Сказка о Сером и Волке

Васильки ярко контрастирует с огненно-рыжими волосами Серёжи. Чародей сидит на ветке ивы над озером, болтая босыми ногами в воде. Солнечные блики играют на его лице и волосах, отражаются в глазах, подсвечивают белую сорочку, и кажется, будто весь Сергей светится изнутри каким-то нечеловеческим завораживающим мерцанием. Олегу нравится наблюдать, как он кормит птиц и белок с ладони, как собирает цветы на берегу озера, нравится возвращаться в эту избушку на холме снова и снова. Нравится, потому что всё здесь пахнет Серёжей, потому что здесь всегда тепло и его всегда ждут; нравится, потому что этот маленький хрупкий колдун, неспособный удержать в руках ни меч, ни топор — и есть его дом. Просто привязаны все воспоминания к этой избушке на отшибе. Потому что в ней живёт сердце Олега. Живёт тот, ради кого он всегда будет возвращаться. Даже с того света. Сармат наблюдает, как Серёжа плетёт венок, и думает, что больше не хочет уходить. И воевать не хочет больше тоже. И вспоминает мальчишку, которому, может, всего лет на пять меньше, чем Серому. И думает, что неправильно всё, и что не нужна эта война. И что чужого колдуна ему жаль не потому, что свой дома такой же ждал. А потому, что Игорь совсем одурел, и всё это прекратить надобно… Пока он и до Серёжи не добрался. — Олежка, — зовёт Серый, улыбаясь. — Ну, сколько можно? Выходи на берег. — Зачем? — гоня непрошеные мысли прочь, улыбается Волков. — Боишься, что меня русалки на дно утащут? Так ты иди ко мне — с тобой не тронут. Серый встаёт на ветке, скидывает сорочку, качает головой, глядя на Олега с шутливым укором, и прыгает в прохладные прозрачные озёрные воды. Он выныривает совсем близко, обнимает Сармата за шею и прижимается губами к росчерку шрама под ключицей, и шепчет, щекоча тёплым дыханием мокрое ухо: — Я всегда с тобой — на этом ли свете, на том ли — всегда рядом, — поглаживает по шее под линией роста волос, запрокинув голову, пристально смотрит на Олега бездонными синими глазами и говорит крайне серьезно: — А ты? Ты со мной? — Всегда, — улыбается Волков, выпутывая васильки из его волос. — На этом свете и на том? — так же серьёзно продолжает маг, пытливо заглядывая в глаза. — Везде, — заверяет Сармат. — Тогда просыпайся и найди меня. Я не нашёл тебя на этом свете, Олеж. Теперь ты найди меня на том, — глаза Сергея желтеют, лицо покрывается редкими островками перьев, а по озёрной глади вокруг них идёт кровавая рябь. И Олега мгновенно подкидывает. — О! Оклемался наш новообращённый! — облизываясь, подмигивает Серый и тянется за очередным куском пирога, не обращая особого внимания на ахуй в глазах Олега. — Жрать будешь? Небось от запахов живот сводит? Наша скатёрка расстаралась на славу! Тебе с вишней или… — Оставь сотника в покое! — подключается Марго, перебивая радушного волка и пристально разглядывает Олега, отмечая про себя, что раны действительно затянулись — даже тончайших ниточек от швов не осталось. — В глазах не мутится? Марго настороженно садится напротив растерянного Олега, с сомнением разглядывающего свою грудь, бочину… Да, вот здесь, под ребром, точно была колотая рана от копья. А спина… Одна?.. Две стрелы? Молча проморгавшись, будто надеясь прогнать морок, Олег, на всякий, тянет на голые бёдра простыню — пусть и во сне, но баба же, как ни крути… Весьма, кстати, ничего себе, баба. Грудь только чего стоит! Пышная, аппетитно выглядывающая из глубокого выреза белоснежного сарафана. Алые и золотые бусины мониста уютились в её манкой ложбинке, и Олег, сглатывая, едва унимает желание его поправить. — Ты кто? — хрипит он, только теперь замечая руны, тончайшими узорами покрывающие руки девушки, плечи… Взгляд с интересом скользит дальше, но на изгибе шеи вязь обрывается — как раз на венке, пульсацию которой он странным образом чувствует. — Ты кто? — ещё раз выдыхает богатырь, встречаясь с Марго взглядом. И нет, она не может быть видением, сном — эти изучающие его антрацитовые глаза слишком живые, хоть и… холодные. — А какая разница, м, сотник? — без улыбки отрезает