Кривое зеркало

В дверь вновь постучали. Бросив всё как есть, Гермиона запахнула домашний халат и выбежала в прихожую. Резко открыв дверь, она снова увидела на пороге Малфоя, на этот раз в компании с щуплым волшебником, которому на вид было очень много лет. — Вы что наделали?! — закричала девушка, — Вам мало было разрушить мою жизнь, так теперь ещё и это! Гермиона и сама не заметила, как вышла за дверь, буквально желая кинуться на Люциуса. Зато мужчина это явно заметил. Схватив Грейнджер за плечи, он слегка встряхнул её и, приблизившись к лицу девушки, проговорил: — Прекрати эту истерику! Пригласи целителя войти и сядь. — Черт с вами! Заходите оба, — рявкнула девушка дёрнувшись, чтобы вырваться из рук Малфоя, — Лучше бы вы действительно просто убили меня тогда! Целитель вёл себя абсолютно отстранённо, словно видел подобные сцены ежедневно. Зайдя в зал, он поставил свой портфель на журнальный столик, снял мантию и повернулся к Гермионе: — Снимите халат. Девушка вперила злой взгляд в Малфоя, который закатил глаза, но всё же сказал: — С вашего позволения, воспользуюсь уборной. Когда он вернулся, целитель уже собирался уходить. Гермионе он не сказал ничего, касательно её состояния, кроме пары вопросов о том, как она чувствует себя в последние дни. — Чудесно, мистер Малфой, вы вернулись. Поздравляю, вы ожидаете появления малыша. Срок, — он загнул несколько пальцев, что-то считая в уме, — двенадцать недель. Дата зачатия 2 июня, оплодотворение произошло тремя днями позже. Это вполне вероятно, — кивнул лекарь. Гермиона предприняла последнюю призрачную попытку хоть как-то защитить себя: — Отец не вы, — выплюнула она с отвращением глядя на Люциуса. Тот лишь невозмутимо посмотрел на целителя, который покачал головой: — Боюсь, что это невозможно, мисс. Отцовство подтверждено на девяносто девять процентов. К тому же, вы не вступали ни с кем в интимную близость после зачатия, — мужчина достал две склянки из портфеля и вручил их красной, как рак, Гермионе, — Это вам. Добавляйте по пять капель того и другого в воду и выпивайте до завтрака. Зелья помогут организму набраться сил, — накинув мантию, целитель закрыл свой портфель и направился в сторону двери, — Я навещу вас через неделю. Мой секретарь предварительно отправит вам сову, мисс. — Я провожу вас, — кивнул Малфой, — оплата, как всегда, уже на вашем счёту в Гринготтс. Гермиона сидела на диване, невидящим взором глядя в стену. Её даже не беспокоило то, что Люциус Малфой распоряжается у неё в квартире. Гермиона знала, что ничего хуже он уже сделать не сможет. — Для начала, — заходя назад в гостиную, произнёс мужчина, — я хотел бы заверить вас, что это случилось совершенно незапланированно. Я с большой осторожностью отношусь к вопросу деторождения и потому не стал бы... — Жаль только, вы с куда меньшей осторожностью относитесь к своим извращенным желаниям, — прошипела Гермиона, — таким как, например, взять и изнасиловать девушку собственного сына. — Никто не хотел вас насиловать, — закатил глаза Люциус, — Я хотел, чтобы вы прекратили отношения с Драко. Если бы я задался целью причинить вам физическую боль, так бы оно и было, можете не сомневаться, однако вы тоже получили удовольствие от той ночи... — Удовольствие? Вы напоили меня любовным зельем! — в приступе ярости вскочила с дивана Гермиона. — И не смотря на это, вам понравилось, — фыркнул Малфой, особенно никак не реагируя на её реакцию, — Я всё прекрасно помню, мисс Грейнджер. Гермиона, в отличие от него, старалась как можно реже вспоминать ту ночь. Стоило признаться, Люциус действительно не был с ней груб. Перед глазами всплыла картина, которая была запечатлена на одной из колдографий, где мистер Малфой лежит на кровати Гермионы, а