Победи для меня

      Оказалось, в Раю очень даже хорошо. Конечно, Хитоми толком ничего не смогла разглядеть: всё белое, тихо, ни души. Но так спокойно было. Почему это чувство не может длиться вечность? Почему нужно идти по какому-то тёмному тоннелю в неизвестном направлении? А потом резко проснуться от мучительной боли…       Воспоминания крутились в детской голове. Сначала порез, потом колодец… Плакать совсем уже не хочется, да и чем? Все слёзы перемешались с водой. Но она точно сейчас не в той бездне. Тогда где? Здесь тепло, уютно и… пахнет чем-то вкусненьким. Хотя Хитоми всё равно — ей не до еды. Решив дальше анализировать обстановки без открытия глаз, она почувствовала, что лежит на чём-то мягком и пушистом. Кровать? Неужели малышка…       Тихий скрип двери отвлёк её от раздумий. Потом шаги. Тихие, но уверенные. Всё ближе и ближе, всё страшнее и страшнее. Вдруг остановились возле неё. Хитоми не стала показывать, что она проснулась, хотела узнать, что будет дальше. И этот человек не заставил себя ждать. Он что-то поставил… на стол? На пол? Рыжеволоска не разобрала. Но следующее действие поразило её больше, чем первое. Некто начал поправлять одеяло. Честно говоря, Хитоми ему благодарна, так как немного было прохладно. Странно, вроде бы на улице лето… Малышка уже хотела расслабиться, потому что человек отошёл от её кровати, как вдруг почувствовала что-то тёплое на лбу. — И долго ты будешь притворяться?       Нет, это не галлюцинации… неужели, она здесь… её вернули обратно? Для чего?       Волна режущей боли нахлынула на девичье тело. Хитоми невольно всхлипнула и взвыла. То ли из-за ломоты, то ли из-за интереса она открыла глаза. Медленно, чтобы свет резко не ослепил её. Как и предполагалось, перед ней стоит никто иной, как Сакуса Киёми. Как же рыжеволосой хотелось ударить его, а ещё расплакаться. Но, к сожалению, ни первое, ни второе сделать не удастся: сил нет. — Как ты чувствуешь себя? «Как человек, которого переехал поезд».       Хитоми не стала озвучивать это вслух, но промычала что-то наподобие «нормально…». Киёми, конечно же, не поверил. Вытащив градусник, понял, что если к приезду матери эта девочка не выздоровеет, то он останется без головы. — Ты голодна? Пить хочешь?       Вот как раз от воды она и не отказалась бы. Но сказать не получится — больно произносить слова. Всё ясно, Хитоми заболела. И, кажется, очень серьёзно. Вот почему всё болит… — Ты должна выпить всё. Я помогу… потом тебе нужно немного поесть.       Вода никогда не казалась такой сладкой и вкусной, как сейчас. Хитоми пила её с некой жадностью. Она чувствовала, как прохладная жидкость стекает по горлу куда-то вниз, в желудок, охлаждая все оставшиеся органы. Казалось, что благодаря воде немного стало легче. Но этот эффект длился минуту. Через секунд тридцать стало опять плохо. Хотя бы говорить теперь немного можно. — Прости… я не хотел, чтобы так… получилось. Не хотел тебя ранить и говорить те ужасные слова… Пойми меня, мне очень плохо из-за ссор родителей. Поэтому я такой… страшный… — Ты… не… стра…шный…       Хитоми кое-как сказала эти слова. Ей было больно: тогда на чердаке, в колодце, даже сейчас. Но она держалась изо всех сил, хотела быть сильной. Малышка понимала его. Ей стало жаль этого кудрявого мальчика… очень жаль… «Туман седой окутал вновь Те старые поля. Я слышал голос, Голос твой — такой родной и нежный. Но хочу увидеть те глаза твои — Изумрудно-жёлтые — зелёно-красные. И локоны оттенка Солнца на ветру Разлететься вновь. Хочу, хочу увидеть снова я тебя. Но ты не хочешь, не захочешь, Ведь я тот монстр в тёмной мгле, Откуда светятся два чёрных глаза, И рык пугающий до жути, Хотя я звал на помощь вновь. Не рык — а жалкий плачь… Прости меня, не хотел тебя я ранить, Потому что знаю, какого это, Когда малейшее дуновение Разносит прах твой далеко…».