***
Утро начинается с громкого звона будильника, мятной зубной пасты и крепкого черного чая. Сегодня он выходит еще раньше, чем вчера, поэтому не торопит за собой маму, решая пройтись в одиночку. Сердце бешено бьется и рвется в школу, еще пуще вчерашнего, ведь теперь его ждут не новые лица, (хотя было бы неплохо, конечно, обзавестись еще большим количеством знакомых) а настоящие друзья, с которыми можно вместе идти после школы, по дороге заглядывая в книжный магазин или кафе, гадая, кто какое мороженое любит. А можно ходить друг к другу в гости, играть в настольные игры или вместе делать уроки. Так много всего, чего у Изуку не было, кажется, никогда, и сердце его рвалось вперед, в будущее, в такую чудесную жизнь, которая наконец-то наполнилась красками, белой и рыжей, и вскоре разноцветная палитра разрастется еще сильнее, привлекая в его жизнь еще большее количество чудесных цветов, чудесных людей. Приятное чувство растекалась по его телу, заставляя глупо улыбаться. Находясь буквально метрах в двадцати от школы, он слышит чьи-то быстрые и громкие шаги позади, но даже не успевает оглянуться, чтобы увидеть источник звука. — Хэй, йоу! — Арима нападает на него со спины, приобнимает за худые плечи мальчишку, который чуть не взвизгнул после такого неожиданного приветствия. — Хэй, йоу, — повторяет Изуку более тихо, но с не меньшим энтузиазмом. Блондин хихикает, прикрыв глаза и пристраивается рядом с кудрявым, убрав руки за голову и направив взгляд на чистое небо, в котором облака-барашки играли друг с другом в догонялки. Счастье с новой силой окутало Мидорию, ведь он идет до школы вместе со своим другом. Ничего особенного, может показаться кому-то, но для Деку это был глоток свежего воздуха, после стольких лет, проведенных на дне токсичного океана. — Я, конечно, понимаю, средняя школа, все такое, — заводит диалог Арима, потирая ноющие виски, — но в первый школьный день задать столько домашки! Не, ну это кошмар какой-то, — он протяжно вздыхает, опустив руки и чуть наклонив корпус. Изуку тихо хихикает, однако согласно кивает, ведь работы было прилично, и только к вечеру он сумел все завершить, тут же завалившись спать после насыщенного дня. — Они не хотят, чтобы мы расслаблялись, вероятно, — пожимает он плечами и поправляет сползший с плеч рюкзак. — Да-да, а потом, когда мы выдохнемся и превратимся в усталых зомби, их никто не спасет! — вытянув руки вперед, Арима хрипит как ходячие из фильмов, а Мидория смеется звонко и громко, закрывая ладонями лицо. Хотелось смеяться без остановки, беспрерывно улыбаясь, шутя. Это было что-то новое, что-то, что раньше мальчишка видел исключительно со стороны, глядя на других ребят. Но теперь и у него есть замечательные друзья. Все действительно круто изменилось, как он и думал. Зайдя в школу, Изуку, мурча что-то под нос, быстренько переодевает свои красные массивные ботинки, не сразу заметив ярко-зеленую записку на двери своего шкафчика для обуви. Удивленно моргнув, чуть склонив голову, он медленно, несколько боязливо тянется к ней, но срывает достаточно резко. Красивым, тонким, изящным почерком, явно девчачьим, были выведены аккуратные буквы черной гелиевой ручкой. Вся эта неуместная вальяжность жутко контрастировала с содержанием бумажки:«Беспричудный :P»
