***
Спустя минут пять в дверь поскреблись. – Входите. – Вы хотели со мной поговорить? – Гермиона не смела поднять глаз, прекрасно догадываясь, какое мнение о ней сложилось у миссис Лонгботтом после обыска, особенно если учесть ее требовательный характер. – Проходи. Присядь, – Августа произносила слова хлестко и холодно, демонстрируя недовольство. Дождавшись, когда ее приказ выполнят, она продолжила: – Мисс Грейнджер, чего еще нам ожидать от вас? И почему вы живете в мотеле? Это недопустимо для незамужней девушки! В конце концов – где ваши родители? Или вы сирота? – Мои родители – магглы, – Гермиона решила ответить на тот вопрос, который показался ей самым простым. – И что с того? Они вас выгнали? Они не приемлют мысль о том, что их дочь ведьма? – продолжила допрос Августа. Так уж вышло, что принявшись за обучение Гермионы, она не стала ни о чем ту расспрашивать и до сегодняшнего дня была уверена, что она живет с родителями после того, как порвала с Уизли. Об уходе Грейнджер от Рона рассказал Невилл, и Августа посчитала нетактичным лезть в личные дела девчонки, о чем теперь жалела. – Нет, – призналась Гермиона, еще сильнее сникнув под грозным взглядом. Она до дрожи в коленках боялась эту властную старуху. Боялась и восхищалась ею, желая когда-то стать такой же. Разумом она понимала, что ее опасения абсурдны, потому что Августа Лонгботтом не имела над ней реальной власти. Но ее страх, как ни странно, базировался на чувстве глубокого уважения и признания авторитета Августы. Многое, что Гермиона почерпнула во время их бесед при подготовке к экзамену по натурализации, стало для нее откровением, она узнала о тысяче мелочей, ранее уходивших от ее внимания, отличавших жизнь в волшебном мире от той, что у нее была до поступления в Хогвартс. Не то чтобы ее взгляд на уклад магического общества был кардинально изменен, но многое Гермиона теперь видела в другом свете и лучше понимала некоторые его аспекты. Так что, несмотря на раздражение, вызванное необходимостью подчиняться, она была благодарна Августе за науку и не хотела дурно выглядеть в ее глазах. – «Нет» – и все? Гермиона, неужели ты так и не запомнила, как должна вести себя девушка в нашем мире? Мы столько об этом говорили! Ты не можешь жить одна, если у тебя есть родственники, тем более – после скандала с Уизли, – с нажимом сказала Августа. – Почему после моих наставлений ты не призналась, что живешь в этой дыре – в маггловском мотеле, к тому же не лучшего пошиба? Так что у тебя с родителями? – Это личное... – начала Гермиона, но ее перебили: – Теперь это не личное! К тебе приходили авроры с обыском, и это бросает тень на Лонгботтомов, ведь Невилл твой поручитель. Так что прекрати изворачиваться. Я слушаю! Что еще неблаговидное ты скрываешь от нас? Мы должны быть готовы к неприятным сюрпризам. Я не потерплю повторения сегодняшнего унижения, когда при аврорах и посторонних узнала о твоей любви присваивать чужие вещи! – Августа, уже было почти успокоившаяся, начала снова сердиться из-за упрямства девчонки, которую никак не удавалось окончательно подчинить правилам. – Ты поссорилась с родителями? Отвечай! – Они не помнят обо мне. – Почему? – Августа сбавила обороты, решив, что в семье Грейнджер случилось несчастье вроде того, что произошло с ее сыном и невесткой. – Они... Я... Я сделала ужасную вещь... – Гермиона, выбитая из колеи неожиданным обыском и недовольством Августы, разрыдалась, впервые остро осознав, как именно со стороны выглядят ее поступки и на что она обрекла себя и родителей своими неразумными действиями. Она была так уверена, что выбрала правильную линию поведения, которая поможет ей выгодно устроиться в жизни и позволит сделать мир лучше. Обучение у миссис Лонгботтом и ее друзей не прошло даром. Почему-то раньше Гермиона не сомневалась, что сумеет прожить и без родителей-магглов, что будет лучше порвать с