Рождённая под знаком Хагалаз

      Варя поёрзала в седле, стараясь хоть как-то размять затёкшую задницу. Ягодицы болели от седла, её начинало укачивать, а вокруг как будто не осталось больше запахов кроме лошадиной вони. Она тщетно пыталась найти удобное положение, уставшая от длительного путешествия спина противно ныла каждой мышцей.       На плечо что-то смачно шмякнулось. По коже пробежались мурашки от омерзения, Варя уже представляла, какой подарок может увидеть. Над их головами, высоко в безоблачном небе, кружили кричащие птицы. Сколько бы Варя не всматривалась, она не могла понять, какие именно это были птицы: ни то чайки, ни то громадные вороны, да вот только крики их не были похожи на крик ни одной известной девушке птице. «Особенности Мира, — решила Варя, с видимым отвращением смахивая рукавом птичий помёт. — Какая гадость!»       — Ты чего такой довольный? — задала она вопрос Рагнару, который и впрямь казался слишком счастливым.       Немой ответил не сразу, как будто думал над ответом, но Илве думалось, что он не горел желанием прерывать умиротворённую тишину леса.       — Под ногами земля.       — Мы плыли не так долго, — вздёрнув бровь, продолжила напирать с разговором девушка. Морское путешествие и впрямь оказалось не таким долгим, как думалось, но это было даже к лучшему. Ещё несколько недель она вряд ли бы пережила.       — Уже забыла? — с проскользнувшим разочарованием в голосе, спросил Рагнар и поравнялся с ней, чтобы лишние уши не услышали. От Немого пахнуло кислым потом и грязью, но он не заметил скривившегося лица. От Илвы пахло не лучше. — Особенности мира.       — Я помню, — заверила его Варя и от воспоминания о птичьем «подарке» пробило новой волной отвращения. — Если не думать, то и не будет. Поэтому Иоганн не носит шлем.       — Верно, — кончики губ Рагнара дрогнули в подобии улыбки. Он взглянул на неё, как гордящийся учеником учитель. — Ярл не думает о том, что может получить удар в голову и не получит, пока не задумается.       «Думать бывает опасно», — пронеслось в голове и Варя невольно взглянула на ярла.       — Так и с морем. Мы прибыли быстро, потому что никто не думал о том, что реальное морское путешествие в разы дольше и мучительнее, — продолжил объяснять Немой и ловко уклонился от торчащей ветки, которая словно норовила выколоть ему глаза. — Текстуры не прогрузились.       Варя тихо рассмеялась.       В дальних дорогах она привыкла разговаривать. Чаще всего собеседниками были подруги, но порой бывало и так, что в путь приходилось отправляться с незнакомыми людьми. Но даже так, в компании находился какой-нибудь болтун, у которого язык в прямом смысле оказывался без костей. Разговоры всегда помогали не думать о затёкшем теле, усталости, о том, насколько медленно и мучительно тянулось время.       Варя тяжко выдохнула. Хорошие времена минули также незаметно, как обычно пролетал отпуск, оставаясь лишь приятным послевкусием. Но что хуже, так это то, что данный кошмар не желал заканчиваться. Всё чаще, когда Варя встречалась с собственным отражением, она всё реже узнавала себя. И дело было не в изменившемся лице и не в первых седых волосках, появившихся отнюдь не от хорошей жизни. Варя понимала, что каждый день от неё ускользали воспоминания. Вчера она поняла, что уже не может вспомнить лиц преподавателей, которых видела каждый день. Незначительная потеря, но разве дальше будет лучше?       — Долго ли нам ещё ехать? — без особой надежды в голосе, спросила Варя Иоганна. Молодой ярл ехал чуть впереди неё. Перед ним на на огромном коне-тяжеловозе покачивался Сагр.       — Ещё какое-то время, — с полуулыбкой ответил молодой ярл, когда невеста поравнялась с ним. Иоганн выглядел уставшим, разбитым и тоскующим. А ещё, словно настырно пьющий кровью комар, мучило ожидание.       — Почему я не слышу в ваших голосах счастья?! — пробасил Сагр. Воин обернулся через плечо, его глаза полыхали азартом, словно он готовился вот-вот загнать долгожданную добычу в ловушку.       — Не думаю, что война — повод для радости, — Варя неуверенно пожала плечами и огляделась по сторонам. От разговоров хирдманы приободрились, они с восхищением поглядывали на довольного Сагра. Он вдохновлял их поведением и это невозможно было скрыть.       — Война — это праздник Богов! — громко заявил Берсерк, поднимая указательный палец вверх. — А на праздниках принято веселиться! Ведь так, ярл?       