«Я не нахожу себя, это напоминает гибель Будто тело на цепях идёт куда-то ближе к рыбам Я прибитый на кресте и ты со мной, где бы я ни был Моя жизнь не будет гонкой, думай, сука, что я выбыл Я по-новой разряжу в себя обойму В новой жизни точно всё будет по-моему Но ничто ещё меня не обезболивало так Как она и её губы в меланхолии»
Подумаешь, потусил с Холтером на грудаке сутки... Ничего критичного, не считая собирающего слёзы Исаева. От смеха, разумеется. Оставшийся день никем, кроме киборга, Артём не был. И с сердцем механическим, думал, проблем не бывает. И какого чёрта попёр к человеческому врачу, а не к механику? Ты, типа, на сорок девять процентов робот, а на пятьдесят девять — хуесос с насадками для ковров. Единица — примеси. У Исаева и с простыми числами плохо было, что уж говорить про проценты. Прочее, прочее, прочее... Кардиолога недолюбливает не только за это. Хотя вполне достаточно. А как не презирать чувака за обязательство появляться там? За тупые покачивания головой и причитания «что же, что же...». Ничего нового Артём не узнаёт, да и то, что сердечко ёкает, он и сам в курсе. Что же... — Блять! Да ты мне весь понедельник, нахуй, испоганил! — Поплачь. И опять оно, за грудиной что-то чувствуется. — Может харе уже сраться? Башка от вас болит. — Слава сваливает в коридор, потому что терпеть невозможно. Он ненавидит их рядом, даже их не рядом, потому что и так со вздохами. — Бля, да ты душный. — Реально, иди подыши. Идеальная синергия в духе «некрасиво» и «мне тоже не нравится». Вниз с ладьёй Харона. Довольный собой Влад укладывается головой на руки, занимая место Артёма. Этот рядом — на месте Славы. — Мудила, погладь спину мне. И ведь сидит, гладит. — Я надеюсь, ты сегодня доешь этот суп. А то Ваня обидится. — Чё, получается, на обед суп, а не конфетки? А я хочу, чтобы ты сделал рис. С мясом. Я хочу очень дохуя мяса. — Как плов? — Нет, с фасолью. Зелёной, ну, ты понял. — Она же тебе не нравится. — Пф... Говорят, отношения — не работа, так что лишний перегруз устраивать нехуй. Когда Артём был в отношениях с Лизой, то и сам так считал. Максимум свободы, понимания и принятия и минимум ответственности. С Владом не на нервяке только дома и когда тот достаточно умиротворён, чтобы позволять кусать себя за жопу. Ну или увлёкшийся делами поблизости, пока Артём делает свои в ноуте. Всё остальное время становится дискомфортно физически. Он не помнит, когда это началось. Может, когда Артём впервые увидел машину мужика. А может, немного раньше. — Это вот этот за спасибо тебя катает? — Хорошую машину он взглядом провожает, приподнимая бровь. — Ревнуешь? — Камон. Этот носатый хуй, во-первых, старый, уже во-вторых — уродливый. А что? Увлекательная игра в вопросы на вопросы. И от этого Влада немного дёргает. «А что?» Тянет пиздануть, что нихрена Стас не урод. Да, ебло у него строгое, как и он сам. Да, он зацикленный на деньгах и заработках... Да, может, у него единственный фетиш — домашнее порево под классику русского шансона. Это больше к характеру, но тут точняк не про старый и уродливый. — Вечно впитываешь отходы. Что же такого вы делаете, что мне стоит волноваться? Катаемся. И? И пиздим. И? Да всё. — Неприятно, что ты не только мой щенок. Ведь, блять, сменить поводок — дело нехитрое. Не без сожаления Альтеев отмечает обиду. Влад не обещает ему всё своё нутро, как когда он был его сном. От А до Я должно быть, никак иначе. Глупо тормозить на девяносто семи процентах, нет? Артёму иногда стоит напоминать себе, что Влад не вещь и не просто какая-то игрушка, образующая в его организме сложные