Повесть о Фэн Ксине: Темное наследство

Двое обычных мальчишек вели увлечённую беседу у реки. Один из них, чьё имя было - Ли Су, оживлённо вслушивался в слова своего старшего друга. Друг цветисто пересказывал Ли Су сплетни, что частенько подслушивал у взрослых: "...А вот еще одна! Вчера я слышал от тётушки, что рядом с ее деревней случилась ужасная беда - все до одного дома сгорели! Но самое страшное - это то, что не выжило ни одного человека! Никому не удалось выбраться из огня!» Ли Су, дослушав, тут же возразил: "Да разве так бывает, чтобы ни одному не выбраться?" Очевидно, рассказчик только и ждал этого вопроса, потому что взгляд его загорелся, а голос сделался тише, навевая на слова таинственную подоплёку: "...Поэтому-то и пошел такой слух, мол, это дело рук самого демона! Люди из погоревшей деревни часто разносили молву, о некой демонице. Все как один болтали, что видят близ своей деревни некий силуэт со сверкающими змеиными глазами. Наверное, этот демон и погубил деревню и людей - вот что я слышал" "Россказни все это! Никакой не демон виноват в пожаре, а палящее солнце! Сожгло солому на крышах, да и все входы-то и завалило, вот никто и не спасся!" – отмахнувшись ответовал Ли Су. Однако рассказчик тут же выпалил: "Всем уж и позаваливало! Солнце-то днем палит, а днем в домах только женщины да дети, уж кто-то бы да выжил" "Значит - разбой. Обокрали деревню, да сожгли! Разбойников - вот кого надо бояться, а не демонов!" - твёрдо произнес Ли Су, самодовольно бросив гладкий камешек в воду. “Тише ты, а то еще навлечешь на себя беды!” - запыхтел повествователь, но Ли Су продолжил бросать камни в воду, нисколько не тревожась словами друга: “Сдался я этим демонам, на что им меня убивать?” “Беснуются они так, веселятся, понимаешь?” - не успокаивался последний. “Ну и пусть себе беснуются только в деревеньках побогаче, а не в нашей.” - произнес Ли Су прежде, чем покинуть устье речки. Он медленно побрел к тени дерева через широкую тропу. Непризнанный рассказчик горестно вздохнул. Недолго думая, он поднялся на ноги, но тут же поскользнулся на иле, и упал в воду. Холодная вода накрыла мальчика, но тот поспешно вернулся на ноги. Он измок до нитки. Замысловато ругаясь, малец хлопнул по ряби воды. Стоило встревоженной зеркальной глади замереть, как взгляд мальчишки приковался к отражению на ней - прямо за его спиной высился силуэт женщины с глазами, которые воистину можно было назвать лишь змеиными. Женщина улыбалась и смотрела куда-то вперед, где проходила тропа. Мальчик, наконец, нашел в себе силы обернуться, но за спиной никого не оказалось. С криками он выбежал из воды, и побежал через поле... подальше от устрашающего видения. “Эй, куда это ты? Неужели обиделся?”- бросил вслед другу Ли Су, когда тот промчался мимо. Еще немного посмотрев в спину удирающего, Ли Су решил возвратиться к дому. Мальчик шагал по сухой земле. Он и не заметил, что по тропе давным-давно держит путь не он один. К нему приближался незнакомец, очевидно, не намного старше его самого. Силуэт в черном плаще становился все ближе. Ли Су замер на месте, ожидая, пока таинственный путник не поравняется с ним. Уже сейчас можно было разглядеть волосы путника - взъерошенные, они неровной линией касались плеч: “Эй, чего это у тебя такие короткие волосы? Ты сам их состриг, или это наказание?” - спросил Ли Су, стоило незнакомцу оказаться немного ближе. Но попутный ветер так и не принес ответа с уст странника. Между тем, незнакомец поравнялся с мальчиком. Ли Су заранее прикрыл лоб ладонью от лучей, дабы лучше разглядеть незнакомца. Но едва ли мальчику удалось оценить красу лица проходимца - ведь в ответ на него уставилась пара полных ненависти глаз. Мальчик смутился, словно