***
Несмотря на больную руку и – небывалое дело – сбитое дыхание, Какаши хватило десяти минут, чтобы по крышам добраться до Башни хокаге. Охрана из Анбу быстро узнала его и позволила проскочить мимо, не остановив. – Кто посмел… – завелась было Цунаде, когда Какаши без стука ворвался в её кабинет, но тотчас вскочила с озабоченным выражением лица, стоило ей заметить, кого он держит в руках. – Истощение чакры, – Какаши осторожно опустил Сакуру на стол. – Думаю, критическое. – В сторону, – бросила Цунаде, оттесняя его прочь. Какаши, также истощивший последние крупицы, сел на пол и прислонился ноющей головой к стене. Внутри всё сжималось от беспокойства. Но Цунаде, похоже, знала, что делает, сосредоточенно посылая в живот Сакуры потоки зелёной исцеляющей чакры. – С ней всё будет в порядке, – спустя некоторое время вздохнула она. Какаши тотчас поднялся и подошёл ближе, заметил, как порозовели щёки Сакуры и едва сдержался, чтобы снова не притянуть её к себе. – И где твой лонгслив? – нахмурилась Цунаде, окидывая его взглядом. – Я… снял его. Мне стало жарко, – брякнул Какаши первое, что пришло на ум. – О, даже не утруждайся. Дурацкое оправдание. Надень что-нибудь. Такая демонстративная маскулинность расшатывает моё душевное равновесие. Его рубашка осталась в больнице. Как и его книга. И здравый смысл. – Вы не могли бы мне одолжить что-нибудь? – чуть смутившись, попросил Какаши. Не говоря ни слова, Цунаде подошла к шкафу у стены и принялась рыться внутри. – Вот. В протянутой руке была чёрная майка. – Это женский топ, – озвучил очевидное Какаши. – Да. Может, ты не заметил, но я – женщина. Какаши вздохнул. Не время скандалить. Он натянул майку. Та жала везде, где не должна была, и болталась спереди, оставляя место для пышной груди, так что Какаши точно выглядел в ней настоящим пугалом – своим тёзкой, какая ирония. – А теперь объясни, как так получилось, что Сакура истощила практически всю чакру до капли, и ты оказался при этом рядом? – спросила Цунаде, прищурившись. – Полагаю, она истощила её во время лечения пациентов. Я ей для этого был не нужен, – проворчал Какаши, пытаясь разобраться, куда завязать какой шнурок, чтобы проклятая майка, наконец, села более-менее пристойно. – Сегодня был скверный день, – Цунаде опустила голову. – Я уж было надеялась, что мы разобрались с этими ублюдками, когда ты провернул свой фокус. Но, похоже, их это только раззадорило. – Могу я увидеться с выжившими, спросить о том, что произошло? – Нет, не можешь. Если ты ещё не забыл, ты отстранён, Хатаке Какаши! – сверкнула глазами она. – Вы – дура, если решили держать меня в деревне без дела, госпожа Цунаде. – Ты так считаешь? Резкий тон ответа заставил Какаши оторваться от своего занятия. Во взгляде Цунаде была уязвимость, какой он никогда там раньше не видел, и Какаши невольно задумался, когда и как успел причинить ей боль. – Что я сделал, чтобы вы перестали мне верить? – спросил он осторожно. Цунаде вздохнула. – Ты действовал за моей спиной. И я не могу перестать думать, что это был далеко не первый раз. За прошедшие годы ты выполнил огромное количество миссий, и часто по многу дней оставался сам по себе. Я всё знаю о планах Данзо и помню, что когда-то ты был членом его организации. – Что? – не веря своим ушам, воскликнул Какаши. – И вы разве не знаете, что он пытался убить меня, когда я из этой организации вышел? И что её уже давным-давно распустили? Цунаде указала на его обнажённую руку и спросила: – Действительно распустили? – Хорошо, что вы упомянули, – сказал Какаши, покосившись на левое плечо. Теперь на нём была лишь обыкновенная татуировка Анбу. – Я как будто бы помнил, что то свечение было частью татуировки Анбу, но теперь я не так