Я был ребенком, Я был птицей. Я был всем тем, что ты сказал. Бессилие растит убийцу.
Как оказалось, подготовка бунта — это на долго. Шли месяцы, а ситуация в стенах фабрики не сильно менялась. Это стало особо заметно на фоне поручений от Миранды, ибо та постоянно стремилась к совершенству в своих экспериментах. Акватику в лабораторию особо не допускали. Крылатая ведьма отчетливо помнила, как легко у ее подопечной срывало крышу, и та учиняла попытки бунта. Так же Матерь установила жесткое правило, несоблюдение которого приводило к очередным суткам изоляции в клетке: Гончая, находясь за пределами фабрики должна носить намордник, с которым уж было попрощалась. Исключением служили только вылазки в деревню. Местные жители могли слишком осмелеть, лицезрея своего палача в столь унизительном виде. А бояться им было чего. Власть — штука податливая, бесформенная. Чем больше ты с ней взаимодействуешь, тем больше она, подобно пластилину, видоизменяется в твоих руках. И тут главное не потерять грань дозволенного. Мари потеряла. Она выходит в деревню — видит ходячие трупы, биомусор. Приходит к Миранде, видит жалкие остатки жизни, расходники, не удовлетворяющие ее жестокие прихоти. Возвращается на фабрику — всë те же трупы, но уже не способные передвигаться самостоятельно, и требующие значительных дополнений. Те, кто хоть как-то соответствовал описанию человека, вызывали лишь животную жажду, посылаемую Зверем. Он тоже ожидал своей очереди на раздачу столь востребованного продукта. Люди-валюта, люди-материал, люди-пища, люди-трупы. Всë смешалось в общее непринятие людей, как что-то ценное. А Гончая — просто способ управления.***
— В деревне массовое недовольство, — начала Матерь на очередном собрании, — Отсутствие урожая и пропажа крупного скота волнует их. Мужчины отказываются работать, женщины не желают нести подношения в церковь, ссылаясь на скупой запас продовольствия. — Что вы предлагаете? — Акватика закинула ногу на ногу, привычно заведя руку за скамью. Это вошло в привычку: сплетаться пальцами во тьме собора. Очередное напоминание, что они есть друг у друга в столь тяжелый период жизни. Карл мягко поглаживал ее костяшки, отвлекая обоих от желания сорваться. Монотонное действие, служащее барьером между ненавистными лицами присутствующих и очагом гнева. — Быть может, они позабыли, как многое вы сделали для них? — Альсина не стала дожидаться, когда заговорит кто-то другой, боясь упустить возможность вставить свое слово, — Я готова удвоить поставки в мой замок. Это поможет не только усмирить бунтующих, но и обогатит винодельню, что, несомненно, отразиться на доходах… — На твоëм целлюлите это отразиться, а не на доходах! Твой грëбаный виноградник только отнимает время. — Хайзенберг сжал кисть девушки чуть сильнее, напрягаясь в плечах. Пришла ее очередь успокаивающе массировать пальцы мужчины, осторожно напоминая о договоре: не лезть на рожон. — Как будто твоя никчемная фабрика что-то приносит! Мои вина имеют изысканный вкус и большой спрос, а твои трубы только воздух портят! — Димитреску сморщила нос, демонстративно отворачиваясь от брата. — Да твой виноградник сдохнет при первых же заморозках, стоит мне отключить отопление в ебучих теплицах. — понизив тональность, отчеканил лорд, — Так что, подумай, если тебе ещë есть чем, о предстоящем зимнем сезоне. Вампирша недовольно затянулась сигаретой, поджимая губы. В этот раз, ее действительно поставили на место, что раздражало даже больше вонючих фабричных труб. — Беспорядками в деревне займётся Гончая, — огласила Миранда, терпеливо выслушав очередные бессмысленные баталии. Димитреску закатила глаза, но сделала это не на показ, а скорее от усталости