Рождённая под знаком Хагалаз

      Оспак всегда считал проявление жёсткости к детям — правым делом. Особенно к мальчишкам. Будущим мужчинам всегда требовались жёсткая рука и хороший кнут, ведь только так обожаемое грудное молоко окончательно исчезало сначала с губ, а потом из мыслей. Оспака не зря прозвали Безжалостным, многие думали, что ему неизвестно, что такое жалость. И Оспак не мог с ними не согласиться.       — Нападай! Выше замах, выше! Ты с ней сиськи мять будешь или сражаться?!       — Она же… девушка… — юнец, которому не было ещё пятнадцати, испуганно глянул на стоящую перед ним девочку. Та была немногим старше его и так же неуверенно держала щит и деревянный меч в руках.       — На войне нет женщин! Есть только кровожадные твари, которые хотят вспороть тебе глотку! — Оспак откровенно скучал, но больше всего — злился. Учить младшего сына конунга было тяжело. Мальчишка оказался на редкость мягкосердечным, явно в мать, и учился бою с видимой неохотой. Как-то раз Оспак услышал, как Рагнбьёрн в слух мечтал уплыть в далёкие земли, где не нужно будет грабить и убивать ради жизни и славы. «Глупый мальчишка! Ещё даже крови не нюхал, а уже хочет покинуть родную землю!» — в тот миг, как никогда хотелось свернуть юнцу шею, но только Богам известно, каким трудом он заставил себя уйти. — Не стой, как дура, Вигдис!       Оспак всегда мечтал о сыновьях, но Боги даровали ему двух дочерей. Вива ещё не умела ходить, а Вигдис была старшей девочкой. Несмотря на то, что жена была против, он ежедневно тренировал дочь и учил сражаться. Оспак не желал, чтобы Вигдис когда-нибудь отправилась на войну, но мечтал, чтобы дочь с лёгкостью и без сожалений отрубала головы всем, кто посмеет угрожать её жизни.       Рагнбьёрн взмахнул мечом, но было заметно, как он сдерживался, чтобы не ударить слишком сильно. В отличии от Вигдис. Девочка с рёвом маленького, но бойкого львёнка, кидалась на противника, тараня его щитом и, размахивая деревянным мечом. «Надо бы железный меч выковать… Нет, лучше два. Сразу для Вивы ещё», — с гордостью думал Оспак, наблюдая за тренировочным боем. Рагнбьёрн, поняв, что его пощада делает только хуже ему самому, наконец решив действовать. Блокировав удар, он атаковал в ответ, и стоило Вигдис открыться — пнул её в живот, сбивая с ног.       — Добей её! — рявкнул Оспак. «Посмотрим, что вы оба будите делать». — Ты должен убить противника, иначе он убьёт тебя!       Не ожидавший подобных слов Рагнбьёрн, замер, вытаращив удивлённые глаза на бывалого воина, тело которого покрывали шрамы.       В эту же секунду Вигдис перекатилась, схватила выпавший из рук меч, вскочила на ноги и с воплем набросилась на противника. Она не думала куда бить. Деревянное лезвие врезалось в тяжёлый щит, оставляя небольшие вмятины. А когда Рагнбьёрн внезапно перешёл в наступление, Вигдис ловко отскочила в сторону и нанесла удар в открывшуюся спину.       — Бой окончен! — огласил Оспак, когда сын конунга позорно повалился в грязь. «С Ингвальдом никогда не сравнится. Жаль, Боги забрали славного воина в Вальхаллу». — Вигдис, иди домой, помоги матери. Позже обсудим твои ошибки.        Смахнув с лица тёмные волосы, Вигдис подняла щит и молча ушла. Она уже давно не ждала от отца похвалы. Отнигир сидел на заднице, запрокинув голову назад, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Рагнбьёрн был позором для семьи конунга, и большинство людей с этим соглашались. После смерти старшего сына Ингвальда, конунг Гарольд и его жена Эидис слишком сильно начали опекать и баловать второго ребёнка. По мнению Оспака, подобное воспитание детей — это желание родителей убить собственное чадо. Чрезмерное потакание и частые пряники не смогут взрастить по-настоящему достойного и сильного человека. И поэтому, Оспак решил спасти нерадивого племянника от ужасной участи вечной сиськососалки.       — Вот только не напоминай мне о том, какое я ничтожество.       — Ты проиграл девчонке, — заметил Оспак, скрестив здоровенные руки на груди. — В третий, мать его, раз.       Рагнбьёрн пожал плечами и поднялся, оттряхивая штаны от грязи.       — Я поддался. Если бы я победил — ты бы убил меня.       — Ты бы не победил. Ты не сможешь победить до тех пор, пока не смиришься с мыслью, что тебе нужно будет убивать.       — А Вигдис, получается, смирилась? — усмехнулся Рагнбьёрн. Он провёл трясущейся от перенапряжения рукой по светлым волосам и глянул на горланящих песни двух мужчин.       — Да, — серьёзно ответил Оспак, не сводя тяжёлого хмурого взгляда. — И когда я дам ей настоящий меч, она снесёт твою тупую башку, будь в этом уверен.       Рагнбьёрн отвёл глаза в сторону, молясь, чтобы не обмочиться. Ему никогда не нравилось оставаться наедине с дядей. Сколько он себя помнил, этот человек всегда внушал настоящий ужас не только жестокостью, с которой он родился, но и своим видом: не было места на теле, где бы отсутствовали шрамы, на левой руке не хватало двух пальцев, вечно хмурое лицо с тяжёлым взглядом, казалось, Оспак на всех смотрел одинаково и также всех ненавидел, а ещё отсутствовало правое ухо. Когда-то давно на него напал волк и наполовину отгрыз ухо. До сих пор ходили слухи о том, как Оспак Безжалостный одними руками сломал хищнику шею, а после снял с него шкуру и вручил, как трофей жене.       — Драккары! Драккары у наших берегов! — кричал во всё горло мальчишка. Он нёсся по тропинке в сапогах, которые были велики для него.       — Сообщите конунгу о кораблях! — гаркнул другой голос, принадлежащий плотному низкорослому мужчине с выпирающим пивным брюшком. Он быстро шёл вниз, не глядя под ноги.       Вдалеке залаяли собаки, а дуновение ветра принесло с собой солёный запах вод. Потревоженный новостью народ начал медленно собираться возле причала, всем хотелось встретить гостей и поглазеть на новые лица. Оспак уже не мог дождаться, когда же хирд соберётся в полном составе, и они отправятся воевать с вольным ярлом Адгильсом. Рагнбьёрн следовал за дядей, стараясь не отставать ни на шаг, взгляд то и дело падал на громадные драккары, которые, словно настоящие драконы, возвышались над водной гладью. Корабли медленно приближались к пристани под белым щитами. «Точно ли с добрыми намерениями?» — пронеслась мысль в голове воина.       Оспак, расталкивая столпившихся зевак, пробился в первые ряды. Он сразу же заметил воина в чёрных доспехах, не похожего ни на одного воина Севера. Не внушали доверия следовавшие за рыцарем двое других мужчин: один огромный, подобно медведю, а другой — настоящий живой мертвец! Рука сама собой легла на рукоять меча, несмотря на безоружный вид прибывших. Спустившиеся хирдманы были без брони и оружия.       — Дайте пройти славному ярлу Иоганну! Новому ярлу Муспельхейма!       — Кьярваль, — прохрипел низкорослый мужик и похлопал старого друга по спине. Хёвдинг широко улыбнулся. — Не ждал увидеть тебя!       — Я тоже, старый ты пёс! Но только Богам известна наша судьба! — хёвдинг драккара обнялся с ещё одним другом. Он был рад вернуться. — Проводишь нас к конунгу? Нам есть, что вам всем рассказать!       Низкорослый мужик кивнул и пропустил гостей вперёд, завлекая молодого ярла в разговор. Илва старалась держаться поближе к Штоссу и поглядывать по сторонам. Тяжёлые шаги Сагра за спиной успокаивали и придавали уверенности. Длинный дам конунга не поразил великолепием и роскошью, даже наоборот — разочаровал скромностью. Места оказалось не так много, как почудилось на первый взгляд, остатки бравого войска вряд ли смогли бы поместиться и как следует отпраздновать победу. Сам же конунг производил впечатление уставшего от бедной жизни человека. Подле ног хозяина лежал исхудавший и наполовину ослепший старый пёс, он поднял казавшуюся тяжёлую для тонкого тела голову, глянув невидящими глазами на вошедших, и сразу же опустил, прижав уши, будто каждый звук причинял боль.       — Доброго дня тебе, конунг! — прогремел Сагр. — Прибыли мы к тебе с дарами и благими новостями!       Конунг Гарольд взглянул на гостей померкшими глазами, которые окаймили тёмные круги. Густые усы не торчали лихо к верху, а свисали вниз, словно разделяли горесть изогнутых губ. Нищета согнала весёлость с черт и стёрла со щёк живой румянец.       — Я — ярл Муспельхейма, — опережая вопрос Гарольда, заговорил рыцарь. — Моё имя Иоганн фон Штосс. Господин Хвитсерк погиб в бою.       В дам широкими шагами вошёл Оспак. Он не сводил глаз с гостей, готовый в любую секунду броситься в бой.       — Добро пожаловать, молодой ярл Штосс, — вяло проговорил конунг. — А что за благую новость вы мне принесли?       — Змей повержен, мой конунг! — широко улыбаясь, объявил Сагр. За спинами сразу же послышались взволнованные возгласы. — Мы привезли тебе десятину, как велит закон!       — Адгильс мёртв? — вытаращив глаза, недоверчиво спросила пожилая женщина, сидящая рядом с конунгом. Эидис являла собой женщину с уже обвисшим лицом, глядя на неё, Варе сразу же захотелось сказать ей, что её место не на троне рядом с мужем-правителем, а возле очага с играющими внуками. Взгляд тёмных глаз был мягок и устал, она с интересом разглядывала гостей с таким видом, будто что-то хотела спросить, но всё время прикусывала язык.       — Нет никого мертвее самого ярла-Адгильса, моя госпожа, — с привычной вежливой манерой ответил Штосс и слегка склонил голову в поклоне. — Он встретил свою смерть в бою, но Боги вряд ли примут его в Вальхаллу.       Внезапно дом сотряс громогласный безудержный хохот.       Запрокинув голову, конунг едва не задыхался от смеха и стучал ладонью по ручке кресла. Оспак бросил на брата кроткий взгляд, губы дрогнули в мимолётной улыбке, которую он тут же спрятал под суровой личиной. Стоящие хирдманы вскоре также разразились смехом, кто-то позвал трелей и приказал срочно тащить бочонки с элем и вином.       — Адгильс, дохлый сукин сын! — сквозь смех проговорил конунг, смахивая выступившие слёзы. — Всё моё место хотел занять, а в итоге не смог отбить одну атаку неполного хирда!       И вновь разразился хохотом.       — Говорил тебе, надо было голову Змея в подарок преподнести! — недовольно пробурчал Сагр и несильно пихнул Штосса в плечо. — Так бы на пику насадили, всем бы любо-дорого было поглазеть!       — Ну, зато мы конунгу настроение подняли, — тихо заметила Варя и посмотрела на старого пса. Тот, заметив изменения в настроении хозяина, начал вилять облезлым хвостом.       — Он прям в экстазе, — согласился Рагнар. От громких звуков у него начинала болеть голова, и единственное чего по-настоящему хотел Немой прямо сейчас — нажраться до беспамятства и уснуть до самого рассвета.       Дальше заиграла музыка. Хирдманы втащили с кораблей долю конунга, трели суетились пчёлами, накрывая на столы и разливая эль. Довольный, словно насытившийся добычей кот, конунг преобразился в лице, будто внезапно помолодел на несколько лет. Ароматные запахи жаренного мяса вскружили голодной Варе голову. Она с жадностью вгрызлась взглядом в запечённую утку, от которой исходил вьющийся пар. Девушка вцепилась ногтями в собственную руку и сглотнула скопившуюся слюну, она ждала разрешения конунга, чтобы начать трапезу, но прежде, чем кто-либо хотя бы успел сесть за стол, Сагр оторвал самую зажаристую часть и запихнул в рот.       — Чего? — заметил полный разочарования взгляд Илвы, спросил Берсерк. Причмокивая, он облизал пальцы, на которых остался мясной жир.       — Ты только что сожрал кусочек на который я положила глаз! — прошипела Илва, полным обиды и обвинениями голосом. — Выплюнь сейчас же!       — Обязательно! Только твой кусочек выйдет из другого места!       — Сагр! — рявкнул Штосс. — Илва, дорогая…       — А чего сразу Сагр?! Я, между прочим, больше всех работал, а значит — больше всех ем! И это, не мешайте мне проявлять человеколюбие!       Насупившаяся Илва, отхлебнула крепкого эля, по вкусу напомнившего квас. Сразу вспомнился настоящий дом, где всегда было тепло и уютно, и каждый уголочек кухни пропитан ароматными запахами маминой готовки. Каждый вечер они все вместе сидели на кухне и обсуждали прошедший день, папа в такие моменты приоткрывал окно и закуривал табак. «Как же они там, без меня?» — с горечью подумала Варя, всматриваясь в тёмный напиток. Она слышала Штосса, спорящего о чём-то с Сагром, но не разбирала слов. Музыка вдруг стала приглушённее. Варя взглянула на сидящего во главе стола конунга, о чём-то беседующего с женой. «Если я убью его, меня Хельга отпустит домой?». Одинокая мысль засела в голове наваждением. Варе стало казаться, что очутилась она здесь только из-за конунга, это он во всём был виноват! Одурманенный алкоголем мозг переставал здраво размышлять, попавший в организм эль, словно масло, лился в огонь, распаляя вспыхнувшую злость.       Варя успела подняться с места, когда на неё внезапно налетела худая трель, опрокинув полные стаканы эля. Обе девушки повалились на пол, стаканы покатились под ноги празднующей толпы.       — Простите! — заверещала рабыня. Бледнолицая с глубоко впавшими глазами и светлыми волосами трель, словно олицетворяла собой костлявую нищету. — М-меня толкнули!       — Кто?! — гаркнул Штосс.       — Ч-человек!.. — девушка суетливо замотала головой, пытаясь найти среди толпы гостей нужного, но виновника уже и след простыл. — О-он только что был здесь!       — Да какая теперь разница? — Варя оттянула прилипшую ткань и тряхнула руками, смахивая с пальцев липкие капли пролитого эля.       Стоящий в стороне Оспак чувствовал себя неуютно в плотной толпе потных тел. За всем происходящим он привык наблюдать со стороны и при виде множества незнакомых лиц — держать ситуацию под контролем также крепко, как румпель во время разбушевавшегося шторма. И именно Оспак видел, как живой мертвец незаметно для большинства глаз, подставил нерасторопной рабыне подножку, а потом очень быстро растворился в толпе красных и пьяных рож.       Драккары прижаты среди серых скал, Не подвиг великий, но смеха разгар! Два ворона кружат, их крики дружины… Наш ярл, командуй — «На топоры!»       Низким урчащим басом разносилась песня громадного Берсерка. Воины стучали и топали в ритм песни, кто-то подпевал, воздух в доме завибрировал от множества голосов.       Пусть Фрея жалеет, пусть плачет о нас, А мы раздираем воинственный бас, Железные руки и глотки губы, Скомандуй же, ярл — «За топоры!»       Оспак вышел из длинного дама, в тот момент, когда Сагр одной рукой поднял Штосса и толпа воинов разразилась дружным гудением, славившим молодого ярла, принёсшего победу конунгу. Стоило оказаться снаружи, Оспак вдохнул полной грудью. Не любил он пиры. Его душа дикого зверя предпочитала просторное одиночество, а не удушливое столпотворение, в котором враг в любой момент мог забрать чью-то жизнь. Смахнув выступивший пот, Оспак решил пойти домой, где ждала семья. Сегодня был тяжёлый долгий день, и завтрашний не обещал оказаться легче.       Идя по тропинке под взглядом наступающего вечера, он размышлял какой формы должен быть меч у старшей дочери. Оспак совсем недавно задумался над тем, что стандартный мужской будет слишком тяжёл и размахивать также свободно, как деревянным, у Вигдис не получится. А для девушки, которая всегда будет уступать мужчине, требовалось хотя бы какое-то преимущество и крохотный шанс. И Оспак всерьёз думал, как бы этот шанс можно было увеличить.       — Какая же ты всё-таки свинья!       Оспак повернул голову и заметил сидящего на ступеньках дома мертвеца. Над ним возвышалась красная от злости Иэрен. Женщина кричала и размахивала руками, не переставая пихать Немого в плечо, но тот сидел с отсутствующим видом, словно был не здесь.       — Бросил семью на целых два года! Зачем ты вообще пришёл?! Посмеяться над нами?! У тебя сын без отца растёт!       — Это не мой сын, — тихо промямлил мертвец, глядя в одну точку перед собой. — У меня здесь нет семьи.       — А я тогда кто?! Может, и я тебе не жена?! Может, Бёвард тоже не твой сын?! — Иэрен ударила его тряпкой по спине. Следующий удар выбил из рук мех, из которого выплеснулось красное вино. — Какая же ты скотина, Рагнар! Ненавижу! Чтоб ты сдох! Никогда тебе не праздновать в Вальхалле!       Проходящие мимо люди без интереса кидали взгляды на разбушевавшуюся женщину. Несколько раз она рявкала на показывающегося в дверях светловолосого мальчишку. Оспак же, скрываясь в растущей тени сарая, наблюдал за происходящим. Его душило плохое предчувствие.       — Я разведусь с тобой, Рагнар! Давно надо было, да я всё жалела тебя! Думала — вернёшься и всё будет, как раньше! — на глазах Иэрен выступили слёзы. Обида и злость смертельными ядами текли по венам.       Немой заторможенно опустил взгляд на лежащий под ногами мех, рядом с которым разлилась небольшая лужица крепкого вина. У него страшно раскалывалась голова. Каждый чёртов звук отдавался в черепушке невыносимой болью. Боги, как же ему хотелось тишины! Он неохотно поднялся на ноги, в спину врезался ещё один прижигающий тряпкой удар, но то была не боль по сравнению с той, что прямо сейчас разрывала его голову.       — Ненавижу тебя!       — Как тебе будет угодно… — совершенно спокойно проговорил Рагнар, обернувшись к Иэрен. Он встретился с её глубокими карими глазами, сейчас покрасневшими от навернувшихся слёз. Шершавой рукой коснулся мягкого лица с пухлыми щеками и большим пальцем аккуратно смахнул солёную капельку.       Она всегда теряла весь пыл, стоило ему заговорить. Спокойно и жёстко, мгновенно пресекая её гнев. Иэрен вздрогнула от лёгкого прикосновения, такого долгожданного и ослепляющего, по телу пробежала дрожь. Она сильно скучала по коротким прикосновениям, от которых замирало дыхание. Для неё всегда будет оставаться загадкой, как в таком человеке, как Рагнар, могли сочетаться отрешённость и небывалая нежность, которую когда-то он дарил лишь ей.       — Я тебя никуда больше не отпущу… — прошептала Иэрен, касаясь кончиком носа колючей скулы. От родного запаха вскружило голову. Она прижалась спиной к его груди и вновь ощутила забытую надёжность.       Рагнар давно заметил стоящего в тени сарая, и ему не нравилось, когда за ним следили. Пока названная миром жена придавалась ностальгии несуществующих воспоминаний, он уже всё решил. Правую руку он осторожно положил ей на подбородок, Иэрен сразу же прижалась щекой к его пальцам. Левую на затылок. Немой смотрел точно на силуэт в тени, и когда та дрогнула, он усмехнулся.       Прежде, чем Иэрен успела что-либо понять, Немой сделал рывок вверх, за которым последовало резкое скручивающее движение против часовой стрелки. Раздался влажный хруст, послуживший усладой для ушей. Словно потерявшее плотность тело рухнуло навзничь, скатившись по ступеням вниз. Отделившаяся наконец от тени фигура быстро приближалась.       — Мама! — донёсший из дома вопль заставил Рагнара поморщиться. Слишком много громких звуков. Вылетевший из дома мальчишка бросился к матери, но той уже было всё равно.       Вокруг дома очень быстро собиралась толпа. Люди охали, возмущались, кричали, кто-то тыкал пальцем в Рагнара, обливая его всяческими оскорблениями. А ему очень сильно хотелось спать. Неужели так сложно было дать человеку передохнуть в тишине?       — Ну, пошли к конунгу что ли?       — Какой же ты подонок, — рыкнул Оспак и сплюнул под ботинки Рагнара.       Тот лишь равнодушно пожал плечами, глянул через плечо на безутешно воющего от горя мальчика и направился обратно в длинный дам за очередной порцией головной боли.