Повесть о Фэн Ксине: Темное наследство

Фэн Ксин был искренне удивлен, когда в конце дня, присев за крохотный бамбуковый столик в своей келье, дабы испить жасминового чаю - перед ним явился полу-зримый сизый призрак. Белесая борода призрака длиною больше двух чжанов зазмеилась по всей келье, паря подобно дымке из крохотного горлышка изящного чайника. Молодой Фэн Ксин замер с чашей у самых губ. Поначалу ему даже показалось, что во всем виноват пар, исходящий от горячего питья, но даже после того как Фэн Ксин отпустил чашу, призрак не исчез, а лишь шире улыбнулся, глядя ему в глаза. “Сын мой!” – наконец раздался пронзительный голос призрака, словно тот говорил в жерло огромного купола - “Все эти лета я наблюдал за тобой, переполняясь гордостью и уважением. В одиночку ты возвел этот чудесный монастырь, где прославляется мое имя, как почившего мастера Ксина! Поэтому из всех своих сыновей - я явился к тебе, чтобы излить свою волю, ибо лишь ты достоин ее выполнить!” Изящные пальцы Фэн Ксина выронили чашу. По обеим щекам юноши покатились слезы: “...Отец, это и вправду ты?” “Конечно это я, мой преданный сын! Неужто ты не узнаешь своего отца?” “Простите, мастер Ксин, но ведь даже при жизни вы показывались передо мной лишь дважды, и лишь тогда, когда моя матушка еще ходила по этой земле” - произнес бледный юноша. “Пусть меня и не было рядом, мой преданный сын - мое сердце всегда болело за тебя! Но будучи великим мастером, я не мог навещать тебя так часто, как мне бы того хотелось!”- немедля отозвался призрачный отец юноши. “Мастер Ксин, скажите - это правда, что весь круг мастеров отвернулся от вас, когда те узнали, что я ваш сын, а моя матушка она... ваша любовница?” Призрак мастера Ксина поспешил прервать фразу, чтобы та не прозвучала, и в очередной раз не омрачила его призрачное сердце: “...У меня мало времени, сын мой. Сейчас важнее всего то, что я тебе скажу...!” - мастер Ксин перевел дух, прежде чем продолжить - “Как не может быть смерти без жизни, так и не может быть мастера без ученика. Вчерашней ночью последний мой некогда преданный ученик отрекся от моего учения, и теперь нет на этой земле ни одного, кто бы следовал моему пути. Теперь, Фэн Ксин, мой сын, вся надежда на тебя!” “Мастер Ксин, неужели вы хотите, чтобы я стал...” - Фэн Ксин не нашел в себе смелости завершить фразу, ведь слова “...Стал вашим последователем” с ранних лет жизни были для него огромнейшим запретом. Неужели спустя столько времени, когда Фэн Ксин стал стройным юношей, судьба наконец-то развернется перед ним с улыбкой на устах...? “Я хочу, чтобы ты стал тем, кто найдет для меня подходящего ученика на этой земле, и направит его по нужному пути, дабы представ пред лицом смерти - этот ученик сказал, что провел жизнь, следуя учениям мастера Ксина!” - отпустив белесые глаза, произнес призрак. Фэн Ксин сжал обе ладони, голос его задрожал, словно беспокойный холодным ветром лист на ветке дерева: “Неужели даже когда от вас все отвернулись, вы не признаете во мне того, кто может утром и вечером вознести молитву вашему лику?! Даже оба моих братьев давно следуют за другим мастером, вспоминая вас как грязное пятно на белых рукавах своих одежд! Известно ли вам, мастер, что моя матушка настолько погрязла в отчаянии, что решила оставить этот мир!? И сейчас вы передо мной только потому, что оба моих братьев немедля запечатают ваш неспокойный дух в сосуд, стоит вам перед ними явиться!" “Ты единственный кто в силах мне помочь, Фэн Ксин!” - понурив призрачную голову, произнес мастер, беззвучно проглотив слова извинений - “Этот жалкий призрак не сегодня - завтра обернется самым обыкновенным духом, что бороздит бескрайние просторы бренной земли, не зная себе приюта. Столько лет я только и делал, что был погружен в совершенствование, за мной следовало великое множество учеников, и в самый последний момент - чертоги небес закрыли передо мной врата. Все кто знал меня как мастера Ксина - отреклись” - жалобно запричитал мастер Ксин, под конец своей речи отбив челом поклон - ”Я молю тебя о помощи, Фэн Ксин!” “Этот монастырь... Возвел не я, а моя матушка - что продолжала вас горячо любить даже после того, как все от вас отвернулись. Она возвела его непосильными трудами так высоко на горе, только для того, чтобы оставаться