Потерянный на дорогах жизни

– Ай, мне больно! – вскрикнула Сакура. Она очень любила свои пальцы и не хотела, чтобы их сломали, пусть даже и в иллюзии. Кроме того, Сакура начинала раздражаться – происходящее даже отдалённо не напоминало описанное в книге. – Ты – ниндзя-медик из Конохи? – Какаши подозрительно окинул взглядом протектор на её голове, лоб с печатью чакры и – как-то откровенно и грубо – всю её фигуру сверху вниз и обратно. – Да, это очевидно, Какаши. Сакура попыталась вырваться, но он не только не убрал кунай и не ослабил хватку – нет, лишь сжал сильнее и больнее. – Откуда ты знаешь моё имя? – хрипло спросил Какаши. Она ощутила вспышку боли, что-то щекотно потекло по шее – кунай рассёк кожу на горле. – Ай! Ты в своём уме? Мы знакомы! Я – Сакура! – Это ложь, – холодно процедил Какаши. – Я никогда раньше тебя не видел, и мне не нравится, что ты притворяешься, будто это не так. «О, просто замечательно… – подумала Сакура. Ей снова захотелось то ли расхохотаться, то ли заплакать. – Этот Какаши меня не знает. Во что я только вляпалась… Интересно знать, КТО контролирует эту иллюзию?» Она скосила глаза, пытаясь лучше рассмотреть его в тусклом зеленоватом свете: серый жилет без воротника, открытые крепкие плечи, защитные пластины от запястий до локтей, непокорные серебряные волосы – привычные, ровно такие же, как всегда, – и маска лисицы, скрывающая всё лицо. На Какаши была форма Анбу. Форма, густо залитая кровью, и если Сакура не ошиблась… – Ты ранен, – посерьёзнела она. И очень сильно, мгновением позже пришло холодящее понимание: разве эта иллюзия не должна быть приятной? Теперь, когда Сакура обратила на Какаши пристальное внимание, она заметила и то, как мелко подрагивают его руки. От слабости. Вероятно, из-за потери крови. Стоит ли попытаться вырваться? Сакура была уверена, что, даже перережь Какаши ей горло, она просто придёт в себя в своём офисе. Да, это будет больно и неприятно, но она ведь осознавала себя в этой иллюзии, так что, выходит, на реальности произошедшее никак не отразилось бы. – Я всё ещё могу без труда убить тебя, – ледяным тоном сказал Какаши. – Не вздумай. – Позволь помочь тебе, – предложила Сакура. Ею двигали её инстинкт врача – и желание потянуть время, чтобы разобраться, что тут вообще творится. – Как ты нашла меня? – спросил Какаши, по-прежнему не торопясь отпускать её. – Меня послали тебе на помощь, – соврала Сакура и тут же принялась ругать себя за глупость и недальновидность: он мог с лёгкостью проверить секретный код, который шиноби сообщали друг другу в качестве меры безопасности на подобных встречах. – Неужели? – прорычал Какаши, даже не удосужившись попросить назвать его. – Ты не умеешь врать. Никто не знает, что я здесь, никому и дела нет. Я живу во тьме. Дрожь усиливалась. Похоже, он уже был на пределе. И горящий в полумраке Мангекьё Шаринган лишь усугублял и без того скверное положение. Этот Какаши, что он такое? Страж печатей? Развеется ли иллюзия после его гибели? Но прежде, чем Сакура успела решить, что ей предпринять, рядом раздался шорох, и Какаши весь словно окаменел. В следующий миг её вздёрнуло вверх, затем рвануло вбок – как раз вовремя, чтобы избежать дождя из сюрикенов. Несколько головокружительных прыжков спустя они оказались на ветке исполинского дерева. – Проклятье, – Какаши закашлялся, всё так же крепко сжимая Сакуру. – Так и знал, что ты – часть ловушки. – Дерьмо собачье! – рявкнула та. – Это всё запах крови, он для них как маяк. Просто дай мне вылечить тебя. Какаши лишь свирепо прошил её взглядом через прорези маски. В иллюзии или в реальности, Сакура знала, до чего он был упрям, когда дело доходило до принятия чужой помощи. – Создай теневых клонов, – продолжила она убеждать его. – Это ненадолго собьёт врага с толку. Я быстрая, мне не потребуется много времени. Похоже, Какаши, наконец, понял, что ему лучше