Рождённая под знаком Хагалаз

      — Стоять! Кто вы? Назовите себя! — худой хирдман нехотя поднялся с трухлявой табуретки. Он выпрямился и направил остриё копья на странника. — Здесь начинается Хвельгельмир! Назовите цель своего визита и покажите лицо!        Хвельгельмир начинался с громадных деревянных ворот, на одной из башенок которых свили гнёзда белохвосты – маленькие птицы с вытянутыми тельцем и клювом, их оперение могло быть любого цвета, но кончики раздвоенного хвоста, который был заметно длиннее тела, обязательно были белые. О ноги хирдмана потёрся облезлый рыжий кот и, громко мяукнув, скрылся за мощными, деревянными, резными воротами, которые, по всей видимости, заклинило, и теперь они не закрывались. Появись тут Нидхёгг или Фенрир, эти огромные твари не заметили бы ни сломанных ворот, ни, уж тем более, хилого стражника.        — Меня ждёт Хельга, — ответил путник низким хриплым голосом.        Хирдман прищурился и сделал короткий шаг к неизвестному. Ему стало неуютно находиться рядом, голос показался недоброжелательным, а в мрачных сумерках и вовсе прозвучал зловеще, потусторонне. Хирдман поднял масляный фонарь, грязно-жёлтый свет которого разогнал сгущающийся ночной мрак и пал на лицо путника. Ничего необычного хирдман не заметил: на вид лет тридцать с небольшим, выбивающиеся из-под капюшона растрёпанные тёмные волосы, редкая обрамляющая лицо чёрная бородка. И всё бы ничего, но взгляд молодого дружинника внезапно зацепился за глаза пришедшего. Они были мёртвые. Вернее, они были живыми, но взгляд был такой, словно внутри человек был давно мёртв. В народе таких называли «живыми мертвецами», они не помнили себя и уже не жили, а существовали.        — Как тебя зовут? — спросил путник, но непонятно для чего, ведь в его голосе не было ни любопытства, ни вежливости.        — Олаф, — тут же выпалил хирдман, продолжая разглядывать странника. Он заметил испачканные в грязи высокие сапоги, выцветший плащ, закрывающий тело и голову мужчины. Олаф напрягся и сильнее сжал древко копья. Непонятно, что хранилось под плащом у живого мертвеца.        — Почему ты здесь стоишь один, Олаф?        — Такой приказ, а приказы, сами знаете, обсуждению не подлежат!        Дружинник вздрогнул, когда на тонких губах странника появилась снисходительная ухмылка. Смотреть на его лицо стало неприятно, оно пугало Олафа до мурашек. Раньше он не верил россказням старух на базаре, которые упорно твердили, что глаза живых мертвецов словно были отдельной частью тела, ведь они всегда были пустыми – мёртвыми! А если живой мертвец улыбался человеку, значит скоро с тем случится страшная беда! Олаф рвано выдохнул и отошёл от путника – скорее бы закончилась проклятая смена! Тогда он обязательно пойдёт в трактир и напьётся до беспамятства!        — А разве ты не знаешь, что эта ночь будет Пустой? — всё с той же раздражающей ухмылкой проговорил живой мертвец.        — С чего вы решили? Вон, небо какое чистое! Перед туманом всегда пасмурно!        — Сегодня днём над Гйолью клубился, — путник пожал плечами и поправил сумку под плащом. Олаф всего на миг заметил два кованых топора, на лезвиях которых были выгравированы руны, но стражник не смог понять, что они означали, — Даже крики младенцев уже слышны были.        — Утбурдов редко кто слышит, а те, кто слышал – не возвращались! — Олаф скривился в неверии. Мало ли что говорил мертвец, у него ведь могло быть что угодно на уме! Хотя, если он говорил правду… Олаф боязливо скосил взгляд в сторону виднеющихся крон сине-зелёных елей. Если всё сказанное – правда, то почему же тогда никто не объявлял о приближении Пустой ночи? Сглотнув скопившуюся слюну, молодой стражник мотнул головой, отгоняя неприятные мысли. Его обязательно предупредят! Только немного позже.        — Тогда откуда же вам это известно? — казалось, страннику нравилось наблюдать, как быстро на лице молодого хирдмана менялся калейдоскоп эмоций, — Если никто не вернулся, то кто же об этом рассказал?        — Мир слухами полнится!        — Это верно, — мужчина протянул стражнику руку в чёрной перчатке, в которой приветливо блеснула в грязно-жёлтом свете одна золотая монета. Заметив деньги, Олаф сразу же оживился и по привычке выпрямился.        — Разрешите пройти? Я очень устал.        Серебро в их краях было редкостью, не говоря уже о золоте. Большинство простых трудяг за всю жизнь могли не увидеть золота в мешочках, а серебра там оказывалось слишком мало, чтобы отпраздновать выплату в приличных заведениях. Облизнув обветренные губы кончиком языка, Олаф бросил подозрительный взгляд на путника, но размышлять, откуда же у этого человека имелось золото, он не стал. Монетка перекочевала в руку хирдмана и приятно обожгла ладонь прохладой. На одну такую можно было спокойно прожить всю зиму безбедно, и, возможно, даже на весну ещё останется.        — Есть очень хорошее заведение «Дикая охота», — под ногами Олафа звонко чавкала грязь, когда он направился к воротам, чтобы открыть их пошире. — Там можете остаться на ночлег, если хотите. Прямо по дороге пройдёте, там будет указатель, после него – сразу налево, а там не промахнётесь. Только будьте аккуратны, не стоит показывать всем золото, а то мало ли чего… Народ в последнее время совсем обеднел, а поживиться всем хочется.        — Спасибо, — поблагодарил незнакомец, похлопав дружинника по плечу, и Олаф сразу же съёжился. Этот простой жест вышел совсем не подбадривающим, от оставшегося фантомного чувства прикосновения захотелось поскорее избавиться.        Олаф посмотрел в сторону леса. Сине-зелёные громадные ели, походившие на безмолвных великанов, взирали на него с насмешкой и потаённым отвращением. Их кривые ветки, словно скрюченные костлявые руки, торчали в разные стороны. Чёрные стволы казались безжизненными. В том месте не обитали животные, там не пели птицы. Даже самый отважный воин обходил его стороной. Ровная тропинка, на которой прорастала трава сочно-зелёного цвета, заканчивалась прямо перед елями, превращаясь в густую и липкую грязь. Из глубин леса тянуло жутким зловонием, которое ветер доносил до ворот.        Дружинник поскользнулся и едва не рухнул лицом в грязь. Монетка приятно отягощала левый карман штанов. Усевшись обратно на табурет, хирдман мечтательно прикрыл глаза, представляя, как обрадует мать. С этой золотой монеткой он сможет бросить нудную службу с её вечными постами и найти более подходящую работу, а потом… Внезапно посетившая его голову инородная мысль резанула не хуже любого меча. Олаф распахнул глаза и уставился на извивающуюся тропинку, ведущую всё к тому же злосчастному лесу. Живой мертвец пришёл именно оттуда, а сейчас из-за чёрных стволов елей медленно и бесшумно выплывали клубы белёсого тумана, а прохладный ветер доносил до стражника еле слышный шёпот, принадлежащий отнюдь не людям.        Извиваясь и струясь, туман принимал причудливые и одновременно ужасные формы не то животных, не то искорёженных людей. Крадучись, словно опасный хищник, белёсые клубы подбирались всё ближе к воротам, возле которых застыл поглощённый страхом Олаф. Колени молодого стражника затряслись, он не мог оторвать взгляд от тумана, ему казалось (а может и нет?), что он видел призрачную армию, медленно надвигающуюся на их городишко. И лишь зазвеневший за стеной колокол заставил оковы страха пасть. Бросив копьё, Олаф рванул за ворота, попытался запереть, но те упёрто скрипели и не поддавались, будь они прокляты! Вдруг его взгляд зацепился за медленно идущую, словно прибывающую в бреду, фигуру. Олаф приник к щели. Девушка… Это определённо была девушка, она с трудом переставляла ноги, подол платья был весь испачкан в грязи и тянул её к земле.        — Сюда! Скорее! — закричал хирдман. Девушка остановилась, она странно покачивалась из стороны в сторону, будто находилась в трансе. Заторможенно повернула голову в его сторону, но как будто ничего не увидела. Туман уже лизал ей пятки, пустота, живущая внутри белёсого марева, протягивала к ней невидимые руки, спасаться было уже поздно! Не желая смотреть, как девушка исчезнет в тумане, Олаф закрыл ворота, насколько смог, и бросился домой со всех ног.        Под ногами хлюпала влага, откуда-то послышалось испуганное ржание лошади. Люди высовывались из своих домов лишь для того, чтобы зажечь факелы. Они верили, что свет огня способен защитить их жилища от неизведанного в тумане.        Ворота тихо скрипнули, вместе с клубами тумана в город, пошатываясь, вошла девушка. Тёмные длинные волосы спадали на лицо грязными патлами, слякоть мерзко чавкала под подошвой, влажное платье липло к продрогшему телу, но всего этого девушка как будто не замечала. Она брела по улочкам, неловко переставляя заплетающиеся ноги, и не чувствовала ничего, кроме тяжёлой всепоглощающей сонливости. Она шла вперёд, не разбирая дороги, не понимая, куда именно несли ноги, не осознавая, где находилась, и не различая перед собой ничего. Лишь белёсое марево не то тумана, не то столь сильного желания заснуть. А ещё навязчивый шёпот. Он струился отовсюду, от него болела голова, и всё тело становилось тяжелее. Женский голос призывал не засыпать, заставлял переставлять налившиеся свинцом ноги и без конца разлеплять опускающиеся на глаза веки, которые с каждой минутой становились всё более неподъёмными.        