соединения и вызывающая реакции. Артём всегда закрывает глаза, когда с кем-то кончает, и видит только его. Небольшая плата за предательство этим гейством самого себя. От Влада подобного не требуется. Ему нужно просто рассказать своему черномазому дружку о специфике своей натуры. Тест на гнильцу, так сказать. — Такого не будет. Он не поймёт. Вот отрезает Влад, и всё тут. — Почему же? Молодой и современный, так где же его толерантность? — Я не буду говорить. — Влад, ты и сам понимаешь, что это необходимо. Мне не хочется жить свою жизнь с видом, будто я в чём-то виноват. Влад фыркает. Это слишком наивно. Особенно для Артёма. Глупые объяснения для глупого Влада и слишком хитрые манипуляции для него же. Смешайте, но не взбалтывайте. — Тогда как хочешь, еблоид? Давай скажем моей матери? — Влад толкает его в грудь. Как обычно: отталкивает от себя и снова подходит сам. — Моему, блять, отцу? Ну, как ты своему пизданул. — И снова толчок. Артём оступается в песке, закапывается чуть ли не по лодыжки. — Хватит. — Ладно тебе, тут же никого нет. Да и не ты ли хочешь полную открытость? Летом здесь люди бухают и играют в волейбол. Веселье. Такая мысль на ум ему приходит. Альтеев всё равно не пожалел, что завёл этот разговор. Даже когда на песок спиной повалился. — И на парады-то мы с тобой будем ходить, и колечками обзаведёмся. Квартиру купим, а в подъезде повесим объявление. Только не «в вашем доме появился врач», а «появилась парочка пидорасов». Чтобы все в курсе были о делах наших в койке, а? Нормально? — Влад на нём сидит и разочарованно смотрит, даже жаль, что не дерётся. — Нихуя ты обо мне не думаешь. А я, может, детей хочу. Кто мне, такому пидору, их даст? — Ты был бы отличной мамочкой. Только я не собираюсь заниматься этой поеботой. — Значит, я тебя брошу. И ебать как Артёма накрывает. Он отмудохал бы этого говнаря до внутренних кровотечений, не полезь тот тут же лизаться. Этот полоумный умеет теперь почти на девятку, даже кусается реже. Хотя за волосы держится так же крепко, не давая головой вертеть. — Го здесь? Чем тебе не открытость? Артёма в безумие засасывает быстро. Влад ему шепчет горячо в губы, даже расстёгивает куртку дрожащей рукой. И так сложно оттуда вынырнуть, когда со стороны раздаётся громкий свист. — Парни, чего не поделили? — голос в меру весёлый, не в меру пьяный. А Влад тут же отлипает. Выпрямляется сидя, гордый. — Бля, детка, молчи, — Артём хватает его за лицо. — Просто молчи. — Дело хозяйское! Пошли, — выкладывает разумную мысль предводитель. Альтеев всё слышит, потому что вслушивается. Мужиков четверо, здоровые все, будто прямиком с трубного цеха. А Влад его снова целует, приложив затылком к песку и шаря по телу руками. Вот мазохист Влад, давно это всем известно. На ласке теперь сосредоточиться нельзя, он буквально чувствует их разъярённую героическую ауру. — Что-то мне подсказывает, что тут была совсем не пиздилка... — говорит товарищам более разумный, более трезвый. Не менее патриотичный. И, наверное, долг каждого уважающего себя мужчины, защитника, выяснить, что же произошло на самом деле. Но сначала насадить на бутылку. Особенно когда подозреваемые так стремительно уматывают. — Стойте, блять! Влад хотел разобраться, честно. Почти в стойку встал, но Артём даёт по шее и приказывает съёбываться. Махаться с пьяными — только дырка лишняя в теле. Зная этого упёртого — приёмный покой. — Вот почему ты такая тварь? — Влад стоит перед рассевшимся на лавочке Артёмом и заглядывает ему в ебло, пытаясь отдышаться. — Ты тоже совсем не сахар, но ничего, — Артём голову откидывает и лыбится. Изо