Музыкальный гений

      Несколько дней он ничего не делал. Много серьезных вещей с ним произошло за короткое время. Он узнал, что его кумир и друг все это время был коварным подлецом, да к тому же уже и мертвым, а чужая женщина оказалась ему матерью. Ему потребовалось много времени, чтобы принять и осознать это.       Он все время сидел наверху у себя в комнате. Когда-то в ней жила бабушка, поэтому много в ней было старых вещей, в том числе и пианино. Над ним висели старые часы и множество портретов, где были изображены предки Израи, сама она с семьей и своими детьми, и с Виктором, но они заметно отличались: были в новых разноцветных рамках, не пожелтевшие от старины и, как ни странно, Изабелла на этих снимках выглядела очень счастливой, стоя рядом с сыном или матерью. Рядом с пианино стоял письменный стол, который заменял Виктору шкаф для бумаг. На нем были разбросаны ноты, учебники, картонки от пластин и карандаши.       Изабелла часто подходила к двери сына и протягивала руку к двери сына чтобы постучать, но останавливала себя. Она знала, каково это, и что нужно дать сыну время. Но она была очень рада тому, что наконец, спустя столько времени она сблизилась с сестрой. Она простила ее за все. Они приводили много времени вместе. Джорджия рассказывала о своей жизни, приключениях и несчастьях, а Изабелла о жизни с отцом, замужеством, матери и дорогом сыне. — Ты представляешь, я захожу в комнату и вижу, как он стоит на стуле и пытается достать со шкафа коробку с мамиными пластинами, такой маленький, с коротенькими ручками и ножками… — Да, я бы на это посмотрела. — отвечала, хохотая, старшая сестра. Эти дни он либо сидел за пианино, либо лежал на кровати, глядя в потолок. Мыслей в его голове было много. Он лежал, пробивал взглядом потолок и его выражение лица все время менялось. То наворачивались слезы, то было полное непонимание, или взгляд, серьезней некуда. Сидя за музыкальным инструментом. Ему на ум ничего не приходило, а желание играть быстро улетучивалось, только он смотрел на ноты. Он дотрагивался пальцами до клавиш, перебирал интервалы и аккорды, разглядывал небесно-голубыми глазами портреты.       «Ну все, хватит сидеть, надо что-то делать!» — он поднялся с кровати с серьезно настроенным видом. Он посмотрел в окно. С холма, на котором стоял их дом, было видно весь город. В дали виднелось массивное здание Латтерготского института культуры. «Пора взяться за учебу!». Виктор давно поставил себе цель стать композитором. И не просто пианистом, а великим профессионалом, какими были его кумиры. Коль его толком не смог научить предыдущий маэстро, то точно всему научат в высшем учебном заведении.       Но было множество проблем. Во-первых, Виктор никогда не ходил в музыкальную школу потому, что денег на это не было. Во-вторых, даже в обычную школу Виктор не ходил, но получал домашнее образование. В-третьих, парень не любил социум. Он не мог находиться в больном кругу не знакомых ему людей и предпочитал проводить время дома. Джорджия могла помочь ему с поступлением. У нее был там знакомый профессор — Винсент Мангольд. В старшей школе его перевели к ним в школу, и первым его другом стала скромная девочка Джорджия. Но даже если его бы решили принять, нужно было заплатить не малую сумму за обучение. Конкурс на бюджет, по слухам, был очень серьезным, так что Виктор не пытал ложных надежд на этот счет, но решил попытать удачу.