Руки задрожали, и неприятный холод пробежал по спине тысячей мурашек. Парень чуть приоткрыл рот, сложив брови домиком. Хотелось верить, что это просто безобидная нелепая шутка, единичный случай, который больше не повторится. Он застыл, словно статуя, смотря на проклятый клочок ядовито-зеленой бумажки. Удивленно хлопая белыми, почти не видными ресницами, Арима, подойдя к другу, резко ткнул тому длинным пальцем в плечо. — Хэ-эй! — протягивает он, и Мидория наконец-то приходит в себя, тряхнув головой, косо улыбнувшись. — Что это у тебя? — напоследок бросив мимолетный взгляд на записку, кудрявый, скомкав, убирает ее в карман брюк и, громко хлопнув дверцей шкафчика, быстро-быстро мотает головой, что-то щебеча. Блондин улыбается и поигрывает бровями. — Небось от девчонки записка! Ах ты, Мидория, сердцеед! — он громко смеется и, схватив того за шею, яростно ерошит кудрявые волосы, как это делал вчера Ацу. Хихикая и негромко ойкая, Изуку старается выбраться, защекотав открытый участок кожи за воротником гакурана Аримы, и теперь блондин вертится как уж на сковороде, очевидно, боясь щекотки до слез и судорог. — Все отпускаю, отпускаю, — он поднимает руки вверх, отходя на шаг назад, и Изуку старается поправить тот беспорядок, что воцарился у него на голове. Хотя, если быть честным, беспорядок там царил всегда. — Ладно, пошли уже, а то скоро урок начнется, не очень мне хочется в наказание за опоздание стоять за дверью, — и парень срывается с места в быстром темпе, плюя с высокой колокольни на школьный запрет о беге по коридорам. Изуку ступает за ним, безусловно отставая, но блондин преувеличил, утверждая, что те опаздывают. До звонка не меньше пяти минут, а этого им с лихвой хватит, чтобы добраться до кабинета. «Это просто глупая записка, ничего страшного, — думает парень, смотря на белую отдаляющуюся макушку, улыбаясь нелепо, но искренне счастливо, — ничего страшного». Глаза. Изуку словно ошпарило кипятком, а сердце было готово остановиться и пасть, совершенно отказываясь помогать своему хозяину хоть как-то функционировать. Он уже ни раз видел эти глаза, которые словно ножи или копья впивались в его тело, в каждый миллиметр, не оставляя живого места. Застыв, мальчишка не мог даже моргнуть, настолько парализующий страх одолел его. Глаза. С такими глазами стая диких зверей окружает израненного почти мертвого зайчонка. Зайчонка с дурацкой черно-зеленой прической... — Хэй, чего застыл, — окликает его Арима, хватая за рукав, стараясь усадить несчастного ребенка за стол, — я, конечно, заметил, что иногда ты теряешь связь с реальностью, но, чел, это довольно пугает, — он усмехается, смотря на Изуку сострадающе. Его глаза были такими добрыми, белыми и блестящими, как снег в середине января, от чего становилось чуть легче, а страх постепенно уходил. Хотя остальные продолжали сверлить в нем дыры своими убийственными взглядами. Их глаза, улыбки, такие пугающие, такие тяжелые, такие фальшивые. Он знал, что это не к добру, особенно после записки на шкафчике. Но рядом с ним были Арима с Ацуко, так что и дышать, и жить стало чуть легче. Кстати, насчет последнего... Рыжий паренек опаздывал, что немного напрягало Мидорию, учитывая, как он вел себя вчера под конец дня, и его слова, про то, что он нехорошо себя чувствует. «Может быть, он заболел?» — мысль молнией проносится в его голове, но тут же разбивается напрочь, когда в класс заходит Ацу. Былая нервозность улетучилась, и он вновь широко улыбался, вразвалочку заходя в класс, по пути дав Ариме звонкую пятюню. Но, что было страннее всего, он даже не посмотрел в сторону Изуку. Они с Аримой удивленно переглядываются, не понимая, в чем причина подобного не самого вежливого поведения, но спросить не успевают, потому что в класс, громко топая, заходит учитель, и школьный день начинается.***