послушаться, и Сакура оказалась свободна. Около тридцати клонов с шумом брызнули во все стороны, скрываясь в густой листве. – Ложись, – безапелляционно приказала она. Контролировать теневых клонов, да ещё при таком малом запасе чакры, было трудно. Мимолётный взгляд – и да, Какаши был весь покрыт липкой испариной. Он улёгся, почти упал без всяких возражений. Похоже, просто исчерпал силы до дна. Сакура торопливо разрезала его жилет чакрой, открывая кошмарную рану на животе – длинную и очень глубокую. Края были ровными – как от бритвенно-острого клинка. Неужели снова? Ведь только на прошлой неделе… Она решительно отбросила неприятные воспоминания. – Вот дерьмо, – выругалась Сакура. – Как ты только на ногах стоишь с такой раной? Нет ответа. Потерял сознание? Так и есть: глаза Какаши были закрыты, дыхание, поверхностное и быстрое, вырывалось короткими хрипами. Сакура собрала силу в ладонях, с радостью и облегчением замечая, что даже в этом иллюзорном мире все её умения остались при ней. Она исцелила внутренние органы – к счастью, сердце оказалось цело, – восстановила мышцы, систему каналов чакры, подлатала нервы и кожу, постаравшись не оставить шрамов. Какаши досталось как следует, и ей пришлось дойти до клеточного уровня, чтобы убедиться: всё действительно в порядке. Лечение заняло куда больше времени, чем рассчитывала Сакура, и она, нервничая, каждую секунду ожидала, что на них вот-вот обрушится враг; но вокруг было тихо, рядом не раздавалось настораживающих звуков, и ничего не двигалось. Наконец, закончив, она перевела дух, в изнеможении низко склонив голову и упираясь ладонями в живот Какаши. – Чёрт, больно, – приходя в себя, простонал он. – Ты хоть знаешь, что делаешь? – Захлопнись! – прошипела Сакура. – Я тебе жизнь спасла, мог бы хотя бы поблагодарить. – А разве это не твоя работа? – парировал Какаши. Он смотрел на неё своим собственным глазом, прикрыв Шаринган. Сакура бросила на него убийственный взгляд, раздумывая, а не возвратить ли всё, как было, пусть-ка этот засранец обогатится опытом умирания. Но теперь, когда кризис миновал, ей стоило заняться главным: узнать, куда её забросило, и отыскать печати, чтобы все их усилия не пошли прахом. А почему бы, собственно, не спросить самого Какаши? – Тут есть какие-нибудь печати? – Чего? – раздражённо нахмурился тот. – Запечатанные области или что-то вроде? Огромные двери с печатями? Видел здесь что-то подобное? – Ты о чём вообще, сумасшедшая? Выходит, этот Какаши не только не знал её, ещё он был крайне неприятным типом, подумала Сакура, вглядываясь в маску. – Можешь снять свою глупую маску, – сказала она. – Я знаю, кто ты такой. Можешь не прятаться. – Я понятия не имею, кто ты такая, и буду ходить в маске столько, сколько пожелаю! – огрызнулся Какаши, пытаясь сесть. – Не двигайся, идиот! – рявкнула Сакура. – Тебя бы в больницу на нормальное лечение, но за неимением вариантов, хотя бы полежи спокойно какое-то время! – Не могу, – сквозь стон проговорил Какаши. – Они идут. И, конечно же, из-за движения рана снова открылась. – Поверить не могу, – вздохнула Сакура. Самым простым и правильным было бы разрушить иллюзию и закончить уже с этим экспериментом. Она услышала их до того, как увидела: кто-то приближался быстро, как ветер. В мёртвой тишине зловеще шелестела листва. И когда Сакура их, наконец, заметила, то замерла, скованная страхом. Люди в масках демонов. Какаши бросился вперёд, вклиниваясь между ней и врагами, и швырнул целый град сюрикенов с такой быстротой и точностью, что нападавшие погибли, не издав ни звука. А потом и сам медленно опрокинулся и стал падать. Сакура поймала Какаши прежде, чем он ударился оземь, притянула к груди и подумала, что, быть может, это всё-таки она контролировала иллюзию, ведь спасать его, заботиться о нём, уберегать от смерти… всё это заставляло её чувствовать себя очень хорошо.