и разочарования. Женщина не понимала, зачем было созывать их на обсуждение проблемы, если решение было принято без второстепенных советов, и повторялось из раза в раз. Наверное, все привыкли, что Акватика заняла место Мирандовской «принеси-подайки». Она не имела такого авторитета, как Альсина или тот же Карл, среди лордов, но хорошо исполняла более материальные просьбы всех пятерых Владык. — Хотите, что бы я согнала их в церковь? — Мари склонила голову на бок. Желание поскорее вернуться «домой» и раствориться среди гудящего оборудования росло по-секундам. Прийти, выпить кофе, проверить левое крыло и автоматы для заряжания солдат, и попробовать уговорить Хайзенберга поспать сегодня хотя бы пару часов. Последнее время это ценилось куда больше, чем секс. Войдя в бодрый рабочий ритм, они спали мало, часто не совпадая графиком. Обычно, Мар заглядывала в мастерскую, убеждалась, что Карл находится в возбуждённом состоянии, а значит работу не бросит, пока руки не возьмёт тремор усталости, и шла в спальню. Лорд, если и приходил, то, когда рыжая уже пребывала в глубоком сне, так что молча забирался на койку, обвивая нагретое тело рукой. И так раз за разом. Исключением были случаи, когда оба уставали настолько, что падали на разные половины кровати чуть ли не в одежде, успев переброситься парой коротких фраз. Так что, сегодня он просто обязан согласится, иначе Акватике придется прибегнуть к физической силе Зверя, ибо только она могла хоть как-то противостоять упрямству Хайзенберга. — Я хочу, чтобы ты разобралась с этим. Надеюсь, это не составит труда? — под золотой маской сверкнули пронзительные холодные глаза, дëрнув за нужную ниточку. Как не крути, плесень есть плесень, и та, что в крови рыжей, тоже хорошо поддается влиянию Матери. — Можете не беспокоиться, — сухо процедила девушка, второй рукой накрывая выпирающую пачку сигарет из кармана рубашки. Ответом ей стал краткий кивок и шелест крыльев. — Возвращайся на фабрику, — коснувшись плеча мужчины, попросила Мар, как только ведьма с нимбом скрылась из виду. — И что ты надумала? — он даже не возражает, лишь уточняет причины. — Спущусь в пещеры за ликанами. Меня они хоть и бояться, но слушать не станут. Пора показать, что бывает, если сопротивляться слишком долго. Хайзенберг без участия рук достал зажигалку, заставив ту левитировать. — О, мне нравится слышать это от той, что трижды бросала Миранде вызов. Акватика вздыхает, прикуривая. Иногда он ее бесит, но это «иногда» стало настолько привычным и родным, что без него становится страшно, а все ли в порядке? — У нас разные ситуации. Мне позволили сопротивляться, ибо я имею большую ценность. И опять же таки: всë субъективно. Мне позволили, а я — нет. Потому что мне дали право выбора, а я, плевав со своей колокольни, его сделала. — вместе с дымом выходило и напряжение. — Поздравляю, лисëнок, ты стала рассуждать, как член семейки Миранды. Можешь попрощаться со здравым смыслом. -Карл хлопнул по плечу девушки, смотря на собирающиеся в небе тучи. Уже два дня погода стабильно-пасмурная, но хотя бы без осадков. — Смотря, что за что принимать «здравый смысл». И это я не напоминаю, кто из нас двоих придумал разбирать людей, чтобы создавать из них ходячие бурмашины. Карл позволил ей увернуться от собственной руки, схватившей воздух совсем близко от шеи девушки, и остался провожать удаляющуюся фигуру. Как верный сторож, который должен убедиться, что его подопечному ничего не угрожает, и тот сможет добраться до своего места назначения без происшествий. «А девчонка хороша. Такая кого хочешь и очарует. Научилась пользоваться клыками Зверя, стала уверенней…» — Карл… Из гордого одиночества его вырвала