Весенняя жара буквально душит каждого, и спертый воздух обильно проникает в легкие, еле как помогая детям чувствовать себя живыми. Изуку ненавидел физкультуру. Всегда ненавидел. Он никогда не отличался выдающимся спортивными навыками и крепким телосложением. Даже несмотря на свое стремление стать героем, он откладывал физические тренировки в сторону, уделяя время для анализа, прокачивая мозг, а не тело. Физкультура в очередной раз давала понять, насколько он рознится со своими сверстниками, и за это он ее ненавидел. Урок включал в себя бег, прыжки, растяжку, — все, как у всех. И детям даже разрешалось использовать причуды под пристальным наблюдением учителя, конечно же. Здесь уж каждый старался показать себя во всей красе. Но даже одноклассники Деку со своими интересными способностями меркли на фоне Каччана, который всегда был сильнейшим, в любом возрасте. Вероятно, он и без использования причуды будет лучшим в классе. — Бедняжка... — фальшиво тянет девчонка с рогами, наблюдая за тем, как жалко Изуку старается бежать эти проклятые полкилометра. Пара девчонок рядом с ней ехидно посмеялись, активно обсуждая «щуплого беспричудного мальчонку». — Вот так радость, конечно, быть в одном классе с инвалидом, — шипит русая, скаля зубы в пугающей усмешке, прищуренным взглядом смотря на Мидорию, который чуть не упал, запнувшись в своих больших ботинках. — Ты оскорбляешь инвалидов, называя его так, Каори-сан, — хихикает в кулак неподалеку стоявший мальчишка с длинной тонкой шеей. Остальные тоже посмеиваются с его замечания, и смех этот был похож на карканье ворон, которые борются за плесневелую буханку хлеба. — Хэй, Бакуго, — та самая Каори окрикивает блондина, который смотрел на Деку с нескрываемым удовольствием, чувствуя себя лучшим, в сравнении с этим слизняком. Он поворачивается к ней медленно, изогнув брови пугающим образом, и стал дожидаться, чего эта чокнутая от него хочет, — он вообще хоть что-то может? Она еще вчера его достала, стараясь навязаться в друзья, щебеча своим противным голоском всякие лестности, даже после того, как он послал ее куда подальше. Особенно она заострила внимание на Деку, прознав, что тот учился с ним в одной младшей школе. По ее лицу расплывалась садистская улыбка от рассказов Бакуго про этот бесполезный кусок мусора. — Нет, — рявкает он, плюясь в ее сторону, — он нихера не может, жалкий задрот. — Ха, нихера? Серьезно? По-моему, сейчас он замечательно плачет, вы только поглядите! У него же в этом талант! — мальчишка с буквально каменной головой, указывает пальцем на бедного ребенка, который наконец-то достиг финиша, и, склонившись всем корпусом, тяжело дышал, жадно глотая знойный воздух. Он не плакал, обильно потел, но не плакал. Этот человек-камень просто тоже хотел вставить свои пять копеек в разговор про беспричудного. Арима с Ацуко стоят в стороне, но спокойно слышат, как кучка ублюдков поливает грязью их друга. Первый яростно сжимает кулаки от злости и скалит белоснежные зубы. — Ты тоже хорош, Ацу, — шипит блондин, весь трясясь от злости. Рыжий ничего не отвечает, с опущенной головой смотря на свои потрепанные белые кеды, которые давно уж пора сменить. — Почему ты утром его проигнорировал? А на обед вообще не пошел. Не хочешь сидеть с нами за одним столом? — он говорит все громче, привлекая лишнее внимание одноклассников, которые, глупо улыбаясь, стали наблюдать за диалогом двух друзей «этого неудачника без причуды». — Заткнись, — кряхтит Ацуко, а после показывает средний палец любопытным, которые недовольно закатывают глаза, но все же отворачиваются, начиная шептаться между собой. Подобное поведение со стороны давнего друга