уверен. Она почти убила меня сегодня. Выросла вдруг, – он показал пальцами размер. – И продолжала увеличиваться! – Что? Ну-ка покажи, – Цунаде поманила его к столу. Её пальцы были ловкими, но далеко не такими нежными, как у Сакуры. Возможно, Цунаде просто нравилось причинять ему боль. – Больно, – пожаловался Какаши, когда её чакра прошила его руку до самой кости. – Прекрати ныть, – буркнула Цунаде. – Это рассечение сделала Сакура? Необычно грубая работа для неё, но, должно быть, у неё на тот момент уже почти не осталось чакры… – Она спасла мне жизнь, – ответил Какаши, чувствуя, как его захлёстывает новая волна благодарности. Цунаде снова вздохнула. – Ты всегда был таким проблемным или с возрастом всё ухудшилось? Это была кровавая печать. И ты ещё будешь утверждать, что ничего не знал о ней? Какаши, и правда, ничего о ней не знал. Кровавая печать? Он даже не был уверен, что понимает, что это такое. Цунаде указала на свой лоб. – Вроде этой печати, но она содержит концентрированную кровь. – Какую кровь? Какаши встревожился. Кровь – это серьёзно. Использовали её в благих целях или, наоборот, в дурных – всё одно, уж слишком большой потенциал она в себе несла. – Понятия не имею. Её больше нет. Может, Сакура знает? Почему бы не спросить её, когда она придёт в себя. Но можно сказать уже сейчас, если печать причинила тебе вред, то это была не твоя кровь, а чья-то чужая. И знаешь, что? Я поверить не могу, что мой лучший шиноби стоит сейчас передо мной с этим выражением лица. Неужели ты не замечал, что твоя татуировка отличается от других? – Конечно, замечал! – ощетинился Какаши. – Но я точно помню… Так что же именно он помнил? Нахмурившись, Какаши снова посмотрел на свою руку и выругался. – Госпожа Цунаде, это возможно, что кто-то подчистил мои воспоминания из-за этой печати? – И ты ещё ждёшь, что я буду тебе доверять! – всплеснула руками та и, бросив на него рассерженный взгляд, вернулась к своему креслу. – Да, возможно. Я не видела тебя в одежде без рукавов, но, может, мне стоило приглядеться к тебе внимательнее? Не знаю, когда ты заполучил эту дрянь. В любом случае, печати больше нет. И раз уж ты по-прежнему дышишь и держишься на ногах, то, думаю, она не угрожала твоей жизни до такой уж степени. – В Конохе ставят эксперименты на людях? – подавив дрожь, спросил Какаши. – Только на добровольцах вроде тебя. У нас есть программа улучшения для солдат, разве я тебе не говорила? Помнишь те таблетки? Приняв их, ты можешь меньше спать и становишься сильнее, выносливее, быстрее вылечиваешься и прочее, и прочее. – А программу возглавляет Кабуто. – Именно так. – Вы знаете что-нибудь про культ, который похищал детей из приюта, где я вырос? Около тридцати лет назад. – Ты задашь странные вопросы, – Цунаде устало опустилась в кресло. – Культ? Культ чего? Не слышала ни о чём подобном. Может, он существовал, когда хокаге был Минато? Или после его смерти? – Не знаю, – признался Какаши и посмотрел на Сакуру. В груди потеплело. Она точно стала выглядеть лучше – даже, можно сказать, очаровательно. – Хорошо, – медленно выговорила Цунаде. – Но ты мне так и не ответил на вопрос. Почему ты оказался рядом с Сакурой? Ты с неё глаз не сводишь. – Она предложила мне помочь с моей проблемой, – ответил Какаши, с трудом оторвав взгляд от Сакуры. – Это с которой? Очень смешно. Обхохочешься. – С провалами в памяти. – И как же Сакура тебе помогает? – Она отыскала какое-то гендзюцу, продлевающее время. Совместное – так она его называет. Двое погружаются в иллюзию по взаимному согласию. Ей хотелось, не торопясь, изучить печати. Цунаде со свистом выдохнула сквозь зубы. – Ты, похоже, очень ей доверяешь, раз позволяешь вот так перехватить контроль над собственным