Хрупкое Тело

      Прохладная вода заструилась по телу, рисуя незамысловатые узоры. Капли попадали в раны на спине, и подобно кислоте, жгли кожу и плоть.       Аква сгибается пополам от боли, закусывая руку, надеясь, что ее короткий крик растворится в шумном потоке душа.       Через две минуты боль перестала быть такой резкой, а стала уже неотъемлемой и поглощающей в себя все остальное. Сил кричать, как и сопротивляться этим ощущениям, не было.       Всего пару часов назад, ты — машина для убийств, без чувств и целей, с единственной установкой в голове — «выжить», а сейчас сгибаешься пополам от боли и страха; ты снова маленькая девочка, потерявшая в толпе из виду маму, брошенная в огромный океан самостоятельности. По всем сосудам, вплоть до мельчайших капилляров, распространилось желание свернуться в комок в углу, заглушить крики и собственные стоны этим бешенным потоком воды; боль пройдет, раны затянутся, и лечить их не так сложно. Куда сложнее вылечить голову.       Холодная плитка пола — как лезвия ножей. Не хуже, чем клыки оборотней, — да, теперь абсолютно любой дискомфорт можно сравнить с той бойней, и наступить на горло собственному Я, напомнив: это ещё не так страшно, не так больно.       В мастерской душно, от красных ламп коридора воротит, а тело ноет и просит отдыха. Тем не менее, хватает сил, чтобы закрыть остатки эмоций и жалости к самой себе в бутылке крепкого алкоголя. После представления в карцере никто не станет проявлять милосердие; посещение лаборатории Миранды — это билет в один конец. И то, что ей достался пригласительный рейс в «семью», а не на тот свет, ещё не значит, что ей повезло.       Мари застыла в дверях. Ее присутствие ощущалось всем нутром. Организм неожиданно отозвался на девушку, буквально намагничиваясь. Карл ещё не до конца изучил работу собственных органов, которые создавали «поле» и являлись основоположниками его способностей, но он был уверен, что они не должны реагировать на кого-то, кроме него самого. И тут Акватика. Такая непонятная и непонятая им.       Крутанувшись на стуле, лорд посмотрел на молчаливую гостью.       Стоит, оперевшись плечом о дверной косяк. Из-под рубашки торчат прямые худые ноги, сейчас спрятанные широкими штанами (знает ли сама Мар, что эта одежда была снята с покойника — отдельный вопрос). Волосы ещё влажные, зачесаны назад, и теперь в ее образе есть нечто едкое, напоминающее Миранду. Но если Миранда вызывала отвращение, то Акватика стала объектом желания и интереса.       С момента ее возвращения, Хайзенберг не узнает девушку, словно та никогда и не существовала. Из новой Мари можно было бы слепить нечто стоящее, ему нужное и по-своему дорогое. Но, к сожалению, девчонка попала к крылатой мамочке, и та начала свой собственный проект. Страшно подумать, что Матерь планирует сделать со столь способным подопытным, и какая роль в этом цирке отведена рыжей сучке.       Одна рука девушки заведена за спину, расслабленно повиснув, однако недоверие просачивается через слой одежды, бьёт в самый центр грудной клетки. Как вообще ей доверять после увиденного? После побега?       — Не хочешь поговорить? — она спокойна. Как будто он не слышал ее крики в душевой комнате, и не помнит, что все тело девушки сейчас окрашено новыми ранами и синяками.       Мари сама не ожидала от себя настолько ровного сердцебиения и уверенности. Как будто это не она десять минут назад тёрла десны до крови, пытаясь избавиться от привкуса гнили. Как будто рубашка на ее спине не пропитывается прямо сейчас кровью, становясь липкими доспехами похуизма.       — И о чем же ты хочешь поговорить? — тот же тон, что и при разговоре перед уходом в церковь.       Он провоцирует. Открыто показывает ей, что все ещё злиться и не доверяет. Имеет на это полное право.       — Мне кажется, мы начали наше знакомство не совсем удачно. И все, что происходило до сегодня. Все это кажется мне одним большим комом недосказанности и неправильных поступков, принятых под влияние стресса.       — Пустой болтовнёй тут уже не поможешь. — Карл отворачивается, перебирая пальцами какие-то шестерёнки на столе.       Он лишь делает вид, что не заинтересован в ней, просто это очередная ситуация, для которой в голове инженера не припасена остроумная фразочка и план дальнейших действий.       — Да ладно, я же вижу, что тебе не похуй, — выдает Акватика, и наконец-то показывает ранее спрятанный за спиной предмет.       Длинные женские пальцы постукивают по тёмно-бурого стеклу бутылки.       Мужчина кидает взгляд сначала на алкоголь, потом на лицо нахалки, потом снова на алкоголь.       — Если ты спёрла это из…       — Я купила это у Герцога. Можешь не переживать, деньги твои тоже на месте.       — Боюсь спросить, как ты это сделала.       Мари показывает забинтованный палец левой руки. На фоне остальных, более серьезных увечий, смотрится нелепо.       — Я продала ему «коготь Зверя».       — Чего блять?       — Я продала ему свой коготь. Почему-то Герцога очень заинтересовала моя полная форма, и он с радостью пошел на такой компромисс, хотя изначально я сказала, что могу вырвать свой коготь, просто в шутку…       Хайзенберг приподнял брови, совершенно меняясь в лице. Так просто говорит и делает вещи, совершенно ей несвойственные, не подходящие. Акватика должна была стать поломанным механизмом в царстве тьмы и грязи, душевной и физической. Именно её происхождение, тот факт, что она — чужачка, стало оправданием множеству ошибок. В том числе, его собственных. Потому что они оба стали жертвами обстоятельств, неподготовленными и выброшенными в инородную среду.       Теперь Мари ведёт себя так, как прописано негласными правилами этого места. Ведёт себя корректно по мнению окружающей среды, но совершенно странно и вульгарно по меркам общества, в котором выросла. Она больше не чужачка в этой деревни, и это его пугает.       Из-под стола выезжает ещё один стул, а лорд, приняв одно из самых сложных решений, уступает желанию девушки, и идёт на контакт. Откинувшись на спинку и закинув ноги на стол, Карл приготовился слушать.       Мар садится рядом, удивлённая тем, как просто заполучила внимание владыки. И она впервые видит в его движениях неуверенность и лёгкую скованность. Это очередная ситуация, которая совершенно выбивает их обоих из привычной колеи.       — Может. Стаканы? — спрашивает мужчина.       Мари оглядывается по полкам.       — Не обязательно. Лучше… Сможешь помочь? — поменяв тон, девушка кладет в ладонь лорда бутылку, а сама подбирает ноги под себя.       — Ну так, давай знакомится по-новой, как ты выразилась, — поборов пробку, немец вернул бутылку девушке.       Та делает маленький глоток, лишь слегка морщит нос при этом. Бурбон оказался насыщенным, почти не отдавал спиртом или привычной горечью, свойственной не самым хорошим маркам виски. Его золотисто-рыжий цвет напоминал янтарь, а сама бутылка отправила фантазию на пиратский корабль, где в сыром трюме важный и харизматичный капитан попивал подобное, рассматривая замысловатую старинную карту нанесённую на пергамент.       И тело немного зашатало, как во время качки на волнах. Так что, фантазия со спецэффектами, как кино «9D», где зрителей раскачивают и обливают водой.       Мари делает ещё один глоток, испытывая терпение собеседника. А потом резко разворачивается, протягивая ему руку. Теперь ее очередь делать шоу. Спустя месяц они поменялись ролями, и сидящий напротив лорд призван повеселить новую звезду, созданную Мирандой.       — Мари Акватика.       Карл секунду оценивает данный жест. И взяв бутылку из другой руки девушки, протягивает свою.       — Карл Хайзенберг.       Теперь все как надо. И чем меньше алкоголя становилось в бутылке, тем лояльней становились их суждения друг о друге. Сколько нужно пройти, чтобы стать понятней этому месту и его обитателям? А сколько пережить, чтобы самому начать понимать обитель? Множественные швы стали ценой этого принятия и вхождения в круги лордов деревни. Стоило ли оно того? В теории — нет. Но в сложившийся ситуации — вполне.       Мари оказалась лёгкая. И это Карл не берет во внимание то, что девушка изрядно похудела с момента их встречи; нет, сейчас речь совершенно не о весе. Ему непривычно вести диалог, не задумываясь о контексте, не переживая за собственную репутацию и «внешний вид». Жизнь здесь научила Хайзенберга, что ничего не бывает «просто так, за красивые глазки». Акватика в этом плане до тошноты честная, особенно, когда выпивает. Открыто говорит ему, что ей нравится, а что нет, совершенно не переживая о том, какую реакцию встретит. Она не нуждается в его одобрении, не ищет поддержки. Сейчас она просто пользуется его присутствием, нуждаясь в самой обычной компании. Зарождает в нем возмущение наравне с азартом. Как долго она продержится в кругу Матери с таким отношением?       А как долго продержится рядом с ним?       Взгляд лорда падает на щиколотки девушки, которые пару минут назад оказались на столешнице. И как такие исконно женственные черты получили возможность обращаться в совершенно животное и дикое, обрели непомерную силу?       Все же, Миранда действительно не зря оставила девчонку в живых. Крылатая сука оказалась проницательнее самого Хайзенберга, и раньше него разглядела в этих тонких линиях потенциал.       Акватика изначально была нестандартной персоной, а после проявления столь сильной жажды выжить, гонимая обстоятельствами и нападками всех вокруг, вообще превратилась в кладезь из антонимов и расхождений. Кто бы мог подумать, что тяжёлая обувь и горящие демонические глаза были предпосылками и рождению нечта нового, более совершенного.       Встречается с ней взглядом. Девушка прерывается на середине какой-то дурацкой веселой истории из своего прошлого, но не теряет этой беззаботной пьяной улыбки. Карл чувствует странное удовлетворение от того, что позволил ей выпустить из себя все эти эмоции, поделиться чем-то. Ведь их разговор не имел почти никакого веса. Самое главное — ради чего была эта вечерняя посиделка за его столом.       Она смотрит на него с какой-то доброй грустью. Вот что ее сильно отличало от других: Мари считала их за равных. Не боялась его, но и не старалась показать себя «выше». Она не собиралась с ним соперничать. Не жалела его, и не пыталась сделать вид, что понимает. Лишь разделяла какую-то долю его собственных переживаний, ненадолго оказавшись в очень похожей жизненной ловушке.       Наверное, Акватика даже по-своему повзрослела здесь. И этот приобретенный опыт не применим нигде за пределами обители. Она подстроилась конкретно под эту среду, становясь ее частью.       Мар улыбается, отводя глаза. Карл удивляет ее: смотрит в ответ открыто, с полуулыбкой, не прячась более за очки или длинные волосы (и да, ему чертовски идёт этот лохматый хвост на голове). Он слушает ее, иногда смеётся, но больше не ставит эти непроходимые железные границы. Попробуй понять: заслужила ли Акватика такое отношение, или Лорд рано или поздно должен был «сломаться». Воля случая или итог их долгого примирения?       — Мне кажется, у Герцога слишком крепкий алкоголь… — замечает девушка, откидывая голову на спинку стула, уставившись в потолок.       Потолок ожил. Заходили ходуном, будто рой тысячи насекомых, бетонные неровности и выступы. Серая поверхность превратилась в кипящую массу. Приятно кружилась голова, а тело расслабилось. Даже ноющая боль начала приносить странное удовольствие. В груди открылось жерло вулкана, горячая магма полилась по телу, заливая все главные артерии, и идущий столбом дым перекрыл кислород.       