***
— Миссис Арлерт! — на Йегера снова обратили внимание, когда он позвал женщину с другого конца коридора, пулей вылетая из лестничного пролёта. Линнора была белее снега. Она сжимала в руках стаканчик с водой из кулера, любезно предложенный персоналом, как только все увидели, как она начала бледнеть. Её глаза стали ещё более впалыми, и материнская тревога исказило лицо. Она звонила кому-то, не могла найти себе места, но в итоге уселась на один из диванчиков в специальной зоне. Перед глазами бегали врачи в форме, и от этих пятен уже пестрило. — Миссис Арлерт, слушайте! — мальчишка едва отдышался, но продолжил говорить, — Нужно пойти к менеджеру или администратору, или я не знаю, но надо сказать, чтобы Армину заменили врача! До женщины доходило очень долго. — О чем ты, Эрен? — спросила она. Её плечи ссутулились, и она тревожно крутила на пальце обручальное кольцо. — Это некомпетентно! Пришёл какой-то врач и начал лезть к Армину. Я понимаю, его нужно осмотреть, но послушайте, — ответил Эрен и поднял на женщину взгляд, пытаясь вложить в него намёк о необходимости вмешательства с её стороны. — его не может осматривать мужчина. Вы ведь и сами знаете. — Эрен, я не знаю, можно ли это изменить... — слова не сглаживали острые грани тревоги а голове. — Врачи лучше знают, что делают. — Да, но это другое! Армин боится врачей и боится этого мужчину. Вообще всех. Даже меня. Миссис Арлерт, я был там только что, и поверьте, такими темпами они только его покалечат. Тяжело вздохнув, Линнора встала с диванчика. Она даже сумку с собой не взяла — казалось, в её голове резко выключили вообще все, поэтому рассеянность и забывчивость заняли главные позиции, — и двинулалась к высокой стойке администрации. Эрен терпеливо ждал, пока она весьма коряво и сбивчиво объясняла ситуацию, и снова крутила кольцо на пальце. Линнора была так ошеломлена и убита, что её попытки держаться помогали едва-едва. И Йегеру было совсем не стыдно вклиниться в разговор. Миссис Арлерт посмотрела на него с недоумением, но Эрен знал, что в глубине души она благодарна ему, что он пытается помочь, поскольку у неё не осталось сил. Эрен мужественно не признавался, что у него этих самых сил осталось ещё меньше. — Мистер Полнер хороший специалист. Да, у него своеобразный подход, но стажу и опыту можно позавидовать, — пыталась оправдаться администратор. — к тому же, у него сейчас мало пациентов. Может, мы оставим все как есть? — Нет, — произнёс Йегер, вкладывая в интонацию приличную дозу «переходите уже к делу». Он мог предположить, что мистер Полнер хорошо лечит, но его непрофессионализм был кошмарен, — я даже знаю, почему у него мало пациентов. Вы пытаетесь его выгородить, ведь почти каждый отказывается от него. Линнора удивленно моргнула. Эрен никогда не выглядел, как человек, готовый идти на третью мировую, — это был всего лишь подросток, но сейчас он стал словно на десяток лет старше. Миссис Арлерт знала, что причиной является состояние её сына. — Но у нас нет свободных лечащих врачей. А оставить пациента вообще без наблюдения никак нельзя. Он должен быть закреплён за кем-то из персонала. — Ну так закрепите, — сказал Йегер чётким тоном. Обычно этот тон применялся на стадии «переговоры окончены». Он сам от себя такого не ожидал. — Легко вам говорить, молодой человек. Вы, по сути, не имеете права требовать, вам ведь нет восемнадцати, — администратор пожала плечами, но была прервана: — Я требую. Линнора сказала это на выдохе, и куда более решительно, чем говорила ранее. Эрен тоже ободрительно выдохнул. Вдруг из-за спины послышались быстрые шаги. К стойке подошёл санитар. — Мистер Полнер повёл себя крайне некомпетентно. Из-за него у пациента в палате сто двадцать случилась истерика. Это, конечно, не входило в планы, пришлось вколоть снотворное и увеличить дозу Норафена на два милиграмма. Медперсонал будет наготове, чтобы помочь в случае очередной панической атаки, — попытался объяснить санитар, опираясь на логику и отбрасывая любую мысль о чем-то, принадлежащим сфере эмоций. Эрен чуть не открыл рот от удивления и облегчения. Даже если сам санитар — а он сразу же узнал его, потому что один из них оказался в палате Армина почти сразу, как мистер Полнер довёл мальчика до истерики, — говорит об этом, да ещё и в такой нужный момент, то ничего не останется, как сменить врача. Администратор сжала губы, показывая всем видом, будто пытается решить эту проблему. На самом деле она проклинала всех троих. — Единственный вариант, который я могу предложить, — Рэйчел Берч. Правда, она ещё только проходит стажировку, и я бы не стала доверять ей... — она осеклась и продолжила, когда почувствовала на себе тяжёлый взгляд Линноры, — Её смена начинается через полтора часа. — Отлично! Действие снотворного продлится несколько часов, поэтому она успеет к его пробуждению. Придётся закончить то, что пытался начать мистер Полнер. Я принесу его историю болезни, — быстро сказал санитар. — Хорошо. Я сообщу Берч, когда она придёт, и документы тоже передам, — кивнула женщина за стойкой.***
Тихо подойдя к двери, Эрен нажал на ручку, прислушиваясь к щелчку замка, а потом толкнул дверь и зашёл внутрь, осторожно закрывая за собой. Коридор пустовал: время посещения было закончено, обход тоже, поэтому тишина нарушалась лишь редкими шагами медсестер. Нарушая правила, Йегер даже не подумал, что будет говорить, если его обнаружат в палате Арлерта. Тот лежал на спине, накрытый одеялом до пояса. В освещении помещения он казался однотонным, лишённым света, поблекшим. Губы, обычно розовые, побледнели, приоткрылись, и из них вырывался один невесомый вдох за другим. Значит, он спит. Таким расслабленным тело его могло быть лишь во сне. Едва слышными шагами Йегер прошёл к кровати и опустился на стул. Траурное молчание давило и вынуждало ком сожаления свернуться и грызть изнутри. Эрен проявил силу, там, вместе с матерью Армина, потому что это были единственные два человека, от которых Армин мог получить защиту. И сейчас ресурс был исчерпан до низу, и Йегер давил в себе желание расплакаться. Эрену советовали последовать примеру Жана: поехать домой, принять душ и лечь спать, а потом вернуться уже к проснувшемуся Арлерту и снова попытаться оградить его от боли, которой и так было несправедливо много. Тем не менее, сама мысль, чтобы уйти... Нет, при мысли вернуться без Армина становилось почти физически больно. Он чувствовал, как нарастает, притупляя осознание, головная боль и искушение закрыть глаза. Перед ним находились столько деталей, что он не мог заметить в порыве паники: как кожа Армина стала похожа на белую измятую бумагу, каким ужасным контрастом смотрится синяк на запястье, как стали короче и жёстче обрезанные пряди. «Если он был так искренен в своих словах и действиях, если он хотел кого-то спасти, действительно ли это его награда?» — после этой мысли Эрен почувствовал, как ломается изнутри. Сердце болезненно ныло на каждом ударе, выстукивая морзянкой сигнал тревоги. Эрен не уставал напоминать себе, что Армин вернётся, — снова придет в себя, вновь займет эту израненную в ужасе, нежную оболочку и вспомнит, кто он, — но душный страх, что этого не случится, не уходил. Друг слишком долго вспоминал его, безучастно глядя пустыми глазами, а потом вовсе испугавшись. И вдруг Эрен подумал, что теперь каждый