Вино и сабля

      Я до утра утешал Анариетту, скорбящую о Мильтоне. Хотя я, из-за того, что не обладал проницательностью и чувствительностью, так и не определил, действительно её ужасно расстроила смерть рыцаря, или она играет.       Анариетта плакалась мне в подмышку, а потом тянулась своими пухлыми губами, подкрашенными алой помадой, к моим. Увлекала за загривок к себе, делая это так, чтобы я уткнулся носом в её грудь. Стонала тихо, будто часть получаемого ей удовольствия уходила на то, чтобы заглушить скорбь. Просила больше ласк, чем я оказывал ей до этого.       — Ольгерд, вы меня не утешаете, вы абсолютно черствы, — говорила она, когда мои пальцы, мои губы как можно нежнее касались её: белых плеч с несколькими родинками на них, живота, вздрагивающего от прикосновений, лица, почти не пудренного, мягкой груди.       — Я думаю, Дамьен лучше вас утешит, — коротко хохотнув, ответил я.       — Глупости! — воскликнула Анна-Генриетта и, запустив руку в мои рыжие волосы, направила меня от живота ниже. Легла в подушки на своём роскошном ложе. Я чуть приподнялся над ней, рассматривая. Оперся на одну руку, второй откинул волосы с лица.        — А вы не можете чуть дольше побыть в такой позе? — вдруг попросила она. — Я вами полюбуюсь.       — Кажется, любоваться в этой комнате можно только вами, ваше сиятельство.       — Не играйте в глупца, — ответила Анариетта, приподнявшись на локте. — Вы же не можете не знать, что нравитесь женщинам. И мне в том числе. Иначе вас бы тут не было. А если б поменьше шрамов…       — Они со мной на оставшуюся вечность, — сжав губы, сказал я. Я хотел заняться сексом, а не обсуждать свою внешность. Да, мне известно о привлекательности своей морды и тела, но именно шрамы ввергали некоторых в ужас. Они были по-настоящему страшные, глубокие, многие из них — от ранений, после которых невозможно выжить. Серповидный рубец с левой части головы, кривой крест перепаханной кожи практически на всю грудь, шрамы на запястьях. Анариетта на самом деле либо безмерно глупа, что подпустила меня к себе так близко, несмотря на внешний вид, либо крайне проницательна.       — Широкие плечи, удивительно тонкая талия, литые мышцы… — перечисляла княгиня, пока я размышлял. Возможно, иной бы смутился, но никакого смущения у меня не было. Я опустился к Анне-Генриетте снова, туда же. Легко касаясь холодными пальцами горячих бёдер, стал ласкать женщину языком, как она и хотела. Княгиня тут же прервала очередную фразу и охнула, упала обратно в подушки, разметав по ним свои каштановые волосы. Вздрогнула — наверняка ей опять стало щекотно из-за усов. Сама откинула с моего лба вновь выбившиеся волосы.       Когда я закончил и поднялся, она, разгорячённая, с возбуждённо бьющимся серцем, нежно коснулась указательным пальцем моего заросшего подбородка и игриво мне улыбнулась. Я поднял уголки губ в ответ, схватил её за талию и резким движением перевернулся на спину, оказавшись в подушках. Княгиня взвизгнула от неожиданности, но тут же расслабилась, даже не пытаясь выпутаться из моих объятий или хотя бы слезть с меня на кровать. Я поцеловал её в шею, пахнущую духами и — совсем немного — по́том. Мне снова было хорошо, почти как на сегодняшнем концерте…       — Ваша милость, может, вам стоит перестать так жёстко ограничивать выступления группе «Вейдер»? — аккуратно шепнул я, смотря, как покачивается её золотая серёжка с каплевидной жемчужиной от малейшего движения женщины.       — Опять вы про них… — вздохнула она и попыталась отстраниться, потому что я нарушил интимность обстановки своим вопросом. Но мои руки ей не дали. — Неужели вам понравилось?       — Не знаю. Каменное сердце, знаете ли, — солгал я.       Княгиня что-то подозрительно промычала. Теперь была моя очередь вздыхать.       — Ладно, да. Понравилось. Я наконец-то ощутил на их концерте что-то, кроме пустоты, в то время, когда я не с вами.       