Хрупкое Тело

      Безветренная ночь плотно затянула небосвод мутным синим покрывалом.       На перешептывающемся колосьями поле было как никогда тихо. Ликаны, даже если и шарились по окрестностям, то делали это незаметно.       Мар набирает побольше воздуха в грудь.       Первый раз она обратилась прямо в лаборатории, по незнанию. Тогда тело еще сопротивлялось мутации, и процесс выдался болезненным; новая ее часть, рождëнная плесенью, стремилась взять власть над организмом, осбодиться от тесной оболочки человека. Мощная энергия вырывалась толчками, ища уязвимое место в своем носители; тогда у девушки буквально начались припадки, глаза то загорались ярким белым светом, то закатывались наверх, руки и ноги выламывало.       Крича, Мари рухнула со стола на пол, хватаясь за шершавую поверхность под собой. Перед глазами все плыло, бил сильный озноб, и пальцы в диких попытках удержать дергающееся туловище на месте, вонзились в бетон.       Взгляд перестал беспорядочно блуждать по стенам и потолку, и остановился на деформированной руке.       Длинная, черная лапа, изогнутая и худая намертво вцепилась в, крошащийся под натиском когтей, пол.       Вскрикнув, подопытная отпрянула назад, но не смогла разжать окоченевшие от ужаса пальцы.       Новая волна боли, вызванная ломающимися сразу в нескольких местах костями, отрезвила. Вырвав лапу, девушка отлетела назад, и корчась в агонии, стала принимать совсем иной облик. Ее организм как-будто перестраивался с нуля, расширялся; активированная несколькими инъекциями, плесень рождала новые клетки, разрасталась вместе с паникой; перед глазами настолько быстро все менялось, что Мари просто позволила себе утонуть в цветном водовороте.       Боль пульсациями распространялась по сосудам после каждого удара сердца, которое чудом выдерживало такие перегрузки. Хотелось отрубить себе голову, чтобы перестать мыслить. Хотя бы потерять сознание, чтобы не отслеживать каждую мучительную секунду.       Больше всего в этом адском танце метаморфоз она боится потерять рассудок.       И как только ощущения полной раздробленности начало отступать, проснулись рефлексы. Руки еще не получили приказ от мозга, а уже уперлись в пол, стараясь поднять неуклюжее, непослушное тело. Робко встает на колени, — а коленей нет.       «КАКОГО ХЕРА???»       Открывает, непонятно когда закрывшиеся, веки. И что она видит?..       Стала выше. Об этом свидетельствует высота, с которой она смотрит на свои длинные когтистые пальцы, черные, словно перемазанные гуталином.       Шатаясь, существо поднялось на ноги. Но не рискнуло сделать хоть один шаг.       Стоило привыкнуть к ощущениям.       Тело совсем чужое, сложно управляемое. Стало больше в размерах. Длинные передние лапы глупо поджаты, к груди.       Кстати, тяжести груди она больше не ощущает. Проведя когтями по телу, понимает, что мутация оставила ей лишь обширную грудную клетку с выпирающими ребрами, но нету намека даже на соски.       «Интересно, я теперь бесполое?»       Эта мысль не дала бы покоя, поэтому следующим действием стала проверка своей принадлежности к женскому полу.       Принадлежность осталась на месте, но теперь была хорошо скрыта натянутой от бедер кожей.       «Как у собаки.....»       Хорошо чувствовались абсолютно все запахи. И стало открытием то, что таким образом она инстинктивно признала обстановку безопасной, — раньше, чем додумалась до этого.       Больше всего пострадало лицо. Оно не ощущалось как раньше: челюсть постоянно находилась как бы выдвинутой вперед, а подвижный язык то и дело натыкался на клыки-барьеры или дыры между ними.       Зрение улучшилось. Не сильно отличалось от зрения во время «свечения», но стало более обширным. Как будто она теперь может видеть дальше. Хотя это может быть обман, и все дело в совокупности органов осязания: ушей, носа и глаз.       