***
Столовая напоминала огромную волну, которая могла захлестнуть любого, стоило только замешкаться. Изуку неловко плелся позади Хитоши, крепко держа в руках свой поднос, на котором расположилась скромная миска салата. После долгих уговоров со стороны Шинсо, он все же взял себе сока, хотя ему и есть толком не хотелось. Они нашли свободное местечко где-то в центре и, сев напротив друг друга, приготовились к обеду. Изуку навострил уши и раз на раз вертел своей головой по сторонам, словно что-то выискивая или высматривая, или ожидая чего плохого, а после наконец-то принялся за трапезу. Друг смотрел на него приподняв бровь, и очевидно хотел что-то спросить, но, словно самостоятельно догадавшись обо всем, он занял рот едой, а не разговорами. Палочки застучали по глубокой миске с рисом, но фиолетовые глаза без паузы глядели на Мидорию, который словно стеснялся есть в школе. Об этом говорила и сгорбленная поза, и эти бесконечные взгляды по сторонам, и даже полупустой поднос. Мысль отдать этому ребенку половину своей порции становилась все более манящей в голове Шинсо. — У тебя все хорошо? С одноклассниками все в порядке? — не выдержав все-таки спрашивает Хитоши, готовясь к душераздирающей исповеди, потому что выглядел Изуку так, словно что-то действительно случилось. Тот нахмурил лицо, быстро что-то мысленно проанализировав, и кивнул, невыразительно и медленно. — Все хорошо, — он откладывает палочки, сложив руки в замок, и отводит взгляд в сторону, словно не желая смотреть в глаза другу. — Они хорошие. А что? — Ты как-то нервничаешь, я и подумал, что что-то не так, — честно признается Хитоши, взглядом оценив выражение лица и его постановку рук: он не выглядит так, словно врет. Но точно что-то недоговаривает. Пожав плечами, Изуку прикусывает губы и наконец-то возвращает тусклый взгляд на друга. — Наверное... Мне даже стыдно от того, насколько они хорошие... — Не понимаю, — тут же вбрасывает Хитоши, вовсе забыв про обед. — У меня не получается п-поверить в то, что они действительно хорошие, потому что они... До неправдоподобного добрые. Не знаю, как объяснить. Но я чувствую себя г-грубияном за то, что не отвечаю им на любезности взаимно, п-просто п-потому что я все еще сомневаюсь в том, что они действительно не сделают чего-то п-п-плохого!.. — неосознанно он повышает свой треснувший хрусталем голос. Мальчишка подносит ладонь ко рту и впивается зубами в тонкую кожу, лишь бы прийти в чувства. Но Шинсо тут же мягко ударяет его по руке. — Мне же ты поверил, — говорит он своим глубоким голосом, и Мидория тут же приходит в себя, чуть отпрянув от стола. — Не переживай так. Все хорошо. Но если что случится — просто говори мне. Говори учителю, ты понял, — он разговаривает с ним как с малым ребенком, четко, каждое слово обособляя от другого, но, видимо, иногда только так до него слова и доходят в полной мере. Изуку сглатывает слюну, смочив пересохшее горло, кивает и берется за стакан сока, выпив половину за пару глотков. Тут же его затошнило, и он неосознанно отодвинул от себя поднос. Хитоши замечает это и лишь грустно вздыхает. — А ты? Как у тебя с твоими одноклассниками?! — выпаливает Мидория громко и беспокойно, видя в этом вопросе возможность отвести разговор от себя. — Я же так и не спросил! Шинсо по-доброму усмехается, покачав головой, и продолжает обед чуть ускорившись, потому что до начала урока оставалось совсем немного времени. — Они ужасно шумные. Но все же… хорошие, — улыбнувшись, он отводит глаза куда-то в сторону. — Лучше всего я пока поладил с одной девушкой. Я помог ей на экзамене. Она очень много говорит... Но я рад. Пусть это и непривычно. — Вот как... — Изуку широко распахивает глаза, удивленно приоткрыв рот, а после улыбается так ярко, что захотелось прищуриться. — Так здорово! Наверное, скоро и с другими ребятами подружишься! — Хитоши кивает, плавно и даже сонно. — Ты тоже постарайся. Наверняка твои одноклассники не желают тебе зла. Можешь обсудить то, что ты чувствуешь, на сеансе, — Покончив с сытным обедом, Шинсо выпивает стакан уже остывшего чая залпом и расслабленно разваливается на стуле. Прикусив губу Изуку кивает пару раз, начинает ковырять палочками остатки салата. Пускай он уже лучше чувствовал себя, а все же его походы к психиатру продолжались еженедельно. Это помогало, но мальчик считал, что уже давно здоров, и лечение это ему не нужно совсем. Пусть вслух он этого и не скажет, потому что и мама, и врач, и Хитоши наверняка будут утверждать обратное. — Думаю, пора идти уже, — Изуку встает с места, чуть пошатнувшись, и берет в руки поднос с остатками еды. — Ты уверен, что не хочешь доесть? — беспокойно спрашивает друг, поднимаясь следом, и Мидория пару раз качает головой в ответ. — Я утром плотно позавтракал, — не сказать, что полмиски каши — это плотно, но обедать в любом случае не хотелось, — все в порядке. Прищурившись с недоверием, Хитоши понимает, что как-либо давить на него бесполезно, и, просто смирившись, встает с места, как обычно шагая впереди. — Я сегодня поздно закончу, наверное, — сказал он, когда они покинули столовую и зашагали вдоль плотно набитого людьми коридора. — Так что можешь не ждать, — в ответ Изуку сморщил лоб, словно желая ответить обратным, но все же, прикусив язык, кивнул головой и тут же широко зевнул. — Удачи тебе с тренировкой тогда, — они оказываются у кабинета Шинсо. — Я жду фото костюма, — добавляет Изуку, ярко просияв, и друг, кивнув, скрылся за дверью.***
