⊹──⊱ᚺ⊰──⊹
Леонард не любил работать в полях. Тяжёлый труд, после которого часто изнывали руки, и лопались болезненные мозоли. Каждый день он с завистью наблюдал, как играли в догонялки малыши, и мечтал когда-нибудь бросить осточертевшую лопату и отправиться вместе с друзьями… куда-нибудь. Леонард никогда не задумывался над тем, куда именно хочет проложить далёкий путь, но точно не желал задерживаться здесь, в этой маленькой деревушке на окраине. Небо заволокли тусклые серые облака. Оно уже выплакало все слёзы, пропитав ими землю. Везде расползалась грязь, в которой будущий урожай мог легко погибнуть, оставив их голодными. Леонард с содроганием вспоминал далёкую, но страшную зиму, проведённую в голоде и холоде. Тогда умер отец, и стало совсем тяжело. Мама с трудом справлялась, а маленькая сестрёнка постоянно плакала, молока едва хватало. Леонард любил семью, и ради неё находил силы работать дальше. А ещё он обещал отцу заботиться о матери и сестре, ведь Леонард — единственный мужчина, а это огромная ответственность. Сегодня округу охватил туман. Но Леонард знал дорогу к морю наизусть, ноги сами несли его к берегу. Он вырос на этих тропах, знал каждое дерево, как свои пять пальцев на руке. Обходя торчащий из земли валун, мальчишка размышлял о том, как будет проверять сети, и сколько же рыбы угодило в ловушку. Вокруг было приятно тихо. Туман поглощал звуки, пугал зверей таинственностью и скрывал под белёсым плащом секреты. Дома редко бывало тихо. У Бинди начали прорезаться зубки, что ознаменовало постоянные надрывные крики, красное и опухшее от слёз детское личико и уставшую, раздражённую мать, которая тоже кричала. На него. Ей не требовалась причина, чтобы выплеснуть на него тяжёлую усталость и боль. Леонард злился на неё. На них обеих. Но продолжал любить. «Когда-нибудь это закончится», — говорил он себе, укачивая орущую сестру. «Когда-нибудь это закончится…», — твердил он, смахивая липкую слюну, сорвавшуюся с губы матери, когда она в очередной раз кричала на него. «Когда-нибудь это закончится!», — сжимая кулаки от злости и обиды, думал мальчик, запнувшись о собственные ноги и разлив на пол горячий завтрак. За грохотом последовали очередные крики сестры и матери. Отодвигая мокрые ветки кустарника, Леонард пробирался в сторону, откуда слышалось тихое шуршание воды. Туман продолжал редеть, открывая привычные глазу виды на накренившиеся деревья, за которыми виднелся берег. Тут Леонард услышал голоса. Низкие, грубые, рычащие, словно озлобленные собаки. И лишь один напомнил ему тонкий переливчатый звон колокольчика. Сердце сразу же почувствовало неладное, призывно грохнув в груди и сразу же сжавшись. Пригнувшись, осторожно приблизился и скрылся за упавшим деревом. Клубы тумана скрывали его от лишних глаз, но и других тоже. Леонард не понимал наречия находящихся на берегу, не мог разобрать ни слова. В груди противно заныло от страха. «Чужеземцы!» — пронеслось в голове, и почти сразу же на дерево, за которым он скрывался, что-то грохнулось. Прижавшись к земле плотнее, Леонард не осмеливался пошевелиться. Он даже старался не дышать, слыша над собой тяжёлое свистящее дыхание. Словно над ним возвышался дикий зверь, вынюхивающий добычу. Послышался женский голос, её говор напоминал Леонарду карканье вороны. Девушка что-то быстро говорила, может быть, что-то доказывала, а может — рассказывала какую-то шутку, ведь практически сразу после её слов, раздался многоголосый смех, сотрясший воздух. От него у мальчика по худой спине пробежал страх, заставивший покрыться мурашками кожу. Леонард медленно поднял глаза. Впервые он увидел такого огромного человека. Или это был зверь в человечьей шкуре? Он