Пройдя несколько шажков, Акватика повалилась на пол. Усталость, такая бескомпромиссная, охватила сразу все конечности.       Не имея сил сопротивляться обратной метаморфозе, рыжая просто лежала, ожидая такой же мучительной боли.       Но вместо этого последовала лишь легкая ломка и покалывание. На десять секунд стало невозможно дышать: это перестраивались ребра, а вместе с ними и легкие.       Только глаза щипало от пятнистого освещения. В теле зверя свет падал не так прерывисто, становился однотонным и совершенно не мешал. Впрочем, как и темнота.       А вот люди так не умеют.       Блеснув напоследок жёлтым ободком радужки, она отключилась…       Хотелось подышать перед повторным превращением. Мар вообще не уверена, получится ли у нее сделать это по собственной воли.       «Но раз я научилась придавать рукам такой вид, может, получится и всю себя обратить?»       Чтобы это узнать, придется попробовать. Так еще и при Хайзенберге, — глупая идея была, звать его сразу с собой.       Но, попытка — не пытка?..       Для начала, девушка избавилась от всей одежды, кроме белья. В лаборатории она была прикрыта какой-то старой вонючей тряпкой, которой не стало бы хуже, даже пропусти ее через мясорубку. А вот портить только выданную одежду не хотелось.       Положив всë на поставленные к стене берцы, Акватика повела плечами. Она не знала, что должно стать посылом для превращения. Решила, что лучше всего задействовать органы чувств, а не голову. Закрыв глаза, старается избавиться от всех мыслей, даже от внутреннего голоса. Для этого она прислушивается к звукам вокруг.       Слабый ветер тихо перебирает рожь, отчётливо слышен лязг металла, рычание фабрики; гудят трубы, извергая клубы дыма, как проснувшиеся вулканы.       Где-то далеко слышен вой ликанов.       То, что раньше вызывало сухость в горле и настоящий животный страх, теперь льется подобно песне, ласкает слух, успокаивает.       Она чувствует в этом нечто знакомое, понятное. Потеряв прежний дом, утратив полностью понимание о том, что такое нормальная жизнь, она находит отголоски родного в этом зверином порыве.       И все происходит само собой.       Мутация расползается от ног, в считанные секунды выламывая их назад и удлиняя. Переходит в спину, расползаясь по позвоночнику.       На глазах у Лорда хрупкое тело девушки изменяется, спинные позвонки рвут белье, вырастая небольшим хребтом, и настигают голову.       Столь быстрое перевоплощение оглушает Акватику, и она скатывается на землю, отпрыгивает от Хайзенберга на пару метров.       Лицо вытягивается в собачью морду, а гладкий череп украшают вытянутые уши. Мутация бьет по всей нервной системе, пока новая форма стремится завладеть ей полностью как можно быстрее, не оставляя шанса передумать.       Карл выставил руку, притягивая к себе молот. Внутри заиграло опасение, что в подобном состоянии ОНО может себя не контролировать. В груди неприятно загудело: не хотелось бы калечить Мар, но если она бросится- не оставит ему выбора.       Сутулое высокое существо медленно повернуло на него голову. Его черные собачьи глаза отражали присутствие разума, смотрели достаточно ясно. Внутри этих мрачных озер он разглядел блуждающие зрачки. Человеческие зрачки.       Хайзенберг перехватил молот, водружая его на плечо. Вытянул вперед руку, как бы показывая, что не собирается причинять ей вреда (пока что).       У существа, стоящего перед ним, была мутно-белая короткая шерсть, сквозь которую легко проступали кости и мышцы, а на особо уязвимых местах даже проглядывались фиолетовые вены.       