рта не только пар у него, но и еботня различных сортов: — Мне это даже нравится. Боюсь представить, каким бы ты был примерным и послушным мальчиком, если бы тебя изначально мама воспитывала. А так ты дикий, страстный и травмированный, это сексуально. — Сука. Ага. Если бы у тебя были нормальные родаки, то и ты бы не был таким ёбнутым садистом. Пауза здесь очень кстати, подумать можно о многом. И пожалеть. А Влад не извиняется. Видит, как это задевает, но молчит. Артём зыркает на него с ненавистью, достаточно оскорблённо. После встречи с отцом не реагирует на тему родителей спокойно. Ладонью прилетает по лицу крепко. И, вообще, заслуженно. Влад покорно опускает голову. Как собака Стаса, на которую кулак подними, а она пузом повернётся. — Извиняйся. — Не хотел я... — Извиняйся нормально. Сукин сын. А сам извиняться, то есть, не будешь? — Да пошёл ты, Артём, нахуй, блять! У Альтеева кулаки тяжёлые. Целуются с кровью уже где-то в подъезде. В относительной безопасности. Влад спотыкается о чей-то велик и почти летит вниз, но Артём его поддерживает. И смеются. Сраные ссоры ничего между ними не изменят.***
Вечером следующего дня въёбывает его Артём в морской бой несколько раз подряд, а Влад остаётся подозрительно тихим и задумчивым. Вот совсем не бомбит и отыгрываться не хочет. — У тебя в норме всё? — М? — Я знал, что колёса не только на либидо влияют... Кажется, ты ещё и оглох. Влад подтверждает второе, опровергая при этом первое. Он лезет к нему своим лбом и давит весом. Влад сжимает в кулаках футболку и задыхается почти, когда носом трётся. Это неожиданно и слишком резко, но... Так отчаянно Влад с ним ещё не целовался. И в конце концов Артём же не железный. И он раздевает, медленно и дразняще, обещая, разумеется, исключительно уют и спокойствие. А Влад разрушается так быстро, будто не возводил себя из самой прочной брони. — Всё ещё надеешься, что кто-то такому уёбищу даст? — Да, — возбуждённо вздыхает Артём, — надеюсь, кто-то даст... Не то чтобы Владу стоило знать о каких-то особенных вещах... Но у него и в голове ничего подобного не возникает. Влад о другом думает, фыркает. Мнётся. Смотрит в сторону окна. — Отметь сраный счастливый день галочкой в календарике, тупой задрот. И всё-таки Влад сообразил, на кой хуй Артём ему тогда разжёвывал... Артём от новости будто тяжелеет. И чувствует себя особенным немного больше, чем обычно. Или будто живёт последний день. — Ты не понял? Ты реально тупой или прикалываешься? Посмотрим, как тебе будет смешно, когда я съебусь домой. Влад ноздри раздувает, бесится от чужой медлительности. — Понял что? — То, что я только что сказал тебе! — М? — Ты ржёшь? — Да я не понял. Скажи ещё раз. — Я сказал тебе отметить ебучий день в календаре, сука тупая. — Хорошо, а теперь скажи это прямо. — Трахни меня! Или я сам об тебя трахнусь. Треники Исаев с него практически сдирает, а если продолжит в том же духе, то член просто испуганно спрячется. Начали хорошо. А вот выступившая смазка на трусах Артёма, натянутая ткань, вид весь уверенный... Влад фронт работ как-то оглядывает, голову пристыженно опускает. Ему жарко, он заведён, но... — Ты не уверен? — Естесственно я уверен. Член из трусов чужой вытаскивает, и вот даже во рту пересыхает. Влад любит его смертельной любовью и уж точно больше, чем его носителя. Но то, что он собрался здесь с ним творить... Ох, он думал, что они пережили все эти неловкие моменты с кончой в глаз и рвотными позывами. Он наивно полагал, что чувствовать себя перед ним неловко уже не получится. — Тихо. Влад. Поменяемся? — Артём говорит сухо, но быстро