Маргарита. — Та, что жизнь тебе спасла, — и, неожиданно для себя самой, подрагивающими пальцами тянется к монисту. Чёртовы бусины! Ещё и взгляд его этот… — Ожил, вижу! — хмыкает она, решив не поддаваться минутной слабости. — А я говорил — верный способ этого придурка с того света достать, — умничает волк, запивая кусок пирога узваром. — С вишней бери! Или тебя это… На мясо тянет? Это ничего! Это по первой… — хмыкает Серый, продолжая рассуждать. — Оклемаешься чуток, я тебе места здешние покажу. Стая мы, или кто? — Места?.. — тянет Олег охуело. — Стая?.. — голова кружится и сконцентрироваться не получается. — Я вообще где? — девка пахнет… Аппетитно. — Где Серёжа? — Сармат ощущает, как кровь циркулирует в её венах, и, если вгрызться в глотку, то можно одним укусом… — Где сотня моя? — А ты, стало быть, не помнишь ничего, дружинник? — криво усмехается ведьма. — А что я помнить должен? — весь напрягается Олег. — Помню, как с Алёшей спина к спине стояли. Помню огонь и кровь. Помню… — Волкова перемыкает. — Глаза человеческие под звериной маской помню. И помню, как думал, что Морок не так наступает. Что воины тьмы не должны быть… — Живыми, — с улыбкой заканчивает за него волк. — Ещё что помнишь? — не унимается Маргарита. — Лапу Велеса на шее одного из рыцарей тьмы, — выдыхает Олег и резко поднимается на ноги. — Это измена! Князю надобно сообщить! — Какому князю? — глухо смеётся чародейка, запрокидывает голову, и её платиновые кудри пышной волной рассыпаются по плечам. — Игорю, что ли? — Князю Игорю, — повторяет Олег, переводя напряжённый взгляд со странной девицы на не менее странного говорящего зверюгу. Губы сохнут. Внутри будто пламя разгорается. Подтянув кувшин, он жадно к нему прикладывается, не размениваясь на кубки, стоящие рядом. — Ты лучше медовухи глотни, волчонок. Верное дело говорю! — советует Серый. Олег молчит, сверкая глазами. Ответить этому — значит, признать, что волк не плод воображения, значит признать, что либо он тронулся умом, либо где-то на пороге в загробный мир притормозил. — Так нет больше князя твоего, — улыбается ведьма, подвигая к Олегу поближе блюдо с жареными рёбрами. — И княгини нет, и бояр нет. Но не это главное. Сотни твоей тоже нет. Один ты остался, Сармат. А вот слова девицы, хоть и режут по живому, но отчего-то кажутся правдой. Слишком многое казалось странным в той битве. Да и не вырвать, не выгрызть из памяти оседающего по спине Алёшу, чья кровь обагрила его кольчугу; искромсанные тела дружинников, до последнего сражавшихся за честь и земли князя Игоря. Предателя. — Что с Серёжей — знаешь? — сглатывая колючий ком в горле, Олег буравит ведьму яростным взглядом. — А ты не сверкай очами, — обиженно бурчит Серый, уязвленный явным игнором. — Лучше спасибо Марго скажи. Олег нетерпеливо отмахивается от волка и удерживает порывающуюся встать Марго за запястье. Серый рычит, медленно подбираясь ближе, Маргарита раздражённо шикает, и в воздухе начинает искрить. А когда избушка, чуя опасность, переминается с лапы на лапу, собираясь рвануть, что есть мочи, вся утварь внутри будто оживает, вибрируя, и Олег с воем хватается за голову. — Да что со мной, блядь, творится?! Объясните толком! — рычит сотник, пытаясь устоять на ногах. — А ну тихо! Не истери! — бранится Марго, и тихо бросает Олегу:  — Это я не тебе, если что. Изба распоясалась совсем. Ты присядь лучше. Волков послушно присаживается и пытается выровнять дыхание. — Изба, волки говорящие… — Олег воет в голос, сжимая виски ладонями. — Что за нахуй тут творится?! Я полумёртвый лежу, и вся хрень мне эта чудится, а, женщина? — Нет, Олеженька, — улыбается та, — живой ты. — Да ну? — тихо язвит Сармат. — Тогда объясните мне, что за чертовщина тут творится? — Ну наконец-то! — радостно вопит Серый. — Хочешь, я объясню, волчонок?! — Ну, валяй, — согласно кивает дружинник, снова прикладываясь к кувшину. Сушит, как с перепоя. Серый оживляется, виляет хвостом, мостится у ног сотника, укладывая лапы тому на колени, и доверительно, снизу вверх заглядывает в глаза. — С чего