***
Гермиона завтракала в обществе строго следившей за ее манерами Августы Лонгботтом, когда ее скрутила резкая боль в районе солнечного сплетения. Ей стало настолько плохо, что она едва не опрокинула на себя тарелку с едой. И тут она словно наяву увидела перед собой картину последнего заседания Ордена Феникса и Дамблдора, уставившегося на хрустальную пирамидку, а в голове набатом зазвучало: «Одержимый! Одержимый!» Теперь Гермиона знала, что так проявляется разрыв уз клятвы. Судя по всему, спали чары коллективной конфиденциальности, использованные тогда Поттером. Но ее насторожило то, что она так четко вспомнила лишь об одержимости Аберфорта, поэтому проверять, о чем можно рассказать посторонним без вреда для себя, Гермиона не рискнула. Лишь сообщила заволновавшейся из-за ее самочувствия Августе, что, вероятнее всего, спали чары какой-то клятвы и скоро их ожидают новости из Министерства. И она не ошиблась – Поттер действительно дезактивировал лишь часть запрета, образованного чарами конфиденциальности, что ранее уже проделал для конкретных бывших членов Ордена Феникса, чтобы они могли свидетельствовать по делу Дамблдора. Все касавшееся крестражей по-прежнему оставалось табу.***
В тот же день в «Ежедневном пророке» опубликовали сенсационную статью Риты Скитер. Сообщение о том, что среди волшебников Британии появилась семья предателей крови, сразу три члена которой были отмечены Печатью, не успела поднять среди обывателей достаточно сильную волну возмущений, способную обрушиться на головы Уизли лавиной презрения и уничтожить их, как общество потрясло новое известие: Альбус Дамблдор создал из собственного брата Аберфорта одержимого, а после своей смерти завладел его телом. «Ежедневный пророк» анонсировал начало многодневного судебного процесса, который должен был стартовать этим же вечером, а статья Скитер, размещенная на второй странице газеты, познакомила читателей с основными обвинениями, выдвинутыми в отношении Альбуса Дамблдора. В первую очередь Скитер, ссылаясь на официальные источники информации, поделилась с читателями некоторыми сведениями о том, как тот погубил своих брата и сестру, как использовал родителей Гарри Поттера и других людей для достижения личных неоднозначных целей, как манипулировал сознанием общественности, заверяя в своих мнимых заслугах перед магическим миром. Разумеется, все было представлено весьма сжато, ровно настолько приоткрывая неприглядную правду, чтобы лишь подстегнуть интерес к предстоящему процессу. Сказать, что волшебники Британии были шокированы, – ничего не сказать. Большинство не хотело верить написанному, они возмущались, делясь личными мнениями друг с другом, а некоторые даже успели отправить письма и вопиллеры и в редакцию газеты, и в Аврорат, и самому министру. Но в три часа пополудни в Косом переулке в Лондоне появились специалисты и под руководством маготехников из Отдела тайн в разных местах установили несколько огромных импровизированных экранов вроде тех, что уже какое-то время были расположены в Атриуме Министерства магии и развлекали посетителей рекламой и выступлениями важных чиновников. А спустя еще два часа – небывалый случай! – с их помощью организовали прямую трансляцию из зала суда. Это Поттер и Руквуд при поддержке Селвина и Мальсибера уговорили Тикнесса пойти на такой беспрецедентный шаг. Они пояснили, что поголовное большинство волшебников было радо избавлению от Темного Лорда, и им оказалось достаточно объявления об этом в прессе, но с Дамблдором такой номер не пройдет, что и доказал выпуск статьи с уведомлением о суде. Сообщение не только привлекло внимание народа, но и вызвало у многих негодование. Ведь, как бы там ни было, но Дамблдор ухитрился выстроить себе весьма высокий пьедестал известности и авторитета, даже Темный Лорд не мог сравниться с ним в уровне интереса, проявляемого к его личности не только в Британии, но и во всем мире. А затем с зачарованных экранов, дублируемые развернутыми статьями в прессе, на головы магов посыпались факты, заставившие всех пересмотреть свое отношение к тому, кто позиционировал себя великим светлым волшебником и радетелем за всеобщее благо. Весь магический мир с замиранием следил за признаниями одержимого, в обязательном порядке подтверждаемыми прямыми и косвенными доказательствами – авроры очень плодотворно потрудились, привлекая экспертов и находя свидетелей событий в основном давно минувших дней. На первом заседании Визенгамота по делу Альбуса Дамблдора сотни волшебников из уст подозреваемого, выглядевшего точь-в-точь как Аберфорт Дамблдор, услышали печальную историю гибели Арианы и создания одержимого. Они ужасались циничности, с какой