***
Лавка Герцога совсем не изменилась, а его фраза о «пополнении ассортимента товаров» являлась не более чем классической заманухой для покупателей. Мари протянула руку, забирая долгожданную пачку, и не дожидаясь, пока Карл расплатиться с торговцем, достала длинную сигарету, спешно стараясь прикурить. Зажигалка несколько раз безрезультатно щёлкнула колёсиком, и только на пятый раз согласилась воспроизвести танцующее пламя. Заветный огонь, сменяющийся не менее заветным дымом. Прикрывая глаза, позволяет окутать ему свои легкие, делая глубокие, долгие затяжки. Широкая ладонь легла на плечо. — Пойдем-ка в более приватное место, куколка, — и слегка хлопнул по и без того напряжённому суставу. Аква лишь молча кивнула, согласная уже абсолютно на все; любимая зависимость поглотила искалеченный рассудок, топя в своих ядах и дëгте любые приходящие мысли. Конечно, он не мог не заметить швы на ее пальцах, когда бледная ладонь мелькнула так близко. Им явно есть что обсудить. Например, как Акватика умудрилась оказаться на операционном столе Матери (а в том, что новые увечья дело рук крылатой- немец, почему-то, не сомневался), и что ему ожидать в ближайшее время. Вообще будет интересно послушать еще одного человека, попавшего в лапы этой сумасшедшей. Как минимум, он не ожидал, что девчонка выживет. Что окажется настолько выносливой. А тем более, что она вернëтся к нему. Мари, наверное, и сама не ожидала. До сих пор ощущала себя везунчиком, который вытянул счастливый билет на самом сложном экзамене. Все происходящее настолько напоминало бредовый сон, что рыжей почти удалось убедить себя в нереальности прошедших и текущих событий. …Раскусанная нижняя губа говорила об обратном. Надо сказать, скрежет и шум работающих механизмов больше не пугали, коридоры не казались такими темными и бесконечными, а путь от лифта с Герцогом до мастерской предстал проверенной и безопасной дорогой, которую она отчётливо помнила. Множество запахов, которые по отдельности забили бы нос не самыми приятными вещами, в совокупности наоборот становились уже чем-то приятным, и даже по-своему родным. Как будто она выросла на этом адском производстве, а не в городской любящей семье. В окутанной теплым тусклым светом мастерской дышалось легче. Заключающее в себя холодное спокойствие окончательно выбило эмоции из девушки, и не очень пришлось по вкусу Хайзенбергу. Просто он пока не понимал: это результат утраченного желания жить и моральной сломленности, или такой большой личностный рост? Мари прислонилась спиной к стене, сползая на пол. Откидывает голову назад, открывая вид на старые шрамы на шее и недавно полученные на лице. Создался отчетливый контраст, стоило посмотреть на поведение и эмоции юной особы: былой костер и яркость, которыми она почти обжигала Карла ранее, угас, но на его место не пришла унылая маска, а более устойчивые языки искусственного пламени, больше не скованного потеряностью и страхом, и питаемое не внешним влияние, а внутренними силами девушки. С каждой минутой ему все невыносимее смотреть на нее. Словно у него отняли ту игрушку из внешнего мира, обещая починить, а вернули уже привычную и не яркую, слишком знакомую, — он сам был такой игрушкой в руках Миранды, пока не слился с Мегамицелием, а тусклые пейзажи обители не стали частью его самого. Неприятное осознание. Хайзенберг ставит стул напротив стены, но задом на перед, и усаживается на него так, чтобы положить локти на спинку. Акватика делает глубокий вдох, словно у нее резко стало не хватать воздуха. — Я жду ахуительных пояснений, детка, — напомнил мужчина. — В общем… Когда я убежала, то сначала поучаствовала в неприятном инциденте в деревне, а после и вовсе попала в замок Димитреску… Очень ненадолго. Мое присутствие ей оказалось противным, и она почти сразу сдала меня Миранде. «Оказалось противным» — это еще мягко сказано. Встреча с Альсиной прошла крайне сумбурно и совсем не оправдала минимальных надежд, заложенных когда-то давно, в храме.***