Лапы до локтя имели броский черный оттенок и заканчивались десятисантиметровыми когтями. На первый взгляд, в ней сейчас около двух метров, может чуть больше. Разница крайне ощутимая, надо сказать.       Привыкший смотреть на рыжую сверху вниз, сейчас мужчина вынужден немного задирать голову, дабы наблюдать за ее пастью, которая (он не сомневается) усеяна клыками.       Опустив голову, Зверь сделал шаг вперед, и опустился на четвереньки. Широкая грудь его вздымалась слегка учащенно.       Медленно, еле наступая на подушечки лап-рук, она подошла еще ближе, и вложила вытянутую морду в предложенную лордом ладонь. Некий обряд доверия.       Карл почувствовал эту тяжесть, эту силу, заключенную в новом, построенном на его глазах, создание. Большим пальцем приподнимает губу волколака: да, такими челюстями легко перекусить глотку даже гигантской суке.       Невольно, он представил себе это.       Если Альсина не успеет перевоплотиться, у девчонки в таком виде даже появится шанс противостоять ей. А что?       Толчок от таких лап должен быть хороший, да и строение скелета даёт ей преимущество в скорости и ловкости.       Пока Карл любовался новым творением Матери и выбирал, что бы такого сказать, девушка решила, что хватит на сегодня фокусов. Да и сил было не так много, чтобы поддерживать полную форму долго.       Так же стремительно мутации пошли на спад, возвращая Акватике человеческий вид. Она мгновенно обмякла, падая на колени, а ее лицо выскользнуло из ладони лорда и теперь было скрыто слегка взъерошенными прядями волос.       Оставшись совсем обнаженной, рыжая ощутила холодный уличный воздух куда сильнее, нежели минуту назад. Зверю не страшен холод, он его не чувствует. А вот по женским рукам волной разошлись мурашки.       Хайзенберг схватил с пола рубаху и накинул на плечи Акватики, садясь на корточки.       — Не плохо, лисёнок, — усмехнулся он, ища встречи с серыми глазами.       — Я устала, — тихо ответила девушка, надевая на озябшие плечи рукава и кутаясь в ткань еще сильнее, сжимая рукой края.       — Кончай ныть, — беззлобно бросает лорд, вставая. — Давай, поднимайся.       И протянул ей руку. Второй раз за день. Вау.       Мари поднимает лицо и крепко ухватывается за ладонь мужчины. Мир завертелся тошнотворной каруселью, утягивая ее обессиленное тело в хоровод картинок.       Хайзенберг только и успел подхватить ее за талию, иначе только восстанавливающаяся тушка рискнула бы еще на пару дней лишиться возможности передвигаться. От сотрясения никто не застрахован, даже мутанты…       — Я в порядке, — девушка извернулась, стараясь выпутаться из чужих рук.       — Можешь пиздеть дальше, но живее ты от этого не будешь, — Карл еще раз попробовал удержать Мар, но встретив сопротивление, просто отпустит ее. С глухим шлепком она приземлилась на землю, слегка взвыв от соударения.       — Ну как? Все еще есть желание выпендриваться? — лорд закурил, поглядывая вниз.       — Я буду выпендриваться до самой смерти, и обратному ты меня не научишь. — прохрипела Аква, слегка улыбаясь.       Она все еще кажется такой чуждой этому месту, не вписывающейся в общую гамму красок. Несмотря на увечья, что хранит ее тело теперь. Несмотря на мешки под глазами.       Наверное, он просто еще не привык к тому, что одноразовая игрушка стала полноценной частью его жизни, угодив в руки Матери, которая насильно связала их всех не только с собой и деревней, но и друг с другом.       — Не зарекайся, -Хайзенберг улыбается, уходя к проходу во внутренности фабрики.       Мари прилагает усилие, чтобы подняться. Оставаться лежать полуголой на сырой земле было бы не лучшим решением и пришлось найти в себе неимоверную силу воли, что бы самостоятельно дойти. Когда-нибудь ее упрямство ее погубит. Вероятно, очень скоро.       А пока можно и дальше делать вид, что все под контролем.