раз, когда Армин будет возвращаться к миру живых, времени на узнавание будет уходить все больше, и в какой-то переломный момент Йегер станет для своего лучшего друга незнакомцем. Никем. Если он это сделает, если оставить все приходить в упадок, будет ли Армин вновь собой, или же изменится в сущности? Будет ли тем человеком, которого можно узнать, или из разрушения возникнет нечто новое: лучше или хуже? Сможет ли Армин когда-нибудь кому-нибудь доверять, или так и не решится принять мир и дать ранам затянуться? Это изводило Эрена. Медленно и мучительно. Словно крючком подцепляли его кожу и рвали в мясо, в кровь. Он дрожал и не мог отвести взгляда от тела на кровати, потому что у него спирало лёгкие при осознании, что Армин мог больше не дышать. Мог сгореть прямо там, в огне, мог умереть от дыма, от ран, от чего угодно. Но единственное, что было важно, — Армин дышал. Такая простая, но хрупкая мысль, что доходила с трудом. И единственное, что вынуждало Эрена оставаться сильным, — знание, что и Армин почувствует напряжение, и ни к чему хорошему это не приведёт. В подобном стрессовом состоянии телом управляли почти инстинкты, а страх был заразен. Предвидеть страдание, чтобы нейтрализовать его, — какая жалкая уловка, но по-иному было нельзя. А что, если охватит и не отпустит Армина этот страх? Сможет ли он быть прежним? Сможет ли Эрен дальше жить без него? Что будет, если в жизни начнет недоставать чего-то главного, если разрушится фундамент? Словно жизненно важного органа, так что эта потеря будет равносильна потере ноги, которую видишь на всех фотографиях в доме, но без которой вряд ли будешь собой. Ты теряешь её, но далеко зная заранее, что потеряешь, будучи готов — а Эрен ощущал, что не готов терять Армина, — не сможешь смириться. И попытка не думать о ней, как и попытка не видеть её во снах, причиняет не меньшую боль. Йегер понимал, как Армин теперь боялся прикосновений. Но коснуться его хотелось так отчаянно, словно это могло вытянуть из вакуума тяжести. Разделившее из пространство кровати казалось непреодолимой пропастью, они были так обжигающе близко и так далеко, но в мгновение меж ударами сердца Эрен перекинул мост. Его пальцы обхватили запястье Армина. Одна точка соприкосновения. Одно замирание сердца. Один поднимающийся к горлу ком. Ощущая себя вором и преступником, он скользнул губами по лбу Арлерта. Это было скорее соединяющее прикосновение, чем поцелуй, украденный момент той ярой близости, которую Эрен ощущал, но пробиться сквозь барьер не мог, пока чуть не потерял эту возможность. Он не хотел разрушить это — чем бы оно ни было. Чувствовать, как доверчиво лежит сейчас Армин фактически в его руках, пока ладонь бережно залезла в пряди, — Эрена разбирало на кусочки. Его кожа, покрытая кое-где ожогами, служила неким маяком, возвращая болью к жизни, когда Йегер забывался на несколько мгновений. Занявшись спасением Армина, все совершенно забыли про Эрена, оказав ему лишь малую первую помощь, и сейчас локоть под повязкой напоминал о себе, стоило согнуть руку. Но Эрену было плевать. И в уголках глаз снова начало жечь. — Мне жаль, мне так жаль... — повторяя чуть слышно, Эрен наклонился над Армином, осыпая его лицо касаниями губ, беспорядочно прижимаясь щекой к белой щеке друга, гладя по волосам. Первый раз, второй, третий — словно пытаясь разбудить, вдохнуть в него жизнь. Эрен не касался губ Армина; он знал, что, вероятно, Армину это отвратительно. Даже сейчас, воровато и коротко целуя его, он знал, что ему придётся оставить это лишь при себе, как бы больно ни было потом. Он чуть не потерял Армина, и если бы он не успел прикоснуться к его тёплой коже, то не простил бы себе. «Я ненавижу их. Ненавижу это место. Ненавижу... То, что ему пришлось пережить, — в какой-то момент Эрен почувствовал, что ненавидит и часть себя, ту самую трусливую часть, убеждавшую его, что все будет хорошо. — хорошо не будет, как бы это трудно ни было признать. Но когда-нибудь ты снова станешь прежним, Армин, обязательно». — Прости, — губы Эрена приоткрылись, и голос прошептал — нежно, с аккуратным обожанием, но слова не перестали быть истиной, — я не знаю, как это исправить, но я буду стараться, — его голос начал сильно дрожать, как натянутая струна, от выступивших слез. Осознание, что его филия, дружба — явление незаменимое и уникальное меж Эреном и Армином плавно перетекло в жертвенное агапе, разбивало на части, но отрицать это было нельзя. Вселенная тоже, кажется, сидела в замешательстве. Просто Эрен знал, что не сейчас. Сейчас нужно вернуть Армина себе самому, найти утраченное и добраться до берега в этом неспокойном море. Вместе.***
Никогда ещё Армин не был так рад погрузиться в сон. В его глазах запестрило, когда в палату вбежали ещё люди, и они тоже были одеты в белое — слишком много убивающего белого. Истерика не собиралась разжимать свои тиски, и Арлерт почувствовал, как начинает задыхаться. Словно он забыл, как вдыхать. Крик застрял в его горле. Санитары быстро начали суетиться вокруг него, пытаться взять за плечи, что-то сказать, докричаться. Но невозможно было понять, что они ему говорят. Армин безуспешно отбивался от их рук, прежде чем в определённый момент в его кожу не вонзилась игла. Снотворное влилось в вену пурпурно-темным, жалящим. Армина не переставало трясти, и щеки вновь стали влажными и нездорово порозовевшими от слез. Но лекарство медленно выполняло свою работу. И интенсивность паники постепенно снижалась, стук в ушах сначала слился в один монотонный шум, пока полностью не исчез. Наконец Армин перестал ощущать, как звучно циркулирует кровь в его артериях; приторное, искусственное спокойствие заставило закрыть глаза. Сперва сон был безобидным. Пару секунд прошли в полной тишине. Для тревожного сознания это было лучшим, что возможно было представить. Армин думал, как откроет глаза и увидит все тот же белый потолок и странно-большую кровать, но даже тень страха покинула мысли. И вдруг раздался оглушительный хлопок двери, посылая эхо блуждать по какому-то коридору. Армин резко распахнул глаза. Высокого белого потолка над ним не было. Был грязный серый бетон. Арлерт резко поднял голову и ощутил дикую вонь чего-то сгнившего. Он услышал тяжёлые шаги и увидел подозрительно знакомые ботинки — стоило ему поднять взгляд, кровь в жилах превратилась в бетон. Нет. Армин едва пискнул, когда его схватили и прижали к стене, да так, что Арлерт больно ударился затылком. Но эта боль ничего не значила, потому что было прекрасно известно, что случится снова. — Нет! — вскрикнул мальчишка. В его голове все застучало, и он отказывался понимать, почему все снова повторится. Мерзкие сильные руки, разъяренное лицо и играющая в глазах жажда крови. Неужели это был сон? Запах антисептика, чистой одежды и попытка лёгкого прикосновения, такая родная фигура, что тянулась, чтобы защитить. Это мнимое спасение было сном, когда Армин отключился, а сейчас ужасная реальность вернулась к нему? Армин закричал, но его протесты были слишком слабы. Тот же непонятный подвал, грязный пол и капли крови, его крови, вместе клоками волос и разорванной одеждой. Его тело скрывала одна лишь длинная рубашка, запачканная пылью, серой грязью и потом. От неё даже гарью воняло. Мужчина схватил за волосы, сдирая короткими ногтями, кажется, кусочки кожи на