с этими отбитыми не хотел. Блондинчик вообще пизданулся и огрызался. Люто и на всю старую гвардию. Пацаны были в шаге от того, чтобы начистить ему ебальник. Только всё ещё боялись.       Влад от коротышки отходит и к подоконнику прислоняется, позволяя руки, наконец, вымыть.       — Бабушка умерла. У Артёма. А они, типа, близки были.       — Я это, вообще-то, и без тебя знаю. Когда?       Обида Славы тень не отбрасывает.       От «когда» зависело всё. Это объяснило бы всё дурацкое поведение лучшего друга. Могила имени милосердия.       — Давно уже. Тяжело ему.       — И чё дальше? Кому это даёт право быть козлом?       — Артёму?       Здесь только солидарность. Слава не смог бы не простить его и без этого. Артём всегда своеобразно запугивал. Много раз Слава это и своими глазами видел. Но по итогу друг с ним так бы не поступил.       — Свали, — шипит Влад заглянувшему в туалет мелкому. Растерялся тот настолько, что по виду чуть не обоссался.       Слава даже успел позабыть, с кем имеет дело. Исаев совсем не похож на влюблённого придурка с сердцами и звёздочками, валящими из жопы. В последнее время всё встаёт на место.       Да и не просто так Исаев к нему подкатил. Слава заметил изменившиеся отношения у парочки. Придавало надежду, утешало. Весьма.       — Ты уже чувствуешь, что всё плохо? Чувствуешь, что он готов кинуть и тебя?       — Лучше со мной так не пиздеть, забыл? — Ругаться словами отца всегда было проще. Полезно, папа обеспечил его ими на жизнь вперёд. — Я не посмотрю, что ты его старый дружбан.       — Такой вот совет: лучше по-хорошему свалить сейчас, пока он тебя просто не уничтожил.       Такой вот совет, по своему опыту.       А потом с видом воодушевлённого щенка Слава убеждает парней, и они вылавливают Артёма в один из счастливых дней его посещения. Славка им всё прояснил, а парни и поняли. Артём самодовольно лыбится и говорит, что нихуя они без него не проканали. Но он вырос из клуба неудачников, извините.       Тогда Лёха срывается. У Солянки с самооценкой всегда не в порядке было, а в последнее время так вообще. Потеряв своего лидера, сдвинувшись в иерархии ниже, все они представляли из себя только кучку оборзевших десятиклассников. Им нужен был их губернатор, а тот просто послал всех в пизду.       Тогда они дерутся прямо в раздевалке, почти перероняв все шкафчики. Староста срывается и теряет всякую человечность.       Артём темноту в людях как гнойники вскрывает. У Артёма от Сиро Исии дохуя, но брёвна не просекут, пока не лишатся каждой своей части.       Он был доволен. Он к ним вернулся.       Теперь не посещали втроём: Артём, Лёшка и Слава. Подговаривал тот красиво, выдумав каждому по достойной отговорке. Влада ходить заставлял — скоро экзамены.       Вайбы Гослинга смягчаются. Лютая команда формируется. Дышать Владу куда свободнее. Он даже выбирается покататься с мужиками, чего не получалось уже достаточно давно. Недели три всего прошло, а мужик уже находит в какой-то дыре самую настоящую разговорчивость. Сам даже спрашивает, что это за синяки, и есть ли у Влада какие-то проблемы. Пацан пожалел, что разбазарил тот секрет, где его толпой из-за мелкой дурочки отхуячили. Влад метит границы: всё нормально. Стас дальше них не лезет.       Зато пёс делает так, как нравится: то и дело пытается облизать его да покусать. Вот кто по нему по-настоящему скучает.       — Катнуться дашь?       — Нет.       Такими вещами, которые ты поднимаешь почти с нуля, дорожить сильнее всего. От поломки спасти иногда оказывается труднее, даже если уметь ограничивать от потенциальных зол.       — Да я же осторожно, блин! Да пожалуйста!       У Стаса детей нет и не было, но на нытьё он оказывается очень падким. Так что своё Влад получает. Даже без долгих сопутствующих наставлений. Смысла это не имеет — каждый по-своему машину чувствует.       И Влад чувствует эту дурь, когда она начинает так ебашить по грязи.       — Уф, резвая. Крутая.       — Ты мне так, давай, не прокручивай.       Как танк. Это тебе не легковушка. Правда охуенно, когда перед тобой нет почти никаких препятствий. Стас делится мудростью, что если зацикливаться на дереве, то обязательно в него въебёшься. Точнее, Стас говорит «вмажешься». Видеть проблемы нельзя, надо просто ебашить дальше. Точнее, «стремиться».       