было чертовски неестественным, таким мерзким, от чего хотелось зарядить ему крепкий дружеский подзатыльник, чтобы его мозги встали на место. Но он сдерживается от этого дикого желания, когда к ним, тяжело дыша, умирая на ходу, подбегает Изуку. — Последний, как всегда, — на улыбке шепчет он, опустив голову и принимая протянутую Аримой бутылку с водой. — Тебе нужно больше заниматься, парень! Ты, конечно, мозговитый, это здорово, но физическая сила герою тоже необходима, — высказывает свое мнение блондин, слыша, как в той группе, во главе которой стояла Каори, разразился громкий смех. Очевидно, что Мидория тоже слышит это, но виду не подает, продолжая улыбаться более дерганной и грустной улыбкой.***
Второй школьный день подходит к концу. Изуку собирает вещи, быстро укладывает все в рюкзак, чтобы не задерживать Ариму с Ацуко, потому что первый предложил пройтись до станции вместе, на что Мидория, конечно же, соглашается с улыбкой до ушей. Было заметно, что рыжий не в восторге от этой идеи, и Изуку все никак не мог понять причину его странного раздраженного поведения. Несчастный уже начал думать, а не обидел ли он его чем-нибудь. Может, ему не нравится, что они с Аримой постоянно обсуждают героев? Нужно поговорить об этом, чтобы поскорее выяснить причину этого одностороннего конфликта и решить его. — Хэй, Мидория-кун, — за спиной прозвучал приторно-сладкий голос, от чего мальчишка чуть подпрыгнул на месте, заливаясь краской. Та самая Каори, переступая с ноги на ногу, кротко наигранно улыбалась, — не поможешь донести до учительской? — она держала стопку тетрадок, демонстративно охая, чтобы дать понять, как тяжко ей, несчастной. Изуку долго смотрит на нее, потом на ребят, которые ждали его у двери, и, нервно сглотнув, уже собирался отказать в помощи в пользу прогулки с друзьями, но девчонка надавила на больное: — Ты же хочешь стать героем. А герои должны помогать нуждающимся, я не права? — лепечет она, очевидно сдерживая улыбку, пока несколько подружек за ее спиной открыто хохочут. — Я... — только и может сказать он, прежде чем кивнуть головой, протянув свои руки вперед. Она отдает ему стопку, ударяя ладони друг о друга, и бежит вперед, выходя из кабинета, дожидаясь, пока ее герой последует за ней. — Я быстро, — говорит он друзьям и в темпе следует за девчонкой. Арима кивает, улыбаясь, а после достает телефон, чтобы скоротать время в ожидании. Рыжий же отворачивается, сложив руки на груди, фыркая и кряхтя, а отростки на его голове раздраженно заплясали. — Идем... — шепчет он после того, как Изуку скрылся из виду, хватая друга за рукав, пытаясь выпроводить того из кабинета. Но он огрызается, стараясь вырваться из крепкой хватки друга, все еще не понимая, что с ним происходит. — Дождемся Мидорию и пойдем, — отвечает он, вновь опираясь на стену, с головой зарываясь в телефон, читая новости. Рыжий бросает взгляд на тройку хихикающих девчонок, которые не спешили уходить из класса, потому что были дежурными, вот только дежурить они явно не собирались. Все остальные давно разошлись по домам. Одна девочка с синими волосами, плавно подходит к парням, держа руки за спиной. — Арима-кун, Ацу-кун! — протягивает она, переглядываясь с подружками, которые постепенно подтянулись к ней. — Вы что, правда общаетесь с тем мальчишкой? — Блондин нахмурился, а рыжий нервно топал ногой и грыз ноготь большого пальца на правой руке. — Ты про Мидорию? Ну да, а что? — первый пожал плечами, пока его друг шипел и дергал того за пиджак. — Чего-о? — чуть ли не закричала она, а после противно рассмеялась, как и ее