По ком звонит колокол?

Поездка в Карелию выходит весёлой и сумбурной. С Ванечкиной работой они справляются быстро, платная трасса и то, что в студию Ваня просто закидывает все сам, очень ускоряет процесс. Уже на полпути они синхронно понимают, что с собой не взяли вообще ничего: ни еду, ни сменную одежду. Ванечка сопротивляется, но Евстигнеев все равно затаскивает его в ближайший торговый центр, набивает багажник продуктами и всякой закусочной хренью, чтоб можно было пожевать прямо в машине. По дороге он закидывает в аптеке пару упаковок панадола, ношпы и, чуть подумав, все же не берет презервативы и смазку. Во первых он ничего такого не планирует, а, если вдруг, то их наличие будет выглядеть так, словно он за этим Ванечку и повёз. В конце концов, в Карелии тоже есть аптеки и супермаркеты. Ванечка как может упирается при покупке одежды, но непреклонный Рудбой все равно берет две пижамы, себе и ему. Ходить куда-то ладно, они не надолго, но по номеру в уличном…Ваня этого не любит. Слишком похоже на империю, где был один комплект вещей на все случаи жизни. Синие, ковбойские, джинсы и белая футболка-поло. С тех пор он надевал такую одежду ровно восемь раз, на задания Мирона. Это было символично. Может, тут все пошло не по плану именно из-за того, что Ваня не взял нужные шмотки? Если так, то Рудбой был рад. Уже на подъезде к городу Ваня вспоминает, что не забронировал отель. Им не везёт, в его любимом нет ни одного номера, но совместные поиски на букинге приносят неожиданный результат: им достаётся шикарный видовой домик, причём за довольно приемлемую сумму. Это воодушевляет. Ванечка с интересом читает о достопримечательностях в округе, намечая, что можно посмотреть прямо сейчас, вечером, а Рудбой затаскивает на кухню продукты. Готовку ужина они, конечно, отложат, но настрогать с собой бутербродов точно не помешает. Поездка по окрестностям выходит увлекательной, Ваня не раз был тут, но Светло, в качестве гида, бесподобен. Иногда он явно придумывает факты, потому что верить, что вот именно на этой поляне снималась встреча хоббитов с Фарамиром, было бы опрометчиво, но не оценить сходства Ваня не может. - Да я тебе говорю, ну видишь куст? Такой же! Какие там съемки в Новой Зеландии, Вань, это все для пафоса просто. Ванечка смеётся и снова осматривается, смешно вытягивая шею. - А вон там видишь домик? С него рисовали тот здоровый деревянный дом в рыдающей роще, в фортнайте. Помнишь, где камин и сундук ещё. - Кстати реально похоже! - А ты думал я вру? Я на сайте эпиков читал. Ванечка смотрится настолько натурально обиженным, что спорить не хочется. Вместо этого Ваня, почти автоматически, обнимает его за плечи и смеётся, уткнувшись в волосы. - Ни капли не сомневался. Жест слишком интимный для просто дружбы, но, кажется, никого из них он не смущает. А значит все в порядке. Темнеет быстро. Здесь, в дали от мегаполисов, ночи звёздные и небо усыпано яркими огоньками. Сначала Ванечка просто ходит, задрав голову, но, когда Рудбой в третий раз ловит его, споткнувшегося о какую-то корягу или чудом не вписавшегося в дерево, Светло бормочет: «не так уж и холодно» и садится на землю, утягивая Евстигнеева следом. В голове Вани успевает мелькнуть мысль о том, что дорогущие шорты из светлой джинсы после таких посиделок на траве можно будет отправить в помойку, но он все равно садится. А, смотря на разлегшегося Ванечку, с восхищением уставившегося на небо, с потерей футболки смиряется уж совсем просто. Сколько они так лежат рядышком, прижавшись друг к другу, сказать сложно. Ванечка периодически находит какие-то созвездия, а всем неопознанным звёздам придумывает свои. - Смотри, Вань, там созвездие хвосторога. Видишь три звезды в ряд, и на концах две? Это хвост. - А рог где? - А рог не видно, не достаточно темно. Но он есть, там, наверху. Около созвездия Толстого Джо, видишь, там кружком звёзды? Ваня видит кружок, и даже не говорит, что две из этих звёзд раньше были частью созвездия соплохвоста. Только спрашивает: - А почему Толстый Джо? - Ну видишь же круг, это типа живот у него. - А Джо почему? - Вань, ну мне откуда знать, я, что ли, название придумывал? Рудбой хочет сказать, что да, блин, никто другой такой фигни не выдумал бы, но это лишнее. - Я думал, что ты все знаешь. Темно и лиц не видно, но Ваня уверен, что на щеках Светло сейчас расцветают пятна румянца. Он чувствует, как Ванечка придвигается ближе, картинно вздыхает и рассказывает, почти в плечо, про британского астронома Джо, тощего ворчливого старикашку с дурным характером, который открыл это созвездие, но не придумал нормальное название, так и называл, «толстый». И люди, вечерами, смотря на небо, говорили друг другу: - Видишь там толстый? - Какой толстый? - Ну тот, которого Джо нашёл. И так, со временем, лишние слова отпали, а созвездие стали называть просто «толстый Джо». И старикашка очень злился, потому что в Британии тогда было два астронома по имени Джо, он, и ещё один, крупный, усатый мужик, который ничего не открыл, но, из-за