Донна, как всегда, возникнув будто бы из тени за спиной. — Чего надо? — лорд выдохнул порцию дыма в сторону сидящей на руках женщины куклы, и та моментально скрипуче закашлялась, как будто не состояла из сочленения фарфора и дерева. — Альсина собирается устроить званный ужин… Мы хотели бы сшить наряд для Мари, но боюсь, она нас не подпустит. — кукольница говорила тихо, но это было куда приятнее, чем слушать излишне громкую Энджи, часто сбивающуюся и переходящую на визг. — Ну, флаг тебе в руки; она действительно не захочет даже говорить с тобой после произошедшего. — Ты можешь дать нам ее размеры! — вклинилась вышеупомянутая кукла, — А мы принесем платье к фабрике! Донна лишь молча уставилась на Хайзенберга через черную вуаль, ожидая реакции. Кажется, она была согласна со своей маленькой подругой. — С чего ты вообще взяла, что я буду вам что-то давать? Если Акватика не хочет иметь с тобой дела, это ваши проблемы. Меня это не касается, ясно? Мужчина сделал шаг вперед, намереваясь уйти, но слабая хватка на сгибе локтя остановила. Беневиенто прибегала к касаниям кого-либо очень редко, а значит случай действительно стоит его внимания. — Пожалуйста. Мы… Я подумала, ей будет приятно. Карл колебался с ответом пару секунд, пристально разглядывая нерадивую сестру с ее маленькой язвой. Недовольно вздохнув, лорд всё же соизволил вернуться к диалогу: — Я поговорю с ней. Но учти: даже если я дам тебе ее размеры, я не собираюсь участвовать во всей этой девичьей херне по выбору фасонов и рюшечек. Хочешь-не хочешь, а поговорить с ней тебе придется лично. — А мы передадим ей все через тебя! — радостно воскликнула Энджи, словно это самая гениальная мысль, что приходила в ее пустую голову. — Я же сказал, что… — Но ты ведь ее любишь! — перебила кукла, спрыгнув с рук хозяйки. Столь громкое заявление заставило обоих Лордов замолчать. Донну — от страха перед последствиями, Карла — от ахуевания, что какая-то маленькая нежить посмела обличить его в подобном. — А если любишь, то поможешь! Девочка должна быть красивой. Мы сделаем прекрасное платье для твоей девушки, а она скажет тебе «спасибо» за такой подарок! Уверенности Энджи в собственных размышлениях можно было только позавидовать. Переглянувшись, лорды решили не развивать дальше обсуждение чужой личной жизни. Показательно прорычав себе что-то под нос, Карл все же согласился помочь, обещая превратить голову говорящей куклы в пепельницу, если та еще раз «спизданëт что-то про его девушку», ибо «это не еë блядское дело».***
Ее встретили несколько мужчин с ружьями, сразу беря на мушку приближающуюся посланницу Матери. На одном из заборов красовалась свежая надпись: «Убирайся, грязное животное». Еще несколько подобных сопровождали ее путь по деревне, вылезая то на заборах, то на стенах хозяйственных построек, а одно послание растеклось по растянутой на веревке простыне. Люди требовали прекратить терроризировать их, но переводя на местный язык, это звучало как «Катись к черту» и «Смерть дьявольским отпрыскам». Смешно наблюдать, как местные жители ополчились против неë, присвоив ей родословную Сатаны, и даже не подозревают, что настоящее животное было создано по воли обожаемой ими Миранды. Акватика остановилась, оставив между собой и озлобленным людом около семи метров. Достаточное расстояние, чтобы минимально контролировать ситуацию, но при этом дать иллюзию, что она играет по их правилам. Во главе бунтовщиков стоял Юлиан, готовый в любой момент нажать на курок. Зрачки его бегали, уходя от холодного спокойного взгляда рыжей. Желтая светящаяся окаймовка глаз пугала местных, вселяя опасение и боязный трепет перед неизвестным. На фоне других Лордов, жители знают: желтые глаза — признак власти. За Юлианом так же ждали сигнала еще трое мужчин. Несколько женщин вышли на улицы, просто посмотреть, с волнением сжимая фартуки или рабочие инструменты. Мало кто решился пойти напрямую против Гончей, но поплатятся все. Акватика слишком много терпит от тех, кто стоит выше нее в иерархии не для того, чтобы спускать с рук такое открытое неуважение каких-то отбросов, которые все равно окажутся потом вскрытыми перед ней на столе в морге. — Тебе не рады тут! Мари мельком обвела взглядом улицу, на которой собралась эта кучка отчаянных. — Да, я тоже не горю желанием находиться здесь. Мужчина за спиной Юлиана смачно сплюнул себе под ноги, кривя губы в сторону девушки, как если бы она нанесла ему личное оскорбление. «Люди здесь очень ведомые. Их разлагающийся от плесени мозг не способен самостоятельно анализировать ситуацию вокруг. Таким только подай лидера, и они тут же перенимают его сторону целиком и полностью, не желая прилагать усилий и бороться с наваждением». Между ребрами зашевелилось, слегка царапая изогнутые дуги. «Покажи им нас. Покажи им меня, и они сменят сторону в ту же секунду. Проверим, верна ли твоя теория. Дай им своего лидера, жестокого лидера»,— Зверь, как всегда, давил своим рыком, пытаясь заранее взять контроль. Он просыпался редко, позволяя девушке самостоятельно решать большинство проблем. Но в такие моменты ощущался крайне правдоподобно, материально. Акватика чувствовала его голодный пустой взгляд, устремлённый на толпу из-под сплетения внутренних органов. Навечно застывший в прыжке, абсолютный хищник, не знающий страха и сомнений; только инстинкты, диктующие ему беспристрастие и холодный расчет. Зверь мыслит по-животному. Нужна еда — он ищет способы ее добыть. Нужно убежать — он ищет способы отступления. Его не тормозят чувства или эмоции. Сейчас Зверь видит агрессивно настроенную толпу. У Зверя есть приказ от Миранды: разобраться. Стоит дождаться лишь согласия своей носительницы, и огромная клыкастая тень стрелой вонзиться в самый центр бунтующих, присекая любые попытки на сопротивление. Пулей Зверь не боится, потому что не знает, что это. Знает, как рвут связки квадратные челюсти ликанов и как стягивают мышцы шершавые корни Мегамицелия. А значит и рассуждать здраво он сейчас не может. «Ты мне нужен, но не сейчас. Дадим шанс». «Брось, они достаточно глупы, чтобы не воспользоваться им. Кто станет слушать какую-то девчонку; они управляемы за счет страха. Покажи им, что слухи про Гончую не передали и половину правды!» Акватика досчитала до пяти, пока Зверь доказывал своë. К этому времени ликаны уже должны были занять свои позиции, и готовы наброситься в любой момент. «Терпение, солнце. Я знаю, что они не послушаются. Но мы можем запомниться как неразборчивый убийца, или как милостивый посланник Миранды. Пусть думают, что у них был шанс, но они сами его упустили. А когда оборотни примут на себя большую часть пуль, ты выйдешь на свет». Хищник довольно заурчал, соглашаясь с таким раскладом. Пусть у него и не было свободы, но было свое мнение. Акватика сочла нужным считаться со странным сожителем, а не просто подавлять его волю. Он все-таки не виноват, что оказался заключённым в ее теле. «Они готовы. Я чувствую их присутствие». — огласил Зверь, и желудок сжался в преддверии свежего мяса. Чужая прохладная слюна залила брюшную полость, обволакивая изгибы системы пищеварения. Это перестало быть противным, и даже вызывало странное удовлетворение от осознания силы, находящейся в ее руках.«Даю вам пять минут, чтобы привести деревню в надлежащий вид, перед прибытием Матери. После этого они должны воспротивиться. Юлиан не отступит просто так».