глядел в глубокие, беспроглядно-черные воды. Мгновение, и черный силуэт юноши проплыл мимо, бесшумно шагая по зыбчатой тропе к горам. Ли Су негодующе проводил путника взглядом: “И откуда такой взялся...?” Монастырь в горах: Две полу-чахлые ивы обменивались ударами тонких, как плеть, ветвей. Лёгкий ветерок позванивал в старый колокольчик, что висел на возвышенности террасы, где с раннего утра восседало несколько человек: Их объединяло это небольшое ветхое строение, что открывало двери перед каждым путником, желающим здесь задержаться и найти приют. Вокруг монастыря сплелось мелодичное пение певчих птиц с хрипящим карканьем ворон, что вели непрестанную слежку за расстилающимися на земле грядками с насекомыми. Монастырь находился высоко на одной из цепи гор, путь вниз-к людям, составлял изнурительный путь, по извечно порастающей влажной травой трапе. Меж грядок медленно передвигался юноша, склонившись на одну сторону под тяжестью ведра с водой. Свободной рукой он рассеивал капли из черпака над грядками. По пятам за ним следовал недовольный ворон, гаркая и шумно хлопая крыльями. За перила террасы перевалился молодой мужчина, размахивая рукой из стороны в сторону, привлекая к себе внимание: “...И Шень, окати-ка водой этого наглеца!” И Шень опустил взгляд на приставучего ворона и попытался согнать того ногой, но тот лишь еще больше напыжился и заорал. Тогда, недолго думая, И Шень плеснул в него водой из черпака. Ворон, наконец, улетел в сторону деревьев, напоследок громко каркнув. “...Эй, И Шень, достаточно работы на сегодня, присоединяйся ко мне, выпьем вместе чаю!” - вновь послышался голос зеленоглазого мужчины с террасы, следуя которому, И Шень оставил ведро с черпаком и направился в сторону входа в монастырь. Фэн Ксин расположился в своей скромной комнатке у крохотного столика, на котором уже стояло две чашки и небольшой чайничек с клубами ароматного пара. Комнатка была наполнена ароматом свежего жасмина. И Шень сложил руки в приветствии и сел напротив своего настоятеля. Фэн Ксин отпил несколько глотков и снова наполнил чашу прежде, чем ответить на вопросительный взгляд И Шеня: “Тебе не по вкусу жасминовый чай, И Шень?” - сейчас его голос был похож на спокойное раннее утро, казалось, его слова боялись побеспокоить воздух вокруг , но И Шень знал, что на самом деле настоятель так говорил только с ним - будто одно неверное слово, и И Шень распадется как фигура из песка. И Шень помотал головой. Фэн Ксин подметил: “И все же к чашке ты не притронулся. Послушай, И Шень, в конце -концов, ты ведь не сам снизошедший до нас-смертных Будда, чтобы ничего не есть не пить. Когда в последний раз ты ел? Выкладывай, что тебя тревожит?” И Шень снова лишь помотал головой. Фэн Ксин продолжил: “...Попробуй как-нибудь донести до меня свои мысли, и, возможно, я смогу тебе чем-нибудь помочь?” Почти прозрачный И Шень замотал головой с новой силой, словно пытаясь вытрясти оттуда навязчиво-жужжащую муху. “Хорошо, хорошо - понял, прекрати так мотать головой, а то глядишь, она от шеи оторвется”- Фэн Ксин вздохнул, про себя вопрошая: “Ну что мне с ним делать?” И Шень сделал глоток чаю. В сердце юноши снова закрался ужас, с которым бедный немой не мог ни с кем поделиться. Написать - кисть и та не держится в руке, трусится так, что только и остается со злостью отбросить ее в сторону. Тем не менее, настоятель, словно услышав мысли своего подопечного, пододвинул к нему бумагу и кисть с тушью: “Попробуй и в этот раз, тебе ведь не к чему сдаваться” И Шень медленно поднял кисть со стола и обмакнул в маленький футляр для туши. Его рука мягко опустилась к бумаге. Поддерживая светлый рукав одежды, ему удалось поставить черную точку, но мгновение, и она превратилась