названия, многие приписывали это созвездие ему. Евстигнеев слушает эту сказку, перебирая Ванечкины волосы. Он точно определяет свои чувства, и ветерок сейчас такой ласковый, и трава мягкая, и ночь тёплая и уютная только потому, что он чертовски влюблён в этого смешного мальчишку, способного выдумать волшебную историю из всего вокруг. Может, он и Ванькину историю смог бы рассказать так, чтоб стало хорошо и сказочно. Чтоб Евстигнеев в ней был Иван-царевич, а не Иван-дурак. Ванечка давно молчит, лежит, прижавшись, и Ваня все же делает усилие, поднимается, помогает встать ему и ведёт в дом. Хорошо, что они не далеко. Любые планы на ужин провалились, оба они слишком устали в дороге, и, наверное, слишком не хотят отпускать друг друга, так и идут вместе, за руку, переодеваются быстро и ложатся на кровать. Музыки тут нет, но Рудбой мурлыкает себе под нос какой-то мотивчик, и, кажется, Ванечке вполне достаточно этого. Последним усилием воли Ваня нашаривает телефон и ставит будильник на утро, посмотреть средневековое поселение Светло точно захочет, будет обидно все проспать. Утро выходит очень размеренным, несмотря на то, что легли они не рано, просыпаются оба легко, с отличным настроением и даже до звонка будильника. Попытки приготовить завтрак весьма комичные, Ванечка клянётся, что отлично печёт блины, да и Ваня помнит тот спонтанный завтрак, который он устроил в первый раз. Но сейчас что-то не сходится, и, после пятого по счету комочка, Ваня берет дело в свои руки. Готовить он не умеет совершенно, но очень старается. По итогу они получают что-то среднее, между блинами и оладьями, Светло гордо именует это панкейки и ест с видимым удовольствием. На Ванин вкус там многовато сахара, но от того, как Ванечка смешно морщится, капая сгущенкой на стол, хочется улыбаться, так что он вполне доволен результатом. Экскурсия затягивает, Ванечка умудряется уговорить работников парка и подудеть в охотничий рог, а Ваня убеждает фотографа дать поснимать ему самому, и в итоге делает несколько десятков восхитительных снимков. Тем кадром, где Светло в накинутой шкуре склоняется над котелком он по настоящему гордится, такую работу можно и на выставку. К вечеру, под самое закрытие, они взбираются на сторожевую вышку, откуда видно все окрестности. Народу совсем не много, но где-то горит костёр, а небольшая компания шумно спорит как правильно ставить самовар. Евстигнеев смотрит на Ванечку и натыкается на такой сияющий взгляд, что внутри что-то переворачивается. Невозможно смотреть на него, такого счастливого, и просто стоять рядом. Он тянется, ни на секунду не отводя глаз, и осторожно касается чужих губ. Светло откликается, втягивается в поцелуй, прижимается, и Ваня перестаёт сдерживаться. Плевать ему на людей и кто что думает, это их поездка, их выходные, они должны быть счастливы и могут позволить себе вот так, безотчетно, целоваться посреди парка. А о проблемах он подумает после. Ваня выключает телефон, плевать, что Мирон может захотеть с ним связаться. Это только его вечер. В зале империи тихо и сумрачно, Слава читает книгу, подсвечивая текст фонариком, и, краем глаза, смотрит на Мирона. Вчерашняя поездка в бар кажется такой далекой, там был настоящий Фёдоров, смеющийся, почти беззаботный. Именно такой, горячий и уверенный, каким Слава встретил его когда-то. Сейчас он снова сидит, нахмурив брови и листает какие-то снимки в телефоне. И на звонок отвечает нервно. - Да Илья, получил. Спасибо. Я подумаю. Нет, ничего пока не надо делать. Я сам. И спасибо ещё раз. Я ценю. Слава закрывает книгу, забыв вложить закладку. Потом придётся искать, но наплевать. Сейчас важно другое, Мирон смотрит в стену стеклянным взглядом, а значит, что-то случилось. На Славин, так и не заданный, вопрос он молча протягивает телефон. На экране фото, на котором Охра обнимает и целует этого Ванечку, стоя на какой-то древней башне. - И что это? - Солгал мне Евстигнеев, вот что. Влюбился или просто ведёт свою игру. Не важно. Придётся делать по другому. - Что ты планируешь? - Все то же, Слав. Свою задачу Охра выполнил, мальчишку к себе привязал. Просто теперь придётся делать это не добровольно. Может, так оно и лучше. Хотя Ваньку жалко. Ты же знаешь, я не смог тогда. Хотел, но не смог ничего с ним сделать. Теперь придётся. Слава кивает. Все он знает. Просил же без глупостей. Он мало что может сделать сейчас, но больно понимать, что у кого-то получилось, вышло построить эти самые настоящие отношения. А Карелин сейчас поможет их сломать. Мирон звонит кому-то, и Славик тихо выходит из комнаты, набирая по дороге номер Охры. Недоступен. Слава чертыхается и пишет смс. «Валите из города, лучше из страны. Сейчас же, Вань. Мамай вас видел. Хоть ты не проеби». Слава отправляет, чувствуя, что это гребаное предательство. Самое поганое - если Мирон узнает, он поймёт и простит. И от этого только хуже. Слава сделал все, что мог для Охры. Теперь пора встать в строй и сделать все, что может, для Фёдорова. Даже если одно противоречит другому.