Актуальнее было бы: если боишься наступить ей на ногу, то по-любасу наступишь. Хотелось бы поменять партнёршу, эта маловата. Её рука в его совсем тонула.       И не ходил бы он на эти репетиции, а девку кидать неохота. Единственный её выпускной. И его тоже. Артём говорит, что пускай ищут из другого класса выплясывать на своих ретроградных праздниках. Да и просто забей. Где тут проблема?       Влад бы рад это всё кинуть, а сдаться не может. Кинуть её и заставить думать, что она стрёмная или типа того? Не в этот раз. Всё-таки она иногда помогала ему на контрольных, фоткая свои ответы.       Такое дерьмо Альтееву не скормить, так что он бесится. Влад рычит ему прямо в мудацкую рожу: «мне, блять, мужики нравятся». Артём в обраточку: «типа не я один? Шлюха!».       Первая кровь не тормозит. Ему ломают очки, а у сраной блонды вывихнуто запястье. Это если всех остальных травм не считать. Как-то так Влад в восемнадцать полных лет понимает, что боль правоту не доказывает.       Влад говорит «уйду».       Артём напоминает, что больше ты, Владик, нахуй никому не сдался. Папаша твой, убийца, с ПТСР приедет, и ты ему тоже нахуй не упадёшь.       Влад говорит: тебя ебал, твоего настоебавшего братишку ебал, ваше это всё, нахуй!       Не говорит — орёт. Проявляет хоть немного уважения к себе, как это Артём в нём взращивал.       — Нихуя себе заявочка. Тогда проваливай отсюда нахуй! — совершенно справедливо добавляет его настоебавший братишка, оказавшийся за спиной.       Альтеевым реально повезло иметь глухого соседа. Хотя бы с одной стороны не жалуются. Единственное, что Влада заботило, — почему соседская подружка так старается надрываться в постели, если он нихуя не слышит?       Будь здесь Илюха, то и с ним бы полаяться успел. Есть, что вставить.       Всех нахуй послал. А абсолютно униженным он себя чувствует — вот как. Артём и хочет, чтобы так было.       Ожидает, подобно сеятелю, посеявшему своё семя. И Влад возвращается, следуя дорогой выученной беспомощности. Он жаловался, что умываться с Артёмом неудобно? Даже посрать без него теперь невозможно. Расстройство желудка либо от нервов, либо от мамкиной жратвы. А если подумать, Ваня заебись готовит и не так уж сильно его бесит. С Ильёй, в принципе, тоже налаживается, и теперь они могут обмениваться целыми предложениями!       Без Альтеева тяжело хотя бы потому, что не перед кем красоваться формой и показывать прогресс. А ещё его так никто больше не нахвалит.       Ещё и занятия! Они стали походить на камерный триллер, но их пользу отрицать было нельзя. Артём убеждает его, что они прошли всё, что могли пройти. С этим он немного заебался. Влада учить — ой как непросто. Он постоянно отвлекается и не сразу улавливает логическую цепочку. На одну тему они убивали слишком дохуя времени, но теперь этому настал конец.       Но Исаев всё равно пытается уговорить перепройти старые. Даже во время лютых ссор они занимались, а тут... Что ему ещё делать?       — Мне нечему больше учить тебя, мой юный падаван. Но только касательно твоих предметов.       Решебники свои Влад на Маркса не возвращает. Более того, в шкафу появляются другие вещи, а школьные учебники всё время валяются чёрт пойми где, будто тут он метит свою территорию. Учебники, носки, мелочь и тарелки.       Коренных обитателей не устраивает. Артём загадочно заявляет, что «в своём бесплодии лень равна импотенции», Ваня орёт, заставляя всё убирать, а Илья к такому просто готов не был.       Артём даже даёт Владу свои ключи, когда собирается где-то задержаться.       В один из таких дней он приходит позже, снимает футболку, и Влад уже почти готов снимать свою.       А потом Артём спиной к нему поворачивается, позволяя увидеть тонкие полосы, складывающиеся во что-то, закрытые плёнкой. Крестом по шейным и грудным позвонкам в три владовых руки, а это дохуя. По краям они красные, ещё воспалённые. Влад спрашивает: «это что, тупая сука, за хуйня?».       — В чём дело? Не нравится? Слава сказал, что круто.       — Слава так думает даже когда в зеркало смотрит, у него с оценкой хуёво. Откуда эта белиберда?       — Женя набил. Ну, вроде как, Илья попросил за меня. — Артём стягивает и штаны, сваливая на кухню. Нудист хуев. Чёртов отброс. Как он посмел?! — Чтобы я не рассказывал тебе, что у них там что-то.       — Что-то? Чего блять? Стоп. Не заговаривай мне зубы, ублюдок. Ты даже не посоветовался со мной!       — О, я был должен?       Что уж говорить, Артём не советуется даже о вещах, касающихся их обоих, не то что касающихся лично его.       — Обещай, что больше ничего себе не сделаешь!       — Зависит от того, как скоро Илья поймёт, что у вас никакого шанса.       Пусть попишет грустные постики в хики и падёт, наконец, в ноги своему красноволосому дружку. Артём искренне попробует за них порадоваться.       А грустные взгляды — ничего. Артём как-то палит Илью за раскладыванием вещей своего парня и ничего кроме злорадства это не вызывает.       Что бы там не думали, у них всё однозначно.       Парни продолжали угарать, но было плевать. Остался год, и этих людей он никогда больше не увидит. С Владом же планировалось большое. Глобальное. Это было гораздо важнее.       Зная, что ничем Влад заниматься сам не будет, Артём стал подыскивать ему место для учёбы, куда можно было бы подать документы. Узнал основной перечень, необходимые предметы для сдачи. Далеко Владу до технаря и надо сунуть его к гуманитарным. Задача непростая, список предметов у того был просто вышка.       До ЕГЭ два месяца. Однако Артём не сомневался. Он поднатаскал его удивительно хорошо. Его парень и так был старательным, но теперь оценки выглядели куда лучше. Факт! Уж в электронный дневник Артём заглядывал.       Он предлагал всякое: начиная чем-то языковым, заканчивая преподаванием. Учитель из Влада вышел бы классный. Представил, как приходилось бы каждый день оставаться на допы и зарабатывать хорошие отметки. Его жертвам реально пришлось бы отрабатывать свои двойки. Но к предложенным профессиям серьёзно Влад не относился. Какой, в пизду, препод? Физрук, разве что. А в физруки не пойду.       Что ж, будто кто-то будет спрашивать его. Артём находил именно те университеты, факультеты которых подходили и ему. Он сам всё сделает. Задача Влада — хорошо сдать экзамены. Даже на бюджет ему поступать необязательно — родители не оставят без образования.       Исаева же волнуют вещи более приземлённые. Наивно пытается уговорить не распространять, перестать хотя бы лапать на людях. Владу не нравятся шутки парней и косые взгляды, он наелся их и без того.       Терять мужественность, видите ли, не хочется. А Артёму не хочется скрываться. Артёму не хочется прятать его от пацанов.       Находят компромисс: Альтеев проводит время с задротами и старается не вогнать их в депрессию, Альтеев держит мудацкие инстинкты при себе, не распуская руки, а Влад послушно отвозит Артёмову команду пошмалить в лесочке.       Влад спрашивает, почему их не отвезёт Димас, который и сам был бы не прочь эйфоретиками загаситься. Артём хочет, чтобы все свои.       — Уже Починки пролетели. Мы чё, курить будем или дрочить друг другу? — Лёха орёт сзади, Артём смеётся. Это их какие-то рофлы.       Валерик вперёд высовывается и в сторону Влада большим пальцем тычет.       — Он чё, если нос не зарядит, таким напряжным и останется? Спокуха, Владос, это перемирие.       Жарика тоже захватывают почему-то, хотя он не совсем и «свой». Хотя ему-то чё? Вот и пусть теснятся сзади вчетвером. Жарик поц, по сути весёлый, Ямайке подпевает, и все эти ебанутые сзади втягиваются.       Страну, сука, с настроем позитивным. Музыка у них тупая, шутки дебильные, как и разговоры.       Таинства Аластара Кроули под веществами. Может, они реально жёсткие трипы видят, духов там... Потому что Лёха валит отлить в лес, а там, видать, откис после комбы. Влад ищет его один, потому что потерять остальных не хотелось бы (хотя хотелось больше всего на свете). Лёшка одной ногой в болоте. Не может кроссы кинуть, дорогущие они. Чрезвычайное происшествие.       А Альтеев даже под этим делом адекват. Ну, так Влад думал до того, как этот к нему сосаться полез при всей машине. Не позволил.       Влад хуй знает, зачем на эту тусу согласился. Когда они двигали в его компании, всё было даже мирно. Относительно. Быть ублюдком его парень не перестал, но хотя бы они обошлись без трупов. Здесь хуй знает, как получится...       