это существо заявляло, что жизнь одного брата – Альбуса – была намного ценнее жизни другого – Аберфорта, сознание которого тот практически подавил. И никакие оправдания, что так надо для борьбы за великие идеалы светлого будущего, не смягчили сердца людей. Озвученные результаты экспертных проверок и короткий допрос под Веритасерумом убедили всех в том, что озвученные обвинения – правда. Не все заседания Визенгамота по делу Дамблдора транслировали широкой публике. Во-первых, некоторые факты касались секретных вопросов, поэтому их обсуждение проходило в закрытом формате, а во-вторых, для организации подобного, особенно вдали от здания Министерства, требовались усилия многих специалистов, а также тратилось огромное количество магии. В прямом эфире и без купюр показали только первое заседание, а также планировали это повторить с заключительным, когда огласят приговор. В остальных случаях использовали запись на кристаллах, с которыми было гораздо проще организовать демонстрацию на экранах и, так сказать, оставить за кадром то, что не следовало предавать огласке. В «Ежедневном пророке» регулярно печатали дату и время очередной трансляции, так что возле экранов заранее собирались огромные толпы любопытных волшебников.***
Через два дня все наблюдали допрос одержимого, темой которого стало сотрудничество с Темным Лордом Гриндевальдом, инициировавшим войну в Европе. – Мистер Дамблдор, вы подтвердили, что тесно взаимодействовали с Геллертом Гриндевальдом до того, как он провозгласил себя Темным Лордом. Каковы были ваши намерения в то время, чего вы хотели добиться вместе с ним? – спросил судья, сидевший на самом верхнем ряду в зале заседаний, битком набитом свидетелями, репортерами и представителями Международной Конфедерации Магов, контролирующими этот громкий процесс. – Мы были молодыми и глупыми, – Дамблдор, почти три месяца проведший в Отделе тайн и уже выболтавший Руквуду практически все о своих секретных замыслах и методах их реализации, смирился с тем, что ему пришлось предстать перед судом, поэтому отвечал на вопросы без принуждения. К тому же он надеялся, что ему удастся убедить всех в своей невиновности, ведь случившееся с Арианой было несчастным случаем, а вся его остальная жизнь подчинена правилам и целям по достижению всеобщего блага. Разумеется, он уже не надеялся встать во главе страны, ведь благоприятный вариант развития событий так и не удалось провести в жизнь из-за упрямства Поттера и вышедшего из повиновения Снейпа. Но Дамблдор рассчитывал хотя бы на то, что его освободят и позволят дожить отпущенные судьбой годы на свободе, где он сможет подготовить себе замену – обучить молодых людей, которые продолжат его великое дело. – Мы с Геллертом полагали, что волшебники должны править миром, ведь наша раса обладает могуществом колдовства. Я составлял теоретические планы, как добиться нужных нам результатов, и пришел к выводу, что легче всего это сделать после войны. В такой период времени любое правительство любой страны нестабильно из-за всеобщей подозрительности, все во всех видят возможных предателей или провокаторов. Если действовать осторожно и с умом, помогая себе магией, то этим можно воспользоваться для введения своих людей в высшие эшелоны власти. Я поделился полученными выводами с Геллертом, но не думал, что он и впрямь развяжет войну. Тогда я понял, что мне с ним не по пути. – Геллерт Гриндевальд, по вашим показаниям, являлся вашим любовником, – сотни магов, в любопытстве застывших у экранов, по которым транслировали эту часть заседания, после озвучивания такого факта ахнули – они никак не подозревали, что светлый-пресветлый Дамблдор был настолько близок к Темному Лорду, в сороковых годах прошлого столетия наводившему ужас на всю Европу. – Почему вы выступили против него? Почему решили сразиться? – Он меня попросил об этом. Аудитория, наблюдавшая за судом, снова ахнула – как такое может быть, чтобы Темный Лорд сам попросил о подобном? Разве он согласился бы быть побежденным? – Чем Геллерт Гриндевальд объяснил столь нетривиальную просьбу? И что вы предприняли по этому поводу? – прозвучали следующие вопросы от судьи. – Он понял, что у него не хватит сторонников, чтобы довести дело до конца на своих условиях. Слишком многие волшебники высказались против его идеи покорить магглов, завладев властью в их мире. По решению Международной Конфедерации Магов Гриндевальда объявили вне закона и назначили денежную награду за его поимку или убийство. Однако Геллерт хотел уйти на своих условиях, в первую очередь – сохранив свободу, а на это никто не согласился бы, – Дамблдор сделал паузу, раздумывая, стоит ли честно отвечать на второй вопрос