Изначально Мар чисто случайно вышла к винному погребу вампирши, но посчитав, что такое появление пусть и станет эффектным, но не произведет никакого положительного впечатления. Хватит с нее попыток вломиться в чей-то дом и по незнанию оказываться виноватой. Поэтому, немного поплутав, и трижды чуть не попавшись ликанам, Акватика сумела отыскать главный вход в замок. Предварительно несколько раз постучав в массивные ворота, девушка решилась открыть их самостоятельно. Но не успела: милое личико служанки просунулось в образовавшуюся дверь, и с непониманием оглядев гостью, отразило испуг. «Госпожа, здесь…» — прислуга не успела договорить, так как рука хозяйки замка отодвинула ту от дверей, распахивая их. «Прям как будто ждала меня». «Аааа, моя дорогая. Ты все-таки решила воспользоваться моим приглашением?» — Альсина сверкнула своими желтыми демоническими глазами, впуская внутрь не только свежий воздух, но и хрупкую на фоне Леди, фигурку. Габариты Димитреску внушали восхищение и излучали властность хозяйки, как и ее повадки, манера речи. Как небрежно та отодвинула служанку, и как надменно общалась со всеми, кроме Миранды. «Вижу, Хайзенберг не справился с порученным ему заданием? Превосходная новость. Я сообщу об этом Матери Миранде. Но сначала…» Женщина наклонилась, заключая в свою фарфоровую ладонь руку чужачки. Элегантное движение переросло в мертвую хищную хватку; как удильщик, захлопнувший пасть вместе с доверчивой рыбкой, заинтересованной светом лампочки. Такой же безжизненный и пугающий свет источали очи вампирши в общей тьме холла. »…Дай мне испробовать тебя. Я так долго ждала этого». Стоило Альсине приблизить конечность девушки к лицу, как та скривилась, даже не укусив. Уже на расстоянии нос защекотал запах мужчины; Леди и без того не выносила любое присутствие противоположного пола в своих владениях, а так как запах принадлежал никому иному, как ее братцу, это вызывало двойное отвращение. К ним обоим. Карла она и без того открыто презирала, считая его невоспитанным мужланом, который не заслужил внимания Матери. А девчонку, за то, что позволила этому неотесанному мужлану прикасаться к себе. «Грязная шлюшка!» — сверкнув клыками, Димитреску отталкивает от себя совсем растерянную Акватику. Та приземляется на пол, потирая ушибленное бедро. «Как тебе хватило наглости заявиться в мой дом, после своих похождений?! Так еще и с самым отвратительным экземпляром!» Альсина бушевала. Ее задел тот факт, что Карл Хайзенберг умудрился насолить ей даже во время собственной неудачи, отбив какое-либо желание ужинать, и испортив такой прекрасный сосуд с юной горячей кровью. «А вы меня за мой выбор не судите» — неожиданно даже для себя отозвалась Мар, поднимаясь на ноги. «По-осторожнее с выражениями» — рыкнула Димитреску, и оставшись без деликатеса, пошла на эмоциях звонить Матери. Мари растерянно огляделась. Попадать сейчас к крылатой владыке не входило в планы. Поэтому, недолго думая, рыжая попятилась к выходу, собираясь тихо выскользнуть назад и податься в бега. Идея покинуть фабрику с каждой минутой казалась все глупее. Тихо добежала до двери, от которой ее перед этим оттащили. Мозг подробно рисовал план действий на разные случаи, выжимая из себя все подавленные знания самообороны и стелса, а тело, подпитываемое адреналином, было готово выполнять сложнейшие трюки. Но все это неизбежно рухнуло, когда невесть откуда взявшийся рой крупных мух вихрем преградил дорогу, почти сбивая с ног; Мари отшатнулась назад и получила впечатляющий толчок в спину. Рухнув на пол, взгляд наткнулся на черный подол платья, а звонкий женский смех заполнил все существующее пространство. «Ооо, неужели мама приготовила для нас ужин?» — раздался голос сверху. «Гляньте-ка, сестры! Какая хорошенькая. Уверенна, ты будешь сладким десертом на нашем столе» — сзади происходило движение. Вскочив на ноги, Акватика начала крутить головой, считая