По привычке нащупывает в штанах пачку сигарет. Пальцы проникают в картонное нутро, встречают абсолютную пустоту.       На лице рыжей показывается досада.       Карл на выдохе запускает руку в собственные брюки и обнаружив приятную прохладную поверхность, достает портсигар. Тот с тихим щелчком раскрывается перед Мари.       «Правда, что ли? Предлагаешь мне свои сигары? К чему такая щедрость?»       С осторожностью берет одну, крутя в пальцах. Немец чиркает зажигалкой перед лицом Акватики.       — Смотри не подавись, — замечает он, внимательно изучая, как в свете рыжего пламени приобретает контраст ее лицо.       Девушка наклоняется, прикрыв глаза, и делает глубокую затяжку. Прокуренные за много лет лёгкие принимают такую дозу никотина, а внутри все подрагивает от удовольствия. С первой же тяжки ее уносит еще сильнее, а мышцы начинают утрачивать свою функциональность.       — Ну как? — Лорд видит эти перемены и закуривает сам.       — Черт, это ахуительно, — бестия снова прикрывает глаза, наслаждаясь подаренным спокойствием.       Нормальные люди осудили бы такие способы обрести умиротворение, но какое ей дело теперь до нормальных людей?       «Все. Я теперь даже при всем желании не впишусь в стабильное общество внешнего мира. Можно сказать, я отрекаюсь от их норм морали и ценностей, променяв их на кубинские сигары, запах смерти и какую-никакую власть».       По телу прошла дрожь, и нервные окончания получили сигнал от мозга, импульсом заряжая весь организм.       — Карл?       Лорд поворачивает голову, лениво пробегая взглядом от ее шеи до губ, словно ища источник звука. Его начинает заводить вид того, как девчонка прикладывается к его сигаре, медленно выпуская клубы дыма. Есть в нем все-таки что-то собственническое.       — Ты реально трахал служанок Альсины?       Усмешка сопровождает вопрос, украшая искусанные припухшие губы. Лорд закатывает глаза, но тут же вспоминает о своих актерских навыках, и закинув ногу на ногу, пафосно выдохнул дым.       — А ты думаешь в ее замке есть иные способы развлечься?       — И что, Димитреску просто позволила тебе осквернить собственное поместье?       — В этом вся суть, куколка. Дело не в сексе, а в том, как я провернул это у нее под носом.       — Ты самоутвердился за счёт бедных девушек, не стыдно? — Мар наигранно покачала головой.       — Ты сделала тоже самое, соблазнив меня. — напомнил лорд, указав на собеседницу пальцем.       Акватика чуть не подавилась, делая очередной будоражащий глоток из бутылки. Заряженная и слегка возбужденная, девушка была готова начать активный спор, пусть и не серьезный.       — Я оборонялась! Это ты воспользовался моей глупостью, и фактически изнасиловал!       — Что-то я не припомню ни одной твоей просьбы остановиться. Так что не пизди, дорогуша, ты сама повисла на мне и ясно дала понять, что ты хочешь.       Восстановленные силы и не выведенный из организма осадок от стресса толкнул пойти еще дальше.       — О, раз ты такой знаток, то какого хера ты игнорируешь это сейчас?       Карл резко замолчал, выгнув одну бровь. Слишком прямо задан вопрос, что бы уйти от него уклончиво в подобном состоянии. А тем временем не только у Мари разгоралось пламя внутри, дающее почву для необдуманных поступков.       «Не в этот раз. Сегодня все будет либо слишком осознанно, либо не будет вовсе».       — Ну так а хули ты тогда сидишь в стороне и делаешь вид, что все нормально? — перевел стрелки немец, уже вовлеченный в эту незамысловатую игру.       Акватика вздыхает. Интересный вопрос, на которые теперь хочется дать ответа самой себе.       «Чего я жду? Наверное, подходящего момента, чтобы все было плавно и даже немного романтично. Все таки, когда ты уже признаешь, что человек тебе нравится, предложение «слушай, а не хочешь заняться сексом?» хочется преподнести по-другому. С другой стороны, а чего ждать, если все равно это происходит именно так?»       Бетонный пол оказывается не таким леденящим, как раньше, потому что жар окутал уже все тело, и даже босые стопы оказались губительно разгореченными по сравнению с поверхностью под ними.       Несмотря на отчетливое понимание, как они пришли к этому, Мар не сразу находит себя в пространстве, и способность думать к ней возвращается уже после того, как она садится на бедра лорда.       Целует первая, забирая своё, честно заработанное. Ее альтруизм быстро глушат, подминая под себя; Карл с первых секунд начинает открыто доминировать, то чувственно проникая языком внутрь, то больно кусая губы, почти разрывая их контакт. Ладони мужчины сжимают ягодицы девушки, недовольно оттягивая резинку штанов.       Мар начинает активно участвовать, поглаживая грудь и плечи лорда, царапает их когда тот особенно приятно касается ее тела. Карлу почти сносит крышу от такой встречной реакции.       С приглушенным рыком впивается в женскую шею, получая взамен несдержанный стон. Все смешалось в один густой водоворот ощущений. Горячие ладони друг друга, влажные следы на коже, ноющий от возбуждения низ живота и кружащий голову алкоголь.       Хайзенберг, избавившись от своего верха, сдирает с нее рубашку, и кладет руку на спину девушки, притягивая ту ближе к себе. Засохшая кровь под его пальцами лишь добавляет огня. Мар стонет от смеси боли и желания, начиная снимать с себя штаны. Карл перехватывает эту инициативу, и девушка опускает ладонь к его паху, настойчиво оглаживая стояк.       — Хочешь меня? — выдыхает прямо в губы, сверкая искрами возбуждения в зрачках.       — Спрашиваешь еще? — он реагирует на это, как на насмешку, прекрасно зная, что девчонка его лишь дразнит.       И если бы не повышенный градус, он сам был бы не против поиграть с ней. Сегодня особенный случай, когда вверх взяла чистая страсть, без дополнительного сюжета и проверки друг друга на прочность.       Рука лорда проскальзывает под девушку, погружаясь в влагу. Та стонет ему в губы, почти протестующие сжимает плечи, когда он начинает ласкать ее, безошибочно находя клитор. Мозг отключается, оставляя руководство на слепые чувства и почти инстинктивный поиск большего количества удовольствия.       Карл приподнимает Акватику за бедра и достаточно плавно опускает на себя. Мар захватывает ртом воздух, выгибаясь в спине, из-за чего открываются раны. Когда член оказывается полностью внутри, ей дают еще пару секунд, чтобы привыкнуть.       Девушка слегка неуклюже меняет расположение ног, выгибаясь тазом, что бы начать двигаться.       — Давай лисёнок, покажи, что умеешь, — мурлычет на ухо лорд, и прикусывает ключицу.       От его голоса кислород перестает поступать в кровь, и холод проходит от шейного позвонка до копчика.       …Пошлые шлепки от двух тел слились с тяжёлыми вздохами и вскриками Акватики. Все тело тряслось в ожидании разрядки; спина охладела от кровяных разводов, размазанных уже по всей шее, лицу и рукам Хайзенберга. Волосы налипли влажными прядями.       Удивительно, что в такой момент ей хватало сил держать зрительный контакт и было в этом нечто особенно значимое. Своим влажным мутным взглядом она пленила его на время плотских утех, и Карл уже не был уверен, что сможет выйти из-под его зоны действия даже после разрядки.       Он прижимает ее так близко, что есть шанс стать одним целым. Каду в груди пугающе зашевелился, почувствовав рядом еще одно зараженное плесенью тело. В момент, когда стоны девушки стали сливаться в один продолжительный, чувствует, что она достигла пика; стеночки влагалища пульсацией сжимаются вокруг его органа, и сам Карл чувствует приближение эякуляции.       