— Сегодня вечером Матерь Миранда желает посетить деревню вместе с Лордами. Не думаю, что ей понравиться столь нелестное приветствие.«Даю вам пять минут, чтобы привести деревню в надлежащий вид. Даю вам пять минут. Пять минут… »
— Заткнись! Как смеешь ты вещать от лица Миранды?! — один из стоящих в стороне мужчин выставил вперед оружие. Его перебил главарь движения: — А Миранда нам более не указ, — процедил Юлиан сквозь плотно сжатые зубы, — Мы главенство темных сил не потерпим. И раз та, что звалась святой, прибегла к помощи бесов, то и ее слово нам более не закон! Мари успела только разомкнуть губы, собираясь продолжить словесную перепалку и осадить его.«Даю вам пять минут… »
Сначала раздался звук выстрела, и на этом моменте стало ясно, что продолжать смысла нет. Зверь успел среагировать на звук, и прежде, чем плечо пронзило острой болью от вылетевшей пули, всю руку охватила судорога из-за слишком быстрой мутации. Девушку пошатнуло в сторону, и та сквозь плотно сцепленные зубы заскулила. Рвущийся наружу крик боли быстро перешëл в озлобленный рык: — Убить их. В толпу полетели стрелы. Ликаны запрыгали по крышам, заходясь в вое, призывая подмогу. Улица стала похожа на живой поток из нечисти и людей. Со всех сторон раздались крики и выстрелы. — За линию нового города не заходить! Разграбьте дома, пожгите сараи! Сгоните всех на площадь; пусть видят, что бывает с теми, кто отрекается от веры! Акватика выпрямилась, сжимая кровоточащую рану. Зверь помог перенести выстрел не так болезненно, подставив свою лапу, но сделал это так быстро, что кости не успели перестроиться. Локтевой сустав совсем не двигался, и кожа вокруг него посинела. Конечность словно обескровили. Даже из дырки от огнестрельного ранения кровь сочилась подозрительно медленно и слабо. Мимо девушки пронеслись несколько всадников, принося за собой лишь больше воплей и паники. Один из воинов притормозил рядом с Гончей, объезжая еë. Лохматый оборотень, вооруженный топором, выжидающе посмотрел на временного вожака. Даже если он и сомневался в надобности слушаться девушку, ему хватило одного взгляда горящих ненавистью желтых глаз, чтобы подчиниться. — Всех, кто учувствовал в бунте велено казнить! Лидера протестующих, Юлиана, доставить на площадь живым! Получив указания, ликан оборвано кивнул головой, и с удвоенной силой погнал лошадь в центр событий. Все ворота из «старого города» — заблокированы. Люди ищут укрытия в домах и подвалах, кто-то бросился в поле. Оборотни в основном запугивали, выкуривая жильцов из укрытия горящими стрелами и гнали всех «центр», выбранный для исполнения приказа. Мир вокруг полыхал и трескался. Все звуки смешались в уродливую какофонию, поглотили в себя даже не озвученные мысли. Топот копыт напомнил барабанный ритм, ускользающий и бестактный. Крики людей и вой ликанов стали предсмертной симфонией для всех, кто решился пойти против многовековой владыки. Акватика не уважала Миранду, не считала ее действительно стоящей веры и долбанных икон. Но Миранда стояла таких жертв. Столько веков гнуть свою линию, загребая чёрными крыльями всë, что неровно двигается; придумать себе столько титулов и заставить других им вторить. Да, эта сука заслужила столь кровавого восхваления. Мари не верила в то, что говорит этим людям. Но продолжала, дабы не портить их картину мира. Потому что переубедить их не получится. Но если девушка создаст образ верной последовательницы Миранды, и будет руководствоваться тем, что людям вдолбили в головы задолго до появления Гончей… Да, они послушаются. Слепо пойдут за знакомыми речами, искренне уповая на их правдивость. Запуганную толпу согнали вокруг места «публичной казни». Ликаны тащили колья, устанавливая причудливую конструкцию. Земля окрасилась кровью от волочимых трупов. Вместе с «осуждёнными» расправа коснулась и их семей. Мужчины, женщины, дети — всех настигла ужасная участь быть разорванными страшными созданиями. Девушка достала сигарету правой рукой, оставляя лапу болтаться тянущим к низу холодным грузом. Будет забавно лишиться конечности таким жалким образом. Юлиана подвели ближе, удерживая с двух сторон. Мужчина пытался сопротивляться, его захлестывала паника. Он видел, как за спиной, идущей к нему Гончей трупы насаживали на заточенные