«Всемогущий?» — лицо Хитоши перекосилось. Он проглотил язык и таращился на героя номер один с блеском больного удивления, как и каждый в классе. С громким восклицанием своего всемирно известного девиза он ворвался в класс, по его словам, как нормальный человек. Но для нормального человека это было слишком помпезно, а вот для известного героя в самый раз. Кабинет наполнился разговорами и восхищенными вздохами неверия в свое счастье, что этот человек будет их учить. В голову закралась занудная мысль: есть ли у Всемогущего педагогическое образование и насколько результативны будут его уроки, но Хитоши отгоняет это в сторону и с каким-то нездоровым трепетом в душе слушает громкий бас мужчины. Встав в героическую позу, которая Шинсо показалась слегка подрагивающей, словно и сам Всемогущий волновался не меньше учеников, герой стал объяснять суть сегодняшнего задания. И если в двух словах — испытание битвой. Поджав губы Хитоши задумался над тем, что, вероятнее всего, в чистом спарринге он сможет одолеть максимум двоих своих одноклассников. Но вот Всемогущий заикнулся о костюмах, и двадцатка ящиков как по волшебству показалась из стен. Теперь шанс выиграть был выше. Ухмыльнувшись, парень еще раз в голове пронес тот набросок, созданный Изуку, и хитрая улыбка стала мягкой. Расхватав чемоданчики, все живо помчались в раздевалку: конечно же не один Шинсо грезил о своем геройском костюме. Взволнованные, все поотщелкивали звучные замочки и, затаив дыхания, глядели на разноцветные одежки. Хитоши чувствовал, как дрожь пробежала по всему телу, приятно пощекотав его спину и пальцы рук. Чуть дрожа, он достает свой преимущественно черный костюм с фиолетовыми вставками и быстро переодевается, то и дело бросая взгляд на затаившуюся на дне чемоданчика ленту. Заметят ли одноклассники параллель с Аизавой-саном? А важно ли? Покончив с переодеванием, он берет телефон, и быстрым шагом ступает до уборной. Можно было, конечно, сфотографироваться у зеркала в раздевалке, но мальчики столпились около него по понятным причинам и эмоционально обсуждали детали своих костюмов. Под всеобщий ажиотаж Хитоши выходит прочь, за долю секунды попадает в туалет и глядит на свое отражение с каким-то детским неверием. Его геройский костюм. Его. Геройский. Улыбка широкая и неконтролируемая озаряет лицо, а после скрывается за массивной и немного пугающей маской. Она чуть давила и на самом деле была тяжелее, чем он представлял, но будучи на взводе, на пике эмоционального удовлетворения, парень не обратил на это никакого должного внимания. Костюм выглядел грубо и брутально, с сетчатыми вставками на предплечьях. Перчатки на руках были плотными и жесткими, а большой и указательный пальцы были оголены. На ногах красовались светлые сапоги, которые сочетались с длинной серой лентой, закрывшей плечи. Дрожащими руками открыв в телефоне камеру, он быстренько делает пару фотографий, смотрит на них, все еще довольно лыбясь, но отправить другу не успевает: даже за толстыми дверьми уборной он мог слышать громкий голос одноклассника в очках, Ииды, который просил своих товарищей поторопиться. Быстро убрав смартфон в карман широких брюк, он выходит в коридор, тут же столкнувшись с проходящей мимо розовой одноклассницей. Она, глупо захихикав, извинилась, обогнула его плавным танцевальным движением и зашагала в сторону тренировочной площадки, взяв под руку впереди идущую Урараку, которая от неожиданности чуть вскрикнула. Пожав плечами, парень размеренным шагом направился следом за ними, предвкушая изнуряющую тренировку. Хотя, кто знает, может, все пройдет ужасно быстро. — Вау! Чувак! Вот это костюм! — громкий выкрик красноволосого одноклассника врезал по ушам, отчего Шинсо чуть не запнулся на ровном месте. — Выглядит так брутально и круто! — он пристроился рядом, и с первого взгляда показалось, что тот про свой костюм забыл напрочь, потому что верх был непринужденно открыт на всеобщий обзор. — Спасибо, — довольно улыбнувшись, Шинсо повнимательней всматривается в костюм собеседника. — Твой тоже хорош. — Да? Мужественно, правда? — он опустил голову, взглянув на свои широкие штаны и массивную обувь. — А этот твой шарф почти как у учителя Аизавы, — добавляет он, взглянув на ленту с разных сторон. — Да, — немногословно и прямолинейно. Теперь словно оказавшись в тупике, одноклассник был как на иголках с мыслями, чтобы еще сказать или спросить такого. Было очевидно, что он ужасно нервничал и мешкал, но Хитоши хватило бы и дружелюбного молчания. — Я, кстати, не помню, представлялся ли, — наконец говорит он, почесав затылок, — Киришима Эйджиро, — широкая ладонь, покрытая мозолями от гантелей, потянулась в сторону собеседника. — Шинсо Хитоши, — ровным голосом отвечает парень, ответив на рукопожатие. Новый знакомый, теперь уже точно не зная, что еще сказать, неловко улыбается своим клыкастым акульим ртом и, пожелав удачи своему потенциальному сопернику, широкими шагами топает следом за всеми, оставив Хитоши позади. Тот беззлобно закатывает глаза, вновь улыбнувшись своей косой улыбкой, и в темпе догоняет класс. Все выглядели как персонажи с цветных картинок в комиксах. Кажется, один лишь Шинсо был темным пятном на цветастой палитре. Но, повертев головой, он видит Токоями, мальчика-птицу, который еще в первый день вызвал у него пару вопросов. Тот был облачен исключительно в черный, и Хитоши, переглянувшись с ним, скромно кивнул, получив кивок в ответ. Все были как на иголках, взбудораженные, возбужденные, готовые к бою. Кулаки чесались, уши горели, сердце билось судорожно и нездорово, а все же по-особенному приятно. Стоило лишь на долю секунды задуматься о чем-то своем, как тут же его оглушил голос Ииды, чей костюм ужасно кого-то напоминал. Какого-то популярного героя, которого Хитоши часто видел по телевизору или в новостной ленте. — Учитель! Мы будем использовать макет площадок со вступительного экзамена? — Всемогущий, гордо засветившись своей солнечной улыбкой, громко пояснил: — Испытание будет проходить в здании! Тут же он начал разжевывать суть незамысловатого задания. Весь класс будет разбит на пары по два человека: одни злодеи, другие — герои. Первые охраняют ядерную бомбу, а вторые должны обезвредить ее, пока не истечет время. И правила эти ясны как день. Но вопросы учеников градом