ними навсегда, отправив в другую страну под чужим именем. Но сейчас отчетливо поняла, как сильно ошибалась. – Я... Я стерла им память о себе, – все же выдавила она почти шепотом, признаваясь в содеянном. Сказать, что Августа была шокирована, – ничего не сказать. У нее волосы на голове зашевелились после услышанного, она не могла даже представить себе ситуацию, в которой волшебник пошел бы на такое кощунство против родителей. Лишить себя поддержки самых родных людей было за гранью морали и здравого смысла. Тяжелый разговор продолжался еще больше часа, обед откладывался. Гермиона рассказала и про Обливиэйт, и про то, что ее подтолкнуло к такому жуткому поступку, и про жизнь в скитаниях с Поттером и Уизли, про несколько спокойных месяцев в «Ракушке» и про отношения с Роном. Вывалила все, словно прорвал давно вызревавший нарыв, выплеснула из глубин души всю боль неуверенности в себе, которую упорно прятала и подавляла, стараясь казаться независимой и счастливой. Не то чтобы ей не нравилась ее жизнь или причиняли какие-либо неудобства завышенное самомнение, взращенное родителями, и чувство собственного превосходства над теми, кто был не так успешен в школьной учебе. Однако, как оказалось, в темных закоулках ее сознания прятались и жгучая зависть к девочкам, не таким умным, как она, но более удачливым с мальчиками, и злость на тех, кто с детства жил в магическом мире и смеялся над ее промахами, когда она, с их точки зрения, не понимала элементарного. Гермиона давно убедила себя, что все ее действия верные, если они служат великой цели победы просвещения над некомпетентностью, а добра над злом. Она развила в себе стойкую привычку, если кто-то сомневался в ее мнении, обязательно находить доказательства своей правоты. Но сегодня, после того как аврор бесцеремонно вывалил из ее сумочки кучу книг на пол комнатки в мотеле, ей показалось, что это рухнул ее личный мир, за который она цеплялась последние годы, и несмотря ни на что упорно пытавшийся ускользнуть из ее рук. Все знания, почерпнутые из брошенных ей под ноги книг, не смогли уберечь ее от ошибок. Все было неправильно! Не так она представляла свою жизнь! Не таким должен был стать итог ее стараний, когда она читала все те книги, собранные с таким усердием. Гермиона сломалась под шелест страниц распахнувшихся томов, так и не научивших ее, как нужно жить, чтобы не стать изгоем, нарушившим закон. Все это она сквозь прорывавшиеся рыдания рассказала Августе, прекрасно осознавая, что на месте этой старухи должна была быть ее мама – ее чудесная добрая мама, которой она – жестокая дочь! – собственноручно стерла память. – Но у меня ничего не получается! Меня никто не слышит! Все вокруг против меня, и я снова одна. Я устала быть сильной и бороться со всем миром! Я не понимаю, что я делаю не так! – закончила Гермиона, всхлипывая и утирая слезы. Миссис Лонгботтом с тяжким сердцем, почти не перебивая, выслушала крик души и покаянные речи Грейнджер, но не оставила без ответа ее вопрос: – В мире нужно жить, а не бороться с ним. Жить! Не знаю уж, кто тебя такому научил, но он был в корне не прав. Вести борьбу можно с несправедливостью, но не с тем, что является основой, без которой все рухнет. Ты же не стремишься остановить свое сердце только потому, что оно стучит? Августа покачала головой, на всякий случай предостерегая Грейнджер от споров, а потом, не став размениваться на упреки и осуждения, на жалость и успокаивание, жестко спросила: – Будешь слушаться меня? – Буду, – заверила Гермиона – отказываться от помощи того, кто после ее откровений не повернулся спиной и готов был протянуть ей руку, она не рискнула. Августа удовлетворенно кивнула. Она отдавала себе отчет, что из-за обязательства Невилла им все равно не избавиться от Грейнджер, пока не закончится срок поручительства, так что бросить ее она не могла. Да и жалко было дурочку, успевшую