противников. Вокруг, подобно акулам, кружило три девушки; все они крайне похожи, из чего следовал вывод о родстве. А после слов «мама приготовила для нас ужин» не осталось сомнений, что эти три барышни, скалящиеся как самые настоящие хищницы, являются дочерьми Димитреску, продолжая вампирский род своей высокомерной матери. Одна из девушек гордо вышла вперед, улыбаясь окровавленными губами. Акватика сглотнула, ощущая, как тело напрягается. Она убеждает себя в том, что не может оторвать взгляд от вампирши, потому что боится, но где-то внутри сознание шепчет, что помимо излучаемой опасности, дочери Альсины очень красивы. По-страшному притягательные юные особы, которые слегка покачивают бедрами, когда двигаются в смертельном танце вокруг жертвы. Изогнутое лезвие серпа вернуло мыслям привычный ход. «Сестры, держите ее!» — скамандовала рыжая из тройняшек, одаривая ухмылкой свой будущий перекус. Цепкий руки подлетевших с обоих сторон девушек не дали Мар попытаться спастись, и та глупо завалилась на пол, пытаясь хотя бы так избавиться от нападающих. Внутри все сжалось, и даже сердце начало пропускать удары, не желая более разгонять по телу жидкость, которая так влекла мутантов. «Не пытайся сопротивляться» — промурчала вампирша, оказываясь совсем близко. Акватику вздернули наверх, возвращая в стоячее положение. Та все еще пыталась вырваться, дергалась в разные стороны, подобно змее извивалась и выкручивала собственные руки. Влажный язык коснулся шеи девушки. Как врач смачивает спиртом место укола, так же и дочь Альсины решила обозначить место укуса. Но если во время медицинских махинаций подобное делалось твердой рукой бесстрастного специалиста, то шершавая поверхность языка, и черные, перемазанные кровью, губы касались с вожделением, пряча за своей пухлой оболочкой настоящее оружие в виде двух острых отростков. Младшая Димитреску уже собиралась вонзить клыки в нежную тонкую кожу, чувствуя близость с бурлящей человеческой кровью, такой сладкой, и необходимой. «Даниэлла!» — раздался крик с лестницы наверх, — «Не смей касаться этой грязи!» Все три девушки обернулись на мать. Мари резко дернула левую руку к себе, но когти одной из вампирш больно врезались в тело. Ей не дадут сегодня сбежать. Димитреску чинно спустилась по лестнице, совсем не боясь запнуться о подол своего платья. «Я даю вам всë самое лучшее не для того, что бы вы кидались на первое же смертное отребье» — уже спокойно озвучила женщина. Кидает взгляд на Мари и морщит нос. «Но мама, она такая сладкая!» — обиженно воскликнула девушка, чуть отходя. В зале воцарилась своеобразная идиллия: добыча перестала рыпаться, решив пока затаиться и ждать более благоприятный момент, хищницы ослабили хватку, увлеченно слушая свою опасную наставницу. Перед глазами слишком быстро мелькали образы: взгляд не успевал фокусироваться, а разлетевшаяся роем мух Даниэлла вообще сбила все базовые настройки, не только визуальные, но и мозговые. Системный блок в голове кипел от получаемой информации. Акватика ощутила внезапное желание покончить с собой. То, что она видела и делала раздробляло девушку изнутри, медленно, но верно уничтожая. А перспектива попасть к Миранде лишь добавляла уверенности в скоропостижной и мучительной смерти. А умирать не хотелось. Настолько, что в данной ситуации самоубийство казалось геройским поступком, который вознесет девушку в собственных глазах. «Это же так просто: пустить пулю в лоб или отдаться ликанам на съедение. Пусть лучше они растащат меня на кусочки, нежели какая-то психопатка». Леди, шурша складками своего платья, подплыла к отчаявшейся. Ее ладонь, холодная, давно утратившая свой естественный цвет, явила незваной гостье длинные черные когти, которыми запросто можно проткнуть насквозь трëх таких рыжих дурочек, как она. Вампирша коснулась подбородка Акватики самыми кончиками своего демонстративно показанного вживлëнного оружия: побрезгала коснуться рукой. «Ты будешь ожидать своей