Спираль Мечтаний

Недвижимый пол усеивали валуны. Тишина. Перламутр больше не стекал с додэков. Это и не были инопланетяне. Это были люди. Они заполнили, казалось, весь Палатиум. Жемчуг, покрывавший их, напоминал оплавленные восковые свечи. Повсюду были мертвые. Мертвые люди. Перламутровые экзоскелеты плавились, обнажая лица и тела мужчин и женщин. Они смотрели в пустоту. Руки дрожали. К горлу подступил ком. Ута уронила клинки – их звон заставил вздрогнуть. — Верно... верно, – вновь хохотал Аудодек. – Вы мнили себя героями. Но на деле вы лишь убийцы. Перед друзьями стоял мужчина средних лет с тронутыми серебром волосами. Его глаза горели медью. — Если вас утешит, эти уже давно мертвы – адамантий забрал их жизни. Мы научились расплавлять его, чтобы присоединять к человеку. Вот только... он поглощает живое. Хотя, если тело еще свежее, то... Друзья лишь молча стояли. — Убив меня, вы нарушите порядок в мире. Вы, кстати, уже решили, что будете делать, если убьете меня? – Аудодек явно упивался собственным превосходством. Оми вышел из оцепенения: — Не «если», а «когда»! — Не цепляйся к словам, – ответил Аудодек, не поворачивая головы в его сторону, и хмыкнул. – Вы не в том положении, чтобы храбриться. Все хотят изменить мир, но никто не желает умирать... Мы не знали, к чему это приведет. То есть, конечно, рано или поздно пришлось бы рассчитаться со Вселенной. За нами должны были прийти. И ведь приходили, – Аудодек хищно осклабился. – Они думали, что знают правду. Они, как и вы, ошибались. Раньше Кватури населяло тринадцать народов, не разделенных еще на стихии. Мы просто жили одним государством. Одним островом... Палатиум был в центре, перед ним – Арена, которая казалась гораздо меньше, чем сейчас. Там так же проходили бои. Но сражались те, кто был против закона, или те, кто хотел отстоять свое имя, свою честь... Тринадцать народов отправляли по одному преступнику. Они дрались, чтобы позволить занять Палатиум представителю того народа, к которому принадлежали, на целый год. Преступника, если тот выживал, миловали. Если же в живых не оставалось никого – правил тот народ, чей боец пал последним. Забавно... у нас практически не было разногласий. Правда, иногда, когда вода и земля ссорились, они сбрасывали друг на друга либо шар воды, либо земляной ком... ну, не выжил – не беда... Когда в мире все спокойно, человек начинает слишком много думать... Змееносцы были слишком сильны – устойчивые к ядам, радиации, они были способны стирать память и читать мысли... При желании змееносцы могли истребить все двенадцать групп знаков. Этого нельзя было допустить. Мы – представители двенадцати – приняли решение, что нужно убить змееносцев раньше. Окончательный план был составлен во время правления водолеев... Я участвовал в этом деле еще мальчишкой. Я и мои друзья пытались повлиять на решение. Убить целый народ казалось немыслимым... Нас убедили, что это необходимо. И мы поверили... Я принадлежу роду водолеев. Тому роду, что приказал истребить народ змееносцев... Я забыл свое имя... Да, живя более двухсот лет, можно забыть и такое. Но я помню, что меня тогда смешило, – он грустно улыбнулся. – Другие народы сами пошли убивать змееносцев. Их нужно было всего лишь направлять... подталкивать... После кровопролития главы каждой из двенадцати групп заключили договор. О существовании тринадцатого народа не должно было остаться ни одного упоминания. Главы всенародно объявили, что больше никогда не будут воевать..., а потом, буквально через несколько лет, произошло перенаселение. Начались волнения. Мы были на грани потери власти и авторитета... Тогда и «прилетели» додэки. Их появление защитило нас и подчинило народы. Люстрир был неделимой частью Кватури – его отсоединили. Там стали жить те, кто не обрел своей способности и имени – «безымянные»... Мы создавали экзоскелеты. В этом очень помогли овны – они ковали денно и нощно, а адамантий впитывал их жизни. Экзоскелеты поддерживали нашу ложь, скрывая человеческое обличие. Благодаря им получилось уравновесить население. Во избежание повторения такого же случая мы воссоздали игры на Арене... Адамантовый дворец, – Аудодек обвел взглядом полуразрушенные стены. – Почему адамантий? Материал прочен, но у него есть одно крохотное неудобство – он забирает и в то же время продлевает жизнь. Главное, правильно его использовать... Стены Палатиума сделаны из этого металла, чтобы вошедшие не могли нанести друг другу вред... Мы сумели обратить это против всего населения. Безымянные со временем изнашивались и утрачивали способность разговаривать, поэтому додэки достаточно молчаливы. А ведь когда-то дворец наполняли веселые возгласы и множество людей... живых. Поначалу я винил себя за смерти знаков. Теперь считаю, что это было закономерно. И то, что вы пришли, лишь подтверждает мою мысль... Забавно... Забавно... — А знаете, что еще забавно? – его глаза горели ледяным огнем безумия, он разразился гомерическим хохотом. – Одна семья змееносцев выжила. Мать. Отец. И сын! И я его нашел! — А знаете, что еще более забавно? – Аудодек держал паузу. – Он среди вас. Друзья стояли как вкопанные. Будто каменные изваяния, способные лишь моргать. Теперь в их глазах зажглось недоверие и... страх? — Так вы еще не знаете? – Аудодек цокнул. – Он вам не сказал? Он перевел взгляд на Даймона. — Ты малодушен, – сочувственно покачал головой Аудодек. – Вот он – последний змееносец. Желваки Даймона заходили. — Так мы и поверили! – Кайлис вышел из оцепенения и обратился к нему. – Он же врет, да? Даймон?.. Молчание затягивалось. Издалека доносился шелест и звук капель. Наконец Даймон, сжав кулаки, твердо ответил: — Да. Это правда. — А я говорил – ему нельзя доверять! – послышался выкрик Оми. Они отшатнулись от Даймона. Только Кайлис продолжил стоять на месте, с горечью глядя в спину Даймону. Он понимал, что сказанное было правдой, но... как можно было отвернуться от него? Тем более Кайлис, как водолей, ощущал степень вины за свой народ... Аудодек восхищенно наблюдал за друзьями. Они стояли понуро. В глазах зияла пустота. Они чувствовали, как мир уходил из-под ног. И он знал это ощущение когда-то. Когда-то очень давно... — Знали бы вы, как я устал, – рассуждал он. – Как я устал хранить эту тайну. Она ведь принадлежит не только мне... вы же не думаете, что выживете после услышанного? Знакомое слово всколыхнуло в них жизнь. Взгляд стал осмысленным. Нужно было решать, что делать дальше. Но состояние шока все еще не позволяло им двигаться, как раньше. Действия совершались будто под наваждением Ивир. Аудодек сместился. Воспользовавшись своей скоростью, он готовился своим чернильным мечом рассечь спину Даймона. Человеческая тень скользнула между Аудодеком и змееносцем, преградив путь клинку. Взгляд Аудодека изменился – огонь безумия угас, его место заняло отчаяние. Он ранил не того. Ута сорвалась с места – в ней смешались ярость и слезы. Она повторяла как мантру слова Кайлиса «собери боль, радость, любовь и страх в кулак и дерись». «Дерись за них!» – проносилось в ее голове. На ходу разъединяя глефу, она подпрыгнула и вонзила оба меча в спину Аудодека. Тот повалился на колени и прохохотал: — Я ждал смерти слишком долго. Бояться ее бессмысленно. Она бессмысленна. Дух покинул его тело. Глухой медный «бом» стучал в голове. Мир замер, превратившись в размеренные медленные удары, сменяющие друг друга. Бом. Принявший удар осел на перламутровый пол. Бом. Кровь жарко вырывалась из раны, растекаясь по полу. Бом. Даймон обернулся. Он мертвенно бледен. Бом. Раненый пытается хватать ртом воздух. Раздаются лишь хрипы. Бом. Все вокруг мутно. Бом. Слезы обжигали лицо, медленно стекая по щекам и смешиваясь с пылью. Бом. Ему страшно смотреть на рану, чернотой зиявшую в груди. Боль