***

      Мар облюбовала бетонный пол, совершенно забыв о родительских наставлениях не сидеть на холодном. Пока Карл доставал им выпить, прокручивала в голове возможное начало диалога. Ей очень хотелось поделиться с ним всем, в первую очередь, восстановленными воспоминаниями. Уместно ли будет вываливать всë вот так, в сыром, необработанном виде?       Хайзенберг взял пыльную бутылку виски, феерично избавляясь от пробки зубами. Осмотревшись, мужчина попытался найти поверхность, куда можно сесть и самому, и девчонку усадить. Не найдя таковой, лорд разочарованно вздохнул, и прихватив портсигар, пошел к Мари.       Первый глоток из бутылки услужливо предоставлен Акватике. Девушка морщиться, как только едкая жидкость попадает внутрь, и тут же утыкается носом в рукав. Алкоголь приятно начал гореть изнутри, будто с его появлением в крови включило отопление всего организма. Голова сразу стала менее тяжелой; захотелось покурить.       Первые минут десять они сидели молча. Хочется выйти на простой, непринужденный разговор, но язык спотыкается о зубы, ком в горле становится более вязким, трудно-сглатываемым. И только большие глотки крепкого пойла способны избавиться от него, разъедая.       Обычно говорят «перед смертью не надышаться», потому она и один вдох сделать не успела.       — А я все вспомнила. — тихо произносит Акватика в никуда, голос почему-то подрагивает. Она не боится рассказать, но точно боится его реакции.       А точнее ее отсутствие. Боится разбиться о чужое многолетнее безразличие.       Пару секунд тишины растянулись глубокой бесконечной трещиной внутри, которая моментально начала кровить.       «Я же не могу винить его в том, что ему это совершенно не интересно… Конечно, можно понять: приперлась какая-то девчонка, толком нихера не сделала, учинила скандал… А теперь снова свалилась как снег на голову и собирается изливать душу. Естественно ему это все изначально было не нужно и неудобно. О чем только думала…»       — Ну, а дальше то что? — Хайзенберг повернул голову, отхлебнув из бутылки. Его хриплый голос сейчас действовал как охлаждающий бальзам, плавно стекающий в повреждённые ткани.       Наверное, не стоило так нервничать.       — Что если я тебе скажу, что Миранда не имела никакого отношения к моей мутации?.. — Мари вздохнула, повернув голову в бок, чтобы столкнуться с мутными пляшущими глазами; нахмуренные брови придавали им более мрачный и темный цвет, который все еще оставался загадкой для девушки. Он слишком зависит от освещения. Например, в темноте они почти светятся опасно-желтым, но из-за очков это очень сложно заметить. Наверное, если бы не их половые взаимоотношения, она бы еще не узнала о такой способности.       Вот сейчас оттенок больше всего похож на грязно-зеленый, но не яркий, не похож на чащи леса и бескрайние поля, или с чем там обычно сравнивают зеленый цвет.       Нет, это какое-то ебучее болото, которое ее затягивает. Что-то совершенно безбожное и не предвещающее красивой смерти. Там, в тине, грязно и холодно. И никогда не знаешь, какой шаг станет роковой; а она продолжает прыгать через этот омут, пока Лорд терпеливо делает вид, что не видит этого.       — И как это понимать? — немец прикладывает горлышко бутылки к губам, собираясь сделать глоток, но не отводит взгляд. Внимательно следит за ее мимикой, словно иначе может потерять суть разговора; он цепляется за ее черты лица, как за последнее, что ему досталось от мира свободы, мира за деревней, в который так жестоко обрезала путь Матерь. Ему необходимо это. Пусть это сидит рядом и вещает, заставляет его злиться и завидовать. Пусть это станет маслом в его праведный огонь.       