голове. Он перехватил горло Армина второй рукой, сжимая со всей силы, и на его пальцы полилась багровая кровь из ран. Арлерт захотел закрыть глаза, но панический ужас вынудил смотреть вперёд, в искаженное жестокостью лицо. — Я всегда знал, что ты должен сдохнуть. Всегда знал, что ты — маленькая пидорская шлюха! — его рука поползла по коже, оглаживая её с психопатическим рвением. — Нет! Не надо! — Армин заорал, пытаясь ударить насильника, однако боль в теле отдалась волной, и он подумал, что его убьют вот так, медленно мучая, пока его рваное дыхание не перестанет вырываться из дрожащих губ. Его бросили на пол, и Армин упал, рассекая кожу кусочками непонятного стекла и ржавыми гвоздями. Его били, и руки ломались под неестественным углом. Армин кричал, бился в истерике, но кислород стал недоступен, когда рука снова сжала его шею. — Ты сдохнешь, маленькая псина, и твой труп будет гнить тут. Посмотри, такое мерзкое лицо будут жрать черви. Кричи, давай, пока можешь, — в чужом лице не было ничего человеческого. Армин начал задыхаться: его лёгкие превратились в песок и рассыпались. Рука сжалась так, словно мужчина вложил туда всю ненависть этого мира. Через секунду пришло осознание, что этот мир Армин видит последние мгновения. Умирать было адски страшно. Он не хотел умирать. Нет, не так и не сейчас, и никак. Он не понимал, за что. Он не помнил, кто этот «он», лишённый себя, принадлежащий миру, из которого нельзя было вернуться. Он не понимал, почему. Его трясло, тошнило, а глаза закатывались. Арлерт искренне хотел сопротивляться, но ложное спасение, где с ним будто все было в порядке, не стоило асфиксии. Он почувствовал, как снова его швыряет в боль, в удушье, и, мышцы сокращаются до спазма. Слезы выступили на глазах, и они жгли, и осознавать, что это последние капли его жизни, было разрушающе. У него резко загудело в голове, лишая возможности видеть. Последние мгновения без воздуха сжали все внутри и снаружи, а ладонь на шее безжалостно разграничила жизнь и смерть. Армин оказался по ту сторону этой границы.***
Армин распахнул глаза и понял, что чудовищному сновидению конец; он все ещё находился на этой чересчур большой кровати. Голова пульсировала промерзшей пустотой, рождающей на висках ледяное крошево пота. Всё снова казалось незнакомым и враждебным. И эта чистота вокруг была настолько острой, что о неё можно было порезаться. Он почувствовал испарину около роста волос и зажмурился. Армин не мог понять, почему это не заканчивается. Ему уже дважды пообещали, что он в безопасности, но теперь эти люди пробрались к нему в сознание, где никто не мог защитить его. У него снова перехватило дыхание. Рядом кто-то суетился. Едва повернув голову, Армин забегал глазами по незнакомому человеку и снова отпрянул к изголовью, потянув одеяло за собой, прикрываясь им, — это движение стало ему до ужаса привычным. — Тебе снился плохой сон или... Или что-то в этом роде, — прошелестел женский голос, и тогда Армин подумал о его мягком и легком мотиве, — может быть, действие лекарств подходит к концу. Ты спал около пяти часов, но не переживай, тебе нужен отдых, потому что организм должен копить и восстанавливать силы. — Кто... Вы? — смог прохрипеть Арлерт и понял, что его связки почти сорваны. Он с холодной боязнью осмотрел человека перед собой. Его почти затошнило от улыбки девушки: словно она пыталась вложить в неё мягкую поддержку, но ничего нельзя было воспринимать не как ложь. Арлерт не смог расслабиться, подумав о её фальшивой улыбке. — Не беспокойся, я обо всем позабочусь. Я читала твою карту, и мне действительно жаль. И я говорю это не для того, чтобы ты начал мне доверять. Я понимаю, как это сложно для тебя. Она так и не назвала свое имя. Армин нахмурился, вновь пытаясь отсканировать, является ли это очередной уловкой, или... Неужели она специально не говорит, кто она, чтобы Арлерт начал вспоминать, что помощь безлика и её можно получить от многих людей? — Ладно, — так же тихо прошептал он. По одежде незнакомки было понятно, что она — персонал. А персонал сюда приходил лишь с одной целью: безэмоционально раздеть и начать осматривать, как сломанного робота. — Хорошо. Меня зовут Рэйчел. Ты можешь обращаться ко мне так. Можно я буду называть тебя Армин? Армин, да? — на секунду проскочила мысль, словно девушка пытается помочь мальчишке вспомнить, кто он такой. — Да. Рэйчел была молода и свежа. Она старалась не показывать слишком радостные эмоции, но и обречённости или безразличия в её лице не было. Надежда — вот что было. Когда она повернула голову, собранные в хвост светлые волосы остались лежать на плече. Это сделало её ещё моложе. Она одобрительно кивнула, когда Армин ответил ей. — Хорошо, Армин. Я буду твоим лечащим врачом. Я здесь, чтобы помочь тебе восстановиться. Я не желаю тебе зла. Армин посмотрел на неё, и ладони отчего-то перестали сжимать одеяло так крепко. С ним пытались говорить, а не просто трогать в каких-то своих целях. Это давалось трудно. — Армин, я знаю, что это будет тяжёлым для тебя, но мне нужно осмотреть тебя и обработать раны. Не мог бы ты... — она попыталась установить зрительный контакт. — Подвинуться поближе? Арлерт знал, что этого не избежать. Ему самому страшно было представлять, что творится с его телом, но в этой гребаной больнице по-другому было нельзя. Он опустил голову, борясь с приступом накатывающих слез, понимая, что это его лучший вариант. Но Рэйчел хотя бы не выглядела враждебно. Поэтому скрепя сердце Армин медленно опустил одеяло, теряя без него иллюзию защиты. — Молодец, — похвала ударилась о него и отскочила обратно, не сумев пробиться через невидимый барьер. — давай начнём с рук? Могу я посмотреть? — аккуратность Рэйчел не могла не радовать, но факт, что сейчас к нему кто-то прикоснётся, заставил начать дрожать. — Можешь, — Армин ограничился одним словом на все её вопросы. — Знаешь, мне кажется, быть хорошим врачом — это нечто большее, чем просто понимать диагноз, — вдруг сказала Рэйчел. — пациент — человек, не просто контейнер с мозгом. Поэтому мне важно не только физическое состояние. Давай я сперва подержу тебя за руку, чтобы ты привык ко мне? У нее был взгляд человека с интеллектом выше среднего. До Армина, она никогда не работала с детьми. Без сомнения, она не относилась ни к кому с безразличием. Ей был интересен человек в целом, а не лишь его отдельные составляющие. И поэтому, когда её рука взяла Арлерта за ладонь, повеяло облегчением. Обычная женская рука без резиновой перчатки, со средней длины пальцами и без обручального кольца. Контакт кожи с кожей все ещё был чуждым, неудобным, но панический страх ушёл. Эти полминуты, продлившиеся вечность, не принесли ничего плохого. — Я рада, что ты доверился мне. Давай начнём осмотр? Сначала, как я говорила, руки. Было бы удобнее, если бы ты снял одежду, но если не хочешь, мы можем начать так. Ну конечно. Это было неизбежным — предстать перед людьми в белых халатах почти обнажённым. Вопрос состоял лишь во времени. Армин с подавленной неохотой взял в ладони края больничной пижамы и, приготовившись в который раз умереть морально, потянул одежду вверх. Ноющая боль тут же отозвалась в ребрах и спине, но он просто зажмурился и сжал губы в тонкую полоску. Рэйчел тут же пришла на помощь, избавляя его от лишней ткани. Армин думал, что