незамеченной вашими последователями” - поведал юноша. Взгляд мастера застыл на дощатом полу кельи, и лучше бы следующие слова призрака так и остались в его призрачной голове непроизнесенными: “Я знаю, будь твоя матушка жива - она не держала бы на меня обиды” “Это здание все еще не развалилось только потому, что здесь хранится память о ней, если бы это было не так - я бы уже давно покинул его. Вы ошиблись, мастер. Я вовсе не тот, кто прославляет здесь ваше имя. Это место всего лишь служит временным прибежищем для отшельников и бедняков без крова” - не без злобы произнес юноша. “Значит ли это, что ты отказываешь мне в помощи, Фэн Ксин?” - спросил мастер, поднимаясь во весь рост. “Верно, отец. Я отказываюсь помочь тебе” - ответовал Фэн Ксин. “В таком случае...” - призрак, наконец, поднял глаза на Фэн Ксина, блеснув двумя белыми молниями - ”Я проклинаю тебя! Своим рождением ты отнял у меня все, даже сами небеса! Теперь же настало время возвращать долг! Знай, ты не сможешь уйти дальше восьми чжанов от этого монастыря, покуда не найдешь для меня ученика! Неужто ты считаешь что я, мастер Ксин, вот так просто сдамся и превращусь в обычного духа, растрачивая свои силы понапрасну на этой земле? Я был одним из лучших мастеров, в моих силах вновь отворить для себя врата в поднебесную, пусть сейчас я и жалкий отвергнутый двумя мирами призрак!” Вместе с яркой вспышкой, призрак мастера Ксина исчез, оставив после себя нескончаемые ворохи со словами своих учений, что разлетелись по небольшой келье, словно в сердце урагана. Фэн Ксин поднялся на ноги, и раньше, чем ураган из учений мастера, наконец, угомонился, юноша уже бежал через лес. Ночной ветер развивал его одежды, и они то и дело цеплялись за скрытые в ночной мгле колючие ветки…Но едва ли юный Фэн Ксин обращал на это внимание. Он продолжал бежать вперед через лес, отсчитывая чжаны. Наконец, с его губ слетело: “Восемь чжанов!” – стоило Фэн Ксину лишь произнести это, как нечто перед ним, словно десяток тонких ниточных молний, свились в один комок и с силой оттолкнули его назад. Он был в ловушке. Огромный невидимый купол из чар его отца разлетался по периметру на восемь чжанов от монастыря, что возвела его мать. Почти до самого рассвета Фэн Ксин наворачивал круги вдоль восьми чжанов от монастыря, то и дело, бившись о невидимый барьер, как птица в клетке. Потеряв силы, юноша вернулся в монастырь, проследовав в свою келью, где вразброс лежали сотни страниц со словами мудростей и учений призрака. Фэн Ксин поднял одну из страниц, но его отец подсуетился, и стоило юноше оказаться рядом, как написанное моментально видоизменилось, словно какой-то злой дух пролил на свежие чернила воду, и те заплясали совсем иными узорами. Фэн Ксин едва удержался от того, чтобы не смять лист и бросить в огонь печи, что негодующе бурчала из коридора. “Вот оно как... Стоит мне появиться рядом - все исказится! Мне даже нельзя и глазком подглядеть на писанину этого старика!” - Фэн Ксин отпустил руку, и она безвольно повисла. Страница покачиваясь, как на волнах, легла на пол у его ног. Молодец раздраженно бухнулся вниз, оглядывая свою скудную келью. Сквозь крошечную щелку под потолком со свистом скользил сквозняк, разгоняя едва уловимые глазу струйки пыли в утреннем свете. Из узкого коридора доносилось бурканье старой печи, а откуда-то из другой кельи доносилось храпенье пьяного отшельника. “Да кто вообще захочет по доброй воле здесь остаться? Разве что какой-нибудь пьяница или недалекий бедняк! Кому этот старик намеревается здесь впихнуть свои учения?! Мне что достать тебе ученика из-под земли!?” - Фэн Ксин предавался искреннему гневу, то и дело, говоря себе под нос возмущения, покуда утомление ночи не дало о себе знать, и он не погрузился в тяжелый сон. Чья-то рука дотронулась до плеча Фэн Ксина, и тот открыл глаза, увидев перед собой знакомое лицо отшельника от которого к слову несло винцом: “Юный хозяин, ваши запасы еды совсем оскудели, не пора ли вам их пополнить? Спуститесь-ка вниз с горы до деревеньки, да прикупите чего-нибудь. Вот! Даю вам пару новеньких женских туфель. За них должны дать достаточно, чтобы хватило мне на вино, возьмите!” Фэн Ксин молча взял протянутые ему женские туфли с розовыми лентами - такие могли носить разве что дочери знатных господ. Даже едва отойдя ото сна, в голове Фэн Ксина возник вопрос, который он поспешил задать отшельнику, сонно потирая глаза: “Откуда это они у тебя взялись?” Слащавая улыбка отшельника сделалась до невыносимого притворной: “Видите ли, хозяин, не все остаются благочестными, как вы, сталкиваясь с бедностью. Вот и этому жалкому отщепенцу пришлось сделаться плохим человеком...” Фэн Ксин удивленно уставился на отшельника: “Мо Ли, ты что это, своровал их?” “Не совсем, вернее сказать - Мо Ли пожертвовали эти туфли...