сковывала, путала мысли. Бом. Он закрыл глаза, ощущая, как с каждой пульсацией крови силы покидали его. Сердце гулко стучало будто во всем теле. Бом. Свинец жег грудь. Бом. Удушающая стальная петля сдавила горло. Дышать становилось все труднее. Бом. Руки сами тянулись к ране, стараясь разорвать грудь - безумное желание свободно вдохнуть жгло разум. Бом. Дурманяще тошнотворный тяжелый запах крови заставлял волосы на голове шевелиться. Металлический привкус во рту сводил челюсть. Бом. К горлу подступил ком. «Нужно отвлечься» – подумал раненый. В его воспоминаниях вспышками возникали лучшие моменты. Летящий мальчик, изменивший его жизнь... Двенадцать друзей... Уже ничего не вернуть. Он не полетает больше. Не увидит одновременно рассвет и закат. Не проведет рукой по утренней росе. Над ним, таким, какой он сейчас, никогда не проплывут облака. Не будет споров. Не будет улыбок. Останется пустота... уже ничего не вернуть. Можно лишь беспомощно цепляться за ускользающие мысли и воспоминания... Бом. «Да. Аудодек прав... Дети расплачиваются за ошибки родителей. Но я не хочу умирать. Я не жил... Это несправедливо... Зачем я бросился защищать Даймона?.. Кто он мне?.. Кто он нам?.. Нет, так нельзя. Он мой друг. Друг. Друг?..». Мысли роились в его голове. Умирающий разлепил веки. Перед ним лица друзей. В их глазах читались страх и боль. «Почему они смотрят так, будто я умираю?.. Почему они не помогают?..». Он знал – они больше не встретятся... Они уйдут в будущее, а он останется здесь. Сейчас. И никогда. Его не ждет будущее. Бом. Он снова закрыл глаза. Осознание близящейся смерти поначалу мешало мыслить, но теперь ему уже почти все равно. Неожиданно свинец отступил. Он открыл глаза. Ивир держала дрожащие руки со скрещенными пальцами над ним. Градом лились слезы. «Так мило, она пытается остановить время, чтобы продлить мне жизнь», – улыбнулся он, но его лицо лишь искривилось. Необъяснимое желание жгло его – нужно схватить ее за руку и спросить, почему у них так ничего и не вышло... А, может, еще получится? Кажется, силы начали возвращаться. Он с усилием приказал руке подняться. Она не повиновалась. Боль сдавила грудь. Он вскрикнул. Реми с силой зажимала рану. Мир вернул краски. Все стало отчетливым. Шум в ушах исчез. Наконец он смог сделать свободный вдох. Стало еще спокойнее. Только тело не повиновалось. Он слышал слова Ауриуса, обращенные к Ивир: — Ты лишь мучаешь его! Ты же сама умрешь... — Ну и что! – ярость в голосе Ивир пугала. Она прикрикнула на него: – Куда собрался? Видя лицо девушки, умирающий вновь усмехнулся: «Теперь тебе достанется вся жареная черемша... Прости». — Почему не получается? – сквозь слезы Ивир уже понимала: его не спасти. Бом. Боль, вернувшаяся с новой силой, вызвала судорогу, которая волной прошлась по телу. Лицо заострилось. Холод. Пальцы, которые сначала покалывало, теперь стали неметь. «Надо успеть... Успеть сказать...» – затуманенный разум выдавал последние трезвые мысли. Он перевел взгляд на Даймона. Наконец ему удалось из последних сил заставить шевелиться запекшиеся от крови губы. Он произнес сдавленное «я» и после паузы добавил почти шепотом, все еще глядя на змееносца, «готов». Откуда-то издалека доносился голос Токи. Он что-то говорил, но уже не разобрать. Да и зачем?.. Голова запрокинулась. Тело вновь охватила судорога. Вмиг все затихло. Бом. Грудь больше не вздымалась в лихорадочных попытках набрать воздух. Взгляд замер. Огонь жизни в нем потух. Его сменила пустота. Отсутствующее выражение лица. Он был похож на спящего, и от этого становилось не по себе. Молчание. Молчание длиною в вечность. — Кай..., – выдавил из себя Даймон. — Мертв, – эхом отозвался дрогнувший голос Токи. Время будто вновь остановилось. Слезы душили, мешая дышать. Когда человек умирает, ты думаешь, что он вот-вот вернется. Вот-вот распахнется дверь. Вот-вот он переступит