её лицо пройдёт ужасом, и она начнёт колебаться при виде россыпи гематом, но девушка лишь вздохнула, откладывая одежду рядом. — Хорошо, — Рэйчел повернулась к небольшому столику и взяла перчатки — видимо, стерильные — надевая их на руки, — это будет неприятно, но мы справимся, да? И снова отголосок боли проснулся в Армине. Он смотрел, как Рэйчел открывает что-то вроде баночки со средством и берет нечто напоминающее марлю, и до него доходило, что сейчас она начнёт касаться его, и не только за руку. Он помнил, как ноги оставляли на нем эти синяки, как они... Его тело моментально покрылось мурашками. И когда Рэйчел была готова приступить, Арлерт отшатнулся, дрожа. Он понял, что беззащитен в её руках, что она увидит его таким, каким он мог остаться там, в сыром подвале. Армин отвёл взгляд и подумал, что больше не в силах сопротивляться. — Я знаю, каково тебе, — девушка опять пустила в ход свои навыки разговора, но в глазах уже очень сильно щипало, хотя Армин и старался не расплакаться. — мне нужно обработать гематомы и раны. Это быстро, не переживай. Самый болезненный этап уже позади, — она промолчала, так и не объяснив, что подразумевает под «самым болезненным этапом», и Армин был ей за это благодарен: он не хотел бы знать. Арлерт рвано вдохнул и кивнул, давая разрешение приступить. Рэйчел внимательно оглядела его живот и бока. Кожа казалась бумажной, тонкой, с кучей мурашек, но тёплой, под которой бурлит кровь, хоть и бледный оттенок об этом вовсе не говорит. Несмотря на то, что Рэйчел была мила, как только холод обрабатывающего средства коснулся кожи, Армин вздрогнул. Больно не было — было жутко и мерзко. Он закрыл глаза, сжал кулачки и постарался абстрагироваться. Всё больше раствор касался его кожи, вызывая холод, но руки Рэйчел в этих перчатках старались дотрагиваться лишь в самых необходимых случаях. Но вопреки всему, у него перехватило дыхание. Армин думал, что сейчас окончательно задохнётся, потому что просто не мог вдохнуть, и всё же ему удалось сделать короткий рваный вдох, но следующие несколько секунд доступ к кислороду вновь был перекрыт для него. Это продолжалось бы ещё чёрт знает сколько, ведь из-за паники, которая с каждой секундой нарастала, ему требовалось все больше кислорода, но из-за неё же он не мог получить его. Это был замкнутый круг, из которого ему было не вырваться. — Армин, — он услышал голос и постарался прислушаться, сжав челюсти, потому что скулы свело от того, как сильно хотелось расплакаться, — все хорошо. Просто дыши, ладно? Рэйчел считала до четырёх секунд, в течение которых Арлерт должен был медленно вдыхать, и затем ещё до четырёх для того, чтобы он так же медленно выдохнул, и через какое-то время последний почувствовал, что паника начала отступать. — Ты хорошо держишься, — девушка, кажется, закончила с его рёбрами, переключаясь на шею. — сейчас может немного жечь. Сейчас я обработаю порезы перекисью, чтобы туда не попала инфекция, — терпеливо объяснила она, набирая на вату раствор. Армин не мог не вспомнить слова о том, что шлюха этого заслуживает. Если он и вправду чья-то подстилка, почему сейчас с ним возится врач? Это шутка такая: довести едва не до смерти, потом терпеливо лечить, чтобы потом напомнить, что он такая же пидорская тряпка? Армин всхлипнул, стоило подумать об этом. А ещё он заметил, как Рэйчел оказалась слишком близко от его лица. — Н-не надо... — прошептал он, отвернувшись, и слезы потекли по его лицу. Чужая рука легла на плечо, но это не помогло отделаться от знания, что то, что на его шее, будут видеть все и всегда, и только увидев это, любой человек начнёт думать и представлять, что случилось с Армином. Это было выше его сил. — Пожалуйста, перестань. — Эй, — взволнованно произнесла Рэйчел. — ох, милый, ну что же ты... — она протянула мальчику салфетку, которую он тут же смял в пальцах. — Мне подождать? Ничего. Не спеши, — в её голосе не было обвинения, она действительно терпеливо ждала, пока Армин не перестанет размазывать слезы по лицу. Она знала, что он опустошен. Когда Арлерта слегка отпустило, она вынуждена была продолжить. Рэйчел была с головой погружена в процесс, промывая раны, и сейчас все обстояло хуже, чем с синяками. — Больно! — через каждые десять секунд Армин шипел и старался закрыться, пытался терпеть, но все попытки разбивались о неспособность это сделать: измученное сознание в стрессе не могло что-то терпеть. — Еще немного. Считай до десяти, хорошо? Я не хочу тебя мучать, — Рэйчел успокаивала насколько могла, но с каждой минутой Арлерт выглядел все хуже: его лицо менялось на глазах. В конце концов ей пришлось справиться с его хрупким телом, закончив все действия, и после этого её сердце виновато ныло. — Холодно, — пробормотал Армин, прижав руки к себе и обхватив себя, сжимаясь в комочек. — Нужно одеть тебя, — Рэйчел сказала это мягко и тихо, болезненно осознавая каждый пробегающий по лицу мальчика спазм, — и под одеяло. Мне кажется, у тебя поднялась температура. На фоне переживаний это бывает. Плечи Армина дернулись — быстрое, резкое движение вверх, вместе со стоном дискомфорта, застрявшим у него в горле и завибрировавшим в тишине палаты. Он мечтал поскорее вернуться с свой панцирь и закрыться ото всех. Он не начал доверять девушке; несмотря на её доброту, Арлерт был забитым и истерзанным настолько, что даже Рэйчел принесла ему неприятную оскомину. Внизу снова тянуло и болело, поэтому он лишь слегка подтянул колени под себя, замотавшись в одеяло до ушей. Было плевать, что за окном светило мягкое майское солнце. То, что сейчас чувствовал Армин, — пробирающий, почти нечеловеческий холод.***
Близился вечер, однако лучше Армину не становилось. Попросту не могло стать. Он лежал один, пялясь в выкрашенную странно-желтушным стену и думал, что жизни в нем практически не осталось. В воздухе по-прежнему парил запах антисептика — Арлерт так и не смог к нему привыкнуть — а за дверью, в коридоре, раздавались голоса, шаги и монотонный звук колёсиков кушеток. Там же, за пределами небольшой палаты, где-то в других частях больницы, скитались подобно привидениям Эрен и мать Армина. Эрен просто не мог найти себе места. Он просидел рядом со спящим Армином слишком долго, чтобы не начать заражаться этим запахом безнадёжного молчания. Потом пришла та девушка — имени ее Йегер не запомнил, но фамилия у неё была короткая, бьющая по вискам, — и Эрена выгнали на коридор. Они вместе с Линнорой ожидали начала вечернего посещения, чтобы ещё раз увидеть Армина, потому что это было единственной возможностью на сегодня. Этот день был чертовски долгим. Несмотря на то, что за временем никто не следил, произошло столько событий, а в памяти мелькало так много лиц, что Эрен знал: это конкретный перебор. Он устал и, прислонившись к какому-то подоконнику третьего этажа, припал лбом к стеклу, оставляя на ней отпечаток кожи. И когда Линнора позвала его, сказав, что на часах уже шесть, поэтому они не нарушат порядок, если пойдут к Армину, мальчик сумел собрать в себе остатки сил. Находясь возле друга, Йегер искренне пытался быть сильным. После сна и прихода Рэйчел Армин выглядел ещё более помятым. Ему нужен был покой, но эти первые сутки ему его предоставить не собирались. Осознавая, что и он является частью этого хаоса, Эрен не переставал винить