и не утаить ли некоторые детали. Ведь даже на допросах в Отделе тайн он сумел обойти кое-какие моменты стороной, просто умолчав о них. Наверняка никто не захочет понять, что он чувствовал, зная, что дорогого ему человека наверняка просто убьют, если он, Альбус, не согласится на его сделку. Однако, увидев презрительные ухмылки Руквуда, Поттера и Снейпа, откровенно обещавшие дополнительные сеансы с подавителем воли, Дамблдор не стал ничего скрывать, ведь его все равно заставят признаться во всем, стоит им только заподозрить, что он не слишком откровенен. – Мы устроили показательное сражение, обменялись парой дюжин зрелищных заклинаний, а затем я его, так сказать, пленил, обездвижив и отобрав волшебную палочку. Он использовал запасную для боя, которую было не жалко отдать аврорам, чтобы они ее сломали. Затем я воспользовался своим правом победителя Темного Лорда, – еще один пронзительный взгляд в сторону Поттера, на какой-то из встреч в Отделе тайн заявившего, что опирался на тот же самый закон. – Я настоял, чтобы Гриндевальда не казнили, а ограничили ему потенциал, надели на него антимагические браслеты и заточили в одиночестве в его замке Нурменгард, имеющем купол изоляции, активирующийся снаружи. Геллерт планировал держать там в заточении высокопоставленных волшебников некоторых стран – противников его политики, пока они не согласятся с ним сотрудничать, – Дамблдор снова умолк в надежде, что судьям будет достаточно такого ответа. Но его ожидания не оправдались, потому что последовали очередные наводящие вопросы: – И что было дальше? Как прошло заточение Гриндевальда? – Комиссия из восьми членов Международной Конфедерации Магов – специалистов в разных областях магических наук – обследовала Нурменгард, координаты которого им и мне под кровную клятву сообщил сам Гриндевальд, убивший всех, кто занимался строительством. Они убедились в том, что замок действительно оборудован необходимой защитой, чтобы никто не мог из него сбежать после активации купола, а в его подвалах достаточно еды под чарами сохранности лет на сто для одного человека. После этого доставили туда Геллерта, которому уже значительно заблокировали потенциал, и закрыли в замке, как я и потребовал по праву победителя, – посмотрев на довольно скалившегося Руквуда, уже знавшего обо всем, что было сказано, Дамблдор мысленно вспылил. Его накрыло волной негодования, что какой-то мерзкий Пожиратель Смерти считает его – великого Альбуса! – ничтожеством, безропотно доверившим ему все свои тайны. Эго прожженного интригана и манипулятора взбунтовалось и потребовало стереть эту всепонимающую ухмылку, и Альбус, презрительно уставившись на Руквуда, продолжил свой рассказ о том, что ранее утаил на допросах в подземельях Отдела тайн: – Чары защиты имели два секрета, раскрытых мне Геллертом. Во-первых, активировать защиту могут лишь девять магов сообща, именно поэтому было выбрано определенное число отправленных в замок, а вот чтобы снять чары купола, этого не требовалось, если знать, как взяться за дело. Ломать – не строить, как говорил Геллерт. Во-вторых, те, кто переместился к замку по полученным координатам, попадал на зачарованную площадку, устроенную на пике горы, а при возвращении через подпространство из их сознания стирались координаты Нурменгарда, спрятанного под заклятием ненаходимости. Для подтверждения разведчик первым отправился все проверить, а возвратившись через полчаса доложил, что и впрямь попал к Нурменгарду и увидел все, что и ожидалось, но вот вспомнить, где это находится, он так и не смог даже с помощью менталиста, поэтому ему пришлось снова узнавать адрес под условия клятвы. Все, кто запечатывал Гриндевальда в его тюрьме, знали, что потеряют память о координатах замка, потому что выбраться из той горной глуши, изобилующей бездонными провалами, словно находящейся в другом мире, можно лишь с помощью аппарации. Однако, в отличие от меня, они не были в курсе такой тонкости, которая могла спасти их воспоминания о месторасположении замка – следовало всего лишь не аппарировать и не использовать портключ в течение трех суток, и тогда нужная информация навечно останется в памяти. Я всем объявил, что сразу отправлюсь домой, но на самом деле остался возле замка, сделав вид, что замешкался и аппарирую последним. А в Лондоне мой помощник, которому я обещал позже организовать экскурсию в Нурменгард, выпил Оборотное зелье и специально ненадолго показывался и в Хогвартсе, и в Министерстве, и возле Гринготтса, чтобы все считали, что я возвратился сразу после заточения Темного Лорда. Вот так, – Дамблдор, выпаливший все это практически на одном дыхании, вздохнул и прокашлялся, намекая, что