подружки. — Он же беспричудный! Такой балласт, ха-ха! — фальшивый смех громом разносится по кабинету, и, кажется, даже стекла дребезжат от этого мерзкого звука. — Он приятный чувак, в чем проблема? — уже злится Арима, а Ацу все стремится отговорить его от безрассудства, продолжая дергать за рукав с большей силой, ударяя кулаком по крепкому плечу. — Вот как, а мне сначала показалось, что вы крутые парни, а вы... Ха-ха! — она не стала договаривать, опять громко смеясь и тыча в них пальцем. — Так значит Каори-чан была права насчет вас! Как грустно, — но тут уже Ацуко встревает в разговор, схватив болтушку за плечо, уставился ей прямо в глаза, пусть под его объемной челкой мало что можно было разглядеть. — Ты что, сбрендила! Мы с ним так, из вежливости! То же мне удовольствие водиться с неудачником-задротом, — а после парень засмеялся, так же противно и фальшиво, как девчонка, но с какой-то еле уловимой грустной хрипотцой. Подружки снова переглядываются, что-то шепчут между собой, улыбаясь. — А я-то думала, вы такие же аутсайдеры, ха! — говорит рогатая. — Но бросайте вы эти нелепые игры, а то уже все в классе думают, что вы друзья закадычные. — Это будет сложно... Придурок прилепился как банный лист, не оторвешь, — цыкает он, хмурясь. Бросив что-то на прощание, он подхватывает за локоть остолбеневшего Ариму и выводит в коридор. Они проходят до самого выхода, к шкафчикам с обувью, и блондин наконец-то взрывается, как бомба замедленного действия. — Что это щас нахрен было, Ацу! — он негодовал, и это мягко сказано. Его отношение к их новому другу было просто отвратительным. Вчера они мило болтали с Мидорией, рыжий поддержал его, буквально утверждая, что тот будет первым героем без причуды, а тут он поливает его грязью за спиной, предварительно весь день игнорируя. — Он же классный парень! Что с тобой? — было видно, как плечи Аримы нервно тряслись от злобы. Тяжелое дыхание и бешеное сердцебиение не давали Ацуко сказать и слово, он лишь открывал и закрывал рот немым образом, словно рыба. — Хочешь, чтобы было как в младшей школе? — прошептал он, и блондин вздрогнул. Он понимал, о чем говорит друг, но, оттолкнув того в сторону, зашипел, как разгневанный кот. — Ясен пень, что нет! Но поступать так — неправильно! — он огляделся по сторонам, чтобы убедится, что Изуку еще не пришел. Ацуко кряхтел, плевался и стучал зубами, проклиная тот факт, что они сдружились с этим мальчишкой. Мидория классный, он не спорит, но рядом с ним они как на расстреле. — Ты же понимаешь, если мы продолжим с ним тусоваться, то будет как в младшей школе! — кричит он, а глаза горят под объемной челкой. — Мне не хочется так поступать, но еще больше мне не хочется, чтобы в меня бросали жвачки и разукрашивали мою обувь ругательствами! — пара соленых дорожек побежала по его лицу. — Мы знаем его полтора дня! Полтора дня, Арима! Так что выбирай: спокойная жизнь в средней школе или дружба с мальчишкой, которого ты знаешь полтора дня... — тихо произносит он, опуская голову. Щеки блондина горят, тоже хотелось рыдать, но он держится, закусывая сухие губы. — Ты же сам сказал ему, что он может стать героем, ты же... Ты... — резко вдыхает он через нос, борясь с диким желанием вмазать другу или себе. — Я знаю, что я сказал... Но это было до того как я понял, что средняя школа еще хуже, чем младшая. Мы придурки, чувак: мы наивно верили, что дети в этом возрасте уже не способны на всякие жестокости, но нет, все только хуже, хуже, черт возьми, а это только второй блядский день! — он хватает блондина за запястье и тянет к себе, заглядывая тому