участи в подвале. Само твое нахождение в моем замке оскверняет весь род Димитреску». «Ну так выкинули бы меня за ворота, зачем всë так усложнять?» — Мар огрызнулась. Приближающаяся встреча с лабораторией и собственной кончиной развязала руки; уже не было страшно, она смирилась. Но потеря из поля зрения даже ближайшего будущего не означала потерю словарного запаса и запала. Наоборот: на последок, Акватика сожжет всë на своëм пути, попытается облить ненавистью каждого, кто выскажет свое недовольство в ее сторону. Терять-то уже нечего. Когти Альсины подцепили ворот многострадальной рубахи, оттягивая его в сторону. С выпирающих ключиц девушки еще не сошли засосы лорда. Великаншу это позабавило; она чуть наклонилась, и красная вызывающая помада на ее мертвом скульптурном лице блестнула в свете настенных канделябров. Такой дикий портрет весьма четко отобразится в воспоминаниях, и когда Мар расскажет Карлу о случившемся, сидя защищëнной множественными слоями металла, бетона и каркаса, коробке фабричных помещений, первым делом вспомнит именно это: сучью улыбку Димитреску, ее надменный пляшущий взгляд, зрачки, утонувшие в жëлтом ядовитом наслаждении, и острота когтей на шее. Ее голос. «Думаешь, он — спасет тебя? Что эти метки что-либо значат? Хахахах, да он даже пальцем не пошевелит, что бы избавить тебя от заготовленной участи», — вампирша была уверенна, что задевает ее. Рушит сладкие надежды, которые могли быть даже неосознанным и, спрятанными в глубине подсознания. «Ты — продалась ему… За бесплатно, — женщина протянула руку к резному столику, беря в руки сигарету, — Дешевка». Нет, ей не больно, даже не обидно, пусть пальцы и скривило желание разодрать это надменное лицо. Насколько величественной и ажурной кажется Альсина, настолько же она жалкая на деле. Ее слепая вера Матери, безотказная служба и неумолимое желание стать лучшей разбавляли попытки самоутвердиться за счет других. Мар пожалела, что не забрала с собой арматуру из общей свалки: приятно было бы разворошить этот грим, превратив некогда благородные черты в картину жанра сюрреализм. «Я хотя бы не строю иллюзий по поводу отведëнной мне роли, — рыкнула чужачка, поддавшись чуть вперед. Ее смерили заинтересованным блеском зрачков, — и мне хватает смелости признаться себе, что я — лишь игрушка в чьи-то руках, а вы так и продолжаете жрать сладкую ложь о том, как важны для Миранды, в упор не видя тот факт, что стали ее неудачным экспериментом». Альсина так быстро выдохнула дым, что чуть не подавилась. Ее рука непроизвольно полоснула воздух, и лишь чудо удержало вампиршу от желания рассечь лицо пленницы за дерзость. «Глупая девчонка!» — выплюнула леди, показательно отворачиваясь. «По умнее вашего!» — бросила та ей в спину, и резко дернувшись из хватки сестер, сумела вырваться, сыграв на неожиданности. Мари бегом ринулась к двери, налетая на нее всем весом, и вываливаясь на улицу, кубарем пролетая лестницу. Сильные удары тела о каменные выступы ощущались как легкие ушибы и не принимались всерьез; сейчас ее волновало совсем другое. Пока она летела тридцать секунд вперед, начиная от места старта, заканчивая приземлением на землю, думала, куда лучше бежать. Мысли, словно прицельно пущенные кометы с горящими хвостами, сыпались с бешеной скоростью. Вот он: толчок, стимул, вновь обретëнное желание жить и бороться! Нет, она не повторит судьбу этих моральных уродов, заполонивших все видимое пространство! И все бы ничего. Да только приземление у ног женщины, одетой в черную рясу, заканчивающуюся перьями, как внезапно включенный свет в личном космосе Акватики. Свет, такой яркий и режущий, что становится в миг не по себе; разум судорожно пытается восстановить раскрошенную картинку бескрайней черной галактики во время звездопада, а получает белый экран и лампочку Эдисона. Акватика встает, смотря прямо в лицо заранее ненавистной женщины. Почему-то, именно прекрасный пол этого места становится ненавистным