она сидит на нем сверху. Понять, что это был именно Люциус можно было только по тому, что на других фото тоже был он, так как тут его лица совершенно не было видно. Держась за спинку кровати и откинув назад голову, на нём сидела Гермиона. В животе у девушки неприятно защекотало. Возможно, именно эту колдографию стоило оставить при себе и не относить в суд, ведь глядя на неё, вопросов к потерпевшей, сидящей на лице у насильника, становилось немного больше. Однако Гермиона решила не утаивать ничего. Всё, по её мнению, должно было быть честно и справедливо. Да, Люциус не нанёс (как она думала) вреда здоровью Гермионы. Да, на фото всё выглядело так, словно волшебница делала всё это по своей воле. Но это никак не отменяло того факта, что каждый поцелуй и каждое прикосновение было произведено под действием любовного зелья. Не выпей Грейнджер тогда ту воду, она была уверена, что ничто во всём мире не заставило бы её лечь в постель со старшим Малфоем. — Так или иначе, сейчас разговор не об этом. Мне жаль, что я втянул вас в эту беременность, но я не могу сделать ничего, кроме как взять на себя ответственность за последствия этой истории, — спокойно проговорил Люциус. — За последствия? — переспросила Гермиона. — Именно. Разумеется, зачатый вне брака не чистокровный ребёнок, это не идеально, но всё же... — «Ребёнок»? — подняла брови девушка, перебивая Малфоя, — «Не идеально»? — Вы так и будете просто повторять мои слова? — раздраженно ответил вопросом на вопрос Люциус. Надо признать, тон его голоса сегодня был совершенно отличным от того, как он разговаривал с Гермионой перед судом или в тот самый вечер... да и когда они встретились в Малфой-мэноре, и до этого тоже; в целом, его манера речи теперь сильно отличалась от того, что Гермиона привыкла слышать от Малфоя всегда, кроме сегодня. — Нет-нет, я просто хочу прояснить... вы же не думаете, что я буду рожать? — усмехнулась Грейнджер, чувствуя собственную власть над ситуацией. — А что же вы собираетесь делать? — поднял брови мужчина, — Как говорится, чернила высохли. Пролитого зелья не соберёшь. Гермиона покраснела от злости. — Вы напоили меня бог знает чем, что я потеряла голову, и воспользовались мной! Вы же, — она ткнула пальцем в его сторону, — облажались, словно подросток! И теперь, вы думаете, что я буду расплачиваться за ваши ошибки и самоуверенность, жертвуя собственным телом и здоровьем?! Нет, сэр. Я не оставлю этого ребёнка. Я сделаю аборт. — Сделаешь что? — не понял мужчина, — Уж не магловский ли это способ умертвить младенца в утробе? — скривив губы, спросил Люциус. Гермиона, которой тоже стало неприятно от того, как это звучит, замялась, но затем всё же ответила: — Да... Это если говорить грубо. — О, нет! Это мой ребёнок и ты не убьёшь его, — также спокойно, однако всё таки довольно сурово ответил Малфой. — Пока он находится внутри меня, он мой и я принимаю решение о том... — Прочтите законы нашего мира, мисс Грейнджер. Если хотя бы один родитель, находясь в физическо-, морально- и финансово-благоприятном состоянии для воспитания ребенка, хочет, чтобы дитя появилось на свет, второй не имеет право настаивать на прерывании беременности. Иначе говоря, — продолжил Люциус, — мы с вами можем продолжить ходить по судам, но это снова не даст вам желаемого. Или я могу обеспечить вас всем необходимым и желаемым на эти девять месяцев, а после принять на себя все заботы о младенце. Если хотите, он, как и никто кроме нас двоих, может даже не знать, кто его мать... — Как вы смеете?! Вы считаете меня таким человеком? Монстром, который откажется от собственного ребёнка! — снова вскочила с кресла Гермиона. — Извините! — воскликнул Люциус, который уже тоже начинал выходить из себя, вставая, — Это