исправляется: — Давай, родной. Мне уже не терпится увидеть, как ты для меня постарался. Влад мешком падает на спину, выражая всё своё нежелание в этом участвовать. Артём между ног сосредоточенный устраивается, гладит бёдра и голени. И, сука, смотрит. — Чё там нашёл? — Влад плюёт гневно и свёл бы колени, не успей Артём положить на них руки. — Это... очень горячо. Моя умница. Владу повезло, что единственный источник света здесь — фонари и все эти неоновые вывески с улицы. Иначе довело бы до могилы. — Такой гладкий... Ебать, ну вот это вообще лишнее было. Артём ласково смазывает дырку пальцами и пара входит совсем уж неплохо. Исаев вздрагивает и почти рычит. Артём говорит, что Влад молодец, его хороший мальчик, и что реально он очень хорошо постарался. Не переставая при этом гладить и целовать. Говорит «ты са-а-амый красивый», Влад гневом только сверкает. И глаза твои пустые обожаю. И натуру блядскую. Будто его это хоть сколько-то расслабит. — Я вхожу. — Будь как дома, чмошник. И Артёму больно ничуть не меньше. Он будто не в дырку, а под пресс член засунул. Ещё и Влад ногтями ведёт ему по спине, будто не только боль проявляя, но и желая содрать эту чёртову краску. Нихуя здесь эротичного. — Блять, стой! Выходи нахуй. Даже малейшую боль там терпеть он не может. Артём замирает и гладит живот, бока, он вошёл почти наполовину и давать заднюю значило прекратить это всё. Вероятно, даже на очень-очень долгий срок. — Больно, блять! Ты вообще не слышишь нихуя?! Влад сжимается и бьёт в плечо, так что выйти приходится. — Кажется, ты хуёво подготовился, — слегка раздражённо говорит Артём, но всё же гладит его по лицу. Влад отдёргивается и отпихивает руку. — Но как уверенно ты собрался скакать сверху, это я оценил. — Завались. Нормально, блять. Говно. Сворачиваем лавочку. Мне не нравится. Влад тут же хватает свою футболку и выворачивает. Тянет закрыться. Тянет съебаться отсюда ко всем чертям. — Всё в порядке, малыш, дай мне больше времени — Нет, я передумал. Такая тактика отклика не находит. — Спокойно ты. Всё лучшее стоит дорого. Уговоры не помогают тоже. Как хорошо, что Артём давно научился правильно с ним обращаться. — Влад, я сказал, ноги, блять, раздвигаем, — с расстановкой говорит Альтеев. Концентрированная жестокость заставляет замереть. Его этот тон так вообще опускает обратно. Влад окончательно не сдаётся только благодаря упорству. — Повторить? И он отводит в сторону медленно одно колено, затем второе. А этот хуйлан ему поощрительно кивает. Хотя бы не он один здесь похож на идиота... Артём склоняется. Целует его в бёдра, а потом и в паховые складки. Влад устраивается удобнее, готовясь к классному минету. По внутренней стороне ног Альтеев пальцами ведёт, покрывая всего мурашками. Он вытворяет всё это дерьмо с его телом, медленно и верно заводя до всех мыслимых и немыслимых пределов. Он нисколько не трогает член, зато нежно целует в мошонку. А потом Артём её сжимает и приподнимает наверх, прижимая к стволу. Тяжело дыша, оглядывая. Тычась, наконец, в промежность лицом и сильно вцепляясь в кожу на заднице ногтями. Срывая свою сущность, становясь чем-то первородным. — Так-так, бля! Вот тут хватит! В голове не умещаются Альтеев, который брезгливо от бутылки Славы отказывается и который косяк себе забивает отдельный от всех, и Артём, который лезет вылизывать ему задницу с диким взглядом. Так же нельзя. — Замолкни. Ладно, понял. Он раскрытый и уязвимый. Смотреть на Артёма ему стыдно. Стрёмно. Дохуя эпитетов. Но Владу это и нравится тоже. Добиться этого было сложно примерно настолько, насколько сложно