***

Когда вымотавшаяся до предела, промокшая до нитки Сакура ввалилась в пещеру, – хорошо спрятанную и тщательно защищённую ловушками, – то первым делом рухнула на ледяной каменный пол, переводя дух. Рядом с Какаши, которого укрыла под этими сводами. Сакура обнаружила нечто удивительное. – Думаю, я начинаю понимать, – сказала она неподвижному Какаши. Сил хватило только на то, чтобы чуть повернуть голову в его сторону. Как только Сакура сделала всё возможное, чтобы враги потеряли их след, она отправилась разведать окружающий лес. Какаши ещё нескоро должен был прийти в себя – долгое использование Шарингана обычно так утомляло его, что он целыми днями спал, восполняя запасы чакры. Сакура взобралась на высокое дерево. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулся дремучий лес, вдалеке теряющийся в тумане. Она решила двинуться на север, надеясь встретить по пути что-нибудь интересное – предпочтительно не убийц в масках демонов-Они. И ничего не нашла: лишь лес и снова лес, погружённый в угрюмый полумрак. Вскоре начался ливень. Чаща стала ещё более мрачной, тёмной, сырой и труднопроходимой. Через час Сакура повернула назад. Потеряться среди бесконечных деревьев было проще простого, но она всегда умела ориентироваться на местности. Люди, которые, как Сакура, обладали врождённым чувством направления, легко подмечали и запоминали ориентиры. Потому-то она и заприметила то дерево, расколотое напополам и с пустым птичьим гнездом в стволе. Когда Сакура дважды увидела что-то похожее на него, у неё появились первые подозрения. На удачу у неё с собой оказалась сумка с сюрикенами. Сакура повесила на ветку один из них – и оказалась права в своих сомнениях: куда бы она ни отправлялась, ей рано или поздно попадалось на пути то дерево. Всё стало предельно ясно: внутри одной иллюзии пряталась ещё одна. Давным-давно, когда Сакура ещё только начинала тренировать гендзюцу, она узнала, что иногда разоблачить иллюзию можно, лишь лишившись возможности видеть, ведь большинство таких техник накладывалось через глаза. Бродить по пугающему лесу с закрытыми глазами было не слишком приятно, однако у неё не оставалось выбора, раз уж она решилась достигнуть самых глубин этого странного места. Ухватившись за невидимую, упругую нить чакры, Сакура зажмурилась, вытянула руки и пошагала вперёд, огибая деревья, но в остальном стараясь идти прямо. И действительно, через полчаса её ладони упёрлись во что-то твёрдое. Она открыла глаза, но увидела лишь лес. Вот только осязание было не обмануть. То же повторилось и в других направлениях: вокруг оказался непреодолимый невидимый барьер. У Сакуры были кое-какие мысли на этот счёт, оставалось только дождаться, пока в себя придёт воображаемый Какаши. В ожидании она задремала. Ничего необычного, учитывая, как долго ей пришлось пробираться по непролазной чащобе. Сакуре приснился дурацкий сон, в котором она ловила кошек, собак и жаб по всей Конохе, пытаясь предупредить какую-то надвигающуюся катастрофу. Она проснулась, кажется, несколько часов спустя, дрожа от холода и мучаясь ноющей болью в шее. Снаружи стемнело. Должно быть, наступил вечер. Какаши тоже зашевелился. Сакура села. Он встревоженно повернул к ней голову… и тут же отвернулся. – И тебе привет, – проворчала она. – Почему ты ещё здесь? И куда ты меня притащила? Какаши вскочил на ноги и оглядел свою разрезанную одежду, а под ней – нетронутую кожу на животе. – Ага, – хмыкнула Сакура, – спасибо, великий доктор Сакура из Конохи, за то, что спасла мою жизнь. – Я не просил этого, – пробормотал Какаши, вертя головой и разглядывая пещеру. – В следующий раз дам тебе умереть. – Ну и отлично. – Нужно развести огонь, – проговорила Сакура, проглатывая разгорающийся гнев. – Я принесла веток. К счастью, собрала их до того, как полил дождь. Не говоря ни слова, Какаши только неподвижно смотрел в стену. – Сколько тебе лет? – прямо спросила она. Из-за маски угадать его возраст было трудно. Фигура Какаши