посыпались на неопытного преподавателя. Тот явно ужасно нервничал, и, достав из кармана малюсенькую шпаргалку, которая выглядела умилительно-смешно в его больших ладонях, он кое-как закончил объяснения, и все приступили к жеребьевке. Не то чтобы Хитоши боялся, скорее весь этот процесс вызывал какой-то щекочущий дискомфорт. Кто выпадет ему в напарники — чертова русская рулетка. Но рано или поздно ему придется со всеми перезнакомиться, так что работа в команде неплохая идея, чтобы наладить контакт. Наверное. В пару ему выпадает Каминари Денки, взбалмошный веселый тип, с которым Шинсо уже не раз пересекался. Тот выглядел довольным, и к союзнику подбежал с высоко поднятыми руками. А после, сжав кулаки у груди, обещал постараться, и Хитоши охотно поверил, неловко подняв вверх большой палец. — И пары, которые начнут испытание… — теперь Шинсо совсем затаил дыхание: это деление на героев и злодеев очень напрягло, и пусть вся эта битва лишь игра, быть плохим парнем Хитоши не хотел в любом случае, но считается ли мир с его желаниями? Конечно же нет. Их команда гордо получает роль злодеев, и даже сквозь маску, кажется, можно было увидеть раздраженный оскал Шинсо. Каминари же такому раскладу событий особого значения не придал и, словно плывя по течению, спокойно принял судьбу с широкой белозубой улыбкой. Оптимизм не особо передавался напарнику, но блондина это не волновало, потому что он попросту этого не заметил. Прикусив губу, Хитоши с каким-то неосознанным пренебрежением слушал комментарии Всемогущего по предстоящей битве и тяжелой походкой обиженного на мир кота побрел в сторону здания чуть быстрее сокомандника, который то и дело ускорял шаг, чтобы не отставать. Раз на раз он пытался начать разговор, но все ограничивалось какими-то неуклюжими неуместными вдохами и смешками. Но, пока они шли по лестнице вверх, Денки наконец-то выпаливает застрявший в горле вопрос: — Так все же, чувак, что у тебя за причуда-то? — вопрос был резонным: в отличие от некоторых ребят, Хитоши о своей способности не кричал, да и во время теста на понимание причуд ограничился лишь собственной физической силой, находясь при этом под испепеляющим взглядом Аизавы. — Контроль разума. Ответишь мне — и я смогу тобой управлять, — теперь Шинсо покорно ждал реакции. Возможно, одноклассник замолкнет и до конца учебы не будет с ним говорить. А может подарит презрительный взгляд — вариантов море, можно захлебнуться. Но тот, что удивительно, загорается любопытным золотым огоньком и, глубоко вдохнув, восклицает самую противоречивую вещь, которую Хитоши когда-либо слышал: — Черт, чувак! Это так круто! Похоже на, знаешь, того злодея, Диктатора! Который людьми как кукловод управлял, — блондин вытянул руки вперед и, взяв невидимые крестовины марионеток, имитировал кукольный театр. Шинсо замер на середине лестницы. Прищуренный взгляд его стал еще более раздраженным, чем раньше. Следом остановился и Каминари, взглянув из-за плеча на напарника приподняв одну яркую бровь. — Да, мы похожи, — саркастично язвит Шинсо, буквально шипя по-змеиному сквозь ровные зубы, — он вообще мой двоюродный дядя. Я часто прихожу навещать его в Тартар, — но то ли сарказма в голосе Хитоши было недостаточно, то ли парень этот глупее, чем кажется, а все-таки он, широко раскрыв глаза, уставился на товарища, уронив свою челюсть. — Серьезно?! — Нет. И теперь их скромный путь до верхнего этажа ограничился неловким молчанием и тяжелыми шагами, которые громовым эхом разносились по пустому зданию. Былой яркий пыл Каминари поутих, и он, перебирая пальцы, размышлял над чем-то своим. А когда они дошли до огромной внушительной бомбы, на деле оказавшейся обычным папье-маше, он, ударив в плечо хмурого одноклассника, вновь попытался улыбнуться. — Постараемся! — в ответ Хитоши лишь кивнул, не особо инициативно, и поправил сползший с широких плеч шарф. — Ладно, — нервная нотка поселилась на лице Денки, что тут же смутило Шинсо, и всякая строгая мина пропала напрочь, — я явно сказал что-то не так. — Вау, какой догадливый. — Но я имел в виду, что… — продолжает он, пропустив мимо ушей колкую фразу. — Пусть ваши причуды и похожи, но пути-то совсем разные. Так что это круто, что в отличие от того деда ты не сломался, а выбрал верный путь, — прищур Шинсо пропал совсем: глаза стали большими, удивленными, но все же немного недоверчивыми. — Типа, кто-то силой любви может устроить геноцид, а кто-то даже с пугающей причудой может быть хорошим человеком. Даже не героем, а человеком, в первую очередь. Молчание вновь наступает. Хитоши чувствует, как все внутри как-то странно сжалось. В ответ на чужие слова он ничего сказать не может и проглатывает свои мысли словно горькую пилюлю. — В любом случае пора думать над планом, — словно этого неловкого разговора и не было, он переключается на испытание, о котором парни забыли напрочь. — Осталось три минуты. — Есть идеи? — с надеждой спрашивает Каминари, и Хитоши кивает головой. — Ты идешь к ним на встречу, берешь на себя кого-то одного. Так как наши противники Киришима и… черт, забыл как этого парня со скотчем зовут… — Серо. — Так вот, Киришима, скорее всего, пойдет наверх, так как с тобой ему драться бесполезно. Я его здесь остановлю. Не думаю, что это будет сложно, учитывая, что про мою причуду пока никто не знает. Только ты. Серо на тебе. Главное — подпусти его к себе поближе. — Отлично! — вскинув вверх большие пальцы, восклицает Каминари, спустя секунду вновь загоревшись нескромным любопытством. — А ты можешь взять нескольких человек под контроль? — Да. — То есть… — тут он задумался. — Ты мог бы просто остановить обоих, так как они не знают о твоей причуде? — Да, — замолкнув, Денки смотрит по сторонам и хмурит тонкие бровки, вопросительно поглядев на одноклассника. Ощущение, что он здесь совсем лишний, неприятно кольнуло в сердце. — Но и у моей причуды есть кое-какие