было бы обезвреживать бомбу. Артёму уже можно выписывать целое руководство, что становится понятно по рваному дыханию и тому, как его большой мальчик всё елозит по простыни ступнями. Артём вылизывает его так жадно, что слюна по подбородку стекает. В какой-то момент контроль срывает: подхватывает под колени, отрывая от кровати зад, и еле может оторваться. — Держи, — указывает он, а Влад, неожиданно, послушно подхватывает себя там же. Влад чувствует ломку как от температуры, это невыносимо. Он с детства всякие болезни тяжело переносит. Пока Артём лижет, обводит края дырки пальцем, целует промежность и бёдра... Пока Артём надавливает на проход большими пальцами и суёт язык, пытается протолкнуть его чуть ли не в душу... Влад молится, чтобы его пощадили хоть немного. — Ещё, — с надрывом просит. Смущённо. То, как сзади всё хлюпает и растягивает, — ёбанный позор, который всё ещё волнует. Артём же, хитро прищурившись, к нему поднимается и лезет целоваться. А не хочет, отворачивается. Ибо вот это уже мерзость. Альтеев на шею переключается, не забывая везде трогать и даже проезжаясь пальцами по члену, что чувствуется ударом хреноватого шокера. Рабочий метод. Совсем он бдительность теряет и позволяет захватывать свои губы. Рот раскрывает, чтобы ещё больше почувствовать, но Артём усмехается довольно и откидывает его, тянущегося следом, обратно. Он тоже не дурак, знает, как в эту игру играть. Исаев приоткрывает рот и покорно высовывает язык, совсем неподдельно изламывая брови. Ещё у Влада лоб в испарине и глаза мокрые. Так что Артём хуй ему отказать может. Целуются агрессивно, пока Альтеев двигает пальцами внутри и чувствует, как у Исаева то и дело сбивается дыхалка. Видит, как согнутые в коленях ноги расходятся сильнее, и как он сам же приподнимается, уперевшись пятками, поддаётся и насаживается. А потом Артём чувствует, что не хватает одной вцепившейся в него руки и поцелуй съезжает. — Нельзя, — запрет трогать себя, как бы тот не нуждался, железный. Влад уже почти близко, а это вот совсем-совсем рано. Но Влад будто совсем его не слышит. Его лихорадит и мелко трясёт, и Артём сам убирает его руку, возвращаясь обратно вниз. Его очаровательная розовая дырка... От прикосновений там Влада выкручивает и заставляет делать это «о боже». Его красивые голос, глаза... Конечно же, натура, реакции. Это идеально. — Знаешь, мне нравится лизаться с тобой, но здесь ты вкуснее всего. Влад всхлипывает, чувствует себя ебанутым и обессиленным, когда Альтеев растягивает его четырьмя. Влад, похожий на кипящую ртуть, рычит и кусается, когда кончает, струйкой доставая почти до подбородка. И Артём точно не в силах удержать его на месте. Остыть нужно. Артём вытирает о простынь руки, трусы поправляет, отходит глотнуть водички и отдышаться. От таких сюжетных поворотов и темпов сердечко барахлит и стучит где-то в ушах. А на кухне сюрприз приятный: Женя с Ильёй сидят, с гробовыми такими лицами, будто специально собрались поднять ему настроение. — О, привет, ребят. Классно ты заскочил, Женёк, — Артём отбивает ему пять. Женёк же, почувствовав скользкую ладонь, кривится и вытирается ближайшим полотенцем. А Артём член поправляет, будто их и не ожидал, будто дверь прикрывал плотно чисто случайно. — Ты бы хоть закрылся... — закатывает глаза гость. — Что за пытки там происходят? — Ты мне сказал, что вы будете у него, — яростно перебивает Илья. — У кого? Кто там? — влезает красноволосый. Фрик. Ещё и идиот. — Артём, — Илья пытается его дозваться, а пытаться отвечать на вопрос не хочет. Слушать друг друга эти двое не любят. — У него, у