сглотнул лишнюю слюну. Леонард практически заполз под упавшее дерево, поэтому дикарь его всё ещё не заметил… А может — это Бог его спасал? От низкого смеха земля дрожала, а сидящие на деревьях птицы взволнованно взмывали вверх. Леонард тоже хотел убежать. Но он слишком боялся двигаться, издать хоть малейший звук, который мог бы привлечь внимание ужасного чужеземца. Ржание лошади на миг перекрыло голоса. Раздался новый, более мягкий и какой-то странный. Чужеземец говорил надломлено, словно не владел родным языком в совершенстве. Послышался очередной смех, торопливый топот множества ног и копыт. Леонард зажмурился и вжался грудью во влажную землю, чувствуя под щекой мокрый мох. Лошадей было много, и на каждой был всадник, внушающий страх. Когда всё наконец стихло, и не осталось никаких звуков, кроме шёпота моря, Леонард начал успокаиваться, но вставать не спешил. Он по-прежнему прислушивался, боясь совершить ошибку. А вдруг кто-то ещё остался на берегу? А вдруг они заметят его и убьют? Но он должен вернуться домой! Но налитое свинцом тело не слушалось. Сделать самое простое движение рукой оказалось невыполнимой задачей. Лишь сейчас Леонард понял, что его трясло и что к горлу подкатывала тошнота. Он осторожно выглянул из-за дерева и едва не вскрикнул, увидев головы гигантских змей. Но это была лишь шутка тумана, и когда белёсое марево слегка растеклось, Леонард увидел, что змеи — это часть странных кораблей. Мальчишка быстро спрятался, заметив нескольких людей на палубах, но они его не заметили, увлечённые разговорами, напоминающими ему гавканье псов. В нос внезапно ударил едва уловимый запах гари. Сердце мальчика оборвалось. Он вскинул голову и увидел, как сквозь туман прорывался чёрный столб дыма.Глава 37
26 октября 2022 г. в 14:27
В постепенно краснеющем закатном небе метались две точки: чёрная и белая. Чёрная яростно налетала на белую, ловко маневрируя вокруг, уклоняясь от ударов в воздухе. На палубу драккара бесшумно опускались большие перья, на некоторых были заметны кровавые росчерки. Наблюдавшая за воздушным боем Варя, размяла затёкшую шею. За Игга она не волновалась, молодой ворон справится с частью своей задачи и без труда добьёт чайку. Девушка посмотрела в сторону и увидела Виги. Отец с раскрывшимися от удивления глазами, рассматривал собранный Рагнаром дистиллятор и осторожно касался пальцами фляжек, будто проверял, на самом ли деле те существовали. Но не один Виги так поражался. Огромные и страшные норманны вмиг стали похожи на детей, стоило показать им изобретение. «Хорошо хоть не решили, что оно опасно, — подумала Варя. — Иначе сломали бы всё к чёрту!».
Позади что-то шмякнулось, и губы дрогнули в лёгкой улыбки. А вот и ужин. На палубе лежала чайка. Птица дёргала лапой, глаза в ужасе бегали, на животе была заметна рваная дыра, из которой сочилась практически чёрная кровь. Девушка подняла чайку и резко, как учил Рагнар, скручивающим движением сломала ей шею. Раздался влажный хруст, и тело окончательно обмякло. Послышался шелест крыльев, на румпель приземлился Игг.
— Хорошая работа, братец, — похвалила ворона Варя, и тот ответил ей гордым карканьем. — В этот раз у тебя вышло даже быстрее.
Одна чайка — слишком мало, чтобы полностью утолить голод, но зато получалось его приглушать. В безвкусное варево, что варил Сагр из остатков еды, они клали порубленное мясо пойманных птиц, а после делили на маленькие порции, чтобы у каждого оказывалось поровну.
— Сегодня ветер попутный, — довольно сказал Иоганн. Рыцарь подошёл не слышно, словно подкравшийся кот, и когда Илва вздрогнула, он широко улыбнулся, оставшись довольным маленькой проказой. — Если верить карте — вскоре доберёмся.