не вы ли сказали, что хотите умертвить невинное дитя? Определитесь уже, заботливая вы мать! — Вы… — закричала Грейнджер, указывая на него пальцем. Люциус в ответ лишь поднял брови, — Вы пытаетесь ущемить мою женскую свободу! — Нет, мисс Грейнджер. Я лишь рассказываю вам, что предписывает закон. — И вам ещё хватает совести говорить мне о законе?! Вон отсюда немедленно! — топнула ногой девушка. — Хорошо, — негромко ответил Малфой-старший, вставая, — Но имейте в виду, — он повернулся к Гермионе уже у самой двери, — я готов на очень многое ради своего ребёнка и только от вас зависит, что именно мне придётся предпринять, — выйдя за порог он прибавил, — Я зайду к вам завтра. — Нет! — Нет, да! — рявкнул мужчина и скрылся из вида.

***

— Ну и дела! — воскликнула Джинни, когда Гермиона дрожащим голосом поведала ей о случившимся, — И чего хочет Малфой? — Он не просто хочет, он требует, чтобы я оставила этого ребёнка, — закрыла лицо руками Грейнджер, — Только прошу тебя, никому ни слова. Ни Рону, ни Гарри… — Гермиона, ни одна живая душа от меня об этом не узнаёт! — в который раз повторила подруга, — И что же, он хочет на тебе..? — Что? — поначалу не поняла девушка, — Жениться? — её едва не пробрал смех, — Конечно нет, о чём ты. Как я понимаю, он хочет, чтобы я родила и отдала ему ребёнка. А дальше я могу вообще не участвовать в его жизни. «Никто, кроме нас двоих может даже не знать, кто его мать», — повторила Гермиона слова Люциуса, которые врезались ей в память. — Нет, ну это как-то… — не в состоянии подобрать нужного слова, забормотала Уизли. — Вот именно, — кивнула волшебница. — Ну а ты сама что думаешь? — задала вполне логичный вопрос Джинни. — Я не хочу этого ребёнка. Сейчас я вообще не хочу детей, а тут, результат обмана и… — голос Гермионы дрогнул и она попыталась немного сменить тему, — А что, в Волшебном мире действительно существует закон, по которому нельзя прервать беременность если хотя бы один родитель хочет ребёнка? Джинни в ответ фыркнула: — Конечно. А как ты думаешь, почему нас в семье семеро? Кому-то одному вечно хотелось «дочурку», ну или просто было жалко, — закатила глаза девушка. — И что будет, если нарушить этот закон? — пытаясь не думать о сказанном подругой, спросила Грейнджер. — Ну, это зависит от второго родителя. Обычно, в семьях поругаются да и забудут, но «по протоколу», пишется заявление в суд. В Азкабан тебя, конечно, не посадят. Но вот зачать и выносить другого ребёнка, могут и заставить… — Другого?! — у Гермионы от изумления приоткрылся рот, — Быть не может… Это же просто какая-то мизогиния! — Беременность у волшебниц проходит довольно легко, а целители в миг поправляют всё так, будто никаких детей ты и не рожала, — пожала плечами Джинни, — Ну и конечно, выплаты, алименты, льготы… в последнее время Министерство стало довольно сильно поощрять рождаемость. Хотя, тебе, если родишь, об этом беспокоиться не придётся… — Почему это? — не поняла Грейнджер. — Малфой явно хорошо обеспечит своего ребёнка, ты же знаешь как он богат. Да и на тебя, я думаю, он тоже не поскупится. Подумай, Гермиона, — чуть ли не мечтательно вздохнула Джинни, — другого такого отца для своего ребёнка ты можешь и не найти. — Да ты что, рехнулась что ли? — разозлилась девушка, — Он изнасиловал меня, если ты не забыла! В законе должны быть поправки на такие случаи! — Они есть, — кивнула Уизли, — но изнасилование должно быть доказано решением суда, а тут… — Да, тут с этим проблема, — уставилась в стену напротив себя Грейнджер. _______________________________________ Всю ночь Гермиона не могла заснуть. Разговор с Джинни только запутал её ещё сильнее. Мысли в голове метались в поисках решения, ответа, который был ей отчаянно