выглядела в точности, как всегда, и потому Сакура решила, что, наверное, ему столько же лет, сколько сейчас. Когда Какаши носил форму Анбу, он был младше. – Достаточно, чтобы понимать, что тебе нечего здесь делать, – угрюмо проговорил он. – Уходи. – Давно ты здесь? – Недостаточно долго. – Если Коноха простит тебя, ты вернёшься? – спросила Сакура в попытке выудить у него информацию. В ответ – молчание. Но единственный открытый глаз Какаши обратился вдруг прямо на неё и долго-долго смотрел, не отрываясь. Сакуре становилось всё холоднее. Как бы отчаянно она ни сдерживалась, её начинало трясти – в пещере было чертовски холодно, а одежда промокла насквозь. Внезапно Какаши двинулся к ней. На мгновение Сакура испугалась, что он вот-вот её атакует, но нет – он лишь соорудил и разжёг костёр, а потом указал подбородком, чтобы она подсела ближе к теплу. Сакура придвинулась к огню и хотела было сказать слова благодарности, но Какаши, очевидно, не желающий иметь с ней ничего общего, повернулся спиной и уставился во тьму, густеющую у входа в пещеру. Протянув к костру руки, Сакура отогревала закоченевшие пальцы и размышляла, как ей быть дальше. Опыта общения с мужчинами, которые не хотят её замечать, у неё было в избытке. Когда дело касалось Саске, Сакура просто раз за разом возвращалась к нему, как бы тот ни отвергал её. Вот только на этот раз времени было в обрез. Она просто-напросто пойдёт напролом и станет беспощадно ломать броню, в которую Какаши себя заковал, решила Сакура. Она сгорит со стыда когда-нибудь потом. К счастью, Сакура догадывалась, отчего он такой угрюмый и «живёт во тьме». В самой чаще она заметила кое-что – две могилы. На сваленных в пирамиды камнях лежали два протектора и увядшие букетики из цветов и листьев. – Кому принадлежат те могилы? – спросила она. – Моим единственным друзьям, – бесстрастно ответил Какаши. – Они погибли от моей руки. Ох… – Иногда просто нет выбора, и нам приходится делать ужасные вещи, – мягко проговорила Сакура. – Выбор есть всегда, – резко бросил он. – Не смей даже пытаться. «О, Какаши, – подумала Сакура. Всё её сердце, казалось, рвалось к нему навстречу. – Как ты выносишь эти муки совести? Обито отправился в лучший мир. Разве ты забыл?» Да, наверное, в этом и было дело: Какаши не помнил, как лишился Шарингана, а, значит, потерял и воспоминания о том, что случилось после. Сакура понимала, как никто, – самые леденящие душу кошмары не могли сравниться с памятью о Мадаре Учихе и бое с ним. Забвение было благом. – Понятно, – сказала она, заставляя голос звучать холодно. – Ты здесь, чтобы жалеть себя. Ну и хорошо. Ярость Какаши ощущалась почти как физическое нападение, и Сакура на секунду подумала, что он, и правда, кинется на неё. Но она не дрогнула и ответила на его взгляд со всем вызовом, который смогла из себя выжать. – Так уж вышло, что я знаю кое-что о твоих друзьях. Они умерли, не потому что ты убил их, – они сами выбрали смерть. Выбор есть всегда, как ты и сказал, но иногда другие люди совершают поступки, которые влияют на нас. Обвинять себя за выбор, сделанный твоими друзьями, – бессмысленно. Преодолей всё это и двигайся дальше. Сакура вдруг представила, что разговаривает с пациентом, и, одёрнув себя, нахмурилась. Какаши перед ней не был пациентом, он – фантом чужого разума. Фантом, обитающий в голове человека, которого она считает близким. А всем на свете нужны честные друзья. – Кто ты такая? – снова спросил Какаши, которого, казалось, совершенно не тронула её беспардонная резкость. – Одна из тех девиц, которые преследуют меня, считая, что смогут пролезть в мою жизнь теперь, когда Рин больше нет? Рин. Он уже однажды звал Сакуру этим именем в полузабытье от боли и потери крови. Рин – одна из тех двоих друзей? Он любил её? – Что, если да? Что, если я увидела тебя в Конохе и влюбилась? А потом пришла, зная, что ты никогда не ответишь на мои чувства, но всё равно радуюсь, что могу помогать тебе вот так? – Если да, то просто