в лицо. Арима испуганными глазами смотрит на друга, который продолжал плакать. Он постоянно плакал и в саду, и в школе, и каждый раз это жутко расстраивало блондина. Он мечтал, что в один день им больше не нужно будет ни плакать, ни бояться, ни страдать. — Пойми, на него уже повесили мишень! Что мы сделаем? Ничего! Так что лучше отойти подальше, чтобы и по нам не попало, понял? —Арима понимал, но было слишком стыдно перед новым другом. Наконец-то найдя того, с кем можно было бы обсудить геройскую тематику, новости, и прочее, он теряет его уже через полтора дня. — Мы же не будем его задирать! Просто, ну, не будем с ним общаться, что такого? — его голос уже был каким-то истеричным, по-злодейски пугающим. Друга было жалко до боли в сердце, и блондин, вырвавшись из слабой хватки, плавно поглаживает свою руку, даже не знал, что ответить. — Все равно это как-то неправильно... — постепенно он принимал позицию друга, с трудом, через силу и с чувством полной беспомощности. — Мы бы могли зависать с ним вне школы, как думаешь?.. — в ответ он получает надутые губы и, вероятно, раздраженный взгляд, понять было трудно. Слезы на его щеках уже успели высохнуть и он, ткнув пальцем в грудь давнего друга, скалит зубы. — Ты же знаешь, эта чокнутая сучка-Каори... Даже вспоминать не хочется, на что она способна... Она же в могилу нас сведет, если мы продолжим общаться с ним! — он разворачивается на каблуках, и, повернув голову, из-за плеча смотрит на Ариму. — У нас появился шанс на нормальную школьную жизнь, я буду бороться за нее, пока это возможно. Я не позволю кому-то ее у меня отнять, — он пошел до шкафчика, переодев обувь с немыслимой скоростью и направился в сторону выхода. — И тебя это тоже касается, чувак. Я боюсь за тебя, поэтому, пожалуйста, сделай правильный выбор... Тяжело дыша, блондин смотрит вслед своему лучшему другу, который отдаляется от него в быстром темпе, положив руки в карманы, отпустив голову. «Полтора дня... — проносится у Аримы в голове, пока он завязывает шнурки. — Полтора дня и десять лет... — убрав сменную обувь в шкафчик, он стоял неподвижно, словно его парализовало. Неподалеку он замечает тех самых девчонок, которые стаей окружили шкафчик Мидории, хохоча что есть мочи. — Десять лет!» — он хлопает дверцей, хватая рюкзак и молнией выбегает из школы, окликнув удаляющуюся рыжую макушку.***
— Ты такой хороший, Мидория-чан! — она чуть ли не вальсирует вокруг него, путаясь под ногами, на что мальчишка покорно молчит, краснея то ли от неловкости, то ли от тяжести. Он понимает, что его используют. Он далеко не глуп, наивен — да, но не глуп. После ее слов о «герое, который должен помогать» он просто не смог отказать. То ли в силу своей бесхребетности, то ли из-за желания показаться героем. Им манипулируют, безусловно, он это понимал, но сил не хватило сказать «нет». И это не единичный случай, такое происходит постоянно, достаточно, чтобы к этому привыкнуть. — Ты и вправду хочешь стать героем, Ми-чан? — она дает ему прозвище. Вероятно, если бы кто-то из его друзей назвал бы его так, он бы посчитал это чем-то милым, приятным и даже трогательным. Но чтобы не говорила эта девчонка, все казалось таким неестественным и манерным, что от отвращения тошнило. Изуку лишь кивает и даже не смотрит в ее сторону. — Вау! — она смеется, а голова Изуку начинает болеть. — Ты такой смешной! Думаю, из тебя бы вышел отличный комик или клоун, никогда не думал об этом? — она в сотый раз огибает его, заглядывая прямо в его лицо, находясь смущающие и вместе с тем пугающе близко. Она открывает перед ним дверь