так искалечить собственное сознание и исковеркать свою жизнь. Надежды, что выйдет толк, было маловато (уж себе-то Августа никогда не врала), но попробовать все же стоило, хотя бы для того, чтобы не чувствовать стыда перед самой собой за то, что оставила человека в беде. Альтруизмом Августа не страдала, но и черствой по натуре не была, хотя кто-то, возможно, так и не считал. – Прежде чем я решу, как стоит поступить, ответь на несколько вопросов. Только честно, – предупредила Августа. Она хотела определиться с объемом предстоящей работы по исправлению мировоззрения девчонки. Само собой, если это возможно вообще, потому что с собственным внуком она терпела одно поражение за другим – тот не хотел ее слушать, вбив себе в голову, что раз его родителям навредили Пожиратели Смерти, то всех тех без разбору нужно отправить в Азкабан, и никакие пояснения на него не действовали. В этом Августа винила одну себя: до восьми лет Невилл хотя и знал, что родители болеют и лежат в больнице, но не видел их – бабушка не хотела травмировать психику ребенка. Однако когда умер его дед, муж Августы, Невилл вдруг решил, что его обманывают и родители тоже мертвы. Тогда во время очередного визита в больницу Святого Мунго пришлось взять его с собой и практически познакомить с потерявшими память Френком и Алисой. Это оказало на мнительного по натуре Невилла неизгладимое впечатление, и с тех пор он настаивал на том, чтобы сопровождать Августу всякий раз, когда та отправлялась в больницу к сыну и невестке. Позже пришлось объяснить, почему его родители оказались в таком состоянии, и Невилл всей силой детской души возненавидел Пожирателей Смерти – всех без исключений. И до сих пор для него не играло роли, плохой человек или хороший, но, если тот по какой-либо причине стал Пожирателем, это значило, что он считал его своим врагом. Даже маньяки-убийцы, если они не носили метку Темного Лорда, не вызывали у Невилла и десятой доли той безотчетной ненависти, которую тот питал к Пожирателям Смерти. Впившись в лицо Грейнджер проницательным взглядом, Августа спросила: – Почему ты решила, что следует устроить чистку в Министерстве магии? – Но там же полно Пожирателей Смерти, – Гермиона даже не скрывала, что удивилась вопросу, на который, как она считала, ответ полностью очевиден, а Августа лишь мысленно пожелала, чтобы ей не пришлось столкнуться с таким же фанатизмом, как у ее внука. – Они все преступники? Убийцы? Они некомпетентны? Принимают неверные решения при управлении страной? – Не совсем. Не знаю, я еще не изучала детально этот вопрос, но насчет магглорожденных, по-моему, точно есть упущения, – Гермиона насторожилась, но отвечать и впрямь пыталась честно. – Чем тебе не нравится нынешняя власть? Только отношением к магглорожденным? Полагаешь, этого достаточно, чтобы желать ее смещения? – Но Пожиратели же и министр... – повторила Гермиона, не совсем понимая, чего от нее хотят добиться. – Министр не справляется со своей работой? В стране разруха? Голод? Беззаконие? – Нет. Но его назначил неназываемый, он не достоин доверия общества... – начала Гермиона и вдруг умолкла, задумавшись. – Большинство ему доверяют. У тебя, как я поняла, претензии к, слава Мерлину, уничтоженному Темному Лорду. А мистер Тикнесс, отлично управляющий магической Британией, по сути, должен оставить пост только из-за твоих предубеждений? – Августа четко обрисовала ситуацию, и Гермиона скрепя сердце вынуждена была кивнуть, тихо добавив: – Выходит, так. Я как-то упустила из виду, что он не Пожиратель Смерти. Но... – Гермиона, никогда ни одно правительство не может удовлетворить желания абсолютно всех людей. Запомни это. А теперь ответь – твои претензии к правительству магической Британии имеют отношение к качеству жизни большинства ее граждан? Я уже не говорю о том, что ты, согласно новым правилам, по сути, еще не являешься законным