нужен. Правильного выхода из ситуации. Зелья, оставленные целителем, волшебница пить не стала, несмотря на постоянную усталость. Под утро бедняжку всё же сморил сон. Каких сновидений можно было ожидать после таких новостей? Разумеется, неприятных. Гермионе снилось, будто она в больнице, рожает. Ни боли, ни крови не было. Рядом с ней положили крошечного голубоглазого младенца с русыми волосами и длинными ресницами. Несмотря на весь страх и грусть, Грейнджер не могла насмотреться на кроху, пока в палате не появился Малфой. Словно в замедленной съемке Гермиона видела, как тот тянет руки к её малышу, приближаясь к ним всё сильнее. Девушка закричала, попыталась кого-то позвать, но у неё будто пропал голос. Гермиона, как рыба, открывала рот, но оставалась абсолютно нема. Эта пытка продолжалась, пока Люциус Малфой не забрал её ребёнка и не унёс его прочь. Проснулась девушка в слезах. Немного придя в себя, Грейнджер налила себе кофе и села за стол, невидящим взглядом глядя в окно. Она держала в руках кружку, но не отпила ни глотка, пока напиток совсем не остыл. Сидела она так долго, должно быть, около сорока минут. Часы как раз пробили полдень. Отвлёк волшебницу от размышлений стук в дверь. Преисполненная злости, догадываясь, кто это явился, Гермиона, едва не расплескав холодный кофе по столу, слишком резко поставив чашку, направилась к двери. — Что? — вместо приветствия выпалила девушка, со злостью глядя на Люциуса Малфоя, стоящего у неё на пороге. — Я бы хотел обсудить наш вчерашний вопрос, — спокойно ответил мужчина. — А я бы хотела чтобы вас затоптал гиппогриф. Входите, — бросила Грейнджер, отступая в коридор. Почему она впустила его? Да потому что Гермиона не имела ни малейшего понятия о том, что ей делать в этой ситуации. А обсудить всё с человеком, пусть отвратительным и виновным в её страданиях, но заинтересованным в проблеме, представлялось волшебнице более предпочтительным, чем дальше сходить с ума глядя в окно. Люциус тем временем молча положил на журнальный столик красивый букет сиреневых орхидей. Лепестки каждого цветка словно были посеребрены по краям, а ближе к центру и вовсе переливались разными оттенками синего и фиолетового. — Как мило, — фыркнула Гермиона и, взяв со столика букет, преспокойно прошествовала с ним к открытому окну гостиной и запустила туда цветы. — Не любите орхидеи? Виноват, — поднял брови Люциус, уже привычно садясь в кресло. — Виноваты, это мягко сказано, — плюхнувшись напротив него сообщила Гермиона. — Вы принимаете капли, оставленные целителем? — решив игнорировать её враждебность, спросил Малфой. — Нет. — Зря. Они помогут поддержать ваше здоровье… Гермиона посмотрела на него с такой злостью, что мужчина замолчал. Немного отведя глаза, словно не желая выдерживать этот полный ненависти взгляд, Люциус почти сразу снова посмотрел на девушку, на этот раз со смесью жалости и снисхождения. Во всяком случае, насколько он вообще мог проявлять жалость. А ведь он мог. Подобным эмоциям скорее было непривычно отражаться на лице Люциуса Малфоя, но они, однако, не были ему совсем чужды. Представлять этого человека безжизненной каменной глыбой было бы в корне неправильно. Его можно было скорее сравнить с айсбергом, который позволял увидеть лишь свою небольшую верхушку, скрывая бóльшую часть под ледяной поверхностью толщи воды. Последние несколько дней в голове Люциуса действительно метались противоречия. До той минуты, когда он узнал, что девочка беременна, Малфой ни минуты не сомневался в правильности сделанного. Разумеется, разрыв сына с грязнокровкой обошёлся Люциусу дороже, чем он планировал, но кто же знал, что глупая девчонка не постесняется сунуться в Министерство с теми колдографиями. Он, конечно, допускал