***
— Не понимаю, почему Дамблдор не смог перенести Турнир на год позже, — в который раз проворчал Гарри, сидя в гостиной Гриффиндора и готовясь к шахматной партии с Роном. Студенты Дурмстранга и Шармбатона уже вернулись в свои покои, однако в замке до сих пор чувствовалось воодушевление от прошедшего дня. Гермиона даже не подняла взгляда от эссе, уже наизусть зная тираду друга о том, почему шестикурсники должны быть допущены до соревнований. — Участники погибали во время Турнира, это разумное правило. Просто представь, если бы кубок выбрал четырнадцатилетнего подростка, — проговорила девушка. Гарри замотал головой, упрямо настаивая на своём: — Но разве вся суть Кубка огня не в том, чтобы выбрать самого достойного? Им просто следует позволить Кубку делать его работу, а не добавлять кучу дополнительных правил, которые освобождают дорогу лишь семикурсникам. Гарри плевал на то, что Турнир в принципе-то и возобновили только потому, что в перечень правил была добавлена пометка о совершеннолетии участвующих. Парня просто раздражал сам факт того, что у него насильно отбирали возможность завоевать вечную славу из-за какого-то одного года, и все прекрасно об этом знали. Гермиона уже даже начала думать, что Гарри с Роном потихоньку переставали ворчать по этому поводу, но прибытие волшебников из других учебных заведений ещё больше разожгло соревновательный дух Хогвартса. Несмотря на громкие речи директора о единстве и дружественных отношениях как главной цели Турнира, все школы-участницы существовали порознь на протяжении более двух сотен лет, отчего теперь студенты в друг друге видели лишь соперников. В случае с Гарри и Роном их главной целью, по всей видимости, был ученик Дурмстранга по фамилии Малфой, при упоминании которого ребята каждый раз выходили из себя. — Если Кубок настолько хорош, как они утверждают, то я вообще не понимаю, почему нельзя просто позволить ему делать то, для чего его и создавали. Просто дайте принять участие всем тем, кто действительно этого хочет, — Гарри сделал ход конём, и тот тут же погиб под пешкой Рона. — Это всё, что я пытаюсь тут донести. — Возможно, потому что если кто-то погибнет на этом Турнире, то люди не станут винить Кубок, — Гермиона тяжело вздохнула: она чертовски устала быть голосом разума в этой компании. — Они станут винить школу. Это очень опасные соревнования, Гарри. Гарри же лишь мельком посмотрел на подругу с выражением разочарованной неприязни и, не говоря ни слова, развернулся обратно к Рону и их партии. Гриффиндорка в таком же ответном молчании вернулась к своему эссе, чувствуя, как что-то незримое сжало её грудную клетку. Всё хорошо. Гарри и Рон — её лучшие друзья. Такое случается. Они не обязаны всегда со всем соглашаться. Мальчики не сомневались: правила созданы для того, чтобы их нарушать. Они оба принадлежали к семьям волшебников — очень древним магическим семьям. Парни были знакомы с пелёнок, в то время как Гермиона стала частью их так называемого трио лишь на первом курсе обучения. Даже их дружба зарождалась похоже — в её попытках остановить мальчиков от необдуманных решений и нарушения правил. А потом и её затянуло туда же. И девушка решила: раз эти двое неисправимы, то лучше уж она будет где-то неподалёку и подстрахует в нужный момент, чтобы их никто не поймал и не снял баллы с факультета. Что Рон, что Гарри мастерски попадали в неприятности, но вот способность из них выбираться пока что сильно хромала. Хотя она и происходила из семьи маглов, уже на первом курсе в арсенале Гермионы было в разы больше заклинаний и знаний о замке и его секретах, чем кто-либо из её друзей потрудился разузнать за всю жизнь. Они нуждались в ней. И это приятное чувство — быть нужной. Гриффиндорку даже пригласили в Нору на летние каникулы перед началом четвёртого курса — тогда она и целое семейство Уизли посетили чемпионат мира по квиддичу. Девушка несколько раз видела родителей Гарри на платформе номер девять и три четверти. Лили Поттер тоже была маглорождённой, однако уже много лет совершенно не соприкасалась с миром маглов и никак не поддерживала связь со своими