ограничения, так что лучше не рисковать и не заманивать сразу двоих сюда, — кивнув блондин вновь улыбается. — У моей причуды тоже есть минусы, — «как у батарейки» — проносится в голове глупая шутка, и Шинсо закусывает щеку, чтобы не заулыбаться. — Если переусердствую — произойдет короткое замыкание и… я стану бесполезным. — Вот как, — с пониманием в голосе произносит Шинсо, надев на лицо свою маску. Теперь, когда восторг от полученного костюма чуть стих, он четко ощущал, как мала ему была эта маска, потому что она ужасно натирала щеки и больно давила на переносицу. Нужно будет с этим поработать. — Справимся, в любом случае, я уверен. Даже если и играем условную роль «злодеев». — Ой, да не думай об этом! — махнул рукой Денки, вновь ударив товарища по плечу. — Представь, что мы охраняем бомбу от опасных террористов, которые хотят ее выкрасть. И все, — вновь эта улыбка, в который было что-то нелепое, хитрое и простодушное, от чего беспокойство Хитоши наконец-то аккуратно посыпалось. Они приступают к небольшой разминке перед началом их первой геройской тренировки. Киришима и Серо ловко взбираются по стене прямиком к окну благодаря липкой ленте второго. Забравшись в здание, они оглядываются по сторонам, в любой момент ожидая засады, но, поняв, что все чисто, выдвигаются вперед на согнутых ногах, действуя предельно аккуратно. — Ладно… — шепчет Ханта, заглянув за угол, — если с Каминари все понятно, то какая причуда у Шинсо вообще? — Я не знаю… — честно признается Киришима. Хитоши отрешенный и молчаливый, о себе не кричит, так что известно о нем пока мало. Но он довольно вежлив. Возможно, несколько прямолинеен и резок, но вежлив. — У него шарф как у учителя Аизавы. Так что это явно не физическая способность. Что думаешь? — Наверняка. Он же не использовал ее во время теста в первый день. Заболтавшись, они не сразу понимают, что противник оказался близко, но стоит яркой молнии блеснуть в конце коридора, как две пары глаз устремляются вперед. — Отлично, сам к нам вышел, — блеск решимости и гордости вспыхнул в красных глазах Киришимы, и кулаки с треском ударились друг о друга, покрываясь толстой коркой. — Не спеши, чувак, — останавливает его товарищ, положив широкую ладонь на крепкое плечо. — Ты боец ближнего боя, плохая идея тебе с ним драться. Так что думаю стоит разделиться. Ты иди наверх и разберись с Шинсо. «Все, как он и предсказывал!» — с восторгом думает Денки, мысленно составляя стратегию сражения с противником. Нужно лишь подпустить того поближе, а дальше можно шокировать его оглушительным ударом. Главное, не убить. От неприятной мысли побежали мурашки. Киришима уходить не торопится, и, если бы битва была настоящей, то их команде, очевидно, совсем бы не поздоровилось. Но пока они зеленые птенцы, и такие грубые ошибки на тренировке вполне допустимы. Да и Каминари не атакует: у них есть план, один на одного, и сейчас нападать, пока они в пресловутом полуметре друг от друга, — рано. — Ладно, — с каким-то секундным огорчением произносит Эйджиро и, резко развернувшись, мчит по лестнице вверх ко второму противнику, непредсказуемому, загадочному. Но уверенности ему не занимать, не говоря уже про пылкость и бойкость, а потому он готов к чему угодно Теперь на этаже остаются только Каминари и Серо. Словно герои вестерна, они глядят друг на друга исподлобья, но никто не спешит бросаться в драку первым. Они будущие герои, конечно, но травмировать одноклассника, потенциального друга, на самом деле ужасно не хотелось. Однако, надо привыкать. Это их первый спарринг и явно далеко не последний. Каминари начинает первым. Бегом он сокращает между ними дистанцию и только собирается атаковать противника, как тот, зацепившись за потолок, пролетает над ним, словно на тарзанке: благо высокие потолки позволяют. Оказавшись за чужой спиной, он обматывает тело одноклассника. Но блондин реагирует быстро, и, развернувшись, хватает за липкую ленту, резко дернув. В ответ на это Серо лишь пошатнулся. И правда, на что надеялся Каминари? Хотелось подтащить противника поближе, как собачонку на поводке, но, по всей видимости, собачонкой тут оказался он сам. Забыв, про то, что у противника и второй локоть имеется, Денки пропускает из виду очередную атаку, идентичную предыдущей. Тот обматывает тело противника, в этот раз полностью его обездвижив. Клейкая лента змеей обвилась вокруг ног, и мальчишка падает па пол, больно ударившись плечом. Как выброшенная на сушу рыба, он пытался выбраться, но выходило до комичного смешно, хотя будь это настоящее сражение, а не урок — было бы до безумия страшно. Наивно надеясь, что на этом все закончилось, Серо глядит на связанного сверху вниз, удивляясь тому, как быстро все закончилось, и думает о том, не нужна ли помощь сокоманднику. Однако наверху была гробовая тишина, но был ли это хороший знак или плохой — не ясно. А Денки продолжал скудные попытки выбраться и кряхтел, ругаясь сквозь стиснутые зубы. — Крепко, зараза, — смеется он от безысходности и наконец перестает барахтаться. — Помоги присесть тогда уж, если выиграл. Неудобно так лежать. Еще и холодно. Кто знает, сколько мы тут еще пробудем. Закатив глаза и засмеявшись в ответ, Серо вовсе забывает про то, что они противники и, сглупив, придерживает одноклассника за плечи, тут же получив болезненный, чуть ли не парализующий заряд тока, от которого он тут же падает навзничь, теряя всякую возможность двигаться, потому что тело свело мерзкой судорогой. Быстрыми изгибающимися движениями Каминари все же сбрасывает с себя липкую ленту и встает на ноги, прогнувшись в спине. Стыдливым взглядом он глядит на противника, тихо извиняясь, и неловко вздрагивает, когда из колонок зазвучал громкий голос, оповещающий о конце испытания и победе «злодеев». — Уже? — удивленно вопрошает Каминари и помогает другу, который постепенно приходил в сознание, пусть конечности его и