в кляксу. И Шень дрожащей рукой начал водить по бумаге, но то, что он писал - даже отдаленно не походило на то, что можно было бы считать за слово. И дело было не в том, что немой позабыл, как правильно пишутся иероглифы - его рука ни одна и не вторая не позволяли ему написать ни слова, где бы и чем он не силился излить речь в письме. В получившейся в итоге мазне едва ли можно было распознать хоть один существующий на белом свете иероглиф. И Шень сжал кисть в худой кулак, и та в очередной раз полетела в сторону, оставив черную полосу на светлой стене подле других подобных следов - по ним воистину можно было подсчитать все попытки И Шеня написать хоть слово. Рука Фэн Ксина замерла в воздухе, он покорил себя, что и в этот раз подгадал неверный момент, чтобы перехватить кисть в полете. Теперь на его стене будет еще одна отметина. “Милостивый Будда, И Шень!” - взмолился Фэн Ксин, прикрыв ладонью глаза. Раньше несколько черных черточек на стене напоминали лотос, но теперь... Эта последняя черта - лишила “узор” всей поэзии. И Шень виновато опустил голову, и нашарил в напоясном мешочке маленькую дощечку, которою положил на стол перед мужчиной, скромно потянув того за рукав. Фэн Ксин убрал ладонь с глаз и взглянул на знакомую дощечку с иероглифом: “Извините” Фэн Ксин помнил тот день, когда И Шень появился на пороге монастыря. Тогда этот мешочек с без большого пятью дощечками - был всем богатством И Шеня. В тот день, точно так же в нем порывшись, юноша достал иероглиф “Кров”, и с тех пор он здесь. Фэн Ксин в толк не мог взять почему когда он лично вырезал для немого И Шеня множество других слов на дощечках, тот отшвыривал их в сторону, словно Фэн Ксин пытался смешать золото в его мешке с вонючей землей. Лишь эти пять дощечек служили для И Шеня единственным средством общения. Если быть верным, Фэн Ксин с уверенностью бы сказал, что он видел лишь четыре из дощечек, но, судя по-всему, в мешочке их было ровно пять. Фэн Ксин видел “Кров”, “Извините”, “Голод”, “Боль”- и всё, пятый был для него секретом, как бы он не пытался его выудить. Они молча продолжили чаепитие. За окном шатались под тяжестью птиц ветки деревьев, из маленького круглого окошка под потолком были видны их тени, отбрасываемые на столик. “Тебе не надоело жить здесь? Как по мне, столь молодой юноша просто не может быть счастлив в подобном месте” - произнес Фэн Ксин, в то время как взгляд И Шеня оставался таким же безучастным, как и обычно. Конечно, за три года Фэн Ксин привык к этой особенности своего "ученика", но он не мог отрицать, что иногда ему уж очень хотелось узнать что у И Шеня на сердце. Помедлив, И Шень просто помотал головой - как обычно. Солнце висело высоко в небе. Фэн Ксин пытался немного развеять жару с помощью деревянного веера, сидя на перилах террасы. Его белые одеяния казалось, светились от падающих на них лучей солнца. Молодой мужчина хорошо следил за своей одеждой, кроме того - ему не приходилось делать грязную работу. И Шень снова возился в огороде, но теперь ближе к тени. Фэн Ксин разглядывал статую Будды на высокой ножке - единственное богатство этого монастыря, и то, что каждый день напоминало ему о прошлом... “Три года... Уже целых три года я трачу свою молодую жизнь на борьбу с проклятьем своего отца! Сколько усилий мне пришлось приложить, и сколько позора я стерпел, чтобы здесь собралась эта жалкая пригоршня отшельников, и это место стало славиться, как монастырь «Чахлых ив»!” Фэн Ксин впал в воспоминания... В первый же год после проклятия своего призрачного отца, он вознамерился как можно скорее найти для него приемника, что было крайне не просто, учитывая то, что он жил у чёрта на рогах, и прийти сюда могли разве что какие-нибудь ненормальные. Фэн