начать, Олежа? Если я примусь рассказывать, как мы тебя полудохлым нашли, как я тебя — восьмипудового — на своём горбу тащил, потому что эта дрянь, — волк не глядя машет лапой в угол, указывая на поблёскивающую свежеотполированным боком ступу, — м-да, эта дрянь тупо отказалась нас подвезти! А всё потому, что живого места на тебе, Олежа, не было. Весь в кровище… — Ты по существу можешь, хвостатый? Или тебя за базар кормят? — раздражённо рычит Волков. Марго хмыкает, молча наблюдая за пререкающейся парочкой, и тихонько выдыхает в сторону: — Ну точно стая придурков! Серый недовольно ведёт ухом, и продолжает: — Ну если по существу, то я сразу говорил, что тебя лучше в печь — сытный ужин всё лучше неблагодарного полудохлого… — Хватит! — звонко отрезает чародейка, предупреждая злобный оскал Олега. — Этот по-существу не может, сотник. Меня выслушать придётся. А коль не поверишь… Есть у меня, чем убедить тебя. — Так не тяни время, ведьма! — богатырь начинает закипать и с трудом сдерживается, чтоб не грохнуть кулаком по столу. — Покуда не узнаю, что с Серёжей… Сама понимаешь, какие нынче времена. — Тёмные нынче времена, — тяжело выдыхает магичка, наливает медовухи в медные кубки и пододвигает один из них к Олегу. — Беда с твоим Серёжей случилась. Пока ты со своей сотней в походе был, колдуна твоего арестовали, — Олег моментально подскакивает, но Марго удерживает его за запястье. — Да не лети ты никуда. Поздно уже. — Как — поздно?.. — пересохшими губами шепчет Сармат. — Слишком поздно, — пожимает плечами ведьма. — Нет больше ни Игоря, ни Юлии, ни бояр, ни темницы. И города тоже нет. Всё сжёг твой Серёжа. Гора трупов осталась на остывающем пепелище. — Нет, — качает головой Волков. — Нет, чародейка. Не верю я тебе. Серёжа не такой. — Это с тобой он не такой был, — улыбается колдунья. — А когда Игорь сказал ему, что погиб ты, Серёжа твой умом и тронулся. С демоном он контракт заключил, чтобы живым остаться и отомстить. — Не верю, — твердо повторяет сотник. — Не мог Серый с демоном спутаться. Он не такой. И убить никого не мог. Он же… Это же Серёжа. Не знаешь ты его, женщина. Он мухи не обидит. Его всё зверьё лесное любит, дети к нему тянутся, цветёт вокруг него всё… Не умеет он разрушать. Только созидать. — Сдается мне, богатырь, это ты теперь Серёжу своего не знаешь, — криво усмехается Марго, поднимается и идёт к столу со склянками, начиная шуршать свитками и искать что-то под древними пергаментами. — Но я тебе сейчас покажу, какой добрый и созидающий твой волхв. Сам удивишься. Сармат нервно сглатывает, осматривается по сторонам, словно надеясь проснуться, но нет. Не сон это. Марго ставит на стол перед Олегом серебряное блюдце, бросает по центру розовобокое раннее яблоко, которое тут же начинает кружить по зеркальной поверхности. Серебро идёт рябью, а через секунду в нём отражается темница с разорванными дружинниками, растворяющимися в воздухе, отражается Серёжа с золотыми пылающими глазами и огромными чёрными крыльями. Олег чувствует, как волосы на голове встают дыбом, и с ужасом наблюдает, как Серёжа, его безобидный Серёженька, который всегда лечил птиц, лесное зверьё и сельский люд, замыкает князя с боярами в пылающих хоромах, как рвёт на лоскутки дружинников, жжёт город и с нездоровым фанатичным восторгом наблюдает за языками пламени, как раздирает князя Игоря на мелкие кусочки и бродит по полю брани под снегопадом. И жутко делается Олегу. Потому что это — не его Серёжа. Это что-то другое. Что-то тёмное, злое и потустороннее. И это не остановится ни перед чем, если его не остановить. А его остановить надо. Надо Серёжу вернуть. Один он не справится с тем, что призвал. — Не Серёжа это, ведьма. Не Серёжа! — Олег напряжённо трёт виски, пытаясь сообразить, что же дальше. Ни сотни его, ни князя Игоря. Всё в одночасье рухнуло. Только вот его Разумовский жив. Жив! Пусть и не ведает, что творит от горя. Значит, не рухнул мир Сармата. Держится пока. Пока жив Серёжа. Пока живы оба. Олег исправит все. — Покажи мне его. Покажи, чем он занят сейчас, ведьма! — Волков