меня... Я не очень внимательный, да и какая разница? Илья с усталым видом потирает висок. Если бы его сумасшествие обрело физическую форму, то выглядело бы всё как-то так. — Чё пришли? — Мне нужно забрать кое-что, — Илья начинает говорить с ним как с неприятной субстанцией ценностью навоза. Артём осекает его одним взглядом. — Не мог бы ты... — Так ты заходи, бери. Это и твоя комната тоже. Правильно я говорю, Жень? — Артём наливает в стакан ещё воды. — О, жди меня, кстати, в следующие выходные. Я придумал кое-что ещё... На кистях хочу. — Я не помню, чтобы ты ко мне моделью нанимался. — Илья напомнит, да? Да, Илья? Артём набирается сил, подпитывается чужой энергией и возвращается быстро, гладить его, наивно остывающего. — С кем ты пиздел? — Показалось тебе. А ему сейчас ничего и не кажется неправильным. Будто вернувшийся в реальность Влад приподнимается, планируя хотя бы подползти к столу и глотнуть воды, но Артём перекатывает его на живот и подтягивает за таз обратно. — Мой милый эгоист... По мне видно, что я закончил? Ещё разок. Процесс аннигиляции ещё не кажется достаточно завершённым. Артём не для того стал таким терпеливым и учтивым. — Я больше не могу, реально. — Давай-давай-давай... Артём вылизывает ему затылок как котёнку, наваливаясь сверху. Владу кажется, что он совершенно не в силах заводиться опять, но его тело эти проблемы не беспокоят. Его ноги снова разъезжаются, а чужие горячие руки ощущаются принадлежащими Шиве. Артём его нисколько не жалеет, прикладываясь к заду ладонью. — А теперь поднимай жопу, мне неудобно трахать тебя. Влад стыдливо стонет. А на лице, как ни прячь, проскакивают преданность, восторг и обожание. Одно за одним... О, Артём его тоже обожает. Как и обожает это чувство податливости, тесноту и жар, как и обожает, когда Влад вот так воздухом давится, рычит и горбится, упираясь в постель лбом. — Даю тебе возможность исправить свою ошибку прямо сейчас. А Влад и сообразить не может нихуя. В нём сейчас Артём, а собственный член, которому будто было достаточно столь короткого передыха, начинает наливаться кровью вновь. — Трогательно, что ты даже мозгами пошевелить не можешь, но, малыш, — Артём шлёпает его ещё раз, и оно расползается по всему телу, — я обязан учить тебя. Он давит сначала на лопатки, настраивая, на поясницу давит уже двумя, и выбора у Влада особо нету. Так как-то легче, чем пытаться выёбываться. А входная дверь громко хлопает, одновременно с этим Влад испуганно вздрагивает. — Ой, я, наверное, забыл сказать тебе, что Илюша дома. — Тварь ебучая. Влад бы отодвинулся, слез с ненавистного хуя, не дави этот мудак ему на шею. И тут Артём ебашит так, что почти в кровать вколачивает, прижимаясь. Больно пиздец, а если и без приукрас, то ощущение такое, что у Влада всё выпадет сейчас к хуям. Но, сука, и охуенно тоже. Ноги судорогой сводит, а на простыни скоро следы от его зубов останутся. Хуй же, предатель, задорно прижимается к животу. — Кусок дерьма. — Уже ушёл... Но ты не думай об этом. Ты со мной, вот обо мне и думай. Всегда будешь. — Как он может не быть доволен? Дорвался. Хотя, честно, ждал, что это случится раньше. — Ты не сможешь трахаться ни с кем кроме меня. — Да я никогда больше... Трахать эти слова заставляют ещё жёстче, не без давления на голову. А ещё Артём выходит и смотрит, и охуеть как наслаждается разочарованным выдохом. Но тут же исправляет оплошность и входит быстро, так, что воздух попадает. И выходит снова. Тут-то Влад весь зажимается и строит такое злобное еблище... — Детка, не стесняйся. Это охуительно мило. Артём приподнимает таз, сдвигая