в учительскую, дожидаясь, пока он пройдет внутрь и вернется. Плечи парня ныли еще с физкультуры, и он, чуть потянувшись, ускорившись, направился в сторону кабинета, где ребята наверняка заждались его. — Хм... — она перекрывает ему путь, сложив руки на груди и надув свои бледные губы. — Я подержала тебе дверь, а ты даже «спасибо» не сказал, то же мне, герой, — она обиженно задирает нос и, развернувшись, направляется к кабинету, звонко стуча каблучками по плитке. — П-прости! — восклицает он достаточно громко, пусть и запнувшись в этом дурацком слове. Она играется с ним, и Изуку это понимает, вот только он ведется на ее провокации по не известной для него самого причине. Развернувшись, Каори сверху вниз смотрит на него своими мутно-синими глазами. — Спасибо, что подержала дверь, — скромно поклонившись, он возобновляет ход, уже неподдельно боясь того, что парни, не дождавшись, ушли. — Хорошо, ты прощен, — она пристраивается рядом, вприпрыжку, убрав руки за спину. — Было бы, конечно, здорово, если бы ты помог нам с уборкой… — она хлопает глазками, приложив указательный палец к губе, и кокетничает, словно забыв вовсе, как минуту назад втоптала в грязь его мечту стать героем. И с Изуку хватит. Он уже не отвечает ей, обходя деревянной походкой, упрямо смотря на пол. Его уже заждались, и он не собирается быть мальчиком на побегушках. У него появились друзья, которые готовы поддержать, с которыми его жизнь в средней школе может стать счастливой, пусть и не без ложки дегтя в лице настроившихся против него хулиганов. Каори кусает ногти на руке, ломая крепкими зубами невзрачный маникюр. «Ублюдок», — думает она, медленно, тяжелыми шагами направляясь за мальчишкой, который ведет себя слишком уж дерзко для неудачника без причуды. — Их… нет… — шепчет Мидория, большими грустными глазами оглядывая пустующий класс, где лишь тройка девчонок, столпившись у учительского стола, громко хихикает, смотря в телефон. Тонкая рука нежно ложится на его плечо, грубо сжимая, доставляя ужасный дискомфорт. — Ушли? Как жаль, — щебечет Каори и, обойдя ошарашенного парня, направляется в сторону своего места, забирая со стола черную сумку. — Значит, теперь ты не так уж и торопишься? — сердце парня сжимается и кажется, что сейчас он перестанет дышать от обиды и страха. — Тут… душно… — продолжает он шепотом, оттягивая воротник гакурана, жадно вдыхая воздух. — Наверное, они вышли ждать на улицу… — Ха, — громко восклицает девчонка в очках с двумя косичками, — ты и в правду такой наивный и глупый, или просто притворяешься? — недоумевающе он поднял на нее свои зеленые блестящие от слез глаза. — «То же мне удовольствие водиться с неудачником-задротом». Так ведь этот рыжий сказал? — две другие активно закивали, поддакивая и хихикая. — Врете же! — неожиданно для самого себя восклицает Изуку, но тут же прячет голову в плечи, как черепашка. — Больно надо… — огрызается девчонка с синими волосами сквозь зубы. — Ты правда думал, что подружился с ними? Ха-ха, серьезно, Ми-чан! Говорю же, тебе нужно быть комиком или клоуном, это твое призвание, — Каори садится на парту, закинув ногу на ногу и, склонив голову в бок, улыбается довольной садистской улыбкой, а в грязных глазах написано «смерть» ярко-красными готическими буквами. Эта девчонка чем-то напоминала Каччана: у них была одна зловещая убийственная аура. Только если Каччан готов убить физически, эта ведьма давит морально. — Зависая с ними, ты буквально обрекаешь их на ту же жестокую участь. Разве герои хотят, чтобы из-за них страдали люди, хм? Эти несчастные и так натерпелись в