отказывались двигаться напрочь. Посадив того поближе к стене, Денки, срывается наверх, сгорая от интереса, как же Шинсо справился с противником. Он быстро достигает нужного этажа, совсем запыхавшись, и наблюдает следующую картину: Киришима, находясь в явном смятении, глядел по сторонам, внимательно слушая сообщение от учителя, которое говорило о его проигрыше. — Я же… Я же даже еще ничего не сделал?! — огорченно возмущается он. — Это… твоя причуда, так? Типа, ты заставил меня замереть? Но как? — Шинсо лишь разводит руки в стороны, состроив невинные глазки. Эйджиро явно не так представлял себе свой дебют на геройской тренировке, но все же, приняв свое маленькое поражение, пожимает руку Хитоши, ударяется кулачком о протянутый кулачек Каминари и идет прочь, постыдно опустив голову. — Та-ак, — начинает Денки, проводив взглядом Киришиму, — как все прошло? — Хорошо, — Шинсо выглядел довольным, хотя лицо его было несколько скучающим, а новый костюм, в отличие от костюма товарища, был таким же нетронутым и чистым, как и получасом ранее. — Я спросил, готов ли он к драке. — А он? — «Еще спрашиваешь». И все, застыл. Потом я ждал, когда ты закончишь. — Как же просто… До смешного! — покачав головой, подытоживает блондин, пока они шагают вниз. Вдоль одного из коридоров промчались боты-транспортеры, которые уносили Серо, который утверждал, что и сам дойдет, но его дрожащие ноги говорили об обратном. Около него крутился Киришима, извинявшийся за свою оплошность. Хотя в чем эта оплошность заключалась, он, по-видимому, и сам не понял. Но Ханта не сердился, и, увидев в конце коридора двух победивших «злодеев», помахал им дрожащей бледной рукой, в ответ получив такой же дружелюбный жест. Игра, чистой воды игра, не имеющая ничего общего с реальной битвой добра и зла. Но как испытание для будущих героев — вполне сносно, пусть и хотелось чего-то посерьезней. — Мы классная команда! — заявляет Денки, готовясь к комментариям учителя. Они вышли из здания под громкие крики одноклассников, свист и аплодисменты. Такое детское дурачество, но почему бы и нет. Тем более, что по близости не было строгого Аизавы-сана. Вряд ли он бы терпел беспорядок во время занятия. — Мы даже не поработали в команде, — занудно, зато честно утверждает Хитоши, сняв не понадобившуюся сегодня маску. На лице остался красный болезненный след, и повезет, если он пройдет к утру. Нужно обратиться к классу поддержки. — Мы потенциально классная команда! — чуть дрогнувшим, но все таким же задорным тоном заявляет блондин, и Шинсо, спустя долгие секунды ожидания, скромно и совсем невыразительно кивает, довольно улыбнувшись.***
Изуку просыпается часа в два ночи. Он завалился спать, как только вернулся со школы. Какое-то время наивно подождав в библиотеке, когда закончатся занятия Хитоши, он все же смирился, что домой придется идти одному. Зато все уроки были сделаны, так что без зазрения совести можно было идти на боковую. Сбросив с себя одеяло, он пытается окончательно проснуться, широко зевая. Вообще, парень точно помнил, что он не укрывался, а значит это сделала мама. А значит она уже дома, что совсем не удивительно, учитывая, что на дворе глубокая ночь. Избавившись от остатков дремы, он наконец почувствовал себя совсем бодрячком, так что, встав на ноги и потянувшись, он медленно пошел до кухни, не включая свет. Пройдя мимо комнаты матери, он заметил, что та, как и сын, завалилась спать в уличной одежде. Грустно улыбнувшись, мальчик накрывает ее одеялом и закрывает дверь, чтобы шум его копошения ее не разбудил. Каждый его робкий шаг сопровождался ужасным скрипом старых половиц, и мальчик то и дело недовольно морщился от мерзкого звука. Чуть призадумавшись, он со вздохом приподнимается в воздух с помощью причуды и парит над землей. Было в этих аккуратных полетах что-то по-настоящему волшебное, хоть и бесполезное. Словно катясь на роликовых коньках, он плывет по воздуху, огибая диван, добираясь до кухни. Опускаться не хотелось, и Изуку думает, что это неплохая тренировка для его выдержки, так что он остается в невесомости, садясь на «невидимый стул», закинув ногу на ногу. Все это было так по-детски, и в начальной школе он бы наверняка ни дня не обходился, чтобы лишний раз не воспарить вот так вот в небо, словно птица. Причуда подвела его, появившись так поздно и теперь он тратит ее на такую ерунду. А разве у него есть выбор? Стакан как по волшебству застыл в воздухе рядом с Мидорией. От нечего делать парень дурачится, заставляет прозрачную стекляшку крутиться вокруг своей оси. Взяв графин с водой, он наполняет стакан доверху, но делает лишь пару маленьких глотков и с тихим звоном ставит все на стол. Быстро добравшись до своей комнаты, он наконец опускается на ноги, чуть шатнувшись. Взяв в руки телефон, он замечает непрочитанное сообщение от Шинсо, и пресное лицо его озаряется улыбкой. Друг прислал обещанные фотографии костюма, и тот выглядел ужасно строго и серьезно, под стать хозяину. Пусть лицо его и было скрыто за темной пугающей маской, а все же Изуку готов поспорить, что в тот момент он широко улыбался. Написав нескромный ответ, наполненный восхищением и сотней вопросов, Мидория, убрав телефон на место, садится на кровать, сложив руки на коленях. Стало ужасно душно. Изуку оттянул ворот измятой рубашки, сипло вздохнув, но помогло мало. Было ощущение, что кто-то обвил его шею тонкими пальцами и не давал вздохнуть. Глаза уставились в окно и блеснули в лунном холодном свете. Зависть? Нет, быть того не может! Парень потряс головой, приводя себя в чувства, похлопал по побледневшим щекам и постарался улыбнуться маленькой бредовой мысли, которая ужасно противоречила реальности. Но улыбка не хотела касаться его собственных губ, и все, что он мог выдать — это нелепый оскал, совсем не злой, а грустный и болезненный. Конечно же он не мог завидовать лучшему другу. Зависть вообще