вероятность подобного (всё же, дураком Малфой-старший не был), но считал эту вероятность чрезвычайно низкой и даже, не заслуживающей беспокойства. Не сделай Гермиона этого, Люциус бы забыл о ней на следующий же день, однако заключение в Азкабане, где он ожидал суда (пусть даже в отсутствии дементоров), воспитало в мистере Малфое твёрдое чувство ненависти к Грейнджер. — Зачем ты это сделал, черт возьми? — вскричал Драко, когда его впервые пустили к отцу. — Я пришёл поговорить с ней. Всё, что случилось после, — закатил глаза Люциус, — не только моя вина. — Ты действительно опоил её чём-то? — Вздор, — фыркнул мужчина, решив не давать сыну лишних поводов для жалости к грязнокровке. — Она сама была не против. А на утро, видимо, передумала и захотела раскрутить меня на пару тысяч галлеонов. История стара как мир. Люциус был уверен, что грязнокровка сдастся, но просто слишком плохо её знал. Гермиона всегда шла до конца, и этот суд не стал исключением. Девчонка отказалась от денег, не поддалась угрозам и даже не клюнула на извинения. Пару раз Малфоя-старшего действительно посетила мысль, что он, должно быть, зря так поступил с ней. Разумеется, всё это было из разряда «стыдно не за то, что сделал, а за то, что поймали». Но даже эти далекие признаки раскаяния Малфой быстро отгонял мыслями о том, что если бы он не сделал ничего, его сын все ещё путался бы с этой девицей, или, хуже того, строил бы с ней планы на будущее. В общем, отношение Люциуса Малфоя к теперь уже бывшей подружке сына, варьировалось от откровенной ненависти до легкого отвращения. Суд прошёл, и Малфой теперь лишь утвердился в собственной правоте и в бессмысленном упрямстве маленькой глупышки. Нарциссу, которая сбежала едва запахло «жареным», он даже видеть не хотел и потому был рад, что ему не пришлось спроваживать её самостоятельно. Миссис Малфой было бы обидно, если бы не отвращение к мужу, с которым она теперь не желала иметь ничего общего. Однако внезапно, самодовольство и злорадство схлынули в одночасье, когда зачарованное зеркало в спальне Люциуса сообщило ему о приближающемся рождении наследника. Поначалу, Малфой-старший решил, что случилась какая-нибудь ошибка — что это проделки Драко, или зеркало и вовсе вышло из строя. Потратив на проверку достоверности чар целый день и не найдя в них никакой ошибки, Люциус перво-наперво подумал о Нарциссе, но поняв, что не в силах вспомнить, когда они последний раз были близки, стал думать дальше. Применив ещё несколько заклинаний, он добился, чтобы зеркало показало ему женщину, ожидающую его ребёнка. Увидев Грейнджер, мистер Малфой едва не поседел. Благо, на его светлых волосах этого было бы почти не видно. Вот тут то Люциус начисто позабыл о своей неприязни к девчонке. Он не спал всю ночь, пытаясь понять, как он мог так ошибиться и что теперь со всем этим делать. Неужели Грейнджер была так хороша, что смогла заставить Люциуса забыться? Что бы сказал его отец, если бы узнал, что от сына беременна грязнокровка? Благо, его отцу было не суждено дать сыну ответ на этот вопрос. А что бы сделал сам Люциус, если бы в такой ситуации оказался Драко? Малфой наполовину — тоже Малфой. Разумеется, ни о каком браке не могло бы быть и речи, но забрать ребёнка и достойно его воспитать несомненно было долгом Люциуса как отца. Отказаться от этой ответственности, показалось ему неприемлемым. И вот теперь-то в Малфое проснулась жалость к девочке, которая, несмотря на свою глупость, незаслуженно оказалась в таком положении. Может быть, она мечтала выйти замуж и создать семью? Растить своих детей в любящем и тёплом доме, не имея за плечами багажа в виде первого ребёнка в двадцать с небольшим от человека, который всегда был её врагом. Но