ветки. Кому-то не повезло остаться в живых к этому моменту, и мучительный вопль вырвался из глотки мужчины вместе с потом крови под довольное рычание оборотней. Рыжая бестия остановилась на середине пути, позволяя всем видеть себя на фоне убитых. Пусть этот образ останется в их черепной коробке до конца дней. Пусть смотрят на ее рыжие пряди и вспоминают пылающие постройки. Пусть светящиеся желтые глаза станут ассоциироваться с летящими стрелами лучников-монстров. Пусть лапа Зверя, принявшая на себя удар, породит еще больше слухов о происхождении Гончей. Пусть бояться ее сильнее, чем Миранду. Бегут в церковь, молясь о прощении, представляя снисходительный лик Матери, утешающей каждого в своих смертоносных объятиях. Верят, что черные крылья обладают неведомой мягкостью и нежностью, а голос ее станет сладким нектаром на фоне озлобленного крика Акватики, отдающей приказ ликанам. — Вы видите людей, что отреклись от опеки Матери Миранды, оскорбив ее наглой клеветой! Отныне, каждый, кто пренебрежёт ее благосклонностью лишëн защиты от созданий тьмы! И да поможет вам Бог, если посмеете усомниться в своей правительнице. В голове всплыл отрывок из когда-то прочитанной книги: «С обвиняемыми, осуждаются их дети. В отдельном случае, и дети детей. Родственникам казнëнных запрещено их оплакивать…» Акватика выдохнула, переводя дух. Режущая боль не давала нормально мыслить и даже никотин перестал ощущаться так, как ноющая рука. «Сегодня ты возомнила себя Понтий Пилатом, а что будет дальше?»— подумала рыжая, направляясь к Юлиану. «Когда падëт Миранда, кто-то должен будет занять ее место. Или придется сжечь всю деревню дотла. Эти люди не выживут без новой веры».— Зверь оказался на удивление проницательным. Возможно, он перехватывал мысли Акватики, озвучивая их за нее. А быть может, ее рассуждения о том, что им движут исключительно инстинкты — ошибочное. Когда вы существуете в одном теле, бывает сложно разграничить, где действительно чужие мысли, а где твои собственные. «В таком случае, смерть — куда более милосердная участь». Юлиан стоял, слегка согнувшись под давлением ликанов. Скорее всего, они успели его потрепать, прежде чем доставить на площадь. Мари заглянула в глаза мужчине, выдыхая в лицо дым. Превозмогая боль, подняла лапу, вытягивая ее, избегая сгибания в локте. Когти обхватили выбритое лицо, оставляя заметные царапины; движения стали неуклюжими, силу рассчитать оказалось очень сложно. — Каждый, кто пойдет за тобой, будет обречен на смерть. Люди будут умирать в муках, из раза в раз наблюдая, как тебя отпускают на волю. Как быстро они решат, что ты и сам в сговоре с нечистью, м? Попробуй поднять бунт еще раз, а я посмотрю, как быстро поднимут на вилы тебя самого. Пользуясь тем, что ликаны крепко удерживают неудавшегося лидера восстания, Мар тушит окурок о тыльную сторону его ладони, откровенно наслаждаясь сдавленным воплем. Уже к вечеру на обожжённой коже поднимется уродливый пузырь. Смотря на шрам, он будет вспоминать ее слова, и может быть, подумает лишний раз, прежде чем учинить еще один акт неповиновения. «В этом месте может быть лишь один сильный противник Мирандовской власти. И это место уже занято. Ты идешь против меня, думая, что я иная ячейка общества, но даже не представляешь, что эта сука сделала со мной и моей жизнью. Так что ты не имеешь права возникать, ебаная мышь. « Пик напряжения был достигнут, и накал страстей пошëл на спад. Люди разбежались, как только ликаны отступили. Всадники забрали с собой трупы, провозя их через всю деревню, показательно подняв колья с добычей. Пришло время и Мари уходить. Чем быстрее та доберëтся до фабрики, тем больше шансов спасти несчастную руку. …Миранда наблюдала за устроенным шоу издалека, улыбаясь собственным мыслям. Она не настолько глупа, чтобы поверить в гневную тираду Гончей, но происходящее ее полностью удовлетворяет. Пусть девчонка наводит свои порядки под пристальным контролем; когда-нибудь Акватика перестанет различать показательные речи на публику и собственное виденье. Ее рассудок сильно ослабевает после очередной порции пролитой крови. Не получится сломать девушку, так свести с ума — точно.***