Мари. Серьёзно, даже эмоционально нестабильный Хайзенберг с постоянным запахом табака и перегара оказался более приятным созданием, нежели эти ведьмы. Смотрит на лицо этой суки в упор, ее блестящие гладкие скулы, хитрые безжалостные глаза, убранные назад волосы… Она вызывает отвращение всем своим видом. Автоматически включает желание плюнуть во «всевидящее око» на ложном нимбе, окольцовывающем больную голову. «Вот мы и встретились снова. Прости, что заставила тебя ждать. Но не волнуйся: теперь ты займешь свое место». Тело сковала вязкая усталость. Первые секунды ей получалось сопротивляться, но как только действие магии добралось до головы, картинка быстро начала меркнуть, становясь блеклой и невзрачной, теряла четкость, пока не стала одним темным фоном, — за закрытыми веками, как за шторой. Потеряв один из органов чувств, девушка определила собственное падение на землю по звуку, но даже не почувствовала этого; организму отключили нервную систему полностью, а также еще парочку органов, замедляя даже пульс и подачу кислорода в кровь. В общем бездействии у подчиненной чужой воле девушке остался лишь слух и столь желанный всего пару минут назад космос. Космос, поглощающий ее под шепот хлопающих крыльев, уносящих за собой надобность переживать, бояться, принимать выбор.***
Мари замолчала, уставившись кула-то между прутьев стула, на котором сидел Карл. Пережитые эмоции весьма бурно откликались и сейчас. Но все равно: она оглядывалась на себя ту, и не находит сходств. Словно это воспоминания о просмотренном фильме или прочитанной книге. Два дня в подземных лабораториях казались неделей, а происходящее до них- кашей из снов и восстановленных воспоминаний. Мари до сих пор неуверенна, что является реальным человеком. Потому что у нее как будто нет больше прошлого, а в связи с некоторыми модификациями в теле, будущего тоже нет. Остается настоящее, но такое быстрое, смазанное, больше похожее на сюжет книги, нежели на правдивый. Оглядевшись, Аква находит взглядом стоящую на столе металлическую кружку. — Можно? — она кивает в сторону предмета, и лорд без возражений притягивает тот к себе. Девушка приподнимается, принимая из рук немца элемент посуды. По запаху — крепкий кофе. По внешнему виду — утренний, потому что успел остыть, и занимал лишь 1/3 кружки. Отхлебнув живительного напитка, она продолжила: — А потом я очнулась уже на операционном столе. В той части лаборатории, куда мы не стали тогда соваться. — рыжая слегка опустила взгляд, прожëвывая про себя слова, тщательно подбирая их по вкусу и весу. Сложно рассказать о том, что происходило дальше. Потому что у этого нет точного обозначения в голове у Мари. Часы, утратившие границы, страх, сменяемый болью; онемение после нескольких часов нестерпимого жара, когда ты становишься живой оболочкой для магмы. Головокружение и бесконечные желтые ленты идей и мыслей, таких четких и звучных. О времени напоминали лишь редкие уколы: в руку, в шею, в грудь, прямо в область сердца. Инъекция расползалась по телу; Мари ощущала каждой клеточкой своего организма, как тянуться тонкие щупальца инородного вещества по сосудом, кустарником обвивают каждый хрящик, внедряются в структуру эпителиальных и мышечных тканей, всасываются органами, как губкой. Оно раздробило ее тело на отдельно функционирующие части, и чем больше захватывало, тем больше отделялось от единого организма. Когда девушку буквально разобрали изнутри по лоскутам, растянув ошмётки до предела, это же вещество стало связующим элементом, вновь собирая ее в человека. Она ощущала влияние препарата даже на клеточном уровне. Как он обволакивает ядра ее клеток, становясь навеки их частью. И как только все ее существо оказалось охвачено странным препаратом, по телу прошел мощный импульс. Легкие равномерно растягивались и сжимались, впуская больше воздуха, мышцы сердца сокращались в идеальном отточенном ритме, взгляду вернулась ясность и невероятная чëткость. Во