Ксин мог сторожить часами у тропы ведущей вниз с горы. С тяжелым сердцем он наблюдал как тропа с каждым днем все больше и больше зарастает травой, пока однажды вдали не послышались голоса людей, и в его поле зрения не оказался юноша, явно искавший укрытие от преследователей. Не мешкая, Фэн Ксин едва ли не сгреб того в охапку и повел в свой горе-монастырь, где уже с порога предложил знания великого мастера Ксина, взамен на постоянное пребывание в этом месте. Но не успел Фэн Ксин угостить гостя чаем, как толпа, что преследовала юнца-воришку, вознамерилась поджечь его укрытие. Юнцу не удалось спастись от разгневанной толпы. Водрузив мальца, толпа с шумом направилась вниз с горы, а бедный Фэн Ксин навернул около десятка кругов, дабы потушить жженую солому у порога своего дома. Тогда уж сердце Фэн Ксина забило тревогу, и он посчитал, что уж лучше скоротать времечко пока судьба не пошлет ему другого ученика для мастера-призрака. И им был - И Шень. Так как юноша был немой, Фэн Ксин даже не заикался о том, чтобы начать учение по заветным страницам его горе-отца. Едва ли этот призрак бы одобрил выбор Фэн Ксина в виде И Шеня. Но шли дни, а на горе так никого и не оказалось. Даже Мо Ли был бессилен завлечь кого-либо, когда спускался в деревню. Стиснув зубы, Фэн Ксин направился прямиком к безмолвному И Шеню, и предложил последователь учению его отца-мастера Ксина. И Шень согласился. Стоило юноше кивнуть, как Фэн Ксин молниеносно выскочил во двор и кинулся со всех ног вперед. Он был уверен, что этот фокус не пройдет, и немой юноша не будет засчитан, как тот, кто станет последователем мастера, но восемь чжанов от монастыря были преодолены. Фэн Ксин не мог поверить своему счастью. Два года заточения на горе, наконец, закончились. Однако он не позабыл о том, что И Шень должен был каждый день учить по странице, если же он пропустит хоть день - проклятье вернется, а вместе с ним и ненавистные сети молний, что держали Фэн Ксина взаперти. В тот день Фэн Ксин впервые за долгое время покинул гору, и предался всевозможным увеселениям. "Хозяин!"- голос старика Мо Ли выбил Фэн Ксина из беспорядочного потока мыслей - "Уже вечер, молодой хозяин!" "И Шень заснул?"- тут же поинтересовался Фэн Ксин. "Заснул"- подмигнув, ответил Мо Ли - “Спит крепко-крепко, и даже не услышал как я обронил чугунный шарик" "Тогда подай мне плащ, выходим!" - Фэн Ксин резво спрыгнул с перил и накинул на плечи плащ протянутый Мо Ли. "Хозяин, денежки-то, денежки взяли? Я слышал сегодня в "Красной Рыбе" намечается торжество, будет мнооого выпивки!” “Т-с-с-с! Тихо ты!" – оборвал того Фэн Ксин - "Не можешь рот на замке держать, пока с горы не спустимся?" "Извините Мо Ли, хозяин! Я буду нем как рыба" - с глухим хохотом ответовал старик. Вдвоем они бесшумно покинули монастырь и оказались на тропе ведущей вниз с горы. Мо Ли держал перед собой тускло-горящий фонарь, что освещал дорогу вниз, наполненную жужжанием и скрипом саранчи и прочей ночной мошкары. Уже ночное небо расщедрилось лунным и звездным светом, озаряя крышу небольшого строения далеко внизу у подножия горы. Сверху казалось, что под гигантским темным листом скопилось множество горящих светлячков, только вот, то были огни таверны, знаменитой под названием - «Красная рыба". Проделав немалый путь вниз, они, наконец, оказались у освещенных дверей таверны, в окнах которой царило пьяное веселье, а снаружи уже волочили ноги, надравшиеся до беспамятства люди. "Ноги отваливаются!"