Перевязанное плечо все еще сильно болело. Вернуть руку в привычное состояние оказалось даже больнее, чем получить пулю. Медикамент на основе реагента хорошо справлялся со своей задачей, поэтому, как только левая конечность обрела человеческую форму, Мар не поскупилась и залила рану странной жидкостью. Хайзенберга на фабрике не было. Вероятно, они разминулись где-то по дороге. Это не страшно: Мари в состоянии сама извлечь пулю и зашить себя. Вечером ветер усиливался, и девушке нравилось сидеть на одном из обломков техники в поле. Курить и наслаждаться условной тишиной (условная она, потому что гудение фабрики никто не отменял). Только здесь было по-настоящему спокойно. Редкие шелесты в высокой траве более не пугали: те ликаны, что не увидели в ней Зверя, приняли ее за часть имущества Хайзенберга. Мар даже успела проникнуться к ним странной симпатией. Есть что-то очаровательное в их тупой приземлённой жестокости. Всë таки, они не сильно отличались от неë самой в этом чувстве. «Смотри, идëт любовь твоя»,— язвительно зашептал Зверь, и клацаньем клыков попытался имитировать смех. «Подъебывать меня вздумал?»— устало отозвалась Акватика, но оценила его участие в личной жизни. Как бы то не было, за это время они сильно породнились и теперь действительно представляли собой единый слаженный механизм. Карл в своей неспешной, почти расслабленной манере преодолел поле, оказываясь рядом. — Стоит мне уйти и ты уже отлыниваешь от работы? — мужчина натянуто улыбнулся, кладя руки на железную поверхность перед девушкой. — У меня перекур, — усмехнулась рыжая, двигаясь ближе. Рука всё еще плохо слушалась, что не могло остаться незаметным. Приходилось подтаскивать ее за собой, чтобы не тревожить поврежденные мышцы лишний раз. Когда Акватика осматривала рану, поняла, что во время обращения локтевой сустав вывернуло чуть ли не в противоположную сторону. На человеческую форму это слабо повлияло, но не все связки хорошо срослись при перестроении костей. — Что с плечом? — лорд кивает на руку, осторожно обхватывая запястье: просит показать. — Не всем по нраву мои методы, — рыжая закатывает рукав, открывая обзор на бинты. Судя по сухому пятну от крови коричневого цвета, скоро придется менять повязку. Немец ощупывает руку чуть ниже самой раны, слегка хмурясь. — Был я в деревне, видел «твои методы». Кость цела? Плюсы Зверя: он забирает себе большинство травм, и при обратной модификации, клетки восстанавливаются почти полностью. Так что, Акватике просто повезло, что у нее есть такой своевременный «бронежилет», готовый подставляться под удар. — И что думаешь по поводу произошедшего? А кость. Да, в порядке. Я успела обратиться до попадания. Карл отпускает травмированную руку собеседницы, доставая портсигар. Мар решает, что можно покурить еще; дурацкая привычка курильщиков дымить за компанию с кем-то. — Думаю, Миранда одобрит. Ей нравится делать грязную работу чужими руками. А более-менее сохранившиеся трупы она уже присвоила себе. Ожидаемо. Несмотря на всю свою отбитость и кровожадность, крылатая ведьма явно не из тех, кто будет разбрасываться телами. Но мнение обладательницы нимба интересовало Акватику меньше всего. Главное, что она не трогает их двоих. — А ты?.. Рыжая аккуратно стянула с него очки, заглядывая в глаза. Ей хорошо просто от том о, что они могут разговаривать спокойно, что его можно теперь касаться, можно в любой момент. Хорошо от того, что больше нет гадкого страха, засевшего с первого дня попадания в деревню. — А тебе нужно моë одобрение? — передразнивает Карл, усмехаясь. «Да. Скажи, что мы молодцы и погладь нас по головке», — издевается Зверь, пытаясь нарушить и без того шаткое романтичное настроение девушки. — Мне интересно твоë мнение. Ты единственный здесь был честен со мной с самого начала, — пожимая плечами, ответила Гончая, отворачиваясь в сторону, чтобы выдохнуть дым. Она улеглась на спину, одной рукой держа сигарету, а вторую заведя за голову, удерживая пальцами честно спизженные очки. Карл положил ладонь на бедро девушки, всматриваясь в ее лицо. Пребывая в меланхолии, Акватика завораживает каждый раз. Ему нравится то, что она всегда остаëтся непокорной, но в такие моменты позволяет думать, что является домашней. А что он хотел: сам окрестил еë лисой, а это животное дикое, само себе на уме. — Ты стала ожесточëной. Пока не ясно, насколько это