родными. Многие маглорождённые прерывали обучение в Хогвартсе буквально через несколько лет после поступления. Один мальчик, что был на год младше самой Гермионы, Колин Криви, отчислился сразу же после первого курса, потому что не смог вынести одиночества и разлуки с близкими. Для многих новеньких, которым не повезло родиться в семье маглов, Волшебный мир казался крайне пустым местом. Не то чтобы люди открыто относились к ней иначе, чем к другим ведьмам, воспитанным в магическом мире. По крайней мере, они не говорили этого в лицо. Долгое время девушка считала: возможно, она делала что-то не так или ей просто казалось, что стоило ей присоединиться к беседе, как разговор очень скоро сходил на нет. Но, становясь старше, Гермиона начала догадываться: неважно, как хорошо она учится, что делает, насколько внимательно изучает историю магии и традиции Волшебного мира. Она всегда будет чужой. Её происхождение — единственное, что в ней всегда будут видеть люди. Конечно, никто не осмеливался сказать ей это в глаза, но Гермиона знала, что в прошлом такие, как она, считались грязью и уродством природы. В библиотеке школы были собраны целые коллекции народных легенд и сказок об отвратительных маглах, жаждущих заполучить магию. О ведьмах и колдунах, которых сжигали на кострах из-за их доверчивости. О немагах, что крали волшебство, а после сами же и погибали из-за ядовитой и пагубной жажды власти. В настоящем же отношение к маглам стало более нейтральным. Никто не развязывал войн, как это регулярно случалось раньше. Оскорбления и сравнения маглорожденных с животными были недопустимы. Люди просто не замечали Гермиону. Её обходили стороной. Её приглашения на праздники и школьные вечеринки постоянно терялись на почте. Её всегда одной из последних выбирали для совместной работы в классе несмотря на то, что она была одной из лучших студенток на курсе. Было просто невозможно не заметить, как её всегда исключали. Её персону вычёркивали почти что с хирургической точностью. Конечно же, не все себя так вели — и это то, за что её можно считать счастливицей. У Гермионы были друзья. И Гарри, и Рон выросли в семьях, где к традициям относились не так строго и не порицали дружеские отношения с маглорождёнными. Им было всё равно, что она другая. Директор Хогвартса — Альбус Дамблдор — тоже являлся ярым сторонником идеи симбиоза чистокровных волшебников и маглорождённых, хотя Министерство не раз пыталось основать отдельную школу для студентов низкого происхождения. Иногда казалось, что поддержка со стороны директора была продиктована исключительно идеологическими мотивами. На самом деле он никогда не ассоциировал себя с маглорождёнными, но ему нравилось защищать саму идею. Но даже с такими друзьями, как Гарри и Рон, Гермиона чувствовала — она всё ещё была кем-то вроде нарушителя в Волшебном мире вне зависимости от того, что делала и как себя вела. Иногда это чувство притуплялось, иногда накатывало с новой силой, однако изо дня в день преданно шло с девушкой рука об руку. Магический мир — это её место, и гриффиндорка усердно работала над тем, чтобы сделать его своим домом. У неё не было другого выбора. Ей больше некуда идти. И неважно, насколько не в своей тарелке Гермиона ощущала себя в мире волшебников. В немагической среде ей было ещё хуже. Девушка никогда не чувствовала себя комфортно в мире маглов, ещё даже до того, как ей пришло письмо из Хогвартса и она наконец-то поняла почему. Однако, как только гриффиндорка стала строить более или менее серьёзные планы на жизнь после окончания школы, она чётко осознала и приняла тот факт, что ей придётся постоянно бороться за своё место под солнцем. Нельзя сказать, что маглорождённые находились под особым прицелом в обществе, ведь такое поведение было признано незаконным согласно министерской реформе, принятой ещё в пятидесятых годах. Вместо этого некоторые крупные учреждения и частные школы вводили политику «только для чистокровных» и принимали новых клиентов лишь по личным рекомендациям. Иногда Гермионе становилось интересно — каково бы было, стань она чистокровной всего на день? Открылись