Люциус не мог позволить ей убить плод. Единственное, что он мог ей предложить, это оставить ему ребёнка и навсегда сохранить в секрете то, что Гермиона — его мать. «Облажался, словно подросток!» — пожалуй, это было сказано заслуженно и справедливо. Кроме этого, Люциус был согласен сделать для Гермионы многое в качестве компенсации за её неудобства. А «многое», по Малфоевским меркам, приравнивалось к чему-то очень хорошему и очень дорогому. Ей лишь нужно было начать чуть меньше его ненавидеть и сказать, чего она хочет. Не будем всё же оправдывать Люциуса слишком сильно. Вся эта история стала результатом его абсолютной убежденности в том, что он — Малфой, стоит выше какого-либо простого человека. Выше — благодаря статусу крови, деньгам, положению в обществе. Выше, потому что он так себя поставил. Даже выше закона. Иначе говоря, это можно было назвать банальной дискриминацией по различным признакам. Почему же его отношение к Гермионе так сильно изменилось, после её беременности? Всё просто — потому что речь стала идти об ещё одном Малфое, возвышающемся над простыми смертными. Принося с собой цветы, он разве что надеялся не получить ими по лицу и был даже немного рад, что вместо этого, Гермиона просто вышвырнула их в окно. — Я хотел бы предложить вам помощь… — издалека начал он, немного поразмыслив. — Какую «помощь»? — все также враждебно переспросила Гермиона. — Любую — физическую, магическую, материальную. Психологическую? — прибавил Люциус. Увидев, как глаза девушки сверкнули, он продолжил, — Я бы предложил вам переехать в более комфортную квартиру или дом, в любом районе и городе, где вам было бы комфортно. — Вас хоть немного беспокоит тот факт, что я не хочу этого ребёнка? — проигнорировав его предложение, вопросила девушка, — Что я не готова? — Разумеется, — кивнул Малфой, — Он очень сильно меня беспокоит. — Давайте закончим это и навсегда забудем друг о друге? — закрыв глаза, взмолилась Гермиона. — Мисс Грейнджер, мне очень жаль, что всё произошло так, как произошло. Это полностью моя вина, и я готов сделать очень многое, чтобы облегчить вам жизнь. Но если это произошло, — вздохнул Люциус, — то это произошло. Вам осталось потерпеть шесть месяцев. Глаза девушки стали наполняться слезами от бессилия. — Вы готовы сделать «многое»? — переспросила она немного дрожащим голосом. — Всё, что вы скажете, — кивнул мужчина. — Тогда уйдите пожалуйста и не беспокойте меня хотя бы пару недель. Мне нужно подумать, — тихо проговорила гриффиндорка, подпирая голову руками. Люциус посмотрел на неё ещё с минуту и поднялся с кресла. Гермиона продолжала сидеть в гостиной, безмолвно роняя слёзы себе на колени. — Мисс Грейнджер, примите случившееся и позвольте мне помочь вам. Со мной этот ребёнок никогда ни в чем не будет нуждаться. И вы тоже, — прибавил мужчина, уже делая шаг за порог, когда всё же остановился, чтобы услышать ответ Гермионы. — Ни в чем, кроме отца, который не насиловал мать, и матери, которая не ненавидит его отца. _______________________________________ Следующие две недели прошли для Люциуса в весьма тревожной атмосфере. Он принял решение выполнить эту первую просьбу Гермионы, чтобы дать девушке понять, что он действительно настроен «по-доброму». Были ли у Малфоя-старшего мысли вместо уговоров просто поместить девчонку под заклятие Империус? Были. Но он сразу откинул их, понимая, что вечно держать её под контролем не сможет, да и изначально, когда закон был на его стороне, Люциус решил не менять такого выгодного положения. Вторым, у вас может возникнуть вопрос, почему мистер Малфой так преспокойно оставил не желавшую ребёнка Гермиону, кажется, совсем не опасаясь, что она предпримет что-то, чтобы от него избавиться? Ответ был