себя. — Как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил он, снова находясь на том же стуле. Линнора присела на кровать рядом с сыном, но прикасаться к нему даже не пыталась, хоть хотелось со всем материнским страхом. Вместо ответа Арлерт просто пожал плечами, глядя на простынь. Слова давались ему тяжело, и сорванные связки не были единственной тому причиной. Даже при Рэйчел он ограничивался минимумом слов, потому что не мог заставить себя сказать больше. — Милый, я так перепугалась. Мой мальчик. Ты знаешь, я с ума сошла, — миссис Арлерт мяла в руках край одеяла, и это создавало символическое прикосновение: она держала одеяло, и Армин сжимал его — ткань служила неким проводником. — не переживай, ты только... — Линнора сама с трудом верила, во что говорила. — мы сделаем все, чтобы этот кошмар остался позади. Сквозь губы Армина прорвался измученный выдох. Цвет глаз его помутнел, стал незнакомым на родном лице, и в нем не было видно того оттенка океана. — Мам, я... — он сглотнул и покачал головой. Жгучая боль вины прокатилась по нему, когда он подумал, что из-за него его мать так сильно нервничает. Даже будто постарела на несколько лет. — Всё хорошо, милый. Не напрягайся. Мы обязательно поговорим, когда ты будешь готов, да? — Линнора криво улыбнулась. — Да, — ему не осталось ничего, как согласиться. На деле, он вообще боялся, что чувство страха не отпустит его больше никогда. И умрёт он как раз из-за страха или шока. — Папа тоже безумно волнуется. Он сразу бросил все дела, как только я позвонила. У него был рейс, но в Штатах сейчас совсем непогодится. Его самолёт отменили, поэтому ему пришлось ждать следующего. Но уже завтра ты сможешь его увидеть, — женщина сказала это тоном, который пытался оправдать отца, но Армин слишком долго его не видел, чтобы задумываться о том, что означает её интонация. После Линнора ушла, оставив мальчишек наедине. На самом деле, у неё адски разболелась голова, и она уже не могла спокойно смотреть на сына. Тем более, Армин добивал её своим молчанием, и она сдалась, решая не показывать свои чувства при сыне, а поддаться эмоциям дома. Арлерт промолчал про кошмар, когда его задушили, промолчал, что в тот момент он рвался к жизни, так и не сумев её сохранить, но сейчас эта самая жизнь казалась ему неимоверно давящей и холодной. Ему было больно, мерзко, снова хотелось плакать, не хотелось ни с кем говорить. Он попросту не мог почувствовать себя в порядке ни в сознании, ни во сне. Потому что он не был в порядке. — Я боялся, что потеряю тебя. Но этого не случится. Я всегда разыщу дорогу к тебе. Голос Эрена. Он говорил все это время и заговорил вновь? Отключившись от мира и утратив способность сконцентрироваться, Армин растерянно поднял голову. Но он понял, что именно сказал Эрен. И он надеялся, что это правда. Возможно, Эрен хотел сказать что-то ещё, но ему стоило привыкнуть за этот день, что почти все его фразы были оборваны другими людьми. Так и сейчас, тишина палаты была нарушена, когда дверь открылась, впуская шум из коридора, но так же быстро была закрыта, как только молодая девушка вошла в помещение. — Еще раз здравствуй, Армин. Это твой друг? — спросила она, вновь растягивая неловкую улыбку, оглядывая Йегера. — Я Рэйчел Берч. — Здравствуйте, — Эрен в ответ тоже оглядел ещё раз. Она вызывала доверие, но просто потому, что не вызывала противоположных чувств: ни опасений, ни подозрений. И она действительно выглядела слишком молодо для врача, да и врачом по сути ещё не являлась, если верить словам администратора. — я Эрен. И все же, становилось гораздо спокойнее, что Армин был в ее руках. — Как ты себя чувствуешь? Можешь описать? — Рэйчел держала в руках практически такие же бумаги, как и мистер Полнер. Как Армин себя чувствовал? О, на этот вопрос можно было ответить много чего, начиная от боли во всем теле, заканчивая желанием провалиться под землю. Поэтому он просто пожал плечами, ощущая полную уничтоженность. — Хорошо, тогда я буду задавать вопросы. Ты чувствуешь себя сонным? — Не думаю, скорее... Измотанным, — сказал Арлерт, прислушиваясь к собственному состоянию в попытке понять, что хочет сказать его тело. — Так, поняла. Боль сильная? Голова, ребра? — Голова не особо, внизу только... — Армин перестал говорить. Не при Эрене. Это было слишком. Он покачал головой. — Понятно. Испытываешь жажду? Голод? Как думаешь, ты сможешь поесть? — Нет, мне кажется, — мальчик опять покачал головой. Воспоминания не собирались оставить его в покое, уничтожая снова и снова, ему показалось, что он скорее выблюет все внутренности. — меня стошнит. — Хм, — Берч что-то быстро пометила в бумагах и отложила их на столик. — у тебя не было проблем с узнаванием лиц? — Нет. Это было ложью. И Армин молился, чтобы сейчас Эрен не стал утверждать об обратном, ведь именно его Арлерт и не узнал с самого начала. Он сам даже не понял, почему соврал. Это было похоже на бессознательную защитную реакцию. Рэйчел внимательно на него посмотрела. Так, словно догадалась обо всем. — Ясно, — она сделала шаг к кровати и слегка наклонилась — Армин напрягся всем телом. — следи глазами за моим пальцем, хорошо? Это позволило Арлерту слегка расслабиться и делать, то, о чем его просили. Он следовал пустым взглядом за пальцем, который перемещался то вправо, то влево, но вниз или вверх. Мальчик часто моргал, но задача не была трудной. — Хорошо. Что ж, — девушка взглянула на экран монитора, видимо, с желанием узнать пульс или что-то ещё. Эрен понимал в этом крайне мало. — ты будешь быстро идти на поправку. Я об этом позабочусь. К тому же, — она взяла бумаги, оставленные на столе, — тебе крупно повезло. Ни один из насильников, видимо, не являлся носителем инфекции, либо же ты просто не заразился. Но в любом случае, результаты их обследования мы получим совсем скоро. — Ни один? Этот вопрос глухо ударился об Йегера. Больно, резко, словно в лицо швырнули чем-то тяжёлым. Беспомощно открыв рот после осознания, что только что она сказала, Рэйчел виновато замерла. Был виден её испуг и растерянность. Определённо, не стоило говорить об этом при ещё одном ребенке. Эрена в очередной раз разбило. Он едва мог принять настолько ужасающий факт, что Армина изнасиловали, но когда он услышал, что это был не один человек, его бросило в холодный пот. Он взглянул на Арлерта: его глаза не выражали ничего, кроме боли, а значит, это было правдой. Йегер снова ощутил странный прилив агрессии и желания мести. — Я имела в виду... — Берч торопливо начала объяснять. — Ну, я хотела сказать, что ситуация вполне исправима, потому что угроз заражения нет, и требуется лишь... — Извините? Три пары глаз уставились на чуть приоткрытую дверь. Эрен слегка нахмурился, узнав это лицо. — Ханджи?***