коленями разъехавшиеся бёдра, пока его парень готов самоотверженно подохнуть. Артём сгибается, целуя в спину и крепко держась за тазовые косточки. — Ненавижу. Я ненавижу тебя. Вот об этом я скажу Стасу. — Так и скажешь? Ещё добавь, что мой щенок. Везде... ну и полностью. Артёму с ним, здоровым, так не очень удобно, но держится Влад хорошо. Из нужных позиций не выходит, хоть и растекается по постели, так что приходится постоянно поправлять. Влад еле находит последние силы, чтобы повернуть на него голову. То, как Артём на него смотрит... Там ведь не только чистое вожделение. Не только. Теперь очередь Влада довольно усмехаться. — Вот ты и въебался. Въебался... Влад кончает с судорогами во второй раз, а уходит от него со спермой в дырке и не прощаясь. Ещё и оставив на груди синяк от кулака. Владу стыдно и погано. Но только из-за того, что Альтеев так его подставил. Альтеев всё старательно всирает. Хотя сам того не замечает. — Сорвём урок, может? — лениво и скучающе спрашивает Бакшеев. — Не хочу. — Ты чё? Как это не хочешь? Он и рад бы послушать, что они худший класс за всю историю. Что они самые тупые, ленивые и агрессивные. Артём рад бы сделать вид, что не в курсе, как они говорят это каждому классу. Но сейчас... — Может, вам поговорить за дверью? — важно спрашивает историчка, даже не предполагая последующего ответа. — Отличная идея! — лыбится ей Артём и выходит, забирая рюкзак. Так он наглеть не смел. Слава идёт тоже. Он им гордится. Всегда гордился как каким-то мегакрутым танком с крутящейся башней и крупнокалиберным пулемётом, которого нет ни у кого больше. Например, когда Слава выходит куда-то с Жариком, то ему стрёмно. Потому что Жарик это Жарик. Жарик дохуя места занимает, но его вроде как и нет. А с Артёмом... Это вообще другое. — Что с настроением? Исаев опять выбесил? Вы не общаетесь последние дни. — Да не, отозлится. У меня нарисовалась грызня с одними недоганстерами из девяностых. Думаю, ничё серьёзного, но они капают мне на нервы. Влад немного переборщил, когда посылал их нахуй. Отдохнуть хочу, есть какие планы? — Это можем. У Славы планов полнище, и Слава знает уже, к кому они пойдут. Не культ богини Мелитэле, но красивых девочек в этой кальянке тусит предостаточно. А знакомая ещё и работает здесь, она их постоянно пускает. Только приходят они сюда далеко не часто... Видимо, на этот раз свербящий дым Альтеева не ебёт. Девочки вечером мажут лицо Славы кремом, снимают тик-токи и веселятся в его компании, а Артём позволяет особенным сидеть у себя на коленях и воркует. Слава совсем не понимает, что происходит. Не мог он так обосраться с доводами. — Чем увлекаешься? — спрашивает Артём, пока тонкими и проворными пальцами пытается понизить прикрываемость юбки. — Я гулять люблю. Мы с девчонками часто здесь собираемся. Короче, музыку тоже нравится слушать. Типа, знаешь, Оджи? — Ого, ты и правда необычная. — Он улыбается даже как-то слишком искренне. Можно постараться, девчонка ведь красивая. Её подруга, сидящая со Славой, на всю картину слегка разочарованно смотрит. — Твой друг в курсах, что выглядит жутко? Вот от этого Слава уже охуевает. Нет, у него, по сути, есть этот взгляд дохлой рыбы... Но чтобы прям «жутко»... — В смысле? Да он красавчик. — Да? Как сраный светлячок у рыбы-удильщика? А это для Славы почти личное оскорбление. Артём, даже если и слышит всё это, то молчит. Ждёт, что ответит лучший друг. — Ему с таким лицом не нужно стараться быть особенным, — говорит она, явно испытывая особую неприязнь. Может, завидует подруге, которую выбрали? Может, не в курсе, что Славу с Артёмом