Вино и сабля

      Снова зазвучали фанфары, приглашая бойцов на арену. Мы выстроились в шеренгу, которую я замыкал, и размеренно вышли. Гильом встретил толпу рукоплесканиями, Небельверфер — подняв вверх свой огроменный двуручный меч, Донимир — коротким жестом. Когда очередь дошла до меня, с трибун послышались громкие виваты Кабанов, которые, конечно, никогда не упускали возможности посмотреть на мои сражения. Я обнажил саблю и сделал пару движений ей, рассекая воздух, ловя блестящим лезвием свет солнца. «Атаману Ольгерду слава!» — кричал Влад. Мои губы тронула улыбка.       Мы остановились в центре напротив самой высокой, украшенной цветами, лозой и венками крытой трибуны с стоящими на ней четырьмя роскошными креслами, наверняка для самой Анариетты и её фрейлин. Но сейчас они пустовали.       — Пусть же досточтимая княгиня Анна-Генриетта поднимется на почётное место, чтобы наблюдать за боем честным! — исполнив короткую мелодию на фанфаре, объявил конферансье с небольшой площадки справа от места княгини. — Встречайте княгиню, зрители!       На солнце по доскам трибуны под крики и аплодисменты вышла высокая женщина в роскошном жёлтом платье. Каштановые волосы её были уложены в немудрёную, но красивую причёску, в которой держалась сверкающая корона. Свободные завитые локоны струились по плечам. Её образ, несомненно, был шедевром. Я, задрав высоко подбородок, рассматривал её, пока не заметил краем глаза, как рыцари преклонили колено перед правительницей, положив правую руку на сердце, а левой опираясь на своё оружие. Наверняка, такова была традиция. Я не стал её нарушать и тоже опустился на одно колено на усыпанную песком арену.       — Второй торжественный бой из трёх перед большим рыцарским турниром объявляю открытым! — таким же статным и красивым голосом, как она сама, сказала Анариетта. Мне стало интересно, с кем дрались в прошлый раз и с кем будут сражаться в третий. Надо будет узнать.       — Поприветствуем наших доблестных рыцарей! — снова дунув в фанфару, прокричал конферансье. — Рыцарь Гильом де Лонфаль, настоящий почитатель силы любви!       Гильом поднялся и повернулся, отвечая толпе на крики.       — Этот бой для тебя, прекрасная Вивиенна! — крикнул он. Теперь понятно, почему он с особой интонацией говорил о фрейлинах.       — Лорд Небельверфер, загадочный рыцарь в чёрных латах, финалист прошлогоднего турнира!       — Пусть кровь бестии прольётся дождем на пропитанную кровью грязную арену, пусть она поёт свою смертельную тревогу, пусть она падёт на землю без надежды, пусть её крик перед боем будет первой скрипкой в этом жутком танце смерти! — поднявшись, произнёс Небельверфер. Ого, сколько пафоса.       — Донимир из Тройи, ветеран двух битв под Содденом, гордый носитель герба с тремя львами!       — Что бы ни случилось, я верю в жизнь вечную, обещанную нам нашим Владыкой! — сказал Донимир и поднял вверх до того висевший на спине щит с гербом.       — И доныне неизвестный… — интересно, как меня объявят, — рыцарь Ольгерд фон Эверек из далёкой Редании!       Была моя очередь подниматься. Трибуны после моего имени молчали, естественно, кроме той их части, где сидели Кабаны. Ну конечно, какой из меня рыцарь.       — Vanitas vanitatem omnia vanitas. Nemo ante mortem beatus dici potest. Memento mori, — выпалил я первое, что возникло у меня в голове. О том, чтобы как-то подготовить слово перед битвой, не было и речи.       Толпа зарукоплескала, услышав, с какой серьёзностью я произношу фразу, но поняв, наверняка, только последнюю её часть. Хоть так впечатление произвёл.       — Рыцари, тяните жребий, чтоб решить, кто сражаться первым будет с бестией! — сказал конферансье. На арену вышел мужчина с четырьмя золотыми прутиками в руке. — Кому попадётся рубин, тот первым и выступит против скотины!       Мы стали тянуть. Прутик с рубином в форме капли на конце попался Гильому, к великому его сожалению. Он остался на арене один. Когда вигилозавра выпустили, рыцарь заметно струхнул. А я смог с безопасного расстояния рассмотреть монстра. Это был двуногий ящер, ходивший, чуть приклонившись к земле, и если бы полностью выпрямился, то точно вышел бы ростом с этого Гильома, не такого уж и низкого парня. Острая кромка на спине у ящера и правда была, наверняка одним ударом хвоста он мог рассечь толстый кусок мяса. Но сейчас чудище било по земле другой стороной хвоста, и звук от этих ударов был в точности как от бича.       Гильом так бы и ходил кругами по арене, но ящер напал, хлестнув рыцаря хвостом по доспехам. Увидев, как противник едва пошатнулся от удара, ящер зашипел и набросился на Гильома всем телом, повалив того на землю и пытаясь разгрызть зубами забрало шлема. Рыцарь ударил монстра по голове эфесом меча и этим сбросил его с себя. Поднялся на колени, но зверь обвил хвостом его плечо, дёрнул и повалил Гильома обратно в песок, теперь лицом. Я отвернулся и вновь прислушался к музыкантам. Битва была слишком скучной, и исход можно было предугадать. И правда, Гильома втащили сюда, за арену, он едва мог говорить. Но был жив. На удивление. Ящера загнал в клетку с противоположной стороны хозяин, и ему помогали десятеро вооружённых пиками рыцарей.       Следующим выпало выступать мне. К тому времени на небе собрались тучи. А когда я вышел на арену, и вовсе пошёл дождь. Толпа была в восторге — конечно, схватки под дождём намного зрелищней. А ещё, когда небо закрыто тучами, сильнее моя магия. Только ей нельзя было пользоваться.       «Oto ja       Samotny wilk       Podążam przez krainy dal       Czujny wciąż, gotowy na bój       Jeśli tylko odważysz się przyjść       Nawet jeśli zabraknie sił       Odpowiem na bestii zew», — услышал я тех музыкантов, сейчас ставших играть громче. Песня была как нельзя кстати, я даже подумал, что они нарочно затянули именно её, когда подошла моя очередь. Но это вряд ли.       «Do broni bracia       Nadszedł czas!       Zimna stal do boju się rwie!»       Клетку открыли, и из неё выбежал другой вигилозавр, я это понял по изменившейся окраске кожи. Подумал, что у ящера какая-то непропорционально крупная голова. Встал в стойку: в правой руке выставленная вперёд сабля, левая на поясе, правая нога впереди, левая сзади.       — Рано красуешься, — выкрикнули с трибун. Этот выкрик заглушили виватами мои Кабаны.       «Naprzód, w bój!       To wszystko co wiedzieć masz       Bij i pal!       W sztandarów cieniu gnaj!»       В бой так в бой. Тварь не хотела нападать первой, поэтому я залихвацки свистнул и покрутил саблей, на полшага приближаясь с каждым движением к центру арены и взбивая каблуками грязь. Вигилозавр на это отреагировал громким шипением и побежал ко мне, готовясь хлестнуть хвостом по спине. Я почти увернулся, получив по плечу. Почувствовал, как на коже набух толстый плотный валик. Взглянул вигилозавру в глаза без век. Махнул саблей. Набрал в руку горсть ещё не очень мокрого песка и сыпанул монстру в морду, когда тот снова на меня прыгнул. Зверь заскулил и осел на землю. Но хвост его с особым звуком достиг шеи, и голова моя наклонилась вбок, а из огромной раны чуть ли не фонтаном хлынула кровь. Трибуны оживились, заорали, особенно мои люди.       — Повержен рыцарь Ольгерд, упала с плеч его глава! — объявил конферансье. Рано.       Я, придержав левой рукой голову, норовящую упасть с плеч, отсёк вигилозавру половину хвоста, пока он ногой пытался прочистить глаза от песка. На арену впервые пролилась кровь монстра. Смешалась с дождём.       — Но что за чудо тут случилось? Держа главу, нанёс удар наш рыцарь, и бестия хвоста лишилась, — прокомментировал конферансье.       А вигилозавр заскулил, почти как собака, и замешкался. Я воспользовался этим, чтобы вернуть голову на место. Пара секунд. С хрустом размял восстановившиеся суставы. Почувствовал, как срослись мышцы и сухожилия.       «Stal i pięść       Każdy wróg dobrze to zna       Stal i pięść       Oddajmy śmierci cześć!»       Ну, мне честь смерти отдавать всё же не придётся. По крайней мере, потому что я бессмертный. И потому что выбил себе преимущество.       Теперь я стал наступать. Махал саблей пред носом твари, но она всё уворачивалась, изредка хлестая меня обрубком хвоста по ногам. Чувствую, от моих штанов к концу боя мало что останется. Да и кунтуш только выкинуть придётся… К счастью, это был не парадный, а похожий на него: тоже с фиолетовыми отворотами, но зелёный и без рукавов. Мне хотелось уже магически переместиться за спину твари и снести ей башку, наконец, но меня дисквалифицируют, если я это сделаю. Нужно было дать вигилозавру атаковать первым. А он, скотина, не нападал, только шипел и бил обрубком хвоста по земле.       Трибуны не замолкали. Дождь усиливался, с носа моего уже текло ручьём, а волосы прилипали ко лбу. Вигилозавр не выдержал и понёсся на меня с рёвом, достойным небольшого медведя. Я понял, что вряд ли увернусь, поэтому вогнал твари саблю в пасть. Она пару раз дёрнула ногой и тушей повисла на клинке. Я выдернул карабелу из вигилозавра и поднял её над головой, измазанную в крови, но поблёскивающую алым из-за магии, в ней заключённой.       Зрители с криками и аплодисментами поднялись со своих мест, даже княгиня пару секунд стояла у края своей трибуны.       — Сильнее оказался рыцарь Ольгерд, и монстр пал, отведав его сабли! — подытожил конферансье и исполнил победную мелодию на фанфаре.       Ко мне вышел тот же мужчина, который приносил прутики, и попросил следовать за ним. В итоге он отвёл меня на трибуну княгини, где она, поздравив меня заготовленным текстом, сама повесила мне на грудь бронзовый орден с изображением раззявленной пасти, измазав свои изящные руки в моей крови.       — Прошу прощения, — шепнул я ей и чуть было не потянул лапы к ручкам Анариетты.       Наконец, рассмотрел её лицо, показавшееся мне крайне привлекательным: у княгини были голубые глаза, подкрашенные пухлые губы и тонкий нос.       — Не стоит, — так же тихо ответила она и улыбнулась, принимая предложенный ей фрейлинами платок. — Рыцарь Ольгерд фон Эверек, — начала Анна-Генриетта громче, — теперь вы официально получаете единоразовую возможность аудиенции с нами в нашем дворце. Предъявите стражникам этот орден, и вас отведут ко мне. А сейчас можете насладиться боями остальных участников, концертом на поле и отведать нашего вина!       Я на всякий случай поклонился.       — Заходите желательно сегодня или завтра, — шёпотом добавила княгиня.       В итоге время я провёл, потягивая Эст-Эст в корчме-беседке и слушая издалека так понравившихся мне музыкантов. Правда, играть закончили они довольно быстро. Тем временем, с арены вынесли мёртвого Небельверфера. Проиграл, несмотря на весь свой пафос. Позже снова зазвучали триумфальные фанфары: Донимир тоже убил бестию. Вскоре люди стали расходиться. Мои Кабаны вмиг меня нашли и расселись за столами рядом. Оксинья чмокнула меня в щёку. Я погрозил ей пальцем.       — Вот он, наш атаман! Это наш атаман! Великий атаман! — кричал Энгус, обращая на нас внимание всех прохожих. — Наливай, трактирщик, выпьем за Ольгерда!       Я рассмеялся. Сказал, что пропущу с ними всего пару бокалов, а потом пойду отмываться от крови и грязи. Дождь прекратился только недавно. В итоге просидел ещё пару часов, и в «Фазанщину» мы возвращались вместе. Я и моя шумная компания. По пути упившийся до невозможности Влад всем хвастался моей победой и обещал драки с тем, кто не поверит. Все, конечно, верили.       Уже в своей комнате я осматривал себя в зеркале, помывшись. На ногах если и были раны, то они не оставили и следа, а на шее появился еле заметный рубец, отправившийся в копилку моих бесчисленных шрамов. Чтобы не терять время, я тут же по-парадному оделся, закрутил вверх кончики усов, пригладил рыжую бороду и отправился в дворец.       Коня меня попросили оставить у входа в дворцовые сады. Забрали саблю. Потом долго вели по каменным лестницам, украшенным мраморными статуями, ограниченным коваными перилами. Уже отсюда сквозь узкие белые арки был просто потрясающий вид на город, но мы поднимались всё выше. Стражник, меня сопровождавший, перед одной из лестниц остановился и указал, мол, поднимайтесь. Это была лестница на центральную террасу, с которой можно было оглядеть практически погрузившийся в сумерки Боклер. У перил стояли чаши на длинных ногах с зажжённым в них огнём. И сама Анна-Генриетта, сложив руки спереди. Сейчас на ней было платье, явно сшитое по назаирской моде: оно имело глубокий вырез. И было не таким пышным, бордового цвета, с расшитой цветочным орнаментом, почти как мой кунтуш, юбкой. На шее и в декольте её висело массивное ожерелье с бирюзой.       — Приятно, что вы столь расторопны, — начала Анариетта. — И в заметно лучшем виде, хотя своему стилю не изменяете.       — А вы всегда прекрасны, ваша милость. — Я поклонился, остановившись у конца лестницы, в нескольких метрах от правительницы.       — Подойдите ближе, Ольгерд, — требовательно, но довольно мягко сказала она и улыбнулась, совсем немного, одними только уголками губ. Я не смел ослушаться. — Для чего хотели вы добиться аудиенции со мной? Чужеземцы обычно просят гражданство, титул, землю. Чего желаете вы?       — На самом деле, я сам не знаю, — покачал головой я. Сжал губы.       — Это личный интерес? — серьёзно спросила княгиня. Подняла руки к талии и обхватила ладонью пальцы другой руки.       — Вряд ли.       — Вы смеете уклоняться от ответа? — подняв брови, сказала Анариетта.       — Ни в коем разе, ваша милость, — чуть расслабившись и встав контрапостом, ответил я. — В городе я едва третий день, о бое узнал от трактирщицы вместе с новостями о Бестии.       — Геральт уже почти прибыл в Туссент.       — Почему тогда именно он? — спросил я, поставив одну руку на пояс, а другой сделав вопросительный жест.       — Мы с ним давно знакомы. У Геральта слава того, кто может совершать невозможное. Баллады виконта Юлиана… Лютика правдивы.       — Хм… Наверно, это всё, — протянул я, опустив руки. Указательным пальцем покрутил кольцо на большом пальце. — Спасибо, ваша милость.       Было очень странно уходить спустя минуты две разговора, но я и правда узнал всё, что хотел. Земли тут не были не нужны — кто знает, сколько ещё лет я буду гулять по миру с Реданской Вольной Компанией. Титул и гражданство, правда, звучали заманчиво, но я уже сказал, что ухожу.       — Постойте, Ольгерд, — остановила меня княгиня. — Мы желаем, чтобы вы рассказали, как выжили после удара монстра в шею и не имеете ни единого шва на этом месте сейчас. И подойдите ближе, тут не так уж и светло, а мы хотим видеть ваше лицо.       — Боюсь, ваша милость, одной аудиенции не хватит, чтобы рассказать. — Я встал ещё ближе, теперь нас с Анариеттой разделял лишь шаг.       — А вы постарайтесь. Это приказ.       — Хорошо, ваша милость. По глупости много лет назад я имел неосторожность играть в игры со злом. За определённую плату мне даровали бессмертие и лишили чувств.       — Абсолютно всех чувств? — уточнила Анна-Генриетта.       — Практически. — Я заглянул ей в декольте. Увидел очаровательную родинку на левой груди.       Княгиня этого не заметила или сделала вид, что не заметила. Сказала:       — Это так мелочно — просить бессмертия у высших сил. Совсем недостойно рыцаря.       — Бессмертия я не просил. Я его получил, потому что так трактовал желание исполнявший.       — Значит, вы просто не умеете формулировать желания.       — Это правда. — Я поднял взгляд на небо. Наш разговор становился слишком интимным.       — Нам нравятся рыцари, способные признавать свои недостатки, — вдруг сказала Анариетта. Вокруг стало слишком темно, а в дрожащем свете пламени я не смог разглядеть, улыбнулась ли княгиня, или мне показалось. — Подойдите ближе.       — А мне нравятся правительницы, так свободно разговаривающие с какими-то чужеземцами, — ответил я и шагнул ещё ближе, почти вплотную к Анне-Генриетте. Она всё же была высокой, совсем немного ниже меня. Меня многое в ней привлекало, практически всё, что я о ней успел узнать. И стоя к ней так близко, я желал коснуться её ладоней, чтобы поцеловать, но не мог: всё-таки я тут никто.       — Что вам ещё нравится? — едва улыбнувшись, спросила княгиня и поставила руки на пояс.       — Хм… Например, с недавних пор туссентские ночи, ваша милость, — закрутив рыжий ус, сказал я. Решил, что хер с ним, с дворцовым этикетом, и коснулся кончиками пальцев талии Анариетты.       — Что вы себе позволяете, рыцарь Ольгерд? — без единой нотки недовольства в голосе остановила меня она. Подбежали несколько стражников, но княгиня жестом их прогнала. Я нашёл в этом какое-то забавное отражение самого себя и своей Компании. — Тут же куча охраны, — уже тише продолжила Анариетта.       — Прошу прощения, ваша милость, — прошептал я.       — Дамьен, — подозвала она лысого гвардейца с усами и маленькой бородкой под губой. Наверняка это какой-нибудь капитан стражи. — Нам необходимо переместиться в наш кабинет.       — Понял, ваша милость. Гостя проводить отдельно?       — Нет, мы пойдём вместе. Следуйте за нами, Ольгерд.       Княгиня энергично проследовала к двери с правой стороны террасы. Стражник, стоящий перед ней, достал ключ и открыл её. Анариетта вошла и крикнула мне не отставать. Мы прошли пару залов с непотребно высокими потолками, поднялись по лестнице, и правительница, наконец, вошла в свой кабинет. Днём в нём наверняка всегда полно света: здесь были большие застеклённые окна арочной конструкции. По левую руку от входа стоял стеллаж с книгами, по правую — пара кресел, комод, большой глобус. В центре, конечно же, стол, на котором лежали кипы бумаг с королевской печатью.       Анна-Генриетта закрыла дверь на ключ.       — Чтобы нам никто не мешал, — прокомментировала она. Подошла ближе.       Я, почувствовав свободу, обхватил ладонями её талию и коснулся губами её губ. Анариетта вдруг отвернула лицо.       — Усы щекочут, — оправдалась она. Я усмехнулся. Повторил попытку её поцеловать, теперь с большей уверенностью. Княгиня коснулась руками моих плеч и ответила на поцелуй. Я увёл руки с талии её на спину, чтобы расшнуровать корсаж. Анариетта тоже переместила свои ладони выше, изящным движением проведя дальше по надплечьям, потом по голой шее, вызвав мурашки, пробежавшие по загривку, затем коснулась серьги в левом ухе, начала шрама. Пальцами другой руки провела по заросшему бородой верху шеи.       Я был лишён страха и боли. Но низменных желаний — нет. И я желал её. Желал увидеть больше, чем родинка на груди. Нетерпеливо расшнуровал корсаж. Помог снять платье, кружевную рубашку, панталоны и увидел её аристократически бледное тело. Ещё одну родинку внизу живота, будто дразнящую: «ты увидел ещё, но не всё». Я коснулся родинки, почувствовав под пальцами дрожь тела Анариетты. Вспомнил, что сам полностью одет перед практически обнажённой княгиней Туссента. Снял с шеи коллар и бросил в складки платья, лежащего на полу. Положил руки княгини себе на грудь. Она меня поняла и расстегнула две пуговицы на кунтуше. Избавилась от ремня, на котором обычно висели ножны. Со вторым справился я сам. Развязал кушак, сбросил кунтуш. Дал Анариетте стянуть с себя рубашку. По-своему насладился удивлённым вздохом княгини, увидевшей все мои шрамы. Она неодобрительно покачала головой, будто от этого они тут же испарятся. Положила ладонь мне на грудь и провела вниз, поднимая волосы сначала на груди, потом на животе.       — У вас тело какого-то дьявольского Аполлона, — произнесла княгиня.       Немного стянула с меня штаны, намекая, что снять их должен я сам. Я попятился назад, к столу, увлекая за собой Анну-Генриетту, которая от неожиданности упала в мои объятия, накрыв своей обнажённой грудью мою. Я с усмешкой закрутил вверх ус. Чуть подождал, пока она с меня слезет, стянул сапоги, размеренно, дразняще. Поменялся с ней местами, помог забраться на стол. Опустился на одно колено, чтобы снять с её изящных ножек туфли и гольфы, проведя перед этим руками по бёдрам, по икрам, коснувшись щиколотки. Только затем избавился от оставшейся одежды на себе. Приблизился к княгине вплотную, положил ладонь ей на талию, как в самом начале, но теперь переместил её ниже, к родинке. Потом совсем низко. Ласкающе коснулся её пальцами, случайно обжёг холодом перстней. Анна-Генриетта вздрогнула, схватилась за моё предплечье, выдохнула:       — Продолжайте.       — Не смею ослушаться, ваша милость, — с усмешкой ответил я и продолжил ласки, постепенно позволяя себе больше. Другую руку держал на её бедре, наслаждаясь нежностью кожи.       Позволил себе начать, когда это показалось мне уместным. Княгиня выдохнула и положила руки мне на шею, притянув мою голову к себе. Тихо, изящно стонала в такт моим движениям. Иногда тянулась к губам за коротким поцелуем. Касалась напряжёнными от страсти пальцами серьги. В один момент издала громкий стон и прижалась ко мне всем телом. Я провёл по её прямой спине рукой. Не выпустила из объятий, когда я закончил. Не отпуская, слезла со стола, одарила поцелуем в шею. Я ответил ей, коснувшись губами этой очаровательной родинки на груди.       — Неужели вы желаете ещё, ваша милость? — шепнул я княгине прямо в ухо, наслаждаясь сладковатым от духов запахом её густых каштановых волос.       Анариетта молча повела меня к своему креслу, удерживая за талию. Лёгким толчком в грудь заставила сесть. Забралась мне на колени. Коснулась меня, вновь разбудив во мне желание. Мы оказались во власти страсти, которая вряд ли угаснет в ближайшее время. И я весь отдался этой страсти, потому что она была отдушиной в моём пресном мире.