сгинь. Ты вообще не в моём вкусе, – ответил на это Какаши. Однако он замешкался на секунду, будто слова Сакуры удивили его. И разве он сам не говорил, что они с Рин похожи? – Я напоминаю тебе о ней? – напрямик спросила Сакура. По реакции Какаши, пусть и скудной, она поняла: да, действительно напоминает. Сакура должна была бы обрадоваться, так быстро проломив его скорлупу, и усилить напор, но вместо этого она остановилась в нерешительности. Пусть человек перед ней и был ненастоящим, ей совсем не хотелось причинять ему боль. Какаши обескураживающе быстро обнаружил свою уязвимость. – Я знаю, как отсюда добраться до могил, – сказала Сакура. – Могу показать завтра. – Они тоже знают. Не хочу, чтобы ты туда шла. Слишком опасно. Ну конечно, только кто-то столь упрямый, как Какаши, стал бы навещать захоронение – скорее всего, каждый день, она бы ничуть не удивилась, – пусть там его и поджидали вражеские шиноби. – Кто эти люди? – спросила Сакура. – Отряд Хання. – Кому они служат? – Стране Лесов, конечно, – Какаши посмотрел на неё с подозрением. – А это… Мы в Стране Лесов? – А я ведь только-только начал размышлять, что можно было бы поверить тебе, – с опасными интонациями проговорил он. – Теперь я снова думаю, что ты просто очень неуклюжая шпионка. – Я просто ужасно ветреная, – быстро ответила Сакура, хлопая ресницами. Где, чёрт возьми, находится эта Страна Лесов? Далеко она от Страны Огня? Должно быть, это какое-то малюсенькое государство, которое обычно не изображают на картах. – Так и знал, никакой женщине не хватит глупости притащиться за мной сюда из-за какой-то влюблённости, – саркастично сказал на это Какаши. На самом деле, он как будто был рад, что она не одна из тех девиц. После недолгого молчания он продолжил: – Можешь поспать. Я посторожу первым. Какая утончённая вежливость. Теперь, когда Какаши убедился, что рядом с ним не одна из помешанных влюблённых, он как будто стал более терпимым. Или же… – Если собираешься незаметно улизнуть, – беспечно улыбнулась Сакура, – то подумай вот о чём: на подходах к пещере я наставила уйму ловушек для твоих врагов. Будь ты хоть каким профессионалом, обезвреживать их в темноте… Это будет долго. Куда как мудрее остаться, чтобы мы выдвинулись вместе завтра утром. – Вот теперь я вижу, – фыркнул Какаши. – Видишь что? – Сходство. И больше не говоря ни слова он улёгся рядом с костром. Вскоре по ровному дыханию Сакура поняла, что он погрузился в сон. Ну и отлично, подумала она, чуть улыбнувшись. Она была совсем не против постоять на часах.

***

Сакура ни на мгновение не забывала, что всё происходящее – просто иллюзия, в которую она добровольно погрузилась. И всё же за последующие дни она удивительным образом привыкла – словно бы в глубине души не хотела признавать, что скоро придётся возвращаться. Люди обладали этой способностью – приспосабливаться, и ей это удалось без малейших усилий. Сакура словно бы оказалась на каких-то странных каникулах. Жить в иллюзии было удобно: её никогда не мучил голод, не хотелось в туалет, не стоило ожидать наступления месячных или каких-то иных неприятностей физиологического свойства. К тому же, лес вдруг перестал казаться таким уж мрачным. Ливень, наконец, прекратился. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие кроны деревьев, окутывали их золотым свечением, и в мягком тепле чаща вдруг наполнялась душистым хвойным ароматом. Изменения в поведении Какаши были куда незаметнее, чем смена погоды, но, казалось, они были связаны между собой. Сакура могла поклясться: дождь унялся в тот самый миг, когда она впервые увидела, как глаза Какаши улыбаются. Они каждый день ходили проведать могилы. Там он снимал свою маску Анбу и часами стоял, склонив голову и сцепив руки. Сакура понимала эту потребность скорбеть и молиться и стерегла их уединение, ожидая нападения врагов. Но те как сквозь землю провалились. Они разговаривали. Похоже, Какаши застрял во времени после смерти Четвёртого Хокаге и