хорошо и какую роль сыграет. Но это и не плохо, лисëнок. Очень неплохо. Прикрыв глаза, вслушивается. Хороший способ медитации: отслаивать различные звуки из общей гаммы и находить их источники. Успокаивает. Когда не хочется слушать затëртые до дыр кассеты, Мар часто так делает на фабрике. Это помогает ей уснуть последнее время. Или вернуться в реальность после очередного кошмара. — Я стала справедливой, — отзывается девушка, возвращая себе обзор на лорда. — Ты называешь это справедливостью? — Я упрощаю им жизнь, диктуя трактаты, созданные до меня Мирандой. Не рушу их хрупкий рассудок, не даю лишнюю пищу для размышления. Ибо им это не нужно. Для них это также страшно, как нашествие оборотней. А кучка трупов в обмен на благосклонность суки ко всей деревне — это разве не справедливая плата? Карл промолчал. Ему было, что ответить, но заглядывая в желтые ореолы глаз напротив, мужчина вспоминал, как они светили ему несколько раз ночью. Когда волосы девушки такими же волнами ложились на кровать или столешницу в литейной. Он сам оправдывал свою жестокость, но по отношению к ней. Когда желал слепо обладать этими огнями, подчинить их себе, сделать принадлежащими. Было ли справедливым его эгоистичное видение столь прекрасного явления в качестве безвольной игрушки?***
Акватика была права, что он согласится пойти спать вместе этим вечером. Правда, не предполагала, что окажется полностью обнажённой сидеть на нëм. Что-то изменилось после их разговора на кухне. Хайзенберг стал осторожнее. Позволял и себе, и ей куда больше. Если раньше он сдерживался, только из понимания и знания женского организма, то сейчас это ощущалось, как желание дать ей больше нежности. Ему понравилось, как Мар стонет, когда он двигается медленнее. Когда ласкового придерживает за талию, гладит грудь, задевая пирсинг нарочито мягко, волнующе, заставляет серёжки вибрировать в такт размеренным толчкам. Тогда холодная бестия превращалась в податливый комок тепла, мягкий настолько, что в нем просыпалось первобытное желание съесть ë, поглотить в себя. Девушка плавилась под горячими ладонями, впервые за долгое время позволив себе не думать. Карл оказался слишком чутким; то, как он не позволял ей напрягать раненое плечо, помогая двигаться, сводило с ума больше всего. Точные касания, размеренные и ласковые, но слишком уверенные, как если бы она была его очередным изобретением, составляющие которого лорд знает наизусть, безошибочно находит нужные комбинации. Мар несдержанно царапает грудь мужчины, желая закончить, и Хайзенберг рывком укладывает ее под себя, вбиваясь более грубыми толчками в податливое тело. Рукой зарывается в рыжие волосы, сдержанно сжимая их в кулаке, и почти наощупь находит опухшие от касаний губы. Девушка закидывает ногу выше, меня угол, слегка царапает шею. По щекам потекли слëзы от огромного переизбытка чувств. И когда они одновременно издают финальный стон удовольствия, заглядывая друг другу в мутные от возбуждения глаза, Мари всерьез кажется, что она никогда и никому не доверяла настолько, и что всю жизнь ей был нужен только этот мужчина. Мягко целует ее, обхватив за щеки, уже не стесняясь показывать, что тоже дорожит этой близостью и нуждается в подобных искренних моментах. — Как твоë плечо? — хрипло спрашивает мужчина, восстанавливая дыхание. — Вроде неплохо… Можешь посмотреть, не съехала ли повязка? Карл разворачивается, опираясь на один локоть, и снимает разболтавшийся бинт. — Ты хорошо зашила. Думаю, не будем тебя перевязывать на ночь, а завтра посмотрим. Слышишь, лиса? — М?.. — девушка сонно подняла голову. Сильный выплеск гормонов победил и столь простое действие отняло слишком много сил. Так что Акватика, не сильно задумываясь, улеглась под боком мужчины, не считая нужным вслушиваться. Усмехнувшись, Хайзенберг лëг обратно, прижимая к себе обессиленное тело. Давно забытое чувство привязанности к живому человеку вызывало эйфорию, но одновременно и пугало. Ведь всë хорошее имеет дурную привычку заканчиваться. Сейчас он засыпает с женщиной, которую считает частью своей жизни, неотъемлемой и очень дорогой. Но в любой момент это может прекратиться. И от этого тошно, от этого душит сжирающая злоба за неспособность распоряжаться даже собственной жизнью, не говорю о чужой.