бы для неё все двери мира, которые в реальности наглухо заколочены для таких, как она? Когда Грейнджер была на пятом курсе, профессор Макгонагалл организовала для неё консультацию по поводу дальнейшего карьерного пути. Тогда женщина мягко намекнула, что, несмотря на выдающиеся заслуги в школе и экстраординарные знания и таланты девушки, некоторые профессии, которые привлекали Гермиону, скорее всего, будут ей недоступны в силу отсутствия рекомендательных писем. Писем, получаемых лишь от специализированных тьюторов, которые обычно проводили частные занятия в летнее время и коих профессора в школе выдать не могли. В летнее время, когда Гермиона была обязана возвращаться в немагический мир, где законодательно запрещалось использовать любой вид магии. Тогда девушка сидела в кабинете Макгонагалл, прижимая к себе различные брошюры и пытаясь принять факт того, что всех её усилий снова недостаточно. Что ни безупречные оценки, ни безукоризненно сданный ЖАБА не смогут открыть перед ней двери, созданные специально для того, чтобы отгородиться от подобных ей. Для возможностей, которые были доступны Грейнджер без хотя бы одного дурацкого рекомендательного письма, не требовались вообще никакие экзамены — ни плохие, ни хорошие. Вариантов существовало не так уж и много: продавец, ресторанно-барный бизнес или же какая-нибудь работа уборщицей при Министерстве. Пока она сидела в кабинете профессора и пыталась сглотнуть слёзы жгучей обиды, Макгонагалл, физически ощущая дикий дискомфорт от ситуации, быстрой репликой добавила, что у выдающейся ученицы ещё есть шанс. Если Гермиона и дальше продолжит прилежно учиться и выполнять обязанности старосты факультета, то на седьмом курсе у неё появится возможность стать старостой школы. Такие студенты всегда получают специальные рекомендательные письма от директора Хогвартса, статус которых выше, чем у кого-либо ещё. Это было единственным шансом для Гермионы, и никто не посмеет его отнять. После той встречи с профессором гриффиндорка объяснила всё друзьям и предупредила их, что отныне она будет уделять учёбе ещё больше внимания, так как ей жизненно важно заполучить звание старосты школы. Гарри и Рон, конечно, всё прекрасно понимали, но дни шли, и ребята постепенно стали отстраняться от неё; мальчики всё чаще и чаще проводили время вдвоём, оставляя девушку вне своих планов. Они, конечно, приходили к ней, когда им нужно было помочь с эссе или же когда надвигались экзамены, однако чем дальше шёл пятый курс, тем дальше расходилась и их троица. В тот день, когда в школу прибыли делегации Дурмстранга и Шармбатона, Гермиона заметила, что мальчики вели себя крайне странно, постоянно переглядываясь и перешёптываясь между собой. Она знала — они что-то задумали. Гриффиндорка всё ждала и надеялась, когда же они с ней поделятся своими планами, но друзья лишь молча ускользнули с завтрака сразу же, как получили утреннюю посылку. — И что это вы замышляете? — она поймала их снующими по одному из коридоров, что вели к Большому залу, и наполовину прячущимися под мантией-невидимкой Гарри. У Рона хватило совести сделать виноватое лицо, в то время как Гарри не стушевался под её строгим взглядом и гордо раскрыл ладонь, показывая подруге две маленьких таблетки. — Таблетки старения. Фред и Джордж сделали их для нас. Они помогут обмануть барьер вокруг Кубка. Гермиона молча смотрела на ладонь друга и чувствовала, как сердце укололо резкой болью. Ей не рассказали. Снова. Складывалось впечатление, будто обо всём, чем эти двое занимались на протяжении всего года, она всегда узнавала одной из последних. Даже если бы они поделились с Гермионой своими планами, она бы никогда не доложила на своих друзей, хотя и должна была бы. Гриффиндорка не сомневалась — никакие таблетки, зелья или заклинания не смогли бы обмануть магию Дамблдора. Поэтому любые попытки проникнуть за возрастную черту были просто небольшой забавой, шалостью. Гермиона так скучала по мурашкам от чего-то неправильного, что они втроём постоянно вытворяли. Она внимательно смотрела на две таблетки в ладони друга и думала: если она позволит им