— Ну как ты, малой? Это было странным, и в голове Эрена родился с десяток поводов, почему тут полицейские, но вот идентифицировать правильный он не мог. И сейчас они стояли по ту сторону двери, оставив Армина за ней. Зоэ смотрела на Эрена с обнадеживающей гордостью. Сейчас она выглядела по-другому. Не в полицейской форме, а каком-то приталенном пиджаке, с распущенными волосами и без очков, она казалась совершенно иным человеком, хотя тот же голос, интонации, характерный взгляд выдавали в ней все ту же Ханджи. — Нормально, — это было ложью, и Йегер даже не заикнулся про то, что девушка назвала его «малым»: в его состоянии ему было наплевать, лишь одно мучило его. «Она приехала, чтобы что? Чего она хочет?». — Понятно, — вытянула губы в полоску Ханджи, естественно, не поверив в это «нормально». — тебе бы поспать, дружок. — Зачем ты здесь? — Нужно снять побои. Я просила повременить, но такое в долгий ящик не откладывается. Уголовное дело завели тут же, поэтому необходимо собирать доказательства. — Как будто их мало! — шикнул Эрен в удивлении. — Достаточно, но мы действуем по закону. Нужно узнать, с чего все началось, тем более, вполне возможно, чего-то мы ещё не знаем. Я хочу оторвать этим ублюдкам яйца, но пока все, что могу — засадить их на пожизненное. Даже грустно. Йегер шокированно посмотрел на Ханджи. Он все ещё не понимал, какие слова подошли бы для её описания. Наверняка таких тупо не было. Но он был с ней искренне согласен. — Значит, ты хочешь, чтобы он тебе это рассказал? — Да. Со мной ещё Моблит приехал. Нужен также фотоочет. Эрен невесело хмыкнул. — Он не будет с тобой разговаривать. Ни с кем не будет. — Ну, я посмотрю, что с этим можно сделать, — пообещала девушка. — позовешь эту чудесную даму или того, за кем закреплён Армин? — За ней и закреплен. Она — его лечащий врач, — Рэйчел все это время была в палате, только Эрен, как единственный, кто знал Зоэ, вышел поговорить. — Окей. Йегер приоткрыл дверь и попросил Рэйчел выйти. Она что-то сказала Арлерту, забрав бумаги. Армин не ответил, а Рэйчел расправила плечи, перед тем как выйти наружу. — Эрен, тебе не кажется, что стоит действительно пойти домой? — обратилась она к мальчику. Тот вздохнул и пожал плечами, не зная, как объяснить, что вообще-то, он планировал спрятаться под лестницу, а потом вновь пробраться к Армину и сидеть с ним всю ночь. — Реально, иди отдыхать. С ним все будет в порядке. Ему уже ничего не угрожает, — слова Ханджи звучали убедительно. Да и усталость нельзя было больше игнорировать. Физических сил едва ли хватило бы на то, чтоб добраться до дома. Поэтому Эрену ничего не осталось, как послушаться их. Но он определённо точно знал, что придёт сюда завтра и послезавтра, и вообще, когда нужно будет, и если с Армином ещё что-то случится, он не отойдёт вообще никогда, он станет стеной и не сдвинется. — Что ж, — Зоэ отрешенно наблюдала, как фигура мальчишки отдаляется в направлении выхода. — я Ханджи Зоэ, из полиции. Занимаюсь делом Армина, потому что в какой-то степени спасала его тоже я, — её лицо блеснуло самодовольством. Эта ситуация уже перестала быть для Ханджи шокирующей, но стало ли ей от этого легче? Едва ли. Скорее, наоборот. На неё свалился груз чужой боли, в этот раз — боли Арлерта. И не то, что это казалось ей невыносимым или ей хотелось его пожалеть, разумеется, ей было очень жаль, но она не настолько эмоциональна, чтобы расплакаться и говорить, что он бедный-несчастный. Ему стало бы ещё хуже, начни она себя так вести. Другой подход она посчитала лучшим, поэтому сейчас оставалось по победного давить эту улыбку, через которую все внутри крошилось. — Это прекрасно. Значит, мы должны быть вам благодарны. Я Рэйчел Берч, его лечащий врач. — Сколько вам лет? Вы выглядите очень молодо для этой должности. — Двадцать один. Я прохожу стажировку. Видимо, он — моё очередное упражнение. Между ними воцарилась тишина. Часть с любезностью была закончена, и Ханджи предположила, что лучше не терять времени зря. — Что скажете? — спросила она, многозначительно уклонив взгляд в сторону палаты. Рэйчел прикрыла дверь до щелчка: этот разговор не стоило слышать мальчику, если он вообще слушал. — Спутанность восприятия, крайняя недоверчивость. Он не был буйным, скорее, очень запуганным. Ожогов получил мало, разрыва внутренних органов или мышц тоже нет. Но на восстановление все равно уйдёт много времени. Вы уже общались с его матерью? — Нет, но думаю, скоро это случится. Нам нужна медицинская экспертиза с заключением для дела. Чем раньше мы её получим, тем раньше проведём судебный процесс. — Не думаю, что стоит так спешить. Ханджи вздохнула. — Это все равно затянется надолго. Просто... Не могу отделаться от этого чувства, знаете... Он совсем ещё ребёнок, это сильно повлияет на него. Сильнее, чем что-либо ещё. — Бесспорно. Но этим будем заниматься уже не мы. Если хотите с ним поговорить, я могу отвести вас туда, где будет удобнее. С вами ещё кто-то? — Да, мой напарник. Знаете, это было бы замечательно, — Зоэ кивнула, и голос её был мягким, подходящим именно для стен этой больницы, а не для поля боя.***
Господи, это было ужасно. Выбираться из тёплой и уже не такой незнакомой кровати стало предательством во всей своей плоти, потому что это огромное жаркое одеяло и подушка хотя бы создавали эффект защиты. Но когда Армину сказали, что ему нужно выбраться из этого импровизированного кокона и идти куда-то, ему снова захотелось забиться в угол. Вылезти из кровати и добраться до коридора оказалось трудной задачей: мышцы работали, но их движения и близко не напоминали естественные и нормальные. В принципе любое движение отдавалось в ребрах и тазу, напоминая о каждом толчке меж страдающих мышц. Игнорировать это было невозможным. Армин словно понятия не имел о длине собственных ног; от этой неловкой поступи, казалось, дребезжали зубы. И Армин понятия не имел, куда и зачем идёт. Эффекта седативных в его организме не хватало, чтобы притупить чувства, поэтому он ощущал все так, как оно и было, но отчего-то словно все вокруг были уверены, что ему стало легче. Словно анестезия не подействовала. Безцветные, сухие коридоры тянулись вдоль него. Он шёл и молился, чтобы пройти как можно меньше: ходьба приносила ему мучения. Армин слышал, как идёт за его плечом Рэйчел, задавая приглушённые и остающиеся без ответа вопросы по поводу того, не болит ли у него голова, — нет, она не болела — раскалывалась. Мальчик продолжал хранить молчание до того, как они не пришли в странную и маленькую комнату, где Арлерт покорно дал усадить себя на стул, аккуратно, словно он был филигранным стеклом, дернувшись от чужих рук и крайне осторожно сжимая колени друг с другом. Перед ним стоял квадратный металлический стол, похожий на те, на которые обычно раскладывали медицинские приборы в операционных. Возможно, это был один из таких столов. Армин пялился прямо вниз, на его поверхность, но отражение из-за смазанности не проявлялось как надо. Всё, что он видел — примерные бледные очертания. Он искусывал губы, сгорбившись, не поднимая голову, пока вокруг него кто-то ходил, о чем-то шептался. Потом, судя по звуку придвигаемых ножек стула, напротив него кто-то сел. — Привет, — раздался голос. Снова чужой голос. Как же их много. «Почему они все хотят чего-то от меня? Пусть исчезнут», — подумал мальчишка, глядя исподлобья. Он не ответил. Перед ним другая личность улыбалась крайне приветливо, но оценивающе, как будто пыталась заглянуть ему под кожу и понять, насколько все находится в руинах. — Как ты? Меня зовут Ханджи, и я была бы очень рада, если бы мы смогли поладить. Она сидела напротив него, и в руках у неё не было оружия или хотя бы чего-то. Наверняка чтобы казаться мальчику ниже, тем, кто подчиняется и кого можно не опасаться. — Мне все так говорят, — буркнул Армин. Он не понимал, зачем он здесь, и каким вообще образом он мог поверить незнакомым людям, если он сам