Иоганн рассеянно кивнул. Казалось, он вообще не слушал, что говорил Сагр, погрузившись глубоко в собственные воспоминания. Прикрыв глаза, он как будто снова вернулся обратно домой, в прошлое, о котором хотелось бы забыть. Знакомые до боли места давили на него грузом. Штосс чувствовал себя предателем, ведь когда-то он хотел защищать свой дом, отдать жизнь, если потребуется, а теперь… Теперь за ним простиралась тропа, пропахшая гарью и разрушением.       Юный Иоганн шёл по лесной дороге. Взрослая жизнь явление особенное. Вчера ты спал в тёплом фамильном замке, а сегодня уже топчешь грязь сапогами и ждёшь приюта. Именно так для Иоганна началась эта самая «взрослая жизнь». Да и какие надежды у младших сыновей? Особенно, когда они незаконнорожденные. Отец, конечно, дал титул и оружие, коня и умение использовать оружие, но… Что делать? Как жить дальше? Старый фон Штосс не оставил инструкций, не дал напутственного слова, он просто умер.       Первой мыслью юного барона было податься на службу к соседу. Но старик Гюнтер фон Борн не только не искал вассала, но даже покупать толкового наёмника не стал. Дал горсть медяков и посоветовал не тратить время. Если кому и интересен рыцарь, то уж точно не представителям лесных баронств. Может, какой граф или герцог возьмут? Нет, для предков эти вопросы были решаемы — кипели войны. А сейчас… Даже жалкой междоусобицы не найти.       Иоганн топал сапогами по грязи и вёл коня за узды. Не так он представлял себе «выход в свет». На опушку рыцарь вышел грязный, злой и помятый. От него пахло потом, болотом и перегаром. Настроение было хуже некуда, а глаза закрывались. Хотелось спать и есть, о чём неугомонный живот напоминал пронзительным урчанием и тупой болью.       «Дорога приключений хороша только в сказках». Именно это осознал барон, вспоминая отца.       Следующий день фон Штосс помнил очень плохо. Вспоминать особенно нечего. Целый день он ехал большаком в сторону замка графа де Лакруа. Бывший франкский шевалье, предатель и изменник Родины жил и правил в этих краях. Однажды, де Лакруа за хорошую кучку золота развернул отряд против собственного сюзерена, чем обеспечил успех в наступлении новых земляков. Германские земли, впрочем, встретили его тоже не радужно, тогда шевалье нашёл хорошую подмазу: он с отрядом наёмников пришёл к одному нуждающемуся графу, тот принял де Лакруа на службу и выпустил отряд. Той же ночью граф и большая часть его людей внезапно умерли, видимо, аллергия на заточенные металлические предметы нанесла удар по бывшем хозяевам замка. Сам же де Лакруа медлить не стал и поскакал к кайзеру, который был фигурой чисто номинальной, да и не единственной в своём роде, но всё же венценосец. Хитрый шевалье сообщил о случившемся, разумеется, с некоторыми поправками, посетовал на судьбу и передал земли вместе с бумагами правителя. Тот был рад, потому назначил этого отморозка новым графом и личным другом. Шевалье исправно платил дань, для виду изображая почтение перед монархом и выполнял роль пугала, вырезая тех, кто очень яро хочет свергнуть удобного короля.       Именно последний факт заставил Иоганна несколько дней в полном одиночестве, не считая коня и редких крестьян, которых Штосс обирал на предмет еды и алкоголя, добираясь до замка графа. Лесные бароны, чисто формально, тоже были вассалами де Лакруа, но… Увы. Стоило новоиспечённому графу явиться на опушку, как бароны бросили поместья и ушли в глушь, устроив партизанщину. Шевалье обломал зубы и приехал через месяц договариваться языком, а не железом. Иоганну эту историю рассказывали отец и дядя. Там все значимые персоны лесных баронств щедро напоили графа, честно-честно заверили, что людей уважаемого сюзерена убивали залётные разбойники, а честные дворяне были на охоте. Разумеется, бароны были рады принять нового сюзерена. Люди они оседлые, от того небогатые и сильно пьющие, потому, если господин граф не будет донимать их данью и портить девок, то он их устроит, задарили целую телегу пива и старую клячу, а потом отправили восвояси.       Юный бастард надеялся, что такой уважаемый воин примет несчастного сироту на военную службу. Именно так рыцарь, бретëр, дворянин и просто красавец барон Иоганн фон Штосс, признанный первым копьём лесных баронств и третьим мечом графства, стал в компании голодранцев гонять разбойников за серебрушку в неделю.       Внезапное прикосновение к плечу заставило морок болезненно спасть. Сердце загрохотало в ушах набатом, тело пробила мелкая дрожь. Иоганн обернулся, ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы понять, кто стоял перед ним, и где он находился сейчас.       