Отделались тыщей штрафов от гайцов. Влад сидит в их машине и надеется, что от его кофты не несёт дурью.       Не смешно было нихуя. А пацаны мнение успели о себе сложить, вкидывая шутки товарищу мусору. Но им-то похуй, карапузы накуренные, ещё и под марками. И потому что решает это всё Влад. А Артём ржёт, и это обидно. Он сам говорил ему, что чувствует, как в кругу пацанов тупеет и не может развиваться. А тут впервые за долгое время смеялся. Пусть вызвано было искусственно, но было.       Дома, разумеется, извинялся. Не словами, а как умеет: ладони ему целовал и вылизывал, пока у самого сердце щемило. Не работало.       Так он до конца успокоиться и не может. Всё пытается:       — Ебло шедевральное. Тебя будто лепили по моим фетишам.       Вообще, нравятся ему маленькие и умные. Темноглазые и длинноволосые. Девочки.       Ну а Влад знает, что когда обрастает, то становится похож на чеченца. Добавить нехуй, Влад от него отворачивается и утыкается в подушку.       — Я уже тогда знал, что ты будешь мой. Я бы везде тебя нашёл.       — Сделай что-нибудь со своей криповостью, Хранитель склепа, — он бубнит в сторону, хотя что-то подобное давно перестало казаться ему жутким. Артём был странным, и с этим удалось свыкнуться.       — Вот ты слышал о омниверсе?       — Это связано с теорией струн, про которую я нихуя не понял в тот раз? Если да, то у меня уже болит мозг... Пока я не готов это выслушивать.       — Связано, но здесь проще: если доступно говорить, то мультивселенная. Ну, как в комиксах.       — Ну как в комиксах я знаю. — Он всё-таки заинтересованно поворачивается. — Готов поспорить, что любая из версий меня оказалась умнее и не купилась на эти твои уловки. Ну, или я там настолько стрёмный, что ты не купился.       Артём торжественно и громко говорит:       — Не имея начала, середины, конца бытия. Существуя, когда не существует ничего... — Он замолкает, задумавшись. — Но нет, такого быть не могло.       — Может быть всё, что угодно, кроме этого? Ну, вряд ли ты бы нравился мне, допустим, девчонкой. Мне нравится, что у тебя есть хуй. Да и такой бы ты был педовкой...       — Всё равно, Влад. Ты был бы той же забивной сучкой, так что... Это константа.       — Бесконечное, сучонок, количество. По-любас такая есть.       — Не нужно спорить со мной. Если число вселенных зависит от конкретного обхвата наблюдателя, то не так уж и много. Примерно десять в тысяча шестнадцатой степени.       — Действительно немного, — с сарказмом кривляется он.       Если честно, спорить с Артёмом утомительно и непродуктивно. Но обязательно.       Артёму не нужно лезть в его дырку — он уже слишком глубоко в его голове.       — Даже если это десять в хуй пойми какой степени...       — За ними я услежу, уж поверь, — решительно говорит Артём и серьёзно.       — От твоей брутальности аж в трусах тесно, — Влад язвительно усмехается и натягивает на плечо одеяло, отворачиваясь обратно. Спать-спать-спать.       Артём нависает:       — Любишь меня?       Это Влад тогда только через демку пиздеца проходил.       — Я сегодня посплю, нет?       — Не. Бля, так хочется, чтобы ты ещё мне что-нибудь сыграл. Я тогда так охуел...       — На гитаре из твоих костей, если не отъебёшься, — Влад отвечает неспешно и лениво.       — Не сделаешь. Любишь. Тогда просто спой.       Он неразборчиво мычит в ответ что-то вроде: «я бы так уверен не был», но Альтеев его не слышит и всё доёбывает:       — Да ладно, ты это можешь. Давай, как умеешь.       — Я тебе, блять, в няньки не нанимался.       Сопротивляется всеми правдами, неправдами. Даже храпеть начинает. Но Артём уламывает. Никак не сдержаться, когда смотрит он почти отчаянно.       «Этот город рухнет на нас стеной и мы прорвёмся» — тихо, почти шёпотом поёт, рычаще. Влад старается: «Это море вынесет нас волной и мы вернёмся».       Убегаем, догоняют, прости, мама. — Слова делит ритмично, именно так, как надо.       Что-то из папкиного репертуара, Влад наизусть знает целые альбомы русского рока.       И поёт Влад хреново. Не настолько, чтобы сказать, что слуха у того никакущего, но до стандартов дохуя. Ничтожный. И всё-таки Артём рад, что в этой Вселенной нашёл его так рано.