у него пересохло в горле; аврор, получивший приказ от начальства, подал ему воды. – И кто же этот помощник? – тем временем спросил председатель, как и остальные судьи заинтригованный подробностями, которых не было в материалах дела. – Его звали Рэнальд Макгилл. То, каким тоном был произнесен ответ, давало повод засомневаться, что для мистера Макгилла все закончилось удачно, поэтому последовал вопрос: – И какова его судьба? Дамблдор покачал головой, словно осуждал то ли спрашивавшего, то ли себя за болтливость, но сознался: – К сожалению, с ним вскоре приключился несчастный случай. Я сдержал свое слово и аппарировал его на ту самую площадку, с которой запечатывали Нурменгард. Он был так восхищен, рассматривая замок, к которому вел узкий каменный мост над глубокой пропастью, что забыл про осторожность и сорвался вниз, – Альбус состроил приличествующую мину сожаления, но его глаза остались равнодушными. – Вы его столкнули? – Нет! Я не убийца! Как вы могли такое подумать? Я не собирался лишать его жизни, он же дал мне клятву о неразглашении. Но Геллерт был слишком ревнивым. Рэнальд, знаете ли, отличался исключительной красотой. Жаль... Его род после этого несчастного случая практически угас. Но я позаботился о его дочери, а потом и о внучке, выдав ее замуж за достойного человека – наследника старого рода Лонгботтомов. – Понятно, – прервал его председатель, посчитав такие детали избыточными, и вернул допрос в прежнее русло. – Что вы предприняли после того, как обманули членов комиссии Международной Конфедерации Магов, ответственных за изолирование Гриндевальда? – Я, разумеется, не сидел возле Нурменгарда, дожидаясь, когда можно будет убраться оттуда без вреда для моей памяти, а отключил защитный купол. Хотя это уже и не спасло бы меня от потери воспоминаний, если бы я сразу после этого аппарировал, зато все три дня мы с Геллертом провели вполне приятно в полном комфорте. Я помог ему избавиться от ограничительных браслетов, и уже к исходу вторых суток он вернул свои силы. Потом я возвратился в Британию, прихватив его особенную волшебную палочку, которую он заранее припрятал в Нурменгарде. Она была своеобразной платой за мою помощь. – Где сейчас находится Геллерт Гриндевальд? Как часто вы с ним встречаетесь? Когда вы его видели в последний раз? – Я не знаю, где он сейчас живет. Мы расстались лет через пятнадцать после его заключения в Нурменгард, где и встречались практически каждый месяц, а порой проводили вместе по несколько дней. Само собой, после отключения купола я мог перемещаться прямо в замок, так что трехдневное ограничение больше не мешало. Но потом встречи стали реже, мне некогда было отвлекаться, Том Риддл требовал моего пристального внимания. Да и мои новые идеи не нравились Геллерту. Впоследствии мы изредка переписывались и несколько раз все же виделись по предварительной договоренности. Последний раз летом восемьдесят первого. Мы тогда окончательно разругались. – По какому поводу? – Геллерт пытался отговорить меня от противостояния с Томом Риддлом. Предрекал, что я все равно не смогу его победить и ничего не добьюсь, запрещая темное колдовство. Но я же был прав! Кровное колдовство и родовая магия приносят только вред! Они разобщают людей, делая одних незаслуженно сильнее и удачливее других. Мы никогда не добьемся равенства среди волшебников, если... Дамблдор еще несколько секунд продолжал что-то говорить, пока не понял, что никто его больше не слышит, потому что председатель применил к нему Силенцио. Он одарил всех негодующим взглядом. – Мистер Дамблдор, отвечайте на вопросы и прекратите демагогию, – замечание прозвучало строго и хлестко. – Что вы получили за освобождение Геллерта Гриндевальда? Демонстративный жест дал понять, что подсудимому возвращена способность говорить. – Как я уже сказал, он отдал мне легендарную волшебную палочку. Ту самую, которую Смерть подарила одному из братьев Певереллов. И, разумеется, я помню координаты Нурменгарда, которые никогда не смогу никому рассказать из-за клятвы Геллерту, – Дамблдор насмешливо посмотрел на Руквуда, давая понять, что тот не в силах всего узнать, как бы ни хотел, но тут же насторожился, получив в ответ многообещающий взгляд – похоже, тот был уверен в обратном. – Вы говорите о Бузинной палочке из детской сказки? – Это не сказка, это – легенда! – Дамблдор держался высокомерно, стараясь показать свое превосходство. – Это самая могущественная волшебная палочка во всем мире! – Поэтому вы выкрали ее из своей гробницы? – Она моя по праву! – заявил Дамблдор, продолжая строить из себя важную персону, что в его положении закованного в цепи подсудимого выглядело жалко и смехотворно.