вообще хуй поссоришь? — А может, нужно ещё больше стараться, чтобы заметили что-то помимо этого, — раздражённо шипит Слава и в тот вечер только ему не перепадает. Но Слава рад вжираться с другом и готов даже по его наводке печатать с его же телефона сообщения Исаеву. Мол, с пацанами сегодня, прости, крошка. Слава просто из интереса листает переписку в вк и не находит там ничего необычного. Кажется, он и правда в чём-то ошибся. Артём всё его спрашивает «ну чё?». Ждёт любого ответа. Его, Артёма, даже обосрать можно или заскочить к нему и от души отхуячить. К Владу хочется, а Влад молчит так, будто ему похуй. На сообщение Исаев глаза закатывает раздражённо и от компика не отвлекается. Раз в вк, значит не Артём писал. Раз не Артём, значит он убитый. Радует, что Слава его хотя бы до дома доставит. Не то чтобы Влад блохе доверял, но тот выглядит так, будто всё про них знает. Удобно. А он сам никому ничего не говорил и позориться не стал. Грешен. Однако второй шанс на искупление даже ему даётся. Ночью он выползает из своей комнаты, доиграв катку, бахнуть чайку, а из комнаты малого слышит шуршание. Влад стучится скромно костяшками. И ему открывают! — Чё не спишь? А брательник обрёванный, с соплями этими и включённым светом. И тут Влад со своей темнотой за спиной. — Проходи, — ребёнок картавый в комнату его тянет и быстро залезает обратно в кровать. — Так чё ты? Роберт рассказывать ему ничего не желает. Он Влада не любит и боится. Ещё Влада никогда нет дома, а где он, тоже не известно. Влад всё время побитый и заставляет волноваться мамочку. Папа про Влада тоже говорит плохо. Папа всегда напоминает, кто в этом виноват. Влад перед его кроватью на колени садится. — Я же ещё не извинился, что тогда тебя оставил. Я не должен был отвлекаться, да и вообще тебя вести на улицу. Ты же не хотел. Ты у нас домашний мальчик. В голосе проскальзывает ирония, немного совсем, ребёнок и не замечает. А в целом, Влад искренен. Пробивает его, обычно, ночами на такое. — Извини, Робик. Что я такой мудак, — Влад обречённо голову опускает. Ему с этим давно подойти надо было. — Мудак, — смеётся Роберт. — Вот блять! Не говори так! — Не говорить «блять»? — и Роберт лыбится во все свои немногочисленные, а шрам так и растягивается. — Всё, я пошёл, пока ты тут не подхватил! — Постой! Не уходи пока! И Влад он... Ну, остаётся. Ну и Роберт рассказывает, почему уходить не стоит. Роберт в красках и эмоциях описывает робота из своего сна, накрыв их головы одеялом таинственности, чтобы больше никто не слышал. Робот страшный и похож на зайца из «Ну погоди!». Да, Влад бы тоже обосрался. Роберт снова начинает плакать, когда Влад незаметно рукой подлезает и его за ногу хватает. Вот тут Влад обсирается уже по-настоящему. — Эй-эй, я же пошутил! Прости. Эй, да только посмотри, какую фичу придумал! Влад ищет на его столе фломастеры и бумажку, к нему несёт. Роберт на него сначала как на придурковатого палит, а потом рисует ему сраного робота, как и просили. Влад говорит «теперь мы должны сделать его идиотским». Смешным, понял? Роберт рисует ему бантики и красные щёки, Влад рисует ему член. И Роберт опять поднимает вот этот взгляд, потому что это девочка. А у девочек там по-другому. Влад, если честно, сам даже не уверен, как у них там по-другому. Роберт ещё старательно раскрашивает, подписывает «м у д а г» и кладёт под подушку. Победивший страх Роберт не делится с ним своей Бонпари-заначкой, но оттаивает у них конкретно. Влад возвращается в свою комнату только через какое-то время, оставляя мелкому ночник. Влад чувствует себя совершенно убитым.