весьма простым. Плод, хотя ещё и не был сформировавшимся младенцем, уже был Малфоем, а это значило, что на него распространялась родовая магия. Количество чар, окружавших эту семью, было несомненной гордостью Люциуса, несмотря на то, что о некоторых аспектах этой магии он даже не знал. «Вот, что значит старинное чистокровное семейство…» — думал он каждый раз, с надменностью вспоминая защищавшие Малфоев заклинания. Некоторые из них были собственными изобретениями его предков. Как то, например, которое бы сразу поставило его в известность, если бы Гермиона (или любая другая женщина, носившая ребёнка Малфоев) захотела навредить плоду. Семья Малфоев никогда не славилась своей плодовитостью, и потому все они очень бережно относились к каждому возможному потомку, всеми силами защищая дитя. Люциус знал (хотя, это и скрывали от него долгие годы), что у его отца тоже был внебрачный сын. В первый раз Абраксас женился, когда ему было двадцать лет. Его ровесница-жена, от чего-то была очень слаба здоровьем и за десять лет брака не смогла произвести на свет живого дитя. Несколько выкидышей и мертворожденный первенец добили женщину, и она скончалась не дожив немного до своего тридцатилетия. Овдовев, Абраксас горевал по первой жене долгих четыре года, несмотря на давление со стороны родных. Мужчине было уже тридцать три — а наследника всё ещё не было. Пока в какой-то момент, отец не принёс домой белокурого младенца. Сказать, что родители Абраксаса были резко против, значило бы соврать. Они лишь пожурили сына и объяснили все лишения жизни бастарда. Отец Люциуса, однако, отмахнулся и наперекор традициям дал незаконнорождённому сыну свою фамилию, а окружающим заявил, что тот — его осиротевший двоюродный племянник. Кем была мать мальчика, никто не знал. Уже на смертном одре Абраксас намекнул сыну, что она была женщиной «не их круга, какую он не посмел бы привезти в дом». На вопрос о чистоте крови, отец покачал головой и Люциус понял, что дело было не в этом. Видимо, та была куртизанкой или, напротив, замужней дамой. Спустя год после появления в Малфой-мэноре «двоюродного племянника», Абраксас снова женился. На этот раз, на матери Люциуса. Та была молода и здорова, поэтому почти сразу забеременела и девять месяцев спустя родился долгожданный, законный наследник, названный Люциусом в честь прадеда и Абраксасом в честь отца. Оба мальчика росли почти в равных условиях. «Почти», потому что другие родственники (кроме отца), конечно, больше любили Люциуса, чем Аристидиса (так звали второго сына Абраксаса). Расти в компании сверстника Люциусу было намного веселее, чем в окружении домовых эльфов и взрослых волшебников, как росли все другие дети Малфоев. Они были очень близки, много времени проводили вместе. Люциус не знал правды о происхождении брата, пока Аристидис был жив. К сожалению, мальчику не суждено было прожить долгую жизнь. Он погиб на дуэли, в девятнадцать лет. Для Абраксаса это было страшным горем, а вот бабушка и дедушка Люциуса горевали недолго. Тогда то он и услышал разговор, явно не предназначавшийся для его ушей: — Абраксас очень тяжело переживает смерть Аристидиса… — сказал как-то жене дед Люциуса, Септимус. — Упокой господь его душу. Он просто привязался к мальчику и не понимает, что так всем нам будет спокойнее, — прошипела в ответ бабка. — Как ты можешь, Августина? Это же наш, — тут дед очень сильно понизил голос, — наш внук! — Тихо ты! — зашикала на него Августина, — А ну как услышит кто! Наш внук — Люциус. И тем лучше, что ему достанется всё это, — она обвела подбородком внутренний двор имения. — Так мальчик ведь и не знал, чей он сын! Так и умер не зная, кто его отец… — вздохнул Септимус. — Абраксас и так принимал его слишком близко