***

      Виктор стоял перед дверью в зал. Подходила его очередь, он нервничал. Парни примерно его возраста стояли в небольшой группке, посматривали на него и периодически посмеивались. Волосы у них были сильно зализаны, так что ни один волосок не торчал. Рубашки у всех были идеально выглажены и заправлены в хорошо отпаренные чёрные, серые или темно-синие брюки. У каждого в руке была чёрная кожаная папка с нотами и карандашом. — Эй ты, каким это ветром тебя сюда занесло, бродяга?! — вдруг неожиданно заговорил один из тех ребят. Виктор знал этого парня. Он был богатеньким сынком одного промышленника — Август Фродберг. Про него часто писали в газете, как о гении, настоящем таланте. «Ффф, тоже мне, интересно сколько денег вложил в него отец?!» — посмеивался и закатывал глаза, читая газету. — Чего молчишь оборванец? Я тебе говорю… Эй парни, да он похоже немой. — они уже загибались от смеха. Виктору было все равно на них. Он верил в себя несмотря на то, как он был одет и какое положение имела его семья. Его лохматые, чёрные волосы были завязаны, но некоторые упрямые прядки постоянно вылазили. На нем была сероватая рубашка, чёрные, слегка мятые штаны и совершенно простые ботинки, которые ему подарила мать на прошлый день рождения. В руках он сжимал стопку нот. Листы уже почти насквозь промокли от его потных, влажных рук. — Виктор Латретт! — вдруг раздался голос из открывающейся двери зала. — Ну удачи мне, или это все было совершенно зря. — он вошел в зал. Приемная комиссия состояла из пяти человек: ректора Филиппа Бродфора, профессора Мангольда и еще не известных Виктору преподавателей.       Виктор играл первое произведение. Это был Бетховен. Члены комиссии что-то записывали и были совершенно невозмутимы. Крупная форма, замечательное, легкое, прекрасное рондо для фортепиано, Opus 51 №1 C-dur. Под конец Виктор запнулся. Его настигло внезапное волнение, но он быстро пришёл в себя и закончил. Пот уже тек по вискам парня. Он посмотрел на профессоров. Они все еще что-то записывали, один посмотрел на него, поднял бровь, и снова опустил голову.       Выбор следующего произведения должен был быть основан на музыкальном предпочтении юного музыканта. Какой-то близкий ему жанр, стиль… Голос объявил: «Самосочиненная композиция в жанре джаз». Виктор размял пальцы, собрался с мыслями и сосредоточил взгляд на клавишах: «Я должен показать им все, на что способен!». Его пальцы заскакали на клавиатуре, перебирая и сменяя аккорды. Левая рука двигалась вправо, влево, изменяя трезвучия. Правая быстро перемещалась, играя не заурядную, на вид, мелодию. Она то брала верхние звуки, то скакала по нижним. Пальцы дрожали в трели и снова бегали по октавам. Жюри подняло головы. Они были слегка удивлены. Слушали внимательно, делали какие-то пометки на листах и продолжали завороженно слушать. Но вот движения замедлились, и мелодия закончилась на трех нотах. Он поднял голову и уловил удивление профессоров. На его лице начала появляться улыбка, он смотрел на их удивлённые лица. Но вдруг, они снова опустили головы и один из них сказал: — Спасибо мистер Латретт, ожидайте результатов в холле. — нависла кратковременная тишина, парень встал и вышел. Он не знал, как он сыграл, не понял реакцию слушателей. — Позовите следующего! Прошёл час, два, три… а Виктор все сидел. Человек с важным лицом, кажется, тот кто объявлял произведения и звал следующих, подошёл к доске для объявлений и прикрепил несколько листов. Виктор, уже утомившийся ожиданием и слегка расстроенный из-за реакции комиссии и начал пробегаться взглядом по последним страницам. Он думал, что найдёт себя в списке одним из последних, но листы заканчивались, а его фамилии нигде не было. Номер 35, 34…32, 31… — Фамилия номер тридцать один — Виктор Латретт… — парень не верил своим глазам. Он ничего не понимал. Человек, прикрепивший результаты, выждав 5 минут, пока все ознакомятся, произнес: — Все те, кто прошел в тридцать лучших, поздравляю, вы приняты на бюджет. Остальным, увы, придется оплатить свое обучение до его начала.       Виктор не сильно расстроился. Он направлялся к выходу и нечаянно, задумавшись врезался в профессора Мангольда. Виктор начал двигать ладонями от себя, что означало «Извините». Понятное дело, что Мангольд не знал языка жестов, поэтому это движение руками и не было чем-то необычны. Так обычно делали люди, сопровождая это словами. Ааа, Виктор, я как раз хотел поговорить с тобой. Твоя мама очень хвалила тебя. Что ж талант у тебя и вправду есть, но придется все же много заниматься. — Профессор внимательно смотрел на парня. — Да, да, хочу сказать, что одним талантом, настоящего профессионализма не добьёшься. Надо признать, что сегодня было много юношей, у которых есть хорошо отточенные приемы, множество знаний и умений, но у них нет желания, рвения, таланта… Так что, у тебя, Виктор, еще все впереди. Жду тебя на своих уроках. — Виктор благодарно кивнул.       По дороге домой он решил зайти в цветочный магазин и купить матерям, ждущих его дома измотавщись от нервов, цветы. Ему хотелось порадовать их, даже если у него не получилось добиться желаемого.       Он зашёл в крохотный магазинчик, почти полностью заставленный различными цветами. Он начал махать руками, показывать жесты, но тут же вспомнил, что не все могут его понять. Он приложил руку ко лбу и засмеялся, а потом потянулся за блокнотом. — Я поняла, один букет из трех алых роз и второй из трех белых лилий. — произнесла девушка. Она была примерно на год младше Виктора. Ее кудрявые каштановые волосы выбивались из пучка, а некогда большие карие глаза, становились уже от улыбки. — Ты понимаешь меня?! Знаешь язык жестов? — на лице парня повисло удивление. — У меня был глухонемой отчим, я научилась языку лет в девять… Анабель. — протянула руку девушка, положив собранные, пока она говорила, букеты перед собой. — Виктор. — сказал парень и пожал руку. Он протянул ей деньги за букеты и взял цветы. — Приятно было познакомиться, Виктор. — крикнула в след, уходящему покупателю Анабель. Виктор приостановился, обернулся и кивнул, что значило: — Мне тоже очень приятно, Анабель.

***

Теперь парень был озадачен тем, где за короткий промежуток времени ему взять столько денег. Изабелла верила в сына, но для перестраховки уже давно начала откладывать. Она брала больше работы, но платили мало. Джорджия так же помогала сыну и сестре. Она теперь жила с ними, исключив трату на жилье, и устроилась на работу по лучше прежней — в типографию. Рано утром парень работал почтальоном и раздавал газеты за почасовую оплату. Ближе к обеду приходил домой, ел, занимался и снова уходил на работу — в кафе. Ему оно очень нравилось. Они часто ходили туда с матерью. Там была невероятная атмосфера, а главное, там играли джаз. Никому неизвестный ансамбль, состоящий из трубача, тромбониста, контрабасиста, пианиста и ударника играл так здорово, что Виктор не мог оторвать взгляд и уши. Он хотел стать таким же, ну или даже лучше. Теперь он работал вместе с ними, только не музыкантом, а посудомойщиком. Когда его смена заканчивалась и в кафе не оставалось никого, он садился за пианино и играл, представляя, что он на сцене играет перед публикой.       Им все же удалось собрать всю сумму огромными усилиями. И в назначенный день Виктор отправился на учебу.