членом нашего общества, чтобы кто-то прислушивался к твоему мнению, – Августа била по больному, желая встряхнуть глупую девчонку и заставить ее думать чуть шире своих хотелок. – Нет, но несправедливость... – Зачем тебе понадобилось создавать незаконную организацию? – перебив ее блеяние, задала новый вопрос Августа. – Она стала бы оплотом новой политической силы, а я как ее руководитель обрела бы вес в обществе и смогла бы претендовать на место в Министерстве магии, – призналась Гермиона, сжав руки в кулаки и поняв, что от нее не отстанут, пока она не озвучит настоящую причину. – Но это была бы очень хорошая организация, мы действительно помогали бы разрабатывать полезные реформы. И почему это она незаконная? Орден Феникса никто не называл так? – Незаконная, потому что ты планировала вмешиваться в работу Министерства магии. А пресловутый Орден якобы боролся с Пожирателями Смерти. По крайней мере, именно так было заявлено Альбусом Дамблдором, когда о его тайной и незаконной организации стало известно всем в стране. Да и далеко тебе до Дамблдора, ты так не считаешь? Он сначала десятилетиями нарабатывал свой авторитет, и только после этого создал подпольную организацию. А что ты собралась сделать? – Но Орден тоже боролся с темной магией. Дамблдор ведь всегда говорил, что он против ритуалов и кровного колдовства. – Против чего был Дамблдор, теперь все знают! – припечатала Августа, недовольная упрямством Грейнджер. У них уже было несколько разговоров на тему деятельности Альбуса Дамблдора, и Августе казалось, что Грейнджер перестала воспринимать его как пример для подражания. И вот опять проявились последствия воспитания светлого мага с гнилой душой. – Забыла, что всплыло на суде? Он хотел уничтожить волшебников как расу. Искоренить не темную, а практически всю магию! Или ты тоже как раз этого добиваешься? – Нет! – тут же пошла на попятный Гермиона, наконец-то сообразив, что ей придется основательно пересмотреть свои взгляды на жизнь. К сожалению, она в последнее время из-за нехватки свободного времени плыла по течению и не слишком задумывалась, что действительно многое изменилось, да и она узнала достаточно о магическом мире, чтобы подкорректировать свои планы на будущее. – Но разве плохо найти общий язык с магглами? – И ради этого отказаться от магии? А ты нашла общий язык с родителями-магглами? Почему ты, вместо того чтобы поговорить и объяснить ситуацию, решила просто отобливиэйтить отца и мать, вычеркнув их из своей жизни? Какое тебе дело до магглов вообще, если ты так отнеслась к тем, ближе кого у человека не бывает, лишь потому, что они не умеют колдовать? – Августа говорила резко, словно печатая слова, чтобы они оказали более сильное впечатление. – Но я их защищала... – От кого? От волшебников? А от себя не подумала защитить? Полагаешь, раз ты ведьма, то вправе решать их судьбу? И как ты в таком случае собираешься сотрудничать с посторонними тебе магглами? Тоже с позиции силы? – Что ты сделала?! – в кабинет ворвался Невилл. Он устал ждать бабушку и Гермиону к обеду и решил узнать, что их так сильно задержало, поэтому услышал то, что, в общем-то, не было предназначено для его ушей. – Я правильно расслышал – ты наложила на своих родителей Обливиэйт и заставила забыть о себе? – Да. Я сделала это, чтобы они уехали в Австралию и не переживали за меня, – попыталась оправдать свои действия Гермиона, заметив, как Невилла всего затрясло от гнева. – Ты соображаешь, о чем говоришь?! Я... Мои родители... А ты!.. Ненавижу тебя! Даже не подходи ко мне! Бабушка, выгони ее! Я завтра же откажусь от поручительства! Я расскажу, что она сделала, пускай ее заставят разорвать договор! – Невилл бегал по кабинету, выплескивая злость в рваных резких фразах. – Но я думала, что так будет лучше... – Гермиона снова разрыдалась. Она вообще не планировала кому-либо признаваться в своем проступке, даже