к сердцу, — фыркнула Августина, — а если бы кто-то догадался? А если бы понял Люциус или, ещё того хуже, Мэри (Мэрибэлл — полное имя матери Люциуса)? Это просто чудо, что никто не знал… Тогда, семнадцатилетний Малфой бросился к отцу, чтобы спросить, правда ли это, и Абраксас не стал юлить, взяв, однако, с сына обещание молчать. Сказав мальчику правду, Абраксас Малфой хотел научить своего сына простой истине — мужчина должен нести ответственность за свои поступки, а Малфой — должен вдвойне. «Чем выше себя ставит человек, чем больше в его руках сосредоточено власти и могущества — тем выше его плата за ошибки» — сказал ему отец. Поэтому Люциус и не допускал мысли о том, чтобы избавиться от ребёнка, или и того хуже — бросить девочку с ним. Если уж его отец сорок лет назад смог позаботится о незаконнорожденном сыне, Малфой считал, что ему это удастся куда легче. Но, несмотря на все проверенные веками чары, Малфой-старший всё равно нервничал. Что девчонка могла придумать себе за эти две недели? К каким выводам прийти? Люциус чувствовал себя донельзя зависимым. Постепенно, он пришёл к смехотворному выводу — теперь он, Люциус Малфой нуждался в том, чтобы видеть Гермиону Грейнджер ежедневно. Это одновременно его стыдило и раздражало. Люциус просто негодовал от того факта, что какая-то девчонка полностью заняла его мысли. Он думал о Гермионе, едва открывал глаза после сна, думал о ней за завтраком. Люциус не мог сосредоточиться на утренних делах, потому что гадал, как изменится его жизнь с рождением ребёнка; обед он бывало пропускал, а иногда просто сидел за большим столом, глядя в окно; читая книги или письма, Люциус нередко понимал, что совершенно не способен уловить смысл слов, так как мысли его снова были заняты пресловутой грязнокровкой. Перед сном Малфой долго ворочался, гадая, почему всё случилось так, как случилось, и как события будут развиваться дальше. Обычно, к этому времени дня, Люциус приходил к мысли, что это беспокойство, переходившее временами в паранойю — его наказание за то, что он сделал с этой девочкой. Люциус уже сам начинал верить в свою виновность в том, что принудил её к близости. Чтобы всё же уснуть, он отмахивался от этих мыслей: «Я напоил её любовным зельем, но не принуждал ни к чему, что произошло после!» Подобного рода метания обещали однажды оставить Малфоя-старшего совсем без сна. Всё разрешилось за один день до истечения намеченного срока двух недель, когда Люциус решил, что уже дал Гермионе достаточно времени. Даже не позавтракав, мужчина оделся, взял букет, собранный эльфами из роз и гортензий и трансгрессировал прямо к двери квартиры Грейнджер. Едва материализовавшись в подъезде магловского дома, Люциус сразу почувствовал неладное. Дверь квартиры была слегка приоткрыта, и из неё не слышалось ничего, кроме абсолютной тишины. Войдя в прихожую, Малфой обнаружил, что чары, защищавшие квартиру, пропали, а все поверхности украшал заметный слой пыли. Вещей тоже поубавилось, хотя и видно было, что всего Гермиона не забрала. Выругавшись, Люциус бросил букет на стол и осмотрел всю квартиру. «Чары от незваных гостей нужно подпитывать каждую неделю, значит её тут нет как минимум семь дней…» Вызвав прямо в квартиру Грейнджер своего помощника, Люциус, скрепя зубами, проговорил: — Найди мне девчонку, но так, чтобы никто ничего не заподозрил. Все доступные нам ресурсы в твоём распоряжении. — Сколько у меня времени? — спросил высокий молодой человек, на вид около тридцати лет. — До вечера. Но действовать нужно как можно быстрее, — глядя в окно, Малфой прибавил, — и ещё одно: сам ничего не предпринимай. Как только узнаешь, где она, возвращайся ко мне. — Да, сэр, — кивнул ассистент Малфоя и растворился в воздухе.