Штосс сидел под деревом, облокотившись спиной о могучий ствол, а перед ним простирался городок, на улицах которого он вырос. Сидя на холме и глядя на мелкие домики в лучах закатного солнца, в груди начинало противно ныть, а в голову мерзкими тараканами пробирались сомнения.       — Чего ты хотел?       — Поговорить, — Рагнара не завораживал вид, ему не был интерес ни город, ни страна. Ведь всё существующее здесь — лишь ожившие фантазии валькирий. Вытряхнув из сапога небольшой камушек, Немой вновь выжидательно уставился на Штосса.       — Снова уходишь?       — Что?       — Ты вечно куда-то уходишь, — ярл пожал плечами. — И сейчас нас решил оставить из-за своих важных дел?       — Знаешь, ярл, это очень обидно слышать. Не знал, что в ваших глазах я такая скотина, — Рагнар не выглядел расстроенным. Он задумчиво почесал обросших щетиной подбородок, когда на его макушку приземлился Игг. Ворон, словно решил подслушать разговор.       Иоганн тихо рассмеялся, качая головой:       — Ты даже не представляешь насколько! Нормальные люди своих жëн просто так не убивают.       — Хм, твоя правда, — губы исказились в едва заметной улыбке, словно его похвалили. — Но что было — то было. Ты помог мне, я хочу отплатить тебе тем же.       Штосс поднял голову и удивлённо уставился на Рагнара. По равнодушному лицу и мёртвому взгляду сложно было понять: шутит ли он или говорит серьёзно. Иоганн поднялся, отряхивая штаны от пыли.       — Илва не убила мальчика. Возможно, он успел добежать и рассказать кому-то о нас. Если ему поверили, нас могут ждать. Я бы предпочёл внести в наш план некоторые коррективы.       Иоганн нервно провёл кончиком языка по пересохшим губам. Из груди вырвался тяжёлый вздох. Этот вздох был полон разочарования и набухшего колючего страха.       — Ты уверен? — вопрос звучал бездарно и глупо, особенно, когда прозвучал в тишине охрипшим голосом. Штосс ощутил стыд.       — Абсолютно. Тела нигде нет. Может быть его съели звери, но… — Рагнар усмехнулся. — Это даже звучит абсурдно. Я пошёл в лес почти сразу же, как пришла Илва. Тела нет. Зато следов — хоть отбавляй.       Штосс резко завёл руки за спину, напряжённые плечи распрямились сами собой, на лицо пала мрачная тень, потемневший взгляд зелёных глаз смотрел в сторону расхаживающих хирдманов. Среди множества грубых фигур выделялась одна — маленькая и тонкая, словно аккуратная веточка яблони.       — Зачем ей врать?       — Это твоя невеста, ярл, — Рагнар пожал плечами. — Тебе лучше знать.       — Но ты пробыл с ней дольше, — ядовито бросил Иоганн, скривившись при этих словах. Он старался говорить спокойно, но гнев обиды уже начинал обжигать нутро. Мысли лихорадочно крутились от одной к другой, перед глазами уже мелькали воины Георга. Лицо старшего брата как всегда выглядело надменно, особенно когда тот был уверен в победе. Зубы противно скрипнули.       Когда на крыши домиков внизу начала опускаться тень предстоящей ночи, а небо сотряслось встревоженными криками птиц, Рагнар заговорил:       — Спроси у неё сам. Могу лишь дать совет, — Немой замолчал, ожидая ответа, и когда он его получил, продолжил: — Люди от тебя ждут решительных действий. И народу наплевать насколько ты дорожишь своей семьёй. Если ты не сможешь — народ сделает это за тебя и тогда ты им будешь не нужен.       — И что ты предлагаешь? — сквозь плотно сжатые зубы, спросил Иоганн.       — На твоём месте я бы прижёг ей язык раскалённым железом. Но… мои методы редко кому нравятся. А предлагаю я — предупредить людей. Расскажи правду, и лучше пойти другой дорогой.       Штосс нахмурился пуще прежнего. Он ощущал плевок фортуны на лице, и от этого гнев лишь сильнее бушевал в душе.       — Она сама виновата, — от слов Рагнара становилось хуже, словно каждая звучащая буква давила на него всё сильнее. — Ты не должен делать исключений.       — Хватит, — но Рагнар не замолчал. Он продолжал что-то говорить, но в ушах уже звенело, голова разбухала от внезапной боли и давила на глаза, словно пыталась выдавить из глазниц. Штосс не мог поверить, что теперь из-за лжи всё висело на волоске, который отделял их от гибели, но ещё больше ему не хотелось верить в то, что эту ложь, словно ядовитая змея, принесла с собой девушка, которой он позволил стоять за своей спиной. — Я сказал: хватит! Замолчи!       Но Немого не было. Иоганн стоял один под раскидистыми ветками старого дерева, а на город уже успела опуститься тьма.