всех конечностях сразу появилась сила, куда большая, нежели раньше. А самое главное, к ней полностью вернулась память. Всë, до мельчайших подробностей. Глотнув еще кофе, Акватика набрала побольше воздуха, вдыхая вместе с кислородом духоту фабрики, пропуская через себя все ее запахи с таким же удовольствием, как и дым сигарет. И выдыхает, так же медленно, желая избавиться от пережитых ощущений, отпуская их за пределы собственного организма. — Миранда колола меня каким-то препаратом, который способствовал более быстрому развитию мутаций от плесени, обнаруженной нами ранее. Эффект оказался таким сильным, потому что она переборщила с дозой, — не поняла, когда стоило остановиться. Последний укол, как десятая чашка кофе за день — такое количество адреналина и энергии, высосанной из твоих же запасов, что я потеряла сознание на время. А когда очнулась… В общем, тело уже закончило меняться. И пошли вторые сутки: Миранда исследовала мои способности. В первую очередь, к регенерации… Девушка усмехнулась, опуская лоб на подставленные ладони. Рассказывая это все, она физически устает. Ее тело истощено, и она сама на грани от нервного срыва или необдуманного глупого поступка. — Это Миранда так лицо тебе раскрасила? — Карл встал, желая отвлечься. Он прошелся до стола, покрутил в руках несколько лежащих деталей. В сознании слишком правдоподобно рисовались картинки событий, описываемых Акватикой. И он вспоминал себя. Не мог не вспоминать. Только в его случаи всë было куда дольше и хуже. На минимальную реабилитацию потребовались месяцы, а полноценно восстановиться он так не смог. Его Матерь вообще не пожалела. Поэтому, жалеть девчонку он не мог. Но крайне хорошо знал и понимал, что ей пришлось пройти в той холодной сырой обители боли и сумасшествия. Когда в воздухе пахнет безумием, а тишина обретает разум; ты сам перестаешь принадлежать себе, и принадлежишь только этому месту. Положив недоделанный механизм назад на столешницу, мужчина повернулся к притихшей Мар. Она ответила на его взгляд. Такая… Уставшая и поломанная. Он чувствует исходящую от нее силу, что буквально сочится из всех щелей. Но эта сила, этот железный каркас, выстроен на кровавом месиве прошлых составляющих, прошедших настоящую мясорубку. Швы на теле тому доказательство. Ледяной взгляд серых глаз тому доказательство. Ее тело, неспособное отлипнуть от стены, — всë, абсолютно всë подтверждало его рассуждения. — Да, — выдохнула девушка, прикрывая веки, — до второго укола у меня появилась возможность вырваться. Я попыталась ударить ее. А она вырастила подобие корней и откинула меня в стол. Яркое воспоминание, как длинные массивные отростки отшвыривают ее легкое тельце в сторону; хруст и сильная боль, поражающая всю носоглотку. Из глаз полились слезы, а из носа- обильный потом крови. Заливало губы, рот, ворот кофты… Кровь шла и из рассечения на переносице и из ноздрей, и кажется, кровь шла вообще отовсюду, оставляя яркие следы на голом полу. Лорд Хайзенберг подошëл к девушке, останавливаясь рядом. Протянул ей руку, помогая подняться. Мари в который раз удивилась, как легко он потянул ее наверх, словно она вообще ничего не весила. Тело не слушалось. Ватные ноги подкашивались, руки безвольно повисли. Становилось тяжело смотреть в одну точку, веки наливались свинцом. Карл достаточно осторожно взял ладонь девушки в свою, рассматривая швы. Ей отрубали пальцы, все, кроме мизинца и безымянного. Судя по наличию хирургического вмешательства, жестокий эксперимент по выявлению регенерации прошел неудачно. — Хочешь покажу, почему Миранде так хотелось по-отрезать мне эти части тела? — Акватика повернула ладонь тыльной стороной вверх, и так же выставила вперед вторую. Сделав еще вдох, девушка напрягла руки, заставляя мышцы максимально сжаться. От локтя до кончиков пальцев расползлась черная черная плотная кожа, превращая ногти в черные матовые когти животного. Пальцы стали длиннее и больше, как и сама