жадно вглядывается в зеркальную гладь, цепляясь за любую возможность увидеть Серёжу. Того — настоящего, с ромашковым венком на медных локонах. Того, пахнущего пшеницей, яблоком и вереском. Марго тихо молвит, нехотя наклоняя блюдце вбок: — Что ж. Ты сам хотел это увидеть, сотник, — и яблоко кружит снова, и Олег бледнеет, не веря тому, что видит. Его Серёжа в роскошном дворце. Весь увешан златом и серебром. В дорогих, никогда не любимых им, тяжёлых одеждах. Но не это заставляет искривиться от боли лицо Олега. Волков видит огромное ложе, усыпанное лепестками роз, изящно изогнувшуюся спину с танцующими по разгорячённой коже отблесками горящих свечей. Приоткрытый в сладострастном стоне припухший рот, в который и сейчас Волкову хочется взгрызться. Медный каскад чуть вьющихся от влаги локонов. — Достаточно увидел? Или продолжим? — слышит Олег, будто сквозь толщу воды, голос ведьмы, и перехватывает её за запястье, останавливая пытку. — Достаточно. Не Серёжа это. Мой Серёжа звал меня ночью. Ему нужна помощь. — Ну вот. И не оклемался ещё, а уже туда — в Навь тянет… — досадливо почёсывая за ухом задней лапой, бурчит Серый. — Не так просто смертному в Навь попасть, — отрезает Маргарита, высвобождая руки. — Точнее, почти невозможно. — Если смертному не под силу, я и жизнь отдать готов… — начинает богатырь, но волк его грубо обрывает: — Не гони лошадей, волчонок, — рыкает Серый, а Марго от себя добавляет: — Один красавчик уже спасал, отдав душу… Есть! Есть возможность, но тут тебе попотеть придётся, — ведьма задумчиво вглядывается в замершее в центре блюдца яблоко. Олег механически переводит взгляд туда же, но ни черта не видит, и раздражённо сплёвывает: — Не молчи, ради всех богов! Что видишь, магичка? — М? — Марго непонимающе пожимает плечами. — Где вижу? — и начинает заливисто хохотать, убирая блюдце под потрёпанный гримуар. — Думаю я, сотник. Пока думаю, стоит ли игра свеч. Потому как в Навь попасть — ой, как непросто… А в Явь твой соколик пока не собирается. — Научи меня! — требует Олег, хватая ведьму за запястья, но тут же отпускает под предупреждающий рык Серого. — Научи меня, как попасть туда. Я сам Серёжу в мир живых верну! — Пустое это. Один, вон, уже сам делов наворотил, — тянет чародейка. — не сможешь ты в Навь сам попасть. Сгоришь на кордоне. Ни одна живая душа не может перешагнуть грань. Ни один человек. — Не отпустим мы тебя одного туда! — впутывается волк. — Зря я, что-ли, на горбу своем тебя пёр? Чтоб ты бесславно на границе сдох! — Да не ори ты, хвостатый! — рыкает ведьма. — Вместе все пойдем. Только придумать что-то надо. Я-то обращусь и полечу — проблем никаких. А вы черту переступить не сможете. Надо придумать, кто поможет перенести вас на ту сторону. Сильное колдовство это. Много энергии надо. Нет у меня столько. — Так это! — просияв, начинает вилять хвостом волк, топчась на месте. — А если Герыча попросить? Он же тебе никогда не откажет! Попробуем, может? — Может, — морщится Марго, расхаживая по избе. — Была у меня такая мыслишка. Только где сейчас Геру искать, после того, как волхв из темницы его выпустил? Ты знаешь, к примеру?! Я, вот, не знаю! Не вижу я змея! Схоронился где-то. — Так ты в блюдечко загляни… — бурчит сотник, умолкая под сердитым взглядом Маргариты. — Так мы найдем, — пожимает плечами волк, отбивая по дощатому полу дробь хвостом. — Впервые, что ли? На север пойдем, в пещеры. Там он, скорее всего. Хребет всю магию глушит, вот, ты и не видишь его. — На север, говоришь? — тяжело выдыхает чародейка. — Путь неблизкий, через удел князя Дмитрия, через поля и реки, через леса северян… Одолеет ли он дорогу дальнюю? — кивает она на Олега. — Я справлюсь! — запальчиво заверяет тот, подскакивая с лавки. — Да сядь ты! — в сердцах рявкая, морщится магичка. — Резвый какой, поглядите! Вчера едва не помер тут, а сегодня уже в поход порывается! Сиди! Соберём все необходимое и отправимся, — она выдыхает и залпом осушает кубок. — Пока соколик твой ясный ещё одного князя не порешил и опять с горя на демона не полез, безутешно скорбя…