не то чувство, которое когда-либо касалось его сердца. Только восхищение, кто бы то ни был: Всемогущий, Бакуго или Хитоши. Только восхищение. Желание быть таким же. Ничего грязного, подлого и темного. По привычке прикусив ладонь, чтобы успокоиться, Изуку встал на дрожащие ноги, вытер глаза, заранее избавившись от ненужных застывших слез, и сел за стол, включив настольную лампу. Он вновь открывает фотографию, присланную Хитоши, и разглядывает ее внимательней, чем ранее. Открыв ящик стола, он достает первую попавшуюся тетрадь. Ей оказалась та самая тетрадка, которую ему передал Арима в первый школьный день. Глядя на нее и вспоминая бывшего, а теперь еще и нынешнего одноклассника, Изуку цыкает языком и открывает последние еще чистые странички, прожженные причудой старого друга и испачканные чужими тяжелыми ботинками. Щелкнув ручкой, Мидория стал водить ей по мятой бумаге. Вырисовывался образ маленького героя, в капюшоне с заячьими ушками. Вновь поглядев на фото, он серьезным взглядом цепляется за маску на лице друга и будто бы неосознанно рисует на своей кривой картинке абсолютно идентичную. К геройской жизни хотелось хотя бы прикоснуться кончиком мизинца. Он не сможет оказаться там, не сможет спасти чью-то жизнь. Но вот так вот, на бумаге, по-детски он может побыть героем. Слезы неосознанно брызнули из глаз. Дышать уже не получалось, и рваными глотками он хватал душный воздух, кусая пересохшие губы. Он быстро и грубо натягивает излюбленную толстовку, спрятавшись в большущем капюшоне, и неуклюжей походкой выходит из комнаты. В считанные секунды он добирается до прихожей и пытается в темноте нащупать свой шарф, который все никак не желал находиться. Бросив безрезультатные поиски, он хватает бежевый платок матери, мягкий, приятно пахнущий цветочными духами. Повязав его на лицо, превратив в своеобразную маску, Изуку покидает дом, тихо заперев за собой дверь. Холодный, но свежий воздух дал ему отрезвляющую пощечину. Изуку сморщился, глубоко вдохнул, и так же глубоко выдохнул, схватившись за ледяные металлические перила. Было действительно холодно, но в любом случае намного лучше, чем в душной жаркой комнате. В округе ни души, и было ощущение, словно спят не только люди, но и весь район, деревья и земля под ногами. До рассвета еще несколько часов, и Луна пока что была единственным спутником ребенка, тусклым светом озаряя его бледное напряженное лицо. Оторвав руки от перекладины, мальчишка выпрямляет спину и, видимо, обезумев напрочь, спускается по лестнице вниз, направившись в сторону пляжа. В некоторых окнах маленьких домов блестел теплый свет, и мягкие силуэты мельтешили за тонкими шторами. Фонари слегка потрескивали, и моли бились о горячие лампы, падая, а после вновь взмывая вверх, настырно зациклившись на своей цели, которая кроме боли ничего не приносила, пусть мнимое чувство удовлетворения и туманило разум. Спустя долгие минуты одинокой прогулки, Мидория понимает, что по глупости слегка заплутал. В темноте ориентироваться было ужасно сложно: знакомые дома предстали черными тенями все как один, а потому он пропустил нужный поворот и зашел сам не знамо куда. Впереди сияла безвкусная вывеска круглосуточного магазина, и почему-то она ужасно тревожила, пусть и рубила темноту незнакомых улиц. Чуть дальше виднелась темная фигура, статная, но при этом ужасно неуклюжая и громкая. То ли любопытство, то ли беспокойство заставили Изуку остаться на месте, пускай и было понятно, что давно пора разворачиваться и идти прямиком домой. Прищурившись, мальчик понимает, что фигура эта — девушка, высокая, с растрепанными волосами, лет так двадцати пяти. Она шла босиком, держа в одной руке пару туфель на длинных каблуках, а во второй — телефон, по которому так весело разговорилась. Очевидно, пьяна она была ужасно, и звучная икота после каждого второго слова была еще одним доказательством. Почувствовав себя совсем уж некомфортно, Изуку развернулся на пятках и наконец-то побрел обратно быстрым деревянным шагом. Прохладный ночной ветер и тишина одинокой ночи сменились на что-то взрослое, пахнущее перегаром и деньгами. Было ясное ощущение, что он тут совсем не к месту, а потому с каждой секундой шаг его ускорялся. Желание пойти на пляж песком утекало сквозь пальцы. Но тут Мидория почувствовал, как его начало подташнивать, а все тело охватила мерзкая судорога. Лицо само неконтролируемо нахмурилось, и взгляд молнией устремился в сторону новых голосов, не звучащих ранее. Какофония мужских тонов сливалась в громком каркающем смехе. Но те утихли вмиг, когда животные взгляды заметили на другой стороне пустой дороги девушку с туфлями в руках. Та, очевидно, заинтересованных глаз не почувствовала, и, кажется, весь ее должный страх как простуду перенял на себя Изуку, потому что страшно было ужасно. Незнакомые парни, зашептавшись, громко загоготали и колонной из трех человек поползли через улицу, забыв про всякие правила дорожного движения, потому что вокруг ни машин, ни людей, только они и девчонка в черных длинных брюках и бежевом топе. А где-то в десяти метрах от них в кустах затаился зеленый ребенок, в зеленой толстовке, с болезненно-зеленым лицом. И где хоть какой-нибудь герой, когда он так нужен? Крепкая рука одного бугая грубо легла на плечи девушки, которая наконец-то очнулась и перестала громко смеяться, словно отрезвев за долю секунды. Икнув последний раз, она подняла голову сначала на одного, а затем и на второго, и на третьего мужчину, испуганно сжавшись на месте. Веселый румянец сменился бледностью, а игривый голосок превратился в овечье напуганное блеянье. Окружив ее неровным хороводом, парни перекрыли всякий выход, и несчастная, онемев, не могла и слова сказать, пусть в трубке телефона кто-то безостановочно и спрашивал, все ли с ней в порядке. Звонок сброшен чужой грубой рукой, и всякая надежда на спасение ускользнула из пальцев. А