ладонь. Из-под кожи проступал узор фиолетовых вен, а обе руки покрылись странными символами золотого окраса. Карл снял очки, рассматривая мутацию девушки. Он не узнавал в ней то безрассудное и местами импульсивное создание, что бродило по его коридорам совсем недавно. Миранда буквально создала что-то другое, незнакомое. Это не девчонка, которая крутилась под ногами, нуждалась в охране и выхаживание. Это порождение темного мира, не имеющего в себе ни одного просветления. Мира, который когда-то породил и его самого. Крылатая тварь умудрилась отобрать у него даже ту небольшую забаву в виде обычного человека. — И ты это полностью контролируешь? — лорд с интересом провел по черной шершавой поверхности. Мари закивала. — У меня еще есть… Полная форма. Которую я тоже контролирую. Но… не думаю, что стоит это показывать. Хайзенберг перевел взгляд уже на лицо рыжей. — Схуяли? — С того ли! Я… Не хочу. Не сейчас… Мужчина хотел уже поставить девчонку на место, но передумал. Отпустил ее руку, позволяя вернуться в свой полностью человеческий облик. — Ладно. Тогда снимай с себя всë это рванье, и пиздуй в душ. Не найдя поводов возразить, Акватика послушно двинула в сторону душевой. Ей предстоит еще очень много рассказать ему. Потому что держать это в себе — хуже, чем заглотнуть бомбу на таймере. И потому что из всех живых существ на этой блядской планете, а тем более, в самом неприметном ее мрачном угле, покрытым паутиной из мифологии, Карл Хайзенберг — единственный, кого она хочет слушать, кого она она хочет знать.***
Прохладный душ привëл ее в чувство. Снял часть усталость и подарил долгожданное опустошение. Методичное полоскание рта почти избавило от привкуса крови, запаха лаборатории и спутанных мыслей. Мари не спала с момента попадания в замок Димитреску, радуясь тому, что мутация позволяет находится в бодрости в два раза дольше, чем раньше. Водяная стихия потоками очерчивала острые углы тела; она сильно похудела за этот месяц. Отражение в зеркале удивляло. Плечи стали немного шире, грудная клетка, не смотря на видную линию ребер, казалась мощнее и крепче, чем раньше. На лице появились намеки на скулы, живот стал как никогда плоским, и грозился впасть. Легкий голод придавал стимул к движению, как и страх внезапно уснуть, прислонившись к первой же стене. Акватика проводит ладонями от талии вверх, переходя на грудь, немного сжимая ее. Все ноет и ломит даже от легких касаний. Множественные синяки, исколотая вена левой руки, шрамы и ожоги от сигарет, которые она тушит об себя… Теперь, зная, как сюда попала и с какой целью, стало проще реагировать на собственные замечания о внешних изменениях. Ей надо поговорить с Карлом. Сегодня, желательно, как можно скорее. Надо рассказать ему правду. На стуле у двери находит сложенный комплект одежды. Оливковая рубашка и черные штаны, почти как у лорда. Вытащив ремень из своих джинс, девушка оделась, затягивая явно большие ей штаны. С легкой грустью косится на оставленную в углу рубашку. Зашивать ее бессмысленно, а выкидывать жалко. Эти синие клеточки напоминают ей о днях, когда все было хорошо. О том, как она проснулась в чужом сарае, как бегала от ликанов, как впервые встретила Хайзенберга. Это время, в котором было место надеждам и вере в них. Сейчас остались только извращенные решения проблем. Не больше не меньше. Достав сигарету, убирает влажные пряди за уши. Затягивает ботинки и уверенно направляется в мастерскую, собираясь отыскать хозяина фабрики. В бетонных коридорах уютно, тихо. Красные аварийные лампы указывают путь. Рассуждения заглушало гудение цехов и конвейера. Она соскучилась по этому месту. Иначе бы не вернулась. Зависнув в дверном проеме, девушка тихо постучала костяшками по распахнутой двери, привлекая к себе внимание. Немец оторвался от личных записей, поворачиваясь к ней на стуле. Еще раз пробежался с головы до ног взглядом, не сумев привыкнуть к ее возвращению. — Кхм… Мне нужно кое-что тебе показать.