считал, что его пост снова занял Третий. Они говорили о войне – о Третьей Войне Шиноби, о которой Сакура лишь читала, а Какаши прошёл от начала и до конца. Говорили о потере товарищей. О бессилии перед лицом опасности, о борьбе до полного истощения, когда знаешь, что твоих сил недостаточно, не может быть достаточно, но всё же надеешься на лучшее. Они разговаривали о том, каково это – отнимать чужую жизнь, о бремени вины. О том, как горе поглощает весь мир и гасит последние искры надежды. И ещё – о новых началах. О людях, которые возвращают других из тьмы. О людях, непоколебимо верящих, что есть спасение. – Ты не один, – снова и снова повторяла Сакура, пока Какаши не стал кивать, пусть и чуть заметно. Кое-что из сказанного им по-настоящему удивляло: никогда раньше Сакура не осознавала, до чего близко Какаши был знаком с Итачи до уничтожения клана и как сильно заботился о нём. Она из собственного опыта знала, как легко было восхищаться или даже любить Учиха за их неистовое стремление к справедливости – и до чего за них было страшно, когда эмоции захлёстывали их с головой, заставляя погружаться в ненависть. А однажды вечером, когда Какаши печально сказал: «Иногда те, кто хотят мира и ничего больше, вынуждены становиться самыми искусными убийцами», Сакура не выдержала. Она взяла его за руку и сжала – и он не сопротивлялся. После они долго сидели в тишине, так и не разнимая рук. Некоторое время спустя во время прогулки по лесу Сакура споткнулась о корень дерева и упала бы, если бы Какаши не подхватил её. Близость заставила её сердце торопливо биться в груди. Впервые с тех пор, как она оказалась в этом странном месте, Сакура подумала, что, быть может, не настолько уж полно она контролирует иллюзию, как ей мнилось. Отстраняться не хотелось, но Какаши сам сделал это, осторожно поставив её на ноги и потрепав по волосам. Казалось не важным, что за Какаши сейчас был перед Сакурой, настоящий или нет, – они оба любили повторять этот жест, чтобы возвращать всё на круги своя. Однако после она то и дело стала ловить на себе его взгляды. И ей это нравилось. Какаши больше не надевал свою маску лисицы. И пусть тканевая маска, которая так и оставалась на месте, больше скрывала, чем показывала, Сакура видела: тьма по капле уходит из его сердца, уступая место свету. Это делало её счастливой, хотя она прекрасно знала, что Какаши рядом с ней – лишь творение его разума. Сакура совершенно не встревожилась, когда как-то раз он сказал: «Я солгал. Ты очень даже в моём вкусе». Не встревожилась, когда ноги стали ватными и стало трудно дышать. – У тебя кто-то… – осторожно начал Какаши, вглядываясь в её лицо с тихой тоской. – Есть… – едва-едва сумела выдавить из себя Сакура. На душе тут же стало скверно, хотя она и понимала: соври она – и никогда бы не простила себя. – Тогда я прошу прощения, – ответил Какаши с горькой усмешкой, от которой Сакуре захотелось заплакать. «Проклятье, Сакура, – ругала она себя. – Что ты вообще творишь?» С тех пор Какаши старался держаться от неё подальше, насколько это было возможно, когда живёшь бок о бок в тесной пещере. Воздух между ними словно бы накалился, сопротивляться обоюдному притяжению становилось всё труднее. Их жизни тесно переплелись. Сакура наслаждалась тем, что она нужна, что Какаши хотел разговаривать с ней о тенях прошлого, хотел, чтобы ему говорили: всё наладится, напоминали, что у него есть друзья и люди, которым он дорог. И ещё он хотел её, Сакуру. Куда бы она ни пошла, его взгляд следовал за ней. Какаши делал всё, что в его силах, чтобы её дни стали хоть чуточку лучше, и, случалось, откликался на её ответную внимательность робостью. Этим Сакура тоже наслаждалась. Она добилась того, за чем явилась? Нужно ли было разрушить иллюзию, когда вдруг пришло понимание: есть что-то неправильное в том, что она делает? Нет. Сакура пришла изучить печать, а обнаружила Какаши, гибнущего во тьме. Мог ли кто-нибудь осуждать её за то, что она вытянула его из этой