Мидория застыл как статуя, и никто его так и не заметил. Замаскировавшись под дряхлый кустик, он стоял с хмурым лицом и не мог сделать лишнего шага, пусть злоба накипала в нем как вода в чайнике. Чтобы не наворотить опасных глупостей, он старается привести в норму свое напуганное и вместе с тем освирепевшее состояние, чтобы не произошло, как тогда с грязевым злодеем. Это люди, из крови и костей, так просто, словно пазл, их по частям не соберешь. Встряхнув головой, отогнав откуда-то взявшиеся кровавые образы, он поправляет мамин шарф на лице, посильнее натягивает капюшон и, сделав финальный вдох, совершает очередное безрассудство. Был бы рядом Шинсо, он бы выдумал что-нибудь на холодную голову, но Изуку не такой, он не Хитоши, поэтому действует, искренне надеясь на благоприятные последствия. Словно котят, Мидория оттягивает парней за воротники футболок. Ткань хрустит, чуть ли не рвется, и это было достаточно неожиданно, чтобы те потеряли всякую бдительность. Парень, державший незнакомку за плечи, вовсе повалился на тротуар, захрипев, зарычав, как бешенный пес. Девушка широко раскрытыми глазами полными слез смотрит на них с непониманием, но крепкая чужая рука больше ее не держит, а оттого она делает пару шагов прочь из этого круга. И туфли, и телефон валятся из рук, а после и она сама падает на землю. Изуку продолжает стоять в стороне словно в засаде и контролирует действие одними лишь глазами, поднимая сначала вещи несчастной, а затем помогает ей, взяв девушку за рукав кофты, тянет, возможно несколько грубо, а все же эффективно, и та, встав на ноги, бежит вдоль тротуара, пока незнакомцы стараются вырваться из невидимой хватки. Выйдя из укрытия и показавшись перед девушкой, Изуку хватает одной рукой ее вещи, другой берется за чужое холодное запястье, и они ужасно быстро бегут прочь от грубиянов. Те вопят: «Мальчишка! Всего лишь мальчишка!», — но сделать против него ничего не могут, потому что их одежда как будто приколочена к воздуху. Но причуда Изуку не всесильна, как и он сам. А потому в скором времени эффект пропадает, но они достаточно скрылись из виду, пусть громкие обиженные проклятья и продолжали доноситься до ушей. Изуку сворачивает за один угол, за второй, третий и так еще долго, пока со стороны девушки не послышались усталые хриплые просьбы остановиться. Замерев, мальчик понимает, что и сам он устал до изнеможения. Колени подгибались, и не понятно, как он вообще умудрялся стоять на ногах. Мамин шарф пропитался кровью из носа, так что дома его придется быстренько стирать, пока не наступило утро. Девушка выглядела еще более уставшей чем он. Протянув дрожащие руки, она забирает свои вещи у ребенка и улыбается так грустно и очаровательно, что у Мидории вновь защемило в сердце. Ее щеки блестели от слез в свете холодных фонарей, а растрепанные волосы плясали в цепких руках ветра. Она старалась отдышаться после незапланированной пробежки, и очень долго собиралась с мыслями, прежде чем хоть что-то сказать своему маленькому спасителю. А тот терпеливо ждал, глядел на нее снизу вверх таким грустным детским взглядом, что девушке хотелось плакать еще сильнее. — Зайчонок… — шепчет она, шмыгая носом. — Солнце-Зайчонок… — она хотела сказать что-то еще, но, накрыв рукой лицо, громко всхлипнула. — Мне было та-ак страшно! — она замахала ладонью, обветривая свое то бледное, то красное лицо. Девушка старалась улыбаться, смеяться, словно хотела за этой маской скрыть свой страх. Изуку профессионал в этом вопросе, поэтому такую защитную реакцию раскусил сразу. — А ты не испугался, а совсем же ребенок, — положив туфли на землю, она быстро просовывает в них свои ступни в порванных колготках, а после тянется в сумку, достав оттуда пачку бумажных салфеток. — Кровь из носа бежит, вот, утрись, — она отдает всю упаковку Мидории, пусть тот и качал головой, мол, не нужно. — Возьми, возьми же! Давление, наверное, поднялось, устал, Зайчонок, — она утирает свое лицо ладонями, мягко улыбнувшись, и смотрит в глаза мальчику, в большие блестящие глаза, которые каким-то волшебным образом умещали в себе детскую мечтательность и взрослое разочарование. — Спасибо… — шепчет незнакомка, поклонившись в пояс. Мидория чуть опешил, отступил на шаг назад, но вскоре и сам поклонился в ответ, чуть скромнее, чем она. Синхронно выпрямившись, они еще какое-то время смотрят друг на друга. Но вот у девушки зазвонил телефон, она быстро ответила, промямлив что-то в трубку, и тут же радостно воскликнула, закончив разговор. — За мной уже едут! — она хлопнула в ладоши, припрыгнув на месте, видимо забыв, что на ней десятисантиметровые каблуки, и тут же чуть не упала, но Изуку ловко подхватил ее за локоток. — Ой-ей-ей, спасибо. Еще раз спасибо, маленький герой! — она погладила его по голове, умилительно улыбнувшись, и Изуку сплел между собой свои пальцы, от смущения опустив глаза в землю. — Давай, иди домой! Поздно уже. Не буду спрашивать, что ты тут вообще ночью забыл. Но все же иди-иди, за мной через пару минут приедут уже, — она еще раз поглядела на него сверху вниз с солнечной теплотой. — Спасибо! Большое спасибо! Изуку поклонившись быстро убежал куда-то за угол, спрятавшись за очередным кустом. Незнакомка в его сторону уже не смотрела, а он пристально наблюдал за ней. Тревожность не давала покоя, и он не мог уйти с беспокойной мыслью, что те парни вновь явятся из неоткуда. Проходит не пара минут, как она обещала, а десять, и белая машинка наконец-то подъехала. Из салона слышались веселые девчачьи голоса, и незнакомка, до этого чуть расстроенная, вновь зарядилась позитивной энергией. Автомобиль тронулся, помчал вдоль дороги и скоро совсем скрылся из виду, как будто его и не было. Теперь мальчик смог облегченно выдохнуть. Вытащив пару салфеток из пачки, которую ему любезно отдали, он, стянув на подбородок шарф, вытер уже застывшую кровь над губой. Улыбка, ясная