- пожаловался Фэн Ксин, приземлившись на деревянный стул у высокого прилавка - "Боги, ну почему ночь так коротка!? Как же это все успеть?" "Хозяин, оглянитесь, сегодня и вправду больше народу!" - воодушевился Мо Ли, оглядываясь кругом. Низкие столики были сплошь заставлены сосудами с вином и чем покрепче. Среди всех посетителей таверны и яблоку было негде упасть. На вид разбойные молодцы громоздились кучками вокруг своих глав подобно стаям ворон у рассыпанного зерна. Тут и там поблескивало опасным блеском чье-то прикрытое тряпьем оружие. Среди всего этого сборища Фэн Ксин с Мо Ли были похожи на двух белых ворон, что попутали кормушки. Не самое лучшее место для времяпрепровождения того, кто содержит хоть и убогий, но монастырь. Но что поделать, если это самое ближайшее заведение, и недаром оно находится на отшибе, ведь здесь собираются те, о делишках которых и знать-то не захочешь. "Больше народу - меньше выпивки. Поторопись, и прикупи два сосуда, да поскорее!” - поторопил Мо Ли молодой хозяин. "Слушаюсь, слушаюсь..."- удалился Мо Ли, оживлённо вдыхая винный запах таверны, как собака, что учуяла запах с жаровни. Фэн Ксин вытянул ноги и водрузил их на соседний стул: "Тесно-то как живётся!” - снова пожаловался молодой мужчина, оглядываясь кругом. С тоской, он признал, что молодость его медленно ускользает, и отчего-то он понимал это каждый раз, когда оказывался здесь, посреди множества людей. Невидимый капкан всегда давал о себе знать. Справа от Фэн Ксина сидела дева с мужчиной. Девушка, понурив голову, смотрела на полную чашу вина, что держала в ладонях. Темная поверхность вина тревожилась капающими с лица девушки слезами. Было трудно не заметить столь грустного человека посреди гомона и веселья на пике своего предела. Рядом с девушкой утешительно заговорил голос молодого мужчины: “Сестрица Яньлинь, из-за слез твое лицо совсем утеряло жизнь, я уже и позабыл твою улыбку” Девушка ответила тише шепота травинок на ветру, но все же Фэн Ксин ненароком расслышал ее слова: “Как могу я улыбаться, когда мой отец так ужасающе покинул этот мир, а убийца исчез, как туман поутру” Молодой мужчина постарался отобрать у сестрицы из рук чашу с вином, но та отдернула руки с такой яростью, что вино разлилось ей на ладони. “Яньлинь! Хочешь, чтобы о тебе пошла дурная молва? Отец бы запер тебя на три дня, узнай, что ты из-за него третий день сидишь в подобном месте! Оглянись – здесь же нет ни одной девицы!” Девушка снова заговорила: “Большего горя мне уже и не грезится. А ты - уходи. Тебя ждут жена и дети, а меня... Меня теперь никто не ждет, дом опустел” Мужчина со звоном выбил чашу из рук девы: “Ослушаешься старшего брата?! Слишком долго я с тобой якшался!”- он с грохотом поднялся со стула. Братец, ухватив юную Яньлинь за руку, потащил ту с собой к дверям. Девица не желала покидать таверну: Длинные волосы откинулись назад, и теперь было видно ее бледное, однако, миловидное лицо. Голос девы сделался тонким, как щебетание новорожденного птенца - без сомнения подобный тон привлек к себе внимание всех без исключения: “Да отпусти же ты! Сказала ведь, уходи один! Слухи обо мне - мое дело!” Молодой мужчина, опасаясь привлечь к себе внимание, отпустил сестру и, бросив на ту полный презрения взгляд, поспешно покинул залу таверны. Дева, смущенно понурив голову, вернулась на свое место. Еще какое-то время на нее продолжали поглядывать любопытные глаза, а за спиной прошлась целая буря замечаний и упреков. Фэн Ксин пододвинул к деве свою нетронутую чашу с вином, взамен той, что оказалась разбитой: “Смерть отца воистину ужасное испытание для любящего сердца дочери” - произнес он. Юная дева отшатнулась в сторону: “Не стоит утешать безутешного, добрый молодец. Для меня не осталось в этом мире ни радости, ни надежды” Фэн Ксин постарался придать своим словам как можно больше доброжелательности: “Как же горестно слышать подобные слова от столь цветущей девы. Уверен, что твоя судьба непременно исцелит