Это продолжило:       — Ну… Все началось с поступления в институт. После колледжа я захотела немного сменить специализацию и поступила на селекционера, в достаточно престижное место, ибо репутация и диплом позволяли. Не то что бы я — круглая отличница, но мой средний бал превышал многих сверстников… — Мар сделала еще вдох. Главное не забывать о том, что она все еще нуждается в кислороде. — В том же году серьезно заболела моя мать. У нее давно были проблемы со здоровьем, но она ими особо не занималась. Все это пошло по наклонной. И вот, вместо того, чтобы ехать домой после учебы, я еду в больницу. Сначала в одну. Потом в другую. Казалось бы, такие стабильные в нашем мире вещи, как стресс, курение и ВПЧ, которыми уже никого не удивишь, привели к весьма тяжёлому исходу.       — Рак легких? -догадался мужчина прислоняясь затылком к стене.       — Да. — Мари вынимает у него из руки бутылку, собираясь промочить горло. Легкая тревога все еще била по нервной системе, сушила ротовую полость, передавала в руки лишние импульсы, заставляя вздрагивать, как при синдроме Туретта.       Прикрывает глаза. С каждой секундой картинки в голове становились лишь ярче и быстрее, сменяя друг друга накиданными в одну кучу фотокарточками. Невыносимо проходить это снова, знать, что ждет тебя в конце, но уже не желая останавливаться- досматривать. Пропускать это через себя спицами.       — …С нашим институтом плотно сотрудничала одна зарубежная компания. У них были люди «местного назначения», штаб, лаборатории. Интересные проекты, громкие речи, семинары, выступления прямо на наших лекциях. Попытка убедить нас в том, что лучшие должны стремится именно к ним. — рыжая так и не открыла глаза, проживая собственную историю заново.       Аудитория, длинные узкие парты; гудящие одногруппники, зима за окном. Как только ее семья начала разваливаться на части, раскидав всех по погребальным камерам внутренних переживаний, у Акватики включился мощный режим самозащиты. Активность и бодрость сменялись агрессией, и наоборот. Она как никогда раскрепостилась, но утратила часть эмоций, которые только бы мешали.       Вкладывая в учебу абсолютно всë, студентка не заметила, как выделилась среди большинства.       — Меня быстро заметили. Было приятно, что кто-то оценил мои старания. Всего через полгода я оказалась в числе тех редких людей, которым предложили проходить практику именно в этой конторе. Тогда казалось, что это невероятная удача. Но как только ситуация с матерью стала ухудшаться… В общем, мне поступило предложение. Оно не вызвало подозрения, потому что. Потому что B.S.A.A. давно сделались нашими покровителями и воспринимались как нечто высшее, недостижимое. А компания, которая напрямую сотрудничала с ними, так же не могла подвергаться сомнениям…       Название, произнесённое вскользь, резануло. Карл лишь слышал о них, и видел некоторые записи Миранды на этот счет. Чем он мало осведомлен о настоящей деятельности данной организации. Однако, для его мира они представляли прямую угрозу, становились причиной долгого отсутствия Матери и ее неподдельного опасения за собственную сохранность.       Хайзенберг сжал челюсти, почти скрипя ими. Он надеялся не услышать данное название в их диалоге.       Но несмотря на все посеянные предрассудки, стало интересно, как эта компания воспринимается за границами обители. Что впаривали много лет обществу, не привязанному к властной крылатой суки? Что видела Акватика? Какую роль это все сыграло в ее жизни?       Ответ напрашивался сам собой. Разговор начался с фразы, что к ее собственным изменениям Миранда не имеет причастия. И тут всплывает единственное знакомое лорду название. Естественно, он понимает, к чему все это ведёт. А подавленный вид его собеседницы лишь подтверждал подозрения, укреплял теорию о взаимосвязи упомянутой организации с экспериментами над людьми.       