— Карта нарисована из слов ярла и его верного форинга, — ответила Варя, начиная ощипывать птицу. Её задевало то, что Штосс разговаривал с ней так, будто ничего не произошло. Лицо после удара болело и пульсировало до сих пор, она противно гнусавила, и звук собственного голоса раздражал. — Поэтому, если и собьёмся с курса, то только по их вине.
— Судя по тому, что мы всё ещё движемся правильно — художник и ярл славно поработали, — сказал Штосс и тихо хохотнул, когда Илва звонко чихнула. Ветер разносил по драккару пух и перья.
— Угу, рада за них, — Варя смахнула выступившие от боли слёзы и едва удержалась, чтобы не застонать. Нос пылал и пульсировал, в ушах громко застучало. Казалось, этот стук раздавался в черепной коробке, а потом отдавался в ушах. Она с ужасом думала о том, чтобы было с ней, не окажись рядом Вилфреда. «За мной должок», — подумала Варя. — Ты ещё что-то хотел сказать, ярл? У меня дел много.
Штосс устало выдохнул, с безнадёжностью разглядывая припухшее женское лицо. Он не собирался оправдываться, как ярл, он всё сделал правильно, иначе поступить было невозможно! Чтобы подумали о нём люди? «Ярл размяк!» — говорили бы они, и о репутации можно было бы забыть. Кто после такого позора стал бы его слушать? Ни один уважающий себя муж не последовал бы за ярлом, который спускает подобное женщине, даже если эта женщина — любимая невеста. Везде должен быть порядок! Законы обязан соблюдать каждый, и будь он проклят всеми богами, если позволит себе проявить неуважение к заветам предков.
— Я хот…
Не успел Иоганн договорить, как его прервал вопль Сагра. Раздетый по пояс Берсерк стоял в начале драккара, указывая куда-то шершавым пальцем.
— Туман прямо по курсу!
Ярл рванул к форштевню, едва не столкнувшись с Виги, которого данная новость немало испугала. Каждому было сказано с детства не раз: тумана надо бояться. Ярл быстро оценил ситуацию — они двигались прямиком в пасть неизведанного. Впереди их ожидала Пустая ночь в море.
— Полный вперёд! — рявкнул Иоганн, заметив неуверенность на лицах воинов. — Один с нами, братья! И сейчас мы докажем ему, что мы достойны войти в свиту его воинов!
Ему вторили громкие голоса, норманны принялись грести, но Штосс видел: они всё ещё боялись и шли навстречу своему страху, уповая лишь на Одина. Ярл надеялся, что великий создатель и впрямь видел горящие храбростью сердца преданных ему людей.
— Что скажешь? — спросил барон, подошедшего Рагнара.
За спинами раздался торопливый топот ног — пришла новая смена гребцов. Кормчий отпер замок, норманны начали быстро вооружаться, готовясь встретиться лицом к лицу с неизведанным врагом. Воздух взорвал ускоренный ритм барабана, под который сразу же подстроились гребцы. Ветер ударил в паруса, подгоняя корабли к столкновению с неизвестностью.
— В этот раз твоя речь не вселила надежды.
— Я про туман, — обиженно фыркнул Штосс, чувствуя, как холодок коснулся спины.
Но Рагнар молча глядел на огромное серое облако, к которому они приближались. Как только корабль вошёл в туманное марево — звуки исчезли. Немой втянул ставший тяжёлым воздух и нахмурился. Едва уловимый незнакомый запах пропитывал туман, он издал тихое недовольное урчание и направился к очагу. Им требовался источник света, а огонь уже становился слабым, как будто окружившие их клубящиеся стены высасывали из пламени силы.
— Передайте другим, пусть разожгут очаг и достанут факелы.