Августе выложила всю правду лишь под влиянием эмоций, но судьба решила иначе. – Невилл, успокойся, пожалуйста, – Августа встала из-за стола, подошла к внуку и взяла его за руку, останавливая и заглядывая ему в лицо. – Не нужно так остро реагировать на чужие дурные поступки. – Я откажусь от поручительства, – упрямо повторил Невилл, но та покачала головой и напомнила: – Ты не можешь себе этого позволить. Только не после недавнего разрыва помолвки. А отдача за отказ от договора все равно ударит и по поручителю, – Августа говорила вполголоса, стараясь образумить внука, прекрасно догадываясь, какая буря сейчас бушует в его сердце. Он же так страдал всю жизнь из-за невозможности вернуть память родителям, ставшим жертвами фанатичных Пожирателей Смерти. – Но как она могла? Бабушка, как можно такое сделать с собственными родителями? – казалось, Невилл забыл, что Грейнджер находится рядом и все слышит. Его гнев прошел так же быстро, как и возник, но сменился непониманием и ужасом. – Нам же в школе объясняли, что это необратимое заклятие. Как можно по собственной воле отказаться от родителей? – Я не раз тебе говорила, что за непривлекательным забором может оказаться прекрасный дом, а за чудесным фасадом – гнилое нутро. Так что перестань удивляться человеческим поступкам. Успокойся и ступай. Мы скоро придем обедать. Я только скажу Гермионе еще пару слов. Августа проводила покинувшего кабинет внука сочувствующим взглядом, потом вздохнула, и ее лицо снова стало спокойным, а в глазах поселилась холодная уверенность в себе. Она посмотрела на Грейнджер – та еще хлюпала носом, но даже после криков Невилла не стала возмущаться и не спешила никуда сбегать. – Гермиона, после обеда отправишься и соберешь свои вещи. Тебе приготовят комнату в летнем домике, где мы встречались с тобой в первый раз. Прости, в своем доме тебя не поселю, чтобы не вызвать ненужных домыслов, все-таки Невилл еще не женат. В Аврорат я сама сообщу о смене тобой места жительства. Номер в мотеле пока не сдавай, вдруг они захотят еще раз там все осмотреть. Надо узнать, где твои родители, и выяснить, как они себя чувствуют. Боюсь, ты могла сильно им навредить. Обливиаторы проходят специальные курсы для того, чтобы уметь правильно применять заклинание стирания и подмены памяти, к тому же они работают исключительно со свежими воспоминаниями, а ты... – Августа умолкла, остановив свои сетования, и лишь покачала головой, а потом продолжила: – Иди умойся. Все так или иначе разрешится. Пора обедать. Невилл... С ним тебе будет трудно, но, надеюсь, со временем он смирится и перестанет гневаться. Гермиона кивнула, не став комментировать слова Августы, и отправилась приводить себя в порядок в комнату, давно выделенную ей как регулярно посещающей дом гостье. Она чувствовала себя опустошенной после такого выплескивания эмоций и криков Невилла, но вместе с тем и удивительно свободной от накопившегося в ней за последние годы напряжения, которое вынуждена была держать в узде, особенно когда приходилось делать выбор касательно ее личной жизни или политических взглядов. К тому же ее смутили некоторые вопросы Августы насчет власти в магической Британии, и она планировала позже подумать над ними.***
Невилл Лонгботтом после открывшейся ему правды о том, как Грейнджер поступила со своими родителями, на три дня заперся в своих покоях, показываясь на глаза бабушке лишь во время трапез. На Гермиону он и вовсе не смотрел, словно ее не существовало. Новость о ее проступке оказала на него неизгладимое впечатление, заставив многое переосмыслить. Он усиленно обдумывал все, что произошло с ним в последнее время, анализировал свои постоянные неудачи и пытался отыскать их причину. По всему выходило, что он завистливый и вместе с тем слишком доверчивый человек, ведущийся на лесть и к тому же абсолютно не умевший разбираться в людях. Как говорила