трясины и осталась ещё ненадолго убедиться, что всё в порядке? Нет, тут не было её вины. Кто контролировал иллюзию? У Сакуры не было ответа. Возможно, просто возможно, они оба. И, очевидно, они стремились к одному и тому же. То, что произошло дальше, было неизбежно. На лес опустилась благоухающая ночь – из тех летних ночей, полных стрёкота насекомых, которые жаль тратить на сон. Это Сакура первая придвинулась ближе, или они сделали это одновременно? Кто повернулся первым – она или же это было обоюдно? Кто первым подался вперёд? И чьи пальцы стянули его маску вниз? Разве это имело хоть какое-то значение? Когда их губы встретились, Сакуру прошило электрическим током, встряхнуло почти болезненно. Кровь застучала в висках – словно бы дрогнул и запульсировал тяжким мерным грохотом древний боевой барабан. Губы Какаши были мягкими и нежными, а его поцелуй – нерешительным. Он смущён, в замешательстве, сбит с толку? Сакура, напротив, горела необычным для неё нетерпением, жаждала попробовать больше. Возможно, потому что в глубине души понимала: всё это должно завершиться – и завершится… очень скоро. Она приоткрыла рот, приглашая, и оттого что Какаши не воспользовался этим приглашением незамедлительно, чуть прикусила его нижнюю губу и игриво прикоснулась языком. Он резко втянул в себя воздух, губы приоткрылись. Сакура первая толкнулась языком и обнаружила, что её уже ждут – не вступая в этот танец, но с нетерпением ожидая. Их языки сплелись. Сакура застонала – длинно и гортанно. Отчего-то ей казалось, что она ждала этого поцелуя целую вечность. «Я хочу его, – вдруг поняла она. – Нужно прекратить. Нельзя этого делать». Но Сакура не могла остановиться. С тех пор, как она лечила его, Какаши так и не зашил свою одежду, и теперь Сакура скользнула за разрезанные края, положила ладони на обнажённую кожу, ощущая под пальцами налитые силой мышцы. Ей хотелось, чтобы Какаши оказался под ней, внутри неё, весь целиком в её власти, хотелось этого так сильно, что из горла рвался стон, рык – как у дикой кошки. Но этого уже было слишком много. Иллюзия всколыхнулась и стала распадаться на осколки. Первым исчез Какаши, оставляя Сакуру наедине с опустошающим сожалением. А потом она оказалась в том самом зале с множеством дверей, где раздавались пугающие звуки. Ей хотелось плакать. Вместо этого Сакура сложила нужные печати, чтобы выбраться из этого места. Мгновенный перенос. Она открыла глаза, выдохнула с дрожью. Часы показывали шесть двадцать пять. – Что случилось? – растерянно спросил Какаши. – Получилось? Бывает, нет ничего страшного в том, чтобы совершить ошибку. Иногда признаваться в своих ошибках – это плохо. А случается, что плохое и хорошее запутывается в такой неразделимый клубок, что теряет всякий смысл. – Думаю, я продвинулась, – проговорила Сакура, пытаясь казаться собранной и серьёзной. – Я многого не понимаю, но, полагаю… «Какого чёрта я делаю?» – Хочешь, чтобы я пришёл завтра? Похоже, Какаши совершенно ничего не помнил. Всё в точности, как в книге – это Сакура контролировала иллюзию, именно она вела их. Конечно же, нужно было твёрдо ответить «нет». Она и так уже слишком глубоко погрузилась в эту топь – концов не найти. – Да, – ответила Сакура. – Если получится. В шесть. Казалось, Какаши хотел сказать что-то ещё. А Сакура, она выглядела такой же потрясённой, какой чувствовала себя? Они сидели так близко друг к другу. «Просто уходи, уходи уже», – думала она, ведь ей так страшно хотелось, чтобы он остался. Какаши, немного ошарашенный, и правда, ушёл – как надо, через дверь. А она так и осталась сидеть, пытаясь обдумать произошедшее. Замки и печати? Не было их – Сакура беспрепятственно вошла прямо внутрь. А в самом конце, собираясь покидать тот тёмный зал, она обернулась – и увидела открытые настежь двери, а за ними напоённый солнцем лес. Одно было ясно. Вопрос: так кто же наложил те печати? И ответ: сам Какаши. А кто ещё мог привести её в те запечатанные уголки его разума?