оказался жертвой? Это не укладывалось у него в голове. — Но я не собираюсь над тобой плакать. Ты ведь сильный, да? Ну конечно да! — Ханджи сказала это так, словно сама искренне верила в эти слова, и чуть не потянулась по привычке потрепать Арлерта по волосам. Вовремя опомнившись, она сильно сжала ногтями правую ладонь. — О чем вы? — Я знаю, как тебе тяжело, но я здесь, чтобы помочь тебе. Моё имя Ханджи. Армин, я хочу помочь тебе разобраться с твоей проблемой. Потому что ты не должен пытаться бороться с этим сам. О чем она говорила? Ни единое слово не было понятным, она несла какой-то бред, понятный лишь ей одной, и несла его с улыбкой и энтузиазмом. Армин закрыл лицо руками. Зоэ заметно напряглась, стоило мальчику отгордиться от неё. Она сделала немой жест сидящему у стены мужчине, мол, «Не надо, жди, я сама», и откашлялась. — Я из полиции. И я бы очень хотела, чтобы ты рассказал мне все, как оно было. Это будет сложно, но ты не переживай, хорошо? У нас много времени, и я ни в чем не буду тебя обвинять. Армин убрал руки от лица — глаза его расширились. Он не понял, чего она хотела. Рассказать все? То есть абсолютно все? Она смеялась над ним? Как она хотела, чтобы Армин это сделал? Это вообще нормально, просить о таком? Он догадывался, что это когда-то произойдёт, но не сейчас и не здесь. У него пересохло в горле, и он почти встал со стула, чтобы выбежать из этой комнаты, которая, как ему показалось, начала уменьшаться, чтобы раздавить его. — Тише-тише. Я... Я неправильно выразилась, — Ханджи попыталась исправить ситуацию. — Армин, ты прекрасно держишься, и то, что сейчас происходит — нормально. Мы сможем все исправить, ладно? — она улыбнулась ещё шире. — Сейчас мы немножко поговорим, и люди, которые сделали это с тобой, получат по заслугам. — Не трогайте меня, — пролепетал Армин, и на усталые глаза начали накатывать слезы. Сказать, что он чувствовал себя неуютно и неправильно, все равно что кинуть песчинку в торнадо. — Никто и не пытается, — заверила Зоэ. — нам просто нужно это сделать, понимаешь? Нам всем будет проще, если мы с тобой поговорим. Попробуем, хорошо? «Нет, не хорошо». Как все могло быть хорошо? Арлерт знал, что выхода у него нет, но ему не хотелось восстанавливать в памяти отрывки, когда он чувствовал себя грязным и униженным. Что он должен был сказать? «Они называли меня шлюхой и спорили, кто первый в меня кончит», — он ощутил острую неприязнь к своей оболочке. Тем временем, Зоэ достала небольшой диктофон и включила его, положив рядом с собой, — до Арлерта сразу дошло, потому что ему хватило пересмотренных детективов. Все повторялось, как в реальном фильме. — И так, давай с начала. Как ты обо всем узнал? Можешь не торопиться. Армин сделал вдох, глубокий настолько, словно вынырнул из соленой морской воды. — Просто услышал. Шёл домой и подслушал разговор. Ханджи кивнула. Она была рада, что наконец-то начала получать ответы, словно пыталась связать контакт с внеземной цивилизацией. — А ты можешь описать этих людей? Их было двое, да? — Нет, то есть... — Армин запнулся. Это было ещё одним айсбергом, на который стремительно летел его корабль. «Я убил человека». Живого. Человека. Перед ним сидел полицейский, и Армин понимал, что насильник заслуживал смерти, но... Он убийца. Он похолодел, потому что испугался, что его осудят. Что в их глазах он будет таким же. — Что? Ты не беспокойся, я пойму, — Ханджи закивала, склонив голову. — расскажи, как хочешь. Главное, постарайся, пожалуйста, не упустить ничего важного. — Один такой... Ну... Очень взрослый и... И второй, у него волосы вроде светлые, он был постоянно в кожаной куртке. Я думаю... Одного из них звали Брайт, наверное. — Хорошо. Ты превосходно справляешься, — Ханджи, как и Рэйчел, с чего-то решила, что похвала улучшит положение. — о чем они говорили? — Про Форстеров. Понимаете, там ещё было дело в наркотиках, которыми они хотели накачать подростков. Я думаю... Я видел одного из них ещё раз, и я понял, что они хотят продать их органы, чтобы выплатить долг, но я не знаю... — говорить об этом было ещё терпимо, да вот только потом пришлось бы рассказывать то, о чем хотелось забыть самому. — Я не понимаю... — Ты не должен, Армин. Я не виню, если ты чего-то не знаешь. Мы постараемся восстановить картину. — Наверное, Форстер заплатил этим людям, чтобы они привезли наркотики. Я смотрел в своём ноутбуке про них, — Армин говорил медленно и тихо, глядя куда-то сквозь девушку: его разум находился в другом месте, из-за чего глаза казались кукольными. — И ещё я нашёл девушку, которая должна была прийти на вечеринку. Это был типа... Предлог такой. — Как ты узнал о ней? — Один из мужчин произнёс её имя. Я нашёл её в сети. Она оказалась неплохой. Я пытался ей сказать, но она не поверила мне. Арлерт говорил это сухо и обрывисто. Его голос записывался на микрофон, и он ощущал себя крысой, над которой ставят эксперимент. — Ясно, — понятно было крайне мало, но в голове все начало проясняться. Зоэ чувствовала непомерную ответственность. Армин не мог сказать больше, чем говорил сейчас, но он вообще рассказывал, и по опыту Ханджи было известно, что его слов было достаточно. Ей приходилось сталкиваться с тупиками, где человек полностью отказывался с кем-то взаимодействовать, но Армин был перед ней, и он, слава богам, говорил. Это было чудом. — Ты повел себя как герой. Армин, далеко не каждый пытался бы предпринять что-то. Я горжусь тобой. Армин видел её впервые. И имя её успело улетучиться с границ его памяти; в какой-то момент показалось, что виски разболелись до критической точки. Сердцебиение — кто-то стучит барабанной палочкой по воздушному шарику. И ему не стало лучше, потому что её слова звучали так беспечно и невесомо. — Как ты оказался у них? Что случилось? — Они пытались меня задушить, но потом решили, что я нужен им живым. Сказав это, мальчик остановился. Дальше шло то, о чем он не мог представить, как говорить. Ресурс был исчерпан. — Что они делали с тобой? Армин перевёл дух, готовясь продолжить сбивчивый диалог. Это давалось ему так сложно, словно с каждым словом ему вырывали зубы. Рассказывая, он представлял, как становится все более открытым, как будто Ханджи видит его голым, со всеми следами изнасилования. Губы его задрожали, на лице проступила, ужесточая его черты и накладывая отпечаток, боль. Горло дёрнулось, когда он сглотнул, облизав раны на губах. Армин задрожал. Из него утекало все, что он мог пытаться в себе сохранить. — Насиловали. Его боль вылилась потоком слез на белые щеки. Губы Ханджи искривились в печальной улыбке. Она послушно не обратила взгляда на блеск на ресницах мальчика: вызваны они болью или воспоминаниями, или всем вместе, она не знала, но её сердце уже в который раз болезненно сжалось. — Армин, мне неприятно заставлять тебя говорить это, но ты единственный, кто может это сказать, — она потянулась к диктофону и нажала на кнопку. — Я хочу, чтобы ты рассказал все не потому, что я хочу это услышать. Твои слова станут прямым обвинением. Только ты сам способен вынести им приговор. Армин захотел вскочить и заорать, окончательно сорвав горло. Это было невыносимо. Он едва помнил, как очнулся в этой больнице, после чего его пытались трогать, потом все таки трогали — после этого он должен был пустить себя по второму кругу мучений. Этот