Мар делает еще глоток, после которого ее губы режет нервная усмешка. Интонация скачет, в голосе проскальзывают хриплые нотки:       — Так страшно теперь видеть картинки того, как я самолично подписывала тот чертов договор… Мне казалось, это хороший выбор. Я бы получила и опыт работы, и крупные деньги… Они надавили на «проблему с финансами», и я была полностью уверенна, что ничего плохого произойти не может. Ведь нам так много рассказывали о великих достижениях этого элитного отряда по борьбе с биооружием… Подвоха не ожидалось. Вообще… — речь стала быстрой, сбивчивой. Периферийным зрением видит, как девушка вцепилась пальцами в собственное колено, но даже не замечает, насколько сильно сдавливает его.       Лорд потер пальцами переносицу. Да, она окончательно подтвердила его опасения.       — Ты подписала согласие на добровольное проведение экспериментов? — угадывает он, обобщая ее неловкие попытки подвести итог.       — Нет. Не так. Такого там не было. Но… Подписала согласие на сотрудничество. Эксперименты начались потом. Нас… Просто использовали. Отвезли на закрытую базу или типа того. Я плохо помню те дни, ибо пребывала сначала в состоянии восторга, а после в состоянии шока. Там нас накачивали какой-то херней, и мы полностью терялись во времени.       — На кой хуй им группа студентов? Почему не военные или что-то более выносливое? — Карл, кажется, находился в замешательстве. У него не укладывалось в голове логика этих действий. Мотивацию Акватики он понял еще на первых предложениях, к ней, как к глупой девочке — студентке, помешавшейся на учебе из-за сильнейшего стресса, вопросов нет. Есть огромные вопросы к компании. Если он правильно понимает, то B.S.A.A- это не просто заурядная контора фармацевтики, которая случайно заразила кого-то; это отряд, созданный для борьбы с такими, как он сам.       Тогда зачем им проводить собственные эксперименты?       «Клин клином вышибается, или что»?       — Как я поняла из редких разговоров, на нас испытывали первый удачный пробник какой-то вакцины, которая должна потом усовершенствовать их солдат. Вроде, они уже проводили опыты на других, менее выборочных гражданских, дабы выявить лучшую формулу, учесть все недоработки. В нашем случае это были эксперименты по влиянию вакцины на умственные способности, и возможность прижиться в «обычном» организме, не подготовленном.       Тяжелый вздох сказал больше, чем если бы прозвучали слова. Руки в перчатках достали сигару, и после протянули зажигалку рядом сидящей; намекает, что ей тоже стоит перекурить.       Мари охотно поддерживает это, быстро вытаскивая из пачки сигарету. Секунда, и горький дым уже стремится в ее легкие.       Все, что она рассказывает, кажется неправдоподобным и чужим, словно пересказ фильма или книги. Дикое желание перечеркнуть этот этап жизни, вернуть докучавшую раннее амнезию.       Хайзенберг выглядел мрачнее тучи на ночном небе, и размышлял о своем.       В какой-то степени, Альсина оказалась права:       Она — дешевка. Она продалась розовым мечтам и подписала первый же договор, который ей поступил. Не удосужилась узнать больше о B.S.A.A, не нашла работу, а выбрала наиболее легкий и понятный путь, что бы осталось время еще и пореветь ночью в подушку, о том, как не справедлива жизнь.       — Как ты здесь оказалась? — прервал молчание мужчина, притягивая к себе, воткнутый когда-то в стол в порыве бешенства, нож. Если внимательно присмотреться, то и стены, и столешница и даже частично пол, носят на себе множественные шрамы от перепадов настроения лорда.       — Я имею в виду…       — Я поняла вопрос.       Мар нахмурила брови. Нижняя челюсть нервно перемещалась из стороны в сторону, а пальцы, украшенные швами, потянулись за бутылкой.       Пара растянутых мучительных глотков.       Ее прямо-таки ломало от того, что хотелось ответить, выплюнуть из себя остаток слов, и вздохнуть спокойно, но язык парализовало. Казалось, еще немного, и плечи начнет выкручивать из суставов, настолько невыносимой казалось ей самой правда.       Хотя можно ли верить когда-то потерянным воспоминаниям?..       — Я ведь не одна такая. Там было очень много людей. Их распределяли по разным зонам, где было подозрение на существование биооружия… Которым в частности являюсь и я. Они просто решили забросить нас в непроверенные и слабо-изученные точки, ждали, что мы проявим свои способности в экстремальных условиях. Ведь там в лаборатории получилось добиться каких-то реакций и метаморфоз, значит должно было получится и тут… Просто так вышло, что я — выжила, а другие нет. Не знаю, где точно нас выкинули, но где-то недалеко от вашей деревни. По сути эти уроды собирались грохнуть двух зайцев сразу: посмотреть, на что способно их собственное био-оружие, и натравить его на очаг возгорания мутаций. Просто не рассчитали, что плесень, выращенная в лаборатории, не так быстро вступает в реакцию с организмом, как местная…       Акватика уронила голову на колени. С этими мыслями жить не хотелось. Вернуться бы назад и поделать никогда не знать о своем истинном происхождении и предназначении.       Карла Хайзенберг встал, прогуливаясь от стенки до стенки, маяча перед глазами. Мешать ему погружаться с помощью этого ритуала в раздумья- не хотелось. Воздух в комнате стал тяжелее, металлические предметы слегка подрагивали; вокруг силуэта мужчины мелькали крошечные искры.       И все бы хорошо, если бы не висящий в воздухе нож.       Рыжая поднимает взгляд, игнорируя опасность.       — И как прикажешь на это реагировать? — лорд развел руками, обращаясь к ней. — Как тебе верить, после всего сказанного? Что если B.S.A.A. велело тебе придумать эту байку, и ты изначально все знала, м? Ооо, или даже Миранда: промыла тебе мозг, ввела немного больше плесени и отлично обставила все, подставив и компашку, и меня, позволив бомбе замедленного действия находится рядом постоянно.       — И ты думаешь, я бы стала тогда убегать, а тем более возвращаться? — Мар ковыряла дырку в штанах. Ей совершенно не хотелось выяснять отношения.       — Не знаю, что ты видела в тех лабораториях, но лично я- достаточно. Миранда не имеет никаких моральных ценностей. По твоему, она не воспользовалась бы возможностью прибрать к рукам чужого зверька?       — Она и так это сделала.-Аква вздохнула, снова соприкасая лоб с коленями. Все, голова начала гудеть, а отчаянное желание поделиться переживаниями сменилось усталостью, безысходностью. Может, просто дернуться вперед, напороться на нож?..       — Ускорила процесс моей мутации. Позволила сбежать из лаборатории.-серые глаза снова показались перед ним. В них застыли все те дни, в которые девушка отчаянно пыталась выжить, но ни намека на печаль или боль. — Знаешь… Не хочешь — не верь. Я просто могу свалить назад к этой суке, и нарваться на ее гнев. Потому что такая жизнь, которая светит мне теперь в перспективе- хуже смерти. Тебе ли не знать…       Нож незаметно вернулся в ладонь хозяина. Лорд втыкает его в стол. Простой жест, но в нем все еще нужно найти правильный ответ, предугадать решение Хайзенберга. Она слышит его дыхание. Самым уголком глаз, где ресницы тесно сплетаются друг с другом, замечает ровно вздымающуюся грудь мужчины. Это не всегда заметно из-за большого количества слоев одежды. Но пока, это- единственное, что отвлекает ее от мигрени и тревожности. Натяжение ткани рубахи и закатанные рукава, поблескивающие медальоны, сигара, зажатая в зубах; множество мелочей, свойственные именно ему в своей совокупности.       «Какой он сейчас?»       Беспощадный.       Потому что именно от его слов фактически зависит ее жизнь, которую она добровольно вверяет психу. Хайзенбергу не в первой решать судьбы людей, и каждый раз он относится к этому легко, бессовестно, даже с насмешкой.       И вот таким он ей и нравится. Непризнанный гений, жестокий не только в своих действиях, но и размышлениях, но хранящий самое настоящее солнце в своей ухмылке, которой можно сбить с толку (и с ног).       Карл разворачивается, но прежде чем прозвучало хоть одно слово, раздается телефонный звонок. К гадалке не ходи, знают, кто потревожил их установленную в молчании связь.       — Вот сука, — бросает по итогу Хайзенберг, двигаясь к источнику неприятного звука.       Миранда, конечно же.