Грубо притягивает ее за волосы на затылке, целует, позволяя изнеможденному телу буквально опасть на себя.       В груди девушки глухо ухает сердце, в глазах темнеет от перегрузки организма. Ей одновременно и плохо и хорошо. Эйфория разливается по всему телу, добавляя ему тягучести. Спину нещадно драло, запах пота смешался с запахом табака и крови, когда лорд дал ей сделать затяжку сигарой от своей руки.       Убрав волосы назад, Мари поднимается с мужчины, удивляясь, как их выдержал бедный стул.       «Наверное, потому что этот стул дело рук Карла…»       Акватика садится ему на колени полуоборотом, смотря в одну точку на стене замыленным взглядом. Немец ещё некоторое время молча курит, а после жестом руки просит девушка развернуться.       На бледной спине через пятна засохшей и не очень крови красными рубцами выделялись три достаточно глубокие царапины, расположившиеся между лопаток вдоль позвоночника, лишь каким-то чудом не задевая его.       Помимо этого несколько менее значительных ран были разбросаны по остальному телу. Удары, нанесённые девушке в обличье Зверя заживали сразу после перевоплощения, не оставляя и намека на свое присутствие.       — Надо бы тебя подлатать, — протянул мужчина, легонько проводя ладонью по спине девушки.       — Да ладно… Ты и так много раз лечил меня. Не напрягайся по этому пово…       — Хочешь сдохнуть от кровопотери? Акватика, блять, что значит «не напрягайся»? Тебе спермой в мозг дало, или что? — Хайзенберг начинает злиться, но уже по-другому. Раньше эта злоба была огненное, всепоглощающей и весьма заразной.       Сейчас это показатель того, что ему не плевать на нее. Слышать подобное, почти как оскорбление. Как будто он делал ей одолжение, зашивая после неудачных встреч с представителями деревенской фауны.       Мар оглядывается на него, и лорд не придумывает ничего лучше, как опрокинуть девушку на себя, совсем осторожно прижимая ее, что бы не нанести больший вред.       Когда разговор, казалось, был закончен, раздаётся тихий голос:       — Мне показалось, было бы интересно, как быстро теперь мое тело способно регенерировать.       Карл выпрямляется, а вместе с ним и лежащая до этого тушка Мар. В его грубой хватке тут же оказывается запястье девушки с растопыренными от неожиданности пальцами. Теперь им обоим отчетливо видны тугие плотные швы, стягивающие несколько пальцев.       — Миранда уже проверила, забыла?       Смотрит ей прямо в глаза. И когда увиденное наконец-то производит достаточно впечатлений, серые кристаллы глаз светлеют, мерцая опасным холодным светом, а темные брови опускаюися, делая выражение лица менее мечтательным и расслабленным.       — Кончай дурака валять, — уже спокойней бросает мужчина.       …Для операции Хайзенберг подогнал железный стол, и протерев тело Мар от крови влажной тряпкой, принялся обрабатывать раны.       На колени ей перед этим кидает весьма объемный рулон чистых бинтов.       — Можешь воспользоваться ими, если будет больно, — поясняет тот, и прежде, чем Акватика спросит «как именно?», кожу обожжёт раствором из целебной зелёненькой бутылки.       Девушка поспешно зажимает бинты в зубах, крепко вцепившись пальцами в стол. Обрабатывать раны оказалось ещё хуже, чем мочить их под водой. Казалось, что тело буквально разъедало. Некую роль во всем этом так же сыграл выпитый алкоголь и перевозбужденная после секса нервная система.       — Терпи, детка. Эти твари могли занести тебе заразу. Поверь мне: лучше сейчас отделаться, чем потом страдать от последствий. — голос Карла действовал как особый вид анестезии. И он, несомненно, был прав на счёт последствий.       