Мо Ли пожалели богатые особы...” - произнес отшельник. “Ну что за чушь! Кто станет жертвовать собственной обувью? И уж того более - знатные особы!” - не поверил было Фэн Ксин. “Хорошо, хозяин! Мо Ли скажет вам правду, только не сердитесь, и пообещайте, что не выдворите этого бездомного?” Фэн Ксин даже усмехнулся. С чего это ему выдворять последнего человека с кем он может разделить одиночество в его новой невидимой темнице? “Так уж и быть, не выдворю”- произнес Фэн Ксин. “Мо Ли притворился, что упал у ног знатной госпожи, а затем - Мо Ли просто стянул с госпожи туфли и убежал. Чего стоит парочка туфель, мой хозяин, когда где-то высоко на горе такой цветущий юноша нуждается в достатке. Подумайте о себе!” - сказал отщепенец. Фэн Ксин не стал убеждать Мо Ли, что содеянное им как раз-таки и нельзя назвать ничем иным как: воровство. “ ...Лучше ответь, можешь ли ты прочесть то, что здесь написано?” - Фэн Ксин протянул Мо Ли страницу с учениями призрака Ксина. Мо Ли взглянул на Фэн Ксина из под бровей, виновато поджав губы: “...Но Мо Ли никто и никогда не учил читать...” “Ах, ну да, конечно”- Фэн Ксин вновь упал духом, но тут же поднял на Мо Ли глаза и ухватил того за плечи - “Мо Ли! Я сделаю для тебя все, что захочешь - буду твоим должником, только... Приведи сюда любого из деревни, и желательно того, кто умеет читать!” “Хозяин, кто же по доброй воле пойдет за этим жалким в горы?” - Мо Ли отстранился и поправил тряпье на своих плечах. Фэн Ксин в растерянности подумал - “И вправду, да даже если и пойдут, какой прок кому-либо оставаться здесь?!” Фэн Ксин резво поднялся на ноги: “Ты прав, Мо Ли, для начала нужно привести это место в порядок. Это место станет монастырем, куда будут приходить не только бездомные люди, и тогда...” “М-монастырем? Хозяин, вы хотите сделать из этого места монастырь?” - Мо Ли покосился по сторонам, не скрывая удивления. Его глаза блеснули понимающим огнем и он, ударив себя по лбу, торжествующе воскликнул - “Глупый Мо Ли! Хозяин, вашей голове нет цены! Конечно же, если вы возведете монастырь, то сможете собирать пожертвования, а у ног статуи божества будут скапливаться различные яства и цветы! И тогда вы будете вести жизнь в достатке!” Фэн Ксин посчитал, что не стоит распространяться о своем проклятье, и о том, что монастырь ему нужен только разве для того, чтобы приманить сюда любого, кто сможет помочь ему исполнить условия проклятья. “Юный хозяин, но где же вы найдете статую божества?” - спросил Мо Ли, с воодушевлением воззрившись на Фэн Ксина. Фэн Ксин вышел из кельи и оказался в темнеющем углу коридора, где громоздился хлипкий шкаф. Открыв одну из створок, Фэн Ксин шагнул в сторону, и Мо Ли увидел покрытую пылью небольшую статую Будды, скудно переливающуюся красивой краской. Взглянув на статую, Фэн Ксин невольно припомнил те дни, когда его матушка покинула его, и Фэн Ксин запрятал эту статую подальше от глаз, чтобы воспоминания не терзали его сердца. Ведь глядя на приветливо-улыбающееся лицо Будды, Фэн Ксин вспоминал те дни, когда матушка непрестанно молилась за благополучие мастера Ксина, своего возлюбленного, и за то, чтобы никто и никогда не узнал правду про ее сына, про самого Фэн Ксина. Молодец приложил все усилия, чтобы привести это скромное здание в достойный вид. Ему казалось, что еще совсем немного, и небольшое устье источника в отдалении от новоявленного монастыря, вот-вот опустеет - расходуясь лишь для того, чтобы избавиться от всей пыли, и привести в порядок несколько других кельий, пустовавших немало лет. Не чувствуя рук и ног, Фэн Ксин завалился у входа в монастырь, сомкнув веки зеленых глаз - цвет которых передался ему от матери. Заходящее солнце бесшумно скользнуло по его ресницам, прежде чем уступить место набирающей свет луне.