порог, и яркой улыбкой встретит тебя. Но в душе уже поселилось чувство. Это чувство – знание. Ты знаешь, что этот человек больше никогда не войдет в эту дверь. Он больше никогда не вернется. Смерть непредсказуема. Смерть не дает попрощаться. Она просто большими ножницами вырезает дыры в твоей жизни. В твоем будущем. В твоем сердце... Когда видишь боль родного человека, который потерял близкого, хочется разделить ее. Но ты понимаешь, что это невозможно. Смерть и боль неделимы... Каждый проходит через них в одиночку, даже находясь в окружении множества людей... Слишком хорошо знакомый запах. Запах смерти. Ледяной, сковывающий, он, витая меж друзей, внушал безысходность. Глаза блестели. Ута до крови прокусила губу, что помогло ей вернуться в реальность. И все же – уголок рта подрагивал. Каждый реагирует на смерть по-разному – этот раз не был исключением. Оми смотрел ошалелыми глазами на Кайлиса. В лице овна читалось недоумение и нежелание смириться с произошедшим. В звенящей тишине было не понятно смеялся Ауриус или плакал. Ивир все еще сидела рядом с Кайлисом. Ее лицо не выражало эмоций, а руки беспомощно лежали в его крови. Тока, сжав кулаки и стиснув зубы, едва сдерживал слезы. Навязчивая мысль точила совесть, вызывая кривую ухмылку: «Кай, как с тобой можно держать слово, если ты непредсказуем...». Плотина воспоминаний, как назло, прорвалась. Они вспыхивали в памяти и сдавливали сознание. Слезы предательски покатились из глаз. Вирида, сев обхватив колени, раскачивалась из стороны в сторону. Лют и Сой пустыми глазами смотрели куда-то вдаль. Реми дрожащими руками пыталась вытереть кровь Кайлиса. Ее резкие движения выдавали накатывавшую волну паники. Амби старалась не думать о смерти друга. Пытаясь отрицать, она даже не смотрела в его сторону. Линнет лишь подняла голову, уставившись в потолок. Вернее, то, что от него осталось. Ремедия первая пришла в себя. Хотя слезы продолжали застилать ей глаза, а руки дрожали, она понимала – Кайлис мертв, и ему уже не помочь. Помощь нужна живым. Девушка поспешила к Амби, чтобы перевязать ее рану. — Это так неправильно: светлые стены и грязный пол. То есть не грязный, а в крови..., – рассуждал вслух Тока. Даймон наблюдал за друзьями. Наконец он отважился перевести взгляд на водолея. — Смотрите! – привлек змееносец внимание остальных. Выжигающий глаза свет озарил Палатиум. Все обернулись в сторону Кайлиса. Его тело стало переливаться и мерцать. — Смотрите... Смотрите! Рана затянулась! – Оми улыбнулся. Мерцания превратились в пульсации ослепительного блеска. Вокруг Кайлиса образовался вакуум невыносимого белоснежного света. Рассыпавшись на мириады песчинок, вакуум взорвался. Крохотные сияющие крупинки оседали на пол, исчезая в пыли. Это напоминало снег. Кайлис любил снег... Такие же микровзрывы людей-звезд произошли и с телом Аудодека, и с теми, что в экзоскелетах. — Это он виноват! – указывал Оми на Даймона. Линнет и Амби кивком согласились с ним. — Защищать Даймона – выбор Кайлиса. Вы знаете его не хуже меня. Он бы сделал то же самое для любого из нас, – сухо отрезала Ивир. – И нечего болтать попусту. Пока все помогали друг другу, Тока подошел к Ауриусу и тихо сказал: — Спасибо. Ауриус, нахмурив брови, непонимающе на него посмотрел. — За что? — За то..., – он запнулся, проглотив подкативший к горлу ком. – За последние месяцы. Они прошли почти без ссор... Ты знал. Да? Стрелец молча кивнул. — Я не хочу спрашивать, почему ты не рассказал нам... во всяком случае сейчас не хочу. Уверен, ты знаешь ответ сам. Да. Он знал. Ауриус заплакал. Он чувствовал вину, которая выжигала изнутри. Смерть на Кватури – обыденное дело, но не когда умирает твой друг. Амби выпрямилась. Тоскливый голос, соединившись с одиннадцатью таких же, допел песню: Когда же он испустит дух, Ты обрати все мысли в слух: И свет угас, и тьма грядет, А есть ли тот, кто не уйдет?