сердце” Слова прозвучали тихо, но их теплота, словно видимой пеленой, легла перед глазами девы. Яньлинь незаметно глянула на того, кто произнес их: Фэн Ксин был похож на молодого человека, о встрече с которым девицы могут часами вспоминать и делиться воспоминаниями с подружками. Длинные каштановые волосы, зеленые глаза, как у тех, кто приезжает с дальних краев, а из-под плаща виднеются изящные ступни длинных ног. Мо Ли водрузил перед Фэн Ксином два сосуда с булькающей жидкостью внутри: “Вот, молодой хозяин. Разумно было бы их припрятать за плащом, иначе мы рискуем лишиться нашего вина. Глядите... у этих бандюганов кончается выпивка, да и у хозяина таверны ее не шибко много сохранилось. Как бы эти злодеи нас не обобрали...”- едва тревожа воздух прошептал Мо Ли, кося глаза в сторону людей. Фэн Ксин откупорил один из сосудов и вдохнул аромат: “Ну а теперь, нам и вправду пора обратно в монастырь. Как вернемся - испьём винца!” Прежде, чем Фэн Ксин с Мо Ли собрались уходить, двери таверны с шумом отварились и на пороге показался грузный муж. Он обвел взглядом праздных гуляк полуночников. “Эй вы, шарлатаны и разбойники!» - голос мужчины громом раздался у всех над головами. Таверна погрузилась в тишину. Почти каждый обернулся к стоящему у порога. Мужчина прошагал внутрь строения, кидая гневные взгляды на столы уставленные яствами и выпивкой, вскоре под его острый меч попал новенький бутыль одного из посетителей - сосуд треснул надвое и разлился по поверхности. Хозяин сосуда с вызовом поднялся с места: “Ты кто такой, бес тебя подери? Плати за мою выпивку!” Мужчина с обнаженным мечом немедля произнес: “Да вы что же не слыхали ни о Цицунь ни о Даолинь?! Как можете рассиживать здесь, когда подле ваших домов разгуливает нечисть, и отбирает людские жизни?! Хоть вы и низко падший люд, неужели ни в одном из вас не сохранилось и крупицы чести?! Есть ли здесь хоть один бравый муж, что отправится со мной на поиски демона-губителя?!” Откуда-то из угла пьяный раздался смех старика: “...У меня нет ни жены, ни детей - можно я спокойно допью свое вино? Если я встречу этого твоего демона, то обязательно пошлю к тебе, не переживай, бравый муж” Несколько человек встретили слова старика ленивым хохотом. Лицо воинственного мужчины сделалось багровым: “Есть в этом жалком пристанище хоть один бравый муж?! Есть ли хоть один, кто отправится со мной на поиски зачинщиков бесчинства?! Отвечайте!” Теперь же от мужчины с мечом отвернулись все, возвращаясь к еде и напиткам, попутно возмущенно переговариваясь, мол, да кто вообще сунется в такое дело. Мо Ли потянул на себя рукав Фэн Ксина: “Молодой хозяин, я видел большое окно там, в стороне, давайте выйдем через него? Что-то не хочется мне проходить мимо этого отчаянного” Фэн Ксин отмахнулся от Мо Ли: “Брось, потревожит воздух, да уйдет - обождем” - отозвался Фэн Ксин. Мужчина с мечом в порыве негодования сбил с двух столов еще несколько сосудов. Большой осколок упал перед ногами Фэн Ксина и тот тут же поправился: “...Где окно?” “Поторопимся, молодой хозяин!”- Мо Ли пододвинул сундук к занавешенному циновками окну таверны. Подталкивая Фэн Ксина в спину, он тут же юркнул через ставни следом. Оба оказались в прохладе ночи. Захватив с собой фонарь, они начали подниматься по тропе в гору, ведущую к монастырю. Мо Ли нес два сосуда с вином, мысленно благодаря Богов за то, что меч того лихого мужа не превратил их в осколки. Фэн Ксин же, сосредоточенно вглядываясь в темноту, произнес: “...