и неконтролируемая осела на лице. Закрыв руками нос и рот, он старался сдержать тот плещущийся восторг, который фонтаном рвался из него, но получалось скудно. Хотелось громко взвизгнуть от радости, которая наполнила его живой энергией. Герой. Маленький герой. Действительно герой. Он садится на корточки, все еще не отрывая потных горячих рук от такого же горячего красного лица, и продолжает улыбаться так широко, что постепенно стали болеть щеки. Внутри все приятно кипело, и казалось, что температура поднялась, и лихорадило его как во время тяжелой болезни. Но это чувство он бы никогда не стал лечить, и даже больше, он был бы рад заболеть этим снова. Удивительное ощущение, отдающее колкостью в каждом пальце. Он помог человеку, спас невинного от «злодея», а его самого по праву окрестили величественным словом «герой», которое теперь так четко скандировали собственные мысли. Голос девушки и ее многократные благодарности не покидали его головы ни на секунду. Было ощущение, что они поселились там навечно, а Мидория не против. Голос приумножался, и теперь словно целый хор благодарил его как своего спасителя. И так правдоподобно звучит это приятное «маленький герой». И пусть при нем нет никакого диплома, и соответствующий курс он не закончил, даже не поступил на него, а все же герой, настоящий. Встав на ноги и убрав горячие ладони от полыхающего алым лица, мальчик глубоко вдыхает этот холодный дурманящий воздух. Улыбка стала скромнее, сдержанней, а самому ему стало чуток стыдно за то, как он возгордился своим поступком. Но разве нельзя хотя бы разок в жизни побыть героем не только не листе мятой бумаги, не только в своей голове и мечтах, но и на устах, чужих, не подкупленных, искренних, пусть и немного пьяных. Быть героем даже приятней, чем он себе представлял. И усталость в теле ощущалась настоящей пылинкой на фоне той радости, которую он испытал впервые в жизни. Засунув руки в тугие карманы брюк, он нащупывает что-то мелкое, твердое и шуршащее. Это была та самая маленькая конфетка, которую одноклассница дала ему за помощь. Тогда она тоже сказала «спасибо», но ощущалось оно по-другому, проще. Для нее он не был героем. Просто советчиком. Это разные вещи, разные ощущения. Развернув обертку, Мидория кладет карамельку на язык, тут же жмурясь, потому что резкого кислого вкуса он не ожидал вовсе. Со временем наверняка стало бы сладко, но мальчишка раскусывает ее раньше, чем приходит этот момент. Карамель прилипла к зубам, что немного раздражало, но это не то, о чем он действительно хотел беспокоиться в этот момент, так что со слипшейся челюстью он пошел домой. На пляж все еще хотелось зайти, потому что из-за начала учебы он давно там не был, но за последний час произошло достаточное количество событий, чтобы он утомился несмотря на то, что он совсем недавно проснулся. Из-за того, что они с незнакомкой бежали мимо чужих домом, проходили повороты и огибали заборы, Мидория потерялся. Теперь он не просто свернул не туда, а действительно потерялся в собственном маленьком районе. Спросить дорогу не у кого, да и, если быть честным, вряд ли он бы смог обратиться к незнакомцу за помощью. Так что вариант был один. Зачем-то разбежавшись, возможно для большего драматизма, а может в этом действительно было какое-то эффективное значение, мальчик воспарил в небо. Он никогда так высоко не взлетал, обычно ограничиваясь метром, а то и ниже. Частные дома и небольшие пятиэтажки оказались под его ногами. Воздух ударил по лицу, сдул с головы капюшон и неаккуратный маленький хвостик на затылке постепенно становился еще более беспорядочным. Наверное, ему не хватало каких-нибудь очков, потому что глаза ужасно сохли от быстрого полета, и их приходилось закрывать. А он так хотел взглянуть на то, как с высоты выглядят дорожки, фонари и крыши домов. Но останавливаться нельзя, ведь давно пора быть дома. Будет ужасно, если мама проснется и не увидит его. Сейчас-то он понимает, что на крайний случай стоило оставить записку, но уже поздно об этом думать, так что он просто прибавляет темп. Пару раз он чуть не спутал чужой дом со своим, но вскоре, после утомительных кругов и поисков, он все-таки нашел родненькое местечко. Опустившись на лестницу, от усталости чуть не свалившись вниз, он наконец-то доходит до дверей и по глупости чуть не нажимает на дверной звонок. Тут же он запускает руку в карман и с облегчением находит ключ, который чудом не выпал во время его приключений. Медленно он заглядывает в квартиру, так же медленно проходит внутрь и запирает за собой дверь. Мама не проснулась. Если бы она его потеряла, то у дома бы стояла бригада скорой помощи, пара полицейских машин и пожарные. От этих мыслей на лице вновь появилась улыбка, которую парень тут же накрывает рукой. На ладони осталась кровь. Материнский шарф нуждается в срочной ванне, и теперь мальчик искренне надеется, что завтра не будет холодно, потому что до утра платок не высохнет точно. Быстро стянув обувь, мальчишка топает до ванной комнаты и включает струйку холодной воды, тут же замочив тонкую ткань. Отмывалось худо, но все же отмывалось, пусть и с трудом непосильным. Подняв голову, Изуку глядит в зеркало и морщится: лицо его выглядело страшно. Густая кровь, кажется, не коснулась только лба. Все остальное было ярко-красным, даже шея. Но ведь все герои так выглядят. Они все в шрамах, травмах, в своей крови, в крови противника, и может ли это вызвать отвращение и страх? Нет, только восхищение. Наверное, Изуку слишком много о себе возомнил. Тщеславие никогда не было его спутником, и вряд ли он бы когда-нибудь стал любезно приглашать его в свое сердце и мозг. Но гордость — это же совсем другое. Он имеет право погордиться своим поступком. Пусть не таким величественным, как дебют Всемогущего, но все же. Та девушка назвала его героем. Маленьким героем. Кровь с шарфа наконец-то отмылась.