его бабушка – он за фасадом никогда не видел настоящего здания. О том, чтобы измениться, Невилл даже не мечтал, потому что о своем слабоволии он уже давно знал. Все его потуги совершить дерзкий поступок, достойный героя, заканчивались провалом и унижением. Из своих нелегких раздумий он сделал один важный вывод – ему придется смириться с действительностью, всегда прислушиваться к советам бабушки и больше не перечить ей, как бы ни хотелось проявить самостоятельность. Решение оказалось исключительно трудным – кто в двадцать лет способен безболезненно признать себя никчемным существом, неспособным позаботиться о своей жизни? Но продолжать горький опыт неудач совершенно не хотелось. А еще Невилл подумал, что ему стоит поговорить с Поттером. Посоветовавшись с бабушкой (он посчитал, что следует сразу же начать воплощать в жизнь свои намерения слушаться ее), объяснив свои планы и получив ее одобрение, он послал Гарри записку с просьбой о встрече. На удивление тот сразу ответил и предложил прийти к нему в кабинет в первой половине дня в понедельник.***
– Проходи, присаживайся, – пригласил Поттер, указывая Невиллу на одно из кресел. Он не имел представления, зачем тот просил о встрече, но отказывать не стал, решив, что стоит его выслушать, а чтобы немного смягчить официальность, предпочел разместиться для беседы не за рабочим столом. – О чем ты хотел поговорить? – как можно спокойнее спросил он. Как бы там ни было, но этот человек бросил в него заклинание, так что приходилось оставаться настороже. – Я пришел просить прощения. Гарри, поверь, я не знаю, что на меня нашло тогда. Мне было так обидно, что я сглупил и не прислушался к твоему совету держаться подальше от Уизли. Я злился на самого себя, на Джинни и на... тебя. А еще... Я всегда мечтал быть героем, как ты, но у меня никогда ничего не выходило. И я... Прости, но мне хотелось хотя бы раз в жизни победить тебя. Я думал, что вот сейчас положу Ступефаями тебя и близнецов, прекращая ссору... Глупо, правда? – глаза Невилла наполнились непрошеной влагой стыда за свои поступки, а щеки заалели от смущения. – Знаешь, а я ведь только недавно сообразил, чего добивался своей идиотской выходкой. Ты же помнишь, на следствии даже под Веритасерумом не мог объяснить тот выпад. Гарри, я дурак. И, боюсь, это не изменится. Могу только фантазировать и представлять себя героем. Прости меня, пожалуйста. – Не расстраивайся так, – Поттер налил в стакан воды из стоявшего на столике графина и подал Невиллу. – Я не буду держать на тебя зла, раз ты, по сути, не преследовал цели навредить мне, хотя выглядело это тогда именно так. – Нет-нет... Я никогда не стал бы вредить тебе! – заверил Невилл, напившись воды и благодарно кивнув Гарри. – Да, я всегда тебе завидовал и хотел дружить с тобой, но Рон постоянно находил причину, чтобы высмеять меня и прогнать от тебя. Однако я никогда не осмелился бы действительно навредить тебе. Я ведь такой идиот, что даже не подумал сначала обезвредить опасных близнецов. Наверное, подсознательно боялся, что ты потом не позволишь мне и с тобой справиться, чтобы доказать всем, что я, пускай и не герой, но все же на что-то гожусь. Пора мне смириться и перестать мечтать о славе, как малый ребенок. – Полагаю, ты все же найдешь, в чем окажешься отличным специалистом, – уклончиво заверил Гарри, которого поразило откровение Невилла. Он думал, что тот его ненавидит за что-то – потому и напал. А выходило, все дело в зависти, благо не отягощенной злобой, как в случае с Роном. Разговор от этого не становился приятнее, но Гарри старался держаться дипломатично. – Не надо ни с кем соревноваться, просто живи так, как тебе комфортно. И не наговаривай на себя. Забудем о случившемся, – сказал он, а сам подумал, что в любом случае никогда не подставит неприкрытую спину Лонгботтому, потому что идиоты хуже врагов из-за своей непредсказуемости.