А что там с этими деревнями, с Цицунь и Даолинь? Ты что-нибудь слышал, какое такое горе их коснулось?” Мо Ли нехотя начал припоминать не доводилось ли ему слышать чего-нибудь об этом: “…Помнится, когда я спускался с горы за мешком риса, одна из торговок рассказала мне, что с соседних деревень ползут пугающие слухи, мол, многие становятся жертвами бесчинства некого демона со змеиными глазами” Фэн Ксин удивился: “Демона со змеиными глазами? Может в соседние деревни с гор спустились ядовитые змеи и покусали несчастных людей? Это имеется в виду?” Мо Ли снова нехотя затянул: “…Не забивайте нелепыми слушками голову, молодой хозяин... Все это выдумки!” Фэн Ксин резко остановился: “...Слышишь? Кажется, за нами кто-то следует” Мо Ли скорчил страдальческую гримасу и захлопал по своим ушам: “Хозяин, вы же знаете, что от страха у меня уши закладывает, уже ничего не слышу! Зачем вы хотите меня напугать? П-пойдемте быстрее!” Мо Ли, придерживая веревку с двумя кувшинами, прижался к Фэн Ксину. Фэн Ксин же развернул фонарь в обратную сторону, и свет озарил лицо девицы, несомненно, это была та самая дева из таверны - Яньлинь! Мо Ли взвизгнул и попятился назад: “Женщина-демон! Бесовщина! Прочь-прочь!” Фэн Ксин только и успел крикнуть тому в след: “Да постой же ты, Мо Ли! Это всего лишь юная дева!... ” - но Мо Ли, с хрустом разламывая ветки под ногами, уже вбежал в темноту, хватая ртом воздух, как бешенный кабан. Яньлинь молча смотрела в темноту, куда он смылся: “...Извините меня, я не хотела вас пугать ” “А, ничего, думаю, я смогу его отыскать. Но что ты здесь делаешь - одна в ночном лесу, неужто ищешь себе неприятностей?” - нахмурился Фэн Ксин. “Я услышала, что вы держите путь в некий монастырь, вот и пошла за вами” - на удивление просто ответовала девица. Фэн Ксин поставил фонарь на землю и развязал шнурок на шее. Он подошел к озябшей Яньлинь и накинул на нее свой плащ: “Возвращайся домой поскорее, так уж и быть, я еще успею помочь тебе спуститься с горы” Яньлинь отвернула лицо, чтобы добрая улыбка Фэн Ксина в мягком свете фонаря не помешала ей взбунтоваться: “Вот уж нет! Почему это ты решаешь, кому держать путь к монастырю, а кому-нет? Этот монастырь... он ведь и вправду есть, да?” Фэн Ксин сказал как можно терпеливее: “В моем монастыре будет нечем заняться молодой деве, не пререкайся” Кому, как не самому Фэн Ксину было знать, что монастырь-то его служит вовсе не для созерцания, а скорее - пристанищем для брошенных бездомных и пьяниц-отшельников. Яньлинь упрямо сверкнула глазами: “Я дева в горе после потери отца, кем еще надо быть, чтобы заслужить вход в твой монастырь? Я больше не хочу быть ношей в семье брата. Если я буду жить в монастыре, обо мне не заведется дурных слухов” Фэн Ксин поджал губы, чтобы не вступить с девой в спор. Оставив попытки отговорить Яньлинь, он взял фонарь и продолжил путь к монастырю: “В таком случае, наберись терпения - дорога не близкая” Про себя молодой мужчина подумал: “Да стоит этой деве только увидеть этот самый монастырь, как та тут же чухнет от него подальше. Стоит ли переживать?” Фэн Ксин поднимался вверх по тропе, слыша, как за его спиной следует Яньлинь. Вдруг к шагам девушки прибавились еще чьи-то... куда более резвые, будто кто-то бежал со всех ног в их сторону, приближаясь... “Э-хэ-хэй, хозяин!”- откуда-то сбоку выкатился Мо Ли, держа в руках толстую бамбуковую палку, он вскочи на ноги и закружился с ней, покуда не направил в сторону шедшей Яньлинь. Фэн Ксин тут же выхватил бамбук из рук буйного и стукнул того им же по голове: “Тук” “Всемилостивый Будда, придай этому человеку хоть щепоть смелости, иначе он доведет себя!” - произнес Фэн Ксин. Бледнота ушла с лица Мо Ли лишь тогда, когда он вгляделся в лицо девы. Убедившись, что та не обладательница змеиных глаз, старик угомонился. Он виновато посмотрел на Фэн Ксина и со злостью хлопнул себя по лбу. Трое людей продолжили безмолвный путь к монастырю, под светом тускнеющих звезд и фонаря.