Мари и сама помнит, как отвратительно выглядят когти ликанов, и в каком месиве ей пришлось с ними драться, — получить заражение крови, как раз плюнуть.       Когда в ход пошла игла стало полегче. Если своих солдат Хайзенберг штопал на отъебись, используя в том числе железные скобы, то ее зашивал дотошно ровно, насколько позволял опыт. Раньше он руководствовался тем, что просто не хочет переделывать свою же работу, а зная «удачливость» Акватики попадать в неприятности, халтурно сделаные швы разошлись бы уже через несколько часов.       И сложно сказать когда появилось это щекочущее желание сделать «хорошо» не только из эгоистичных побуждений, но и потому что он ХОЧЕТсделать хорошо.       Для нее.       Рука просто не поднимется лишний раз навредить этому существу.       Когда Карл закончил, Мари уже ничего не ощущала, лишь вязкую усталость и необходимость восстановить силы через сон. Вот только вряд ли она заснёт в ближайшие часы.       Мозговая активность была запущена, и теперь, когда большая часть эмоций сошли на «нет», разум оказался как никогда ясным. Многие вещи стали понятней и проще, сбросив с себя личину навязанных переживаний и предвзятости собственных чувств. Прохладная влажная тряпка снова коснулась шеи, и Акватика непроизвольно вздрогнула.       — Что ты делаешь? — поворачивает голову, стараясь увидеть лицо своего персонального хирурга.       — Не хочу, что бы ты заляпала мне ночью пастель. — немного ядовито, но спокойно отзывается мужчина.       — Ты… Предлагаешь мне спать с тобой?       Вопрос повис в воздухе. Искренность добавила ему звонкости, такая неуместная слабость после таких громких слов о том, что Мар стала жестче.       — О, ты правда думаешь, что у тебя есть выбор после всего этого? — даже не поворачиваясь, чувствует эту усмешку себе в спину. — Вставай, лисёнок. Пойдем рушить твои представления обо мне.       И она пошла. Ещё неуверенная, нужно ли ей это; на все еще подрагивающих бедрах в единственную обжитую комнату, в подобие тепла и уюта. Там, где нет тревожных красных ламп коридора, почти не слышно лязганья производства, и не пахнет кровью.       В такой обстановки планы, включающие бессонницу, резко поменялись. Под присмотром одного из самых сильных лордов деревни, представляя, что за окном шумит мрачный колючий лес, девушка быстро отреклась от любых попыток остаться в сознании, и просто позволила себе утонуть в этом омуте событий.       Наверное, подобное должно было случиться, но верилось все равно с трудом…       Утро наступило весьма поздно. К моменту, как Мар проснулась, Карла уже не было, а на фабрике во всю кипела жизнь и рабочая деятельность. Позволив себе не переживать о случившемся прошлой ночи, и принять такой неестественный исход, девушка вылезла из нагретой постели, держа курс до уборной.       Благо, у хозяина спальни было что-то вроде собственной ванной комнаты, но без ванной (звучит так же нелепо, как начало нового дня).       Смыв остатки сна прохладной водой и полюбовавшись на себя в зеркало, Акватика вернулась в комнату за вещами. Нашла рабочие плотные брюки темно-синего цвета с широкими штанинами и серую рубашку с коротким рукавом. Понравилось. Решила, что раз это было не спрятано, это можно взять.       Желание посмотреться в зеркало заставило ее вернуться в ванную. Приятное тусклое освещение не давало хорошей картинки, но отражение полностью удовлетворило рыжую бестию. Взяв в руки кончики волос, Мар задумалась о том, чтобы найти ножницы.       «Вот и пряди уже отросли. Логично: я же нахожусь в деревне уже больше месяца, и…       И у меня блять задержка».       В миг до этого весьма улыбчивое отражение побледнело, а вокруг зрачков загорелся белый тревожные ореол.       Бросив идею обновить стрижку, девушка быстрым шагом пошла искать Хайзенберга.       Только этого им не хватало.