Женское сердце чаще забилось, а я, кажется, почувствовал, как погорячели её щёки.       — А-ах, — протянула она. — Теперь я буду ревновать и точно запрещу им выступать!       Я рассмеялся. Мне не было по-настоящему смешно, но я почти всегда понимал, когда следует всхохотнуть.       — У вас отличное чувство юмора. Это хорошо. Не люблю скучных людей.       Княгиня выпуталась из моих рук и села на кровати, отвернувшись.       — Я подумаю об этом, — ответила она, не поворачиваясь.       Это можно было считать за успех. Правда, я понятия не имел, зачем так рискнул её обидеть ради говнюков, которым от меня только это было и нужно. Может, музыка их меня одурманила?       Я прикрылся покрывалом и закусил губу. Завёл руку за голову, чтобы было чуть удобней. И думал. Сказать ей о Детлаффе? Да что я знаю…       — Геральт не приходил к вам после Охоты?       Анариетта повернулась ко мне лицом. Она только что положила в рот виноградину с веточки, которую аккуратно держала в руке.       — Нет. А вы что-то знаете?       — Не знаю. — Я сжал губы. Если даже Геральт не рассказал ей ничего… — Я пойду.       — Вы совсем не спите? — поднеся к моему рту виноградину, спросила Анариетта. Я взял её в зубы и сел. — У вас ужасные синяки под глазами.       — Сплю, — проглотив ягоду, ответил я. Да, сплю. Но мне опять снилась Ирис. Во сне я приходил в покои княгини, развлекался с ней, пока не замечал на месте каштановых кудрей чёрные волосы жены, а вместо княжеского лица — бледное личико с размазанной по щекам тушью. После этого я всегда просыпался. Сердце щемило, заснуть удавалось далеко не сразу. Да и простыни оказывались мокрыми от пота. А наутро казалось, будто я совсем не спал.       — Ну, значит, поспите сегодня в замке. Думаю, даже бессмертный не откажется от мягкой перины. — Княгиня скрыла улыбку за виноградом, поднесённым к губам.       — Я бы с удовольствием, но моя компания будет волноваться. — Правда, сейчас я собирался идти не в «Фазанщину».       — К чёрту компанию! Вы действительно думаете, что это важнее сна? Глупости!       Впрочем, да. Глупости. Я закрыл глаза.       Открыл, когда было уже светло. Проснулся от беспокойства. Анариетта ещё спала рядом.       — Нет, блядь, нихуя не глупости, — прошипел я в усы, снова натягивая окровавленную рубаху. Потом выброшу. Нужно было выметаться и бежать. На кладбище Мер-Лашез. Возможно, я смогу застать там того, кого Детлафф называл другом. Мне хотелось поговорить с ним. Я усмехнулся. Если он вообще существует. И в своём уме. В коридоре меня остановил Дамьен.       — Куда спешишь?       — Да вот, прогуляться решил, — я закрутил вверх пальцами рыжий ус. Дамьен же пошевелил своими усами.       — В шесть утра? — с каплей угрозы в голосе спросил он.       — Да. Потрясающее время — людишки ещё спят, на улице не жарко.       — Любовничек изволит шутить?       — Я понимаю, почему ты ко мне так относишься, но изволь, у меня ни одной дурной мысли. И я возвращаюсь в «Фазанщину».       — Тебя не спасут даже ранние выходы, — прогремев доспехами, ответил Дамьен. —Поздравляю: уже все знают, что ты спишь с княгиней. Даже виконт дольше держал свои отношения в тайне.       — Что ж, обидно проиграть в этом предыдущему любовнику её сиятельства. А теперь я пойду.       — Иди. Но боюсь, в городе тебя будут ждать косые взгляды.       — Как-нибудь переживу.       В Боклере на меня действительно изредка странно поглядывали. Некоторые — особенно женщины — с некоторой оценкой. Но если б я не любил внимания, не носил бы на себе столько драгоценностей.       