Иоганн с недоумением наблюдал за Рагнаром, который ломал ненужные доски и подкидывал в очаг. Кормчий уже отдал приказ Немого следуемым за ними драккарам и среди серого марева начали проглядываться трепещущие золотые огоньки. Совсем близко раздался странный рокот. Воины испуганно замерли, но никто ничего не видел, кроме тумана, и от этого становилось страшнее. Клубы стелились по морской глади и напоминали танцующих на поверхности призраков. Выходцы из вечного, ничто кружились вокруг плывущих драккаров, привлекаемые звуками, тревожившими их мёртвый сон. Бесплотные фигуры, они шествовали, огибали корабли, сторонясь света, который обжигал пустые глазницы.
Раздался крик, полный неподдельного ужаса.
Виги схватившись за глаза рухнул на палубу, истошно вопя и вселяя настоящий ужас. Гребцы замерли, наблюдая за извивающимся парнем, не замечая, как постепенно драккар замедлял ход. Над головами раздался страшный треск, словно трещало падающее дерево. Кто-то увидел расплывчатое женское лицо, которое улыбалось, но вместо зубов у той были клыки. Кормчий взмолился великому Тору, когда перед ним всего лишь на миг показался дымчатый силуэт ребёнка. На палубе раздался звонкий смех.
— Гребите! — гаркнул Сагр, и даже туман не смог поглотить его голос. Берсерк схватил вопящего Виги одной рукой и жёстко встряхнул, держа над водой. — Будешь так кричать, Виги, и я выкину тебя за борт, — мягко, как будто наставлял родного сына, прогремел берсерк и только после слабого кивка перепуганного дренга вернул его на драккар. — Гребите! Гребите так, чтобы не попасть к Хель! Иначе я лично вышвырну бездельника с драккара!
Позади раздался громкий всплеск, а потом один из следовавших за ними драккаров взлетел над морской гладью и спустя краткий миг растворился, словно невидимая рука великана схватила корабль и утащила в свои владения. Иоганн побледнел в лице. Ничего подобного в жизни ему видеть не приходилось! Он в ужасе раскрыл рот, глядя в небо, где только что был корабль, но не мог вымолвить и слова, забившиеся в горле болезненным комом.
— Гребите! — орал Сагр, глаза которого постепенно застилало пробуждающееся бешенство.
Из тумана, будто из распахнутой пасти, посыпались доски и тела. Вернее, всё, что осталось от тел. Под ноги Штоссу рухнула оторванная голова одного из хирдманов. Из распахнутого в ужасе рта вывалился язык, глаза закатились, а на голове образовалась проплешина. Иоганн тяжело задышал, не в силах оторвать взгляда от головы. Он чувствовал, как вина и страх застилали глаза, как внутри него начал разливаться яд, отравляющий душу. Это ты виноват! Да, ты! Только ты! Страшный шёпот заполнял мысли и от него невозможно было скрыться или перекричать. Ты всех погубишь! Никому не нужна эта война, кроме тебя! Непотребные души тех, кто никогда не жил, никогда не рождался и никогда не умирал, вскарабкивались на борт кораблей и обволакивали ледяным шёпотом разумы людей, желая, чтобы трепещущие сердца живых остановились.
Раздался новый вскрик, но Иоганн не понял, кто кричал. Щупальца тумана заползали на драккар, будто неведомое существо, желающее потопить корабль. Штосс смахнул выступивший пот. Он никого не видел, словно на драккаре, как неприкаянные грешники остались лишь он сам и оторванная голова воина. Только он и его проигрыш. И шёпот. Бесконечный и холодный, как суровая зима Севера. Шёпот проникал в душу и покрывал ледяной корочкой. Иоганн чувствовал, как глубже проваливался в пустоту, как тысячи несуществующих рук хватали и тянули его за собой. Просили и умоляли остаться с ними навсегда, погрузиться в вечный мёртвый покой.
Страшная боль стрелой пронзила череп и искрами полилась из глаз. Иоганн рухнул на колени, схватившись руками за пах.
— Тебе повезло, что ты надел только кольчугу, ярл, — с мрачной улыбкой проворковала присевшая перед ним Илва. — Зато теперь мы в расчёте.
Он взглянул на неё исподлобья покрасневшими глазами. Девушка только шире растянула наглую улыбку.
— Всегда пожалуйста, дорогой.