сейчас побаловаться, то, возможно, они не забудут позвать её с собой в следующий раз. — Почему мне не сказали? Я бы тоже не отказалась от одной. Парни в упор уставились на неё. Рон тут же начал заливисто хохотать, будто это было самой смешной вещью, которую ему приходилось слышать за всю жизнь. — Ты, Гермиона? На Турнире Трёх Волшебников? Понятное дело, что Гермиона не это имела в виду, но скептицизм в тоне Рона больно бил по внутренностям. Желудок свело спазмом, когда парень с громким хлопком прижал ладонь ко рту, пытаясь удержать своё безмерное веселье. Это даже не было насмешкой, нет. Он никогда ничего плохого не имел в виду, отчего становилось ещё хуже. Рон и Гарри довольно серьёзно подходили к своему участию в Турнире, в то время как её даже не считали за достойного соперника. Настолько, что сейчас один из парней бился в приступах смеха. — Ты вообще себе такую ситуацию можешь представить? И что бы ты делала, выбери тебя Кубок? — у Уизли уже проступили мелкие слезинки от столь бурного веселья. — Прочитала бы химере «Историю Хогвартса», чтобы она умерла со скуки? — тут зашёлся смехом и Гарри. Кровь отлила от лица гриффиндорки, образовывая в голове своеобразный вакуум. Всё, что она могла слышать, — это бешеный ритм сердца, который глухо отдавался в ушах. Гермиона уже было открыла рот в попытках парировать, доказать, что она бы сражалась ничуть не хуже их обоих, но сразу же передумала. Парни бы только ещё больше засмеяли её. — Я просто хотела сказать, что необязательно было меня вот так оставлять не у дел, — довольно отрывисто произнесла девушка, пытаясь скрыть обиду. — Прости, Гермиона, но мантия теперь вмещает лишь двоих, — ответил Гарри, слегка хлопая подругу по плечу. — Ты ведь сама убеждала нас, насколько опасен этот Турнир. Покараулишь на случай, если кто пойдёт, ладно? Парни закинули в рот свои таблетки и, накрывшись мантией, прошмыгнули в Большой зал, оставляя Гермиону одну. Но их чудо-средство не сработало. Естественно. Мальчиков вышвырнуло за возрастной барьер быстрее, чем они смогли закинуть бумажки с именами в Кубок. Громко смеясь, они втроём направились обратно в башню Гриффиндора, по пути пытаясь придумать оправдание для массивных бород, красовавшихся на лицах затейников. — Вот видишь, — начал Гарри, остановившись на полпути к спальням мальчиков и тыча пальцем себе в лицо, на котором появились борода и брови, разросшиеся чуть ли не до самых скул. — Хорошо, что ты не попробовала. Гермиона никак это не прокомментировала. Парни уже ушли к себе в комнату, а она осталась сидеть в общей гостиной, уставившись на пляшущее пламя в камине и думая, действительно ли та жизнь, которую она так жадно преследовала, была именно тем, что ей нужно.***
В школе начали делать незаконные ставки на то, кто будет выбран чемпионом Хогвартса. Главными претендентами стали Кормак Маклагген, хамоватый гриффиндорец, и Чжоу Чанг — популярная когтевранка, играющая в квиддич. Первым выбирали чемпиона Шармбатона. Зачарованное пламя в Кубке налилось алым, прежде чем кусочек пергамента, вырвавшись наружу, вальяжно закружил под зачарованным потолком. Тимоти Биссет. Его сокурсники сразу же принялись поддерживать своего чемпиона аплодисментами. Затем Дурмстранг. Пергамент приземлился в руку Дамблдора, и даже со своего места за столом Гриффиндора Гермиона уловила проблеск имени, выведенного отточенным каллиграфическим почерком. Драко Малфой. Студенты Дурмстранга тут же подскочили в восторженном рёве. Казалось, Дамблдор остался недовольным этим выбором, но он быстро скрыл свои эмоции, когда названный чемпион с усмешкой встал и направился в центр Большого зала. Кубок ожил в третий раз. В этот раз — для Хогвартса. Гермиона чувствовала, как бешено участился её собственный пульс, пока она наблюдала за падающим прямо в морщинистую ладонь директора обрывком пергамента. Он смело развернул смятый листок, но вместо того, чтобы восторженно огласить чемпиона своей школы, мужчина замер, молча уставившись на написанное имя. Наконец Дамблдор поднял глаза. — Чемпион Хогвартса… — он прервался буквально на секунду, — Гермиона Грейнджер.