день свалился на него. Он ощутил, как начинает задыхаться. Затем Ханджи снова включила диктофон. — Кто именно? Они делали что-то ещё? — Д-да. Все трое. Они заставили меня... Отсосать одному из них, — к этому моменту Армин уже размазывал слезы по красному лицу, не пытаясь сдерживаться. — они меня... Все втроём, и... Резали шею и угрожали... Ножом... Никогда в жизни Ханджи не чувствовала себя настолько бесполезной. Армин трясся с головы до пят, дрожь была настолько сильной, что походила на судороги, и блеск влаги на лице рассказывал свою историю. Давление, подстегнутое тошнотой, было слишком высоким. Боже, как ему должно быть больно. — Моблит, ему нужна вода, — не спросив, а нужна ли она мальчику вообще, Ханджи повернула голову налево. Напарник сразу же поднялся с места. До этого он молча настраивал камеру, но после слов девушки вышел в коридор. Зоэ знала: прикосновение запретно. Если бы она попыталась потрогать Армина, слезы которого методично и громко капали на этот металлический стол, это бы все разрушило. Она также знала, что обязана вести себя профессионально, но именно сейчас был тот момент, когда ей захотелось послать эти правила на все стороны, ибо её слова вообще никак не помогали, и она сидела, не зная, что сделать. На стол с тихим стуком опустился стакан. Вода, наверное, должна была помочь, но Зоэ даже не дотронулась и до стакана тоже. — Армин, попей. Хотя бы пару глотков. Если хочешь, конечно. От воды его вывернет, Армин чувствовал это по тому, как дрожала в желудке омерзительная тошнота. Он не ел слишком долго для того, чтобы организм начал отвергать любую пищу, и он был действительно на грани того, чтоб его не затошнило. Арлерт замотал головой. — Могу я что-то сделать? — голос Ханджи был тихим. Она уже не пыталась скрыть нервное лицо за улыбкой. — Хоть что-нибудь? — Нет. Грудь сдавило печалью. Как же невыносимо было видеть подростка в таком состоянии: сидящего в глубинах террариума паука, что запутался в собственной паутине, оставшегося наедине с травмой в своей голове. — Нам нужно... Сфотографировать, — заламывая собственные пальцы, объяснила Ханджи. Диктофон был уже выключен. — твои синяки. Это недолго, просто необходимо, чтоб ты снял рубашку. Армин замотал головой. Его только что вынудили рассказать ужасное совершенно незнакомому человеку, но он не мог найти в себе силы, чтобы раздеться перед кем-то ещё. — Нет. — Армин, пожалуйста. Если не ты сам, то придётся сделать это силой, и я искренне не хочу, чтобы так произошло. Его опять собрались заставить что-то делать? Это было второй пыткой, отличавшейся лишь в том, что сейчас у него спрашивали: можно ли снова трогать тебя? Можно смотреть на твои раны? Можно ли нарушить те неустойчивые границы, которые ты выстроил, чтобы хоть как-то помочь себе? Можно сломать тебя до конца? — Если нет, мы все равно это сделаем. Он кое-как начал приподнимать край рубашки. Ханджи сидела, тяжело дыша. Всё пошло максимально не по плану. Когда её взору открылись гематомы и следы на руках от чужих пальцев, ее это словно... Испугало. Такое случилось впервые. Моблит начал быстро выполнять свое дело, не говоря ни слова. В некотором роде потому, что такой Ханджи он видел тоже впервые. — Армин, ты... Можешь посмотреть в камеру, пожалуйста? — попросила Зоэ. «Эй, подстилка, посмотри в камеру! Ты станешь звездой даркнета!» — громко и жутко прозвучало в голове. На него накатила очередная чудовищная волна. Прикусив язык, Ханджи дала рукой Моблиту знак прекратить. Армин шарахнулся, вжал голову в плечи и обхватил её руками, словно пытался остановить раскалывание черепа. Поспешно встав со своего места, Зоэ протянула стакан воды. Это вызвало недоверчивый жест. — Всё позади. Мы закончили. Больше я не требую ничего от тебя, — после этих слов Моблит понял, что стоит выключать камеру. Зоэ приоткрыла дверь, впуская в помещение свежий воздух. После ещё нескольких попыток сказать это ни на что не влияющее «все будет в порядке», Ханджи сдалась. Для дела теперь имелось хоть что-то, но находиться рядом с этим измученным ребёнком... Она думала, стоит занести эту дату в календарь чёрным цветом, потому что она ненавидела, когда не могла ничего сделать даже вопреки закону. Она ушла, сославшись на то, что ей нужно побыть одной. Моблит был знаком с ней не один год и видел Зоэ в разных состояниях, кроме одного — он никогда не видел её такой грустной.***
Армин нерешительно пошатывался, впитывая стопами холод тверди керамики. Раздеться оказалось до того ужасным, что Арлерт едва не залез под душ прямо в одежде. Все суставы казались слишком гибкими; трение ткани становилось невыносимым, раздражение усиливалось. Но сейчас больничная пижама валялась мятым комом на какой-то табуретке, рядом с полотенцем. Поток воды зазвучал монотонным шумом по дну ванны. Было холодно. И страшно. Ни единого звука кроме этого сплошного шипения, как радиопомехи, когда капли воды одновременно бились о керамику. Вздохнув, Арлерт сделал шаг вперёд, становясь под поток. Он пытался быть таким осторожным, снова пускал узоры по этой стекающей воде — все утекают, растворяются, будто каждая его пятисекундная пауза между движениями — чистая ненависть этой воды, отдающей запахом железа. Его начало пронизывать мерзкое ощущение. Всё было как раньше, только... Намыливая свое тело, Армин чувствовал, что ничего не меняется, — тратит время и воду зря, ведь чище он почему-то себя не ощущал. А потом до него дошло. Он и не смог стать чище. Он искренне хотел, но не имел понятия, как смыть болезненные прикосновения. Словно руки мучителей были испачканы чем-то вязким и тёмным, и, хватая Армина за бедра, руки, шею, они оставляли на нем следы, что сейчас въелись под кожу. Вся эта больничная ванная, состоящая из кафел, керамики, нескольких странных ламп и воды с металлическим привкусом на пробу, не могли помочь ему отмыть это с себя. Арлерт всхлипнул. Тупая оскомина в низу горла заставила его налить на мочалку больше геля для душа и тереть кожу. Он тер её, сжав губы, наблюдая, как то ли от горячей воды, то ли от жесткой мочалки она ненормально краснеет, кое-где даже покрываясь крохотными царапинами. Тереть синяки и другие следы оказалось ещё больнее, но Армина охватило отчаянное непреодолимое желание содрать, как присохшую грязь, с себя эти остатки. Ему стало жарко и душно, пена белыми комьями появлялась на его коже уже в третий раз, пока он остервенело тер кожу, не веря, что не получается избавиться от грязи. «Будешь себя ненавидеть — прими за должное и не сопротивляйся. Сам себе кипяти котёл, смотри, как слезает кожа. Будешь смотреться в зеркало — заметь каждый этот отпечаток: они не видны, но ты-то их видишь, ты-то знаешь. Ты грязный, и ты никогда не смоешь это с себя. Оно внутри тебя. Оно повсюду». Отвернувшись от горячего пара от воды, Армин уставился на стену слева. Ему на мгновение показалось, что она покрыта витражами с библейскими сценами. На него смотрели ангелы своими печально-покорными лицами, полными скорби. По запотевшему стеклу стекали капли, смывая матовый пар с этих лиц. Теперь казалось, что ангелы тоже плачут. Им тоже было жаль Армина. «Да катись оно все к чертям!». И Армин с неживым отчуждением — он думал, что это станет очередным поводом его испорченности, неправильности — смотрел, как исчезает вода в круглом сливе.