разумом. – Конечно, доверяю. Мы многие годы были товарищами. – Ха! – фыркнула Цунаде, а потом бросила на своего собеседника какой-то совсем уж странный взгляд. – Вы что-то себе напридумывали, – проговорил Какаши, не уверенный, то ли ему разозлиться, то ли попытаться тихо улизнуть. – Может, и напридумывала, – дёрнула плечом Цунаде, всё так же пристально рассматривая его. – Но позволь рассказать тебе кое-что, о чём ты понятия не имеешь. Есть довольно много людей, которые давят на меня, призывая поскорее продолжить род Учиха, включая совет и даймё Страны Огня. Какаши не желал слышать этого. Он и сам знал, что вторгся на запретную территорию. Не нужно было тыкать его носом в собственные ошибки. – Сверли меня взглядом, сколько влезет, ты, идиот, – рявкнула Цунаде. – Саске – последний из Учиха. Нам нужно передать его Кэккэй Гэнкай будущим поколениям! И ты в курсе, что есть несколько подпольных организаций, которые готовы вырвать ему глаза, лишь бы прибрать их к рукам. Мы не можем этого допустить. И мы должны проследить, чтобы род не угас! Саске сдал много своей крови и клеток, но мы пока так и не продвинулись вперёд, не смогли разгадать загадку его рода. – Вы имеете в виду… – Да, именно это и имею. Я не буду заставлять Сакуру родить ребёнка. Она мне дорога, как дочь. Но я дам ей знать, что, если она не хочет детей, вскоре мне придётся как-то решать эту проблему. Не смотри так на меня! Я не собираюсь растить детей в пробирках. Если будет такая необходимость, я просто найду молодых женщин, готовых зачать и родить от Учихи. – Вы не можете так поступить с Сакурой. Она так молода! У неё столько впереди! Цунаде вот-вот была готова впасть в ярость, Какаши уже знал признаки: набухшие вены на шее, лихорадочно разрумянившаяся кожа; но ему было всё равно – он в той же степени был зол и шокирован. Приставленный к горлу кунай мало чем отличался от того, что они собирались сотворить с Сакурой. Дети должны появляться на свет только по доброй воле, а не из-за долга перед кланом! И всё же Какаши понимал, что все его размышления – лишь сантименты. Процветающая, счастливая Коноха – разве не это было единственной целью всего его существования? И разве он не ставил свою жизнь под удар раз за разом ради этой цели, чтобы оставить все печали и горести позади? То, что Какаши приходилось продолжать жить такой жизнью, значило лишь одно: иллюзия оставалась иллюзией и не больше. А пока она не претворилась в реальность, род имел значение, власть и могущество имели значение, количество шиноби имело значение… – Ты – дурак, – сказала Цунаде, растеряв вдруг весь свой гнев. – Ты ведь и сам знаешь, насколько Сакура одержима этим Учихой, так ведь? – Конечно, знаю, – правдиво ответил Какаши. – Не считай меня глупцом, Пятая. Я просто… хочу, чтобы она была счастлива. – Не знала, что в душе ты – романтик, – фыркнула Цунаде. – Я всегда считала, что ты счастлив со своими порнокнижонками и… – Порнокнижонками?! Это не порно! Если бы вы прочли хотя бы одну… – Я в жизни не прочту и строчки из извращённых фантазий того, кто всю жизнь пытался влезть мне в штаны! Ты бы знал, как это отвратительно, – знать, что он думал обо мне, пока писал эту гадость! А ты ещё читаешь всё это с таким удовольствием… – Цунаде передёрнуло. – «Ича Ича» не извращение, – резко прервал её Какаши. – Если бы вы прочли хотя бы одну книгу, то поняли, что мастер Джирайя по-настоящему любил вас. – О, я тебя умоляю, – Цунаде скорчила брезгливую гримасу. – Он любил всех, в кого хотел засунуть… свою штуку. А как только добивался своего, его любовь сразу же проходила, и он находил себе другой объект страсти. На это раз она сумела его действительно разозлить, а это было непросто. Оскорбление «