прошлом, вряд ли им хочется, чтоб их маленький ад повторился, — и вновь этот смех. Для Мидории остается загадкой, как она, как все они за этот долгий день не устали смеяться. Перебирая пальцы на руках между собой, он старается привести свое дыхание в норму, пока легкие горят, словно в них бушует пламя. Глаза уже не сдерживают слез, двумя водопадами стекая по лицу, а сопровождают их тихие всхлипы. — Ты довела его до слез, Каори-чан! — рогатая подбегает к Мидории и начинает гладить его по голове как собачонку. — Не говори так! Какой клоун? — она отходит к шкафу, в котором лежал инвентарь, в том числе и всякое для уборки. Схватив швабру, она вкладывает ее в руку мальчишке, следя за его напуганными удивленными глазами. — Из него выйдет отличный уборщик. И они гурьбой выходят из класса, оставляя Деку одного. Напоследок Каори мимолетно целует его в щечку и машет на прощание, игриво перебирая пальцы на правой руке. Положив руку на горящую щеку, он грустным взглядом провожает их до конца коридора. Клоун, уборщик, работник кол-центра… Зажав рот и нос, Изуку сползает по стенке на пол, сжавшись в комочек, напуганный преданный комочек. Тошнота подступала к горлу, а дышать не получалось вовсе. Слезы бегут беспрерывно, не желая останавливаться, сколько бы раз парень не утирал их черным рукавом. Все без толку. Он выглядит жалко, совсем не под стать герою, и винит в этом мальчишка сам себя, хотя виновен он не был вовсе. — Сейчас ты сосчитаешь до десяти и успокоишься, — он говорит сам с собой, — один, два, три, — он еще раз проводит пиджаком по глазам, тот впитывает мокрые дорожки, не оставляя на себе и пятнышка. Слезы перестали течь, — четыре, пять, шесть, — звон в ушах постепенно прекратился, пусть голова продолжала болеть и кружиться, — семь, восемь, девять, — сердце бешено колотится, но он упрямо старается встать на ватные ноги, прижавшись плечом к стене, — десять, — он закрывает глаза, глубоко вздохнув, а после, ударив себя по щеками, нацепляет широкую улыбку и берет в руки швабру. — Все будет хорошо, Изуку, все будет хорошо. Он завершил довольно быстро, и, выключив свет, мальчишка покидает кабинет, предварительно чуть не забыв свой рюкзак. На всякий случай проверив, все ли на месте, он вприпрыжку направляется в сторону шкафчиков. Прогулка до дома может быть чудесной и без друзей, он привык к этому, так что в этом нет абсолютно ничего страшного. Ариме с Ацу будет намного лучше без него. Та девчонка права. Если он будет дружить с ними, то просто потянет парней за собой на дно. Открыв скрипучую дверь шкафчика, он замечает на ней новую записку, но уже нежно-розовую. Там не было надписей, только одно аккуратное сердечко, от которого по спине Мидории пробежала дюжина мерзких мурашек. С силой сжав ее в руке, он кладет бумажку в карман, и она составляет компанию той ядовито-зеленой записке. Сделав вдох-выдох, он вновь улыбается, доставая обувь с нижней полки. Сейчас он пойдет домой. Дома он сделает уроки, которых сегодня значительно меньше, а после приготовит ужин к приходу матери, чтобы порадовать женщину. Звучит как хороший план... Больно. Изуку резко вытаскивает ногу из ботинка, жмурясь от неприятных ощущений. Это не было похоже на то, что в обувь попал камешек или вроде того. Боль выла резкой, режущей, не сильной, но уж точно не самой приятной. Стараясь избавиться от того, что доставило дискомфорт, он трясет ботинок, и оттуда высыпается полсотни канцелярских кнопок. Холодный пот побежал по горящему испуганному лицу. — Все будет хорошо, Изуку, — улыбаясь, говорит он сам себе и вновь начинает считать.