Вдруг она на кого-то наткнулась. Фигура не то мужчины, не то женщины стала для неё неким ориентиром в белом молоке. Она попыталась извиниться, но смогла выдавить лишь гортанное хрипение, похожее не то на рычание, не то на жалобное мычание. Внезапная боль в голове от тупого удара заставила опьянённое сознание проясниться. Перед глазами вспыхнул белый свет, девушка рухнула на каменную дорожку, ободрав ладони об острые углы камней, коротко вскрикнув.        — Чужанка! — раздался крик колокольным звоном в ушах.        Девушка стала дышать медленнее и тише, нутром ощущая опасность и чей-то взгляд, боясь, что любое движение могло привлечь внимание невидимого нечто. Голосов становилось больше, они что-то вопили, отдаваясь пульсирующей болью в голове. Она попыталась зажать уши руками, но новая боль вспышкой пронзила спину. Перед глазами показалась грязная старая обувь. Она не поняла, что произошло, как она оказалась на земле, и паника холодным спрутом расправила щупальца в теле, заставляя задыхаться от животного ужаса. Девушка силилась что-то сказать, схватиться хоть за что-нибудь, чтобы подняться, но чужие крепкие руки с силой сжали волосы и куда-то поволокли. Мелкие камушки впивались в спину, царапали сквозь ткань ягодицы и ноги. Она попыталась ухватиться за чужую руку, но пальцы оказались слишком слабыми. Сердце в ужасе заколотилось. Девушка забилась в панике, пытаясь вырваться, она кричала так сильно, что собственный голос драл горло.        — Заткнись! — тяжёлый сапог вошёл в мягкий живот, сразу выбивая дух и обрывая крик. Перед глазами всё поплыло, её продолжали волочить по каменной дорожке за волосы. Она чувствовала, как рвались тонкие волоски, а внутри всё переворачивалось от боли после сильного удара.        Девушка подняла слезящиеся глаза, пелена морока нехотя отступала, шёпот исчез, уступив место сильной головной боли. Она взглянула на обидчиков более осознанно и не поверила собственным глазам, первая мысль была о неудачном розыгрыше, тупой шутке зазнавшихся блогеров, но колючий жестокий взгляд бородатого мужика неустанно твердил, что всё происходящее – правда. Тяжело и быстро задышав, завертела головой в стороны: дома, старые покосившиеся деревянные здания с хлипкими стенами и маленькими оконцами. Вся округа утопала в тумане, и единственными ориентирами оставались лишь факелы. Паника хлынула с новой силой, когда трезвеющий разум наконец осознал происходящее. От понимания того, что всё вокруг – никакой не розыгрыш, не муляж и не съёмки в кино, страх ещё сильнее забился в теле. Девушка отчаянно дёрнулась в сильных руках, слыша, как затрещали волосы. Идущий позади неё бородатый мужик вновь занёс ногу для удара, но на сей раз она опередила его, врезав точно в пах грязным сапогом.        Хватка на голове чуть ослабла, и девушка рванула с места что было сил. Бежать! Бежать! Бежать! Видимость ухудшалась, туман вплетался в пространство, окутывал дома и деревья, создавая притаившихся монстров. Паника стучала в висках, но топот и разъярённые крики непонятных людей заставляли ватные ноги бежать дальше. В голове царила неразбериха, полнейший хаос! Воспоминания несколькочасовой давности слишком разнились с нынешней ситуацией, разве такое вообще возможно?! Девушка завернула за угол и, прижавшись к влажным доскам, постаралась отдышаться. Так, её звали Варвара Цветаева, ей двадцать два года, она – студентка колледжа искусств, и как раз в этот день она возвращалась домой с учёбы… Девушка прикусила нижнюю губу. После того, как она вышла из трамвая, воспоминания прервались, а дальше началось всё это.        — Чертовщина какая-то… — Варя затравленно обернулась, и в этот момент мозолистая широкая рука крепко схватила её за горло. Затылок вжался в стену, ноги оторвались от земли, стало жутко. Варя впилась ногтями в руку, сдирая кожу. Она смотрела душителю в глаза, ей казалось, что в них ничего не было, одна лишь жестокость, но Варя смогла разглядеть и страх. Он боялся её и за это пытался убить. Варя бессильно болтала ногами и чувствовала себя выброшенной на берег рыбой с неминуемым концом.        Перед глазами начинало темнеть, грудь разрывалась от боли, её страдания должны были вот-вот закончиться, и именно этого сгрудившаяся толпа немытых людей ожидала с нетерпением. Варя не понимала, что успела натворить. Чем был вызван столь страшный гнев, и почему эти люди так сильно её боялись?        — Эй, вы! Гарм на ваши головы, что вы тут делаете?! — из белого марева выступила грузная мужская фигура. Чёрные тяжёлые латы едва ли стесняли или замедляли его движения, каждый его шаг сопровождался металлическим звоном. Левая рука покоилась на здоровенной рукояти не менее огромного меча.        — Уходите, барон! — гнусаво прохрипел седобородый старик с одним заплывшим глазом. — Тут чужанка!        Балансируя на краю сознания, Варя успела заметить полный любопытства взгляд зелёных глаз, направленный на неё, перед тем как истощённый разум погрузился в черноту, уходящую вдаль.