На кладбище было тихо, как и в прошлый раз. Даже, возможно, чересчур, такая тишина вызывает необъяснимое волнение. У нормальных людей, конечно же. И снова стоял чёртов туман, от которого тут было душно, как в парнике. Я сглотнул вязкую и противную слюну и вдохнул глубже. Таким воздухом невозможно было надышаться. Приминая некошеную траву сапогами, я направился к двери часовенки. Постучал. Ответа не было. И на второй стук тоже. Тогда я толкнул дверь, и она просто открылась. Изнутри потянуло холодом и свежестью. Возможно, тут никого и нет, и это просто заросшая часовня. По крайней мере, это было бы логичней. Однако я спустился в холодный склеп по скользким и старым ступеням или даже по их остаткам. Тут были зажжены свечи, но мало ли кто ходит сюда навещать погребённых…       Внизу меня ждало разветвление — только направо или налево. Но я не успел что-либо выбрать, как сверху донеслось:       — Признаюсь, гостей я не ждал.       Я обернулся и задрал голову. На верхнем ярусе, держась за перила балкона, стоял мужчина, седоватый, в сером невзрачном стёганом жилете с длинными полами, в чёрной рубахе и перчатках без пальцев.       — Ты друг Детлаффа?       — Положим, — спокойно отозвался он. — Но, пожалуй, это я должен был первым спросить, кто ты.       Я почесал голову, взъерошив рыжие волосы. Пока шёл, я даже не придумал, как представлюсь.       — Я был тут… Недавно. Говорил с ним. А потом застал его перед убийством очередного рыцаря.       — Хм, — пожевал мужчина. — Возможно, мне стоит тебя выслушать.       Он спустился ко мне, медленно, абсолютно спокойно, подал руку для приветствия. Я уловил тонкий запах сушёных трав, то ли от ладоней, то ли от венчика, висящего у него на поясе. Но этот запах тут же перебил дух какого-то варева, явно несъедобного.       Рука у незнакомца оказалась довольно холодная и с такими же жёсткими ногтями, как у Детлаффа.       — Регис, — представился он, чуть сильнее сжав мою ладонь.       — Ольгерд.       Регис пригласил меня на балкон, на котором сам до этого стоял, потому что там было место, чтобы присесть. Я поднялся и тут же сел на стул рядом с книжными полками. Мой собеседник устроился на лежанке рядом. Достал бутылку какого-то пойла и передал мне. Я отхлебнул. А что мне, даже если там отрава? И вдруг поперхнулся.       — Настойка на мандрагоре?       — Она самая, — довольно протянул Регис. — Как тебе?       — Неплохо. В силу некоторых обстоятельств вкус полностью я оценить не могу.       — Хорошо. И что же ты хотел поведать мне, Ольгерд? — спросил Регис, хитро ощерившись. Лицо у него, несомненно, было приятное, даже чересчур для человека, живущего в склепе. После встречи с Гюнтером я выучил, что даже таким с виду добрякам полностью доверять нельзя. Поэтому завёл издалека.       Регис напряжённо меня слушал, но открыто и пóлно отвечал на мои вопросы, даже с какой-то непонятной смешливостью, будто всё мною произносимое — простая выдумка. Он отказался от своего самогона, ссылаясь на то, что сам не пьёт, только гонит. И я тоже больше пить не стал. Когда разговор дошёл до описания моей последней встречи с Детлаффом, мужчина вдруг рассмеялся.       — Что не так? — недоумённо спросил я.       — Всё верно, — оскалив острые зубы, ответил Регис. Он наверняка такой же вампир, как и Детлафф. — Просто мой добрый друг Геральт говорил мне, что почуял запах крови и ядрёного пота из кустов, но был слишком занят поимкой Бестии, чтобы доставать оттуда всяких пьяниц.       Мне не оставалось ничего, кроме как недовольно надуть ноздри и порычать в усы.       — Ну, не принимай на свой счёт. Думаю, он не специально так неизбирательно выразился. Хм, а что было дальше?       — Я не обязан рассказывать тебе всё.       — От тебя очень сильно пахнет женскими духами, — заметил Регис. — И кровью.       — Ты хочешь послушать порноисторию от первого лица, вампир?       — Хорошо, что ты сам догадался. А то было бы неприятно потом как-нибудь оправдываться. Кстати, что забавно, Геральт, профессиональный охотник на чудовищ, долго не мог понять, почему его чувствительный к магии медальон дрожит в моём присутствии.       — Скажи спасибо своему дружку, — пожал плечами я. Не зная, что Детлафф вампир, я бы так и не догадался.       — Ну что там насчёт твоей истории? — спросил Регис, посмеявшись.       — Сразу после этого я пришёл сюда.       — Недостаток сна у человека очень негативно влияет на работоспособность его организма. А в долгосрочной перспективе сильно ударяет по здоровью.       — Да какой же я человек? — бросил я, не задумываясь. Регис вопросительно на меня взглянул. Я дал заднюю. — Э, нет, ещё не время.       — Хорошо, — не теряя улыбки, ответил вампир. — Буду с нетерпением ждать, когда до этой детали дойдёт очередь в твоём рассказе.       — Ну… Ладно. — Я сел так, чтобы легко можно было опустить лицо за надобностью. — Я пришёл, наверно, только потому, что мне некому излить душу, кроме незнакомца, которому доверять, по меньшей мере, сомнительно. — На этих моих словах Регис чуть хохотнул, будто бы смеясь над тем, что я смею в нём сомневаться. — Как уже было сказано, Детлафф планировал убийства не потому, что ему именно эти рыцари чем-то насолили, а потому, что любил. Вряд ли уже узнаю, как это связано, но даже так чувствую, что он в таком же дерьме, в каком и я когда-то был. Я тоже когда-то любил. Изволь! По-настоящему! — Тёплые воспоминания уж заволокли мой рассудок, но я отогнал их. — И поставил на кон всё, ради неё. И сполна отплатил. До сих пор плачу. И выплачу только со своим концом, которого, впрочем, может никогда и не настать.       — Что ж, последняя твоя фраза крайне меня заинтересовала. На нашего брата ты не похож. Кто же тогда ты? Чародей? — с несходящей улыбкой сказал Регис. Я пару минут думал, стоит ли ему отвечать.       — Я теперь, изволь, вечный дьявольский должник.       — Хм… — пожевал вампир. Погладил седые виски. — На большее я и не надеялся, но, не скрою, мне теперь крайне интересно. Хотя бы потому, что запах крови, хоть и застарелой, с твоей рубахи, тихо сводит меня с ума… — Я опустил голову, скрывая загоревшийся взгляд. Хотелось бы мне захлебнуться в крови, чтобы потом очнуться заново — уж очень клонило в сон. — Итак, всё же зачем ты пришёл?       — Я просто хочу сказать, что Детлаффу надо держать жизнь. До конца. Он может быть жертвой собственных эмоций, собственных чувств и терзаний. — Я подскочил, схватившись за саблю, чтобы почувствовать вибрацию её магической рукояти под пальцами. Регис удивлённо раскрыл глаза. — Это не оправдание! Я понимаю. Но слишком сильно узнаю в нём самого себя, что не могу не заступиться, хоть и виделись мы всего два раза — и во второй он всадил мне когти в грудь.       Регис беззлобно рассмеялся на мои слова, но всё же было в этом смехе что-то печальное — что даже я смог уловить.       — Полностью с тобой согласен, Ольгерд, — качая головой, ответил вампир. Он поправил перчатки на руках, сорвал лист с сушёного венчика у себя на поясе, раскрошил в пальцах и понюхал, будто бы успокаивая себя этим. — Но решать, оставить ли бедному Детлаффу жизнь, будет Геральт. Я только могу постараться повлиять на его решение. И, конечно, буду. Не только по озвученной тобой причине — именно Детлафф когда-то спас мне жизнь, я просто обязан. И даже сказал об этом Геральту. — Регис взглянул на меня, но совсем невесело и даже с какой-то слабостью. — Но он, кажется, не хочет слушать. Желает, чтобы Бестия заплатила жизнью.       — Ну, у тебя ещё есть время, — звякнув саблей, подытожил я и направился к выходу, чтобы не ляпнуть ещё чего лишнего.       — Да, есть, — покачав головой и сжав губы, сказал Регис. — Ну что, получается? Прощай?       — Да, прощай, — поклонился я. — Спасибо за то, что выслушал, за мандрагору и понимание. И пожалуйста. Геральту не стоит обо мне знать, это просто собьёт его со следа.       Когда я вышел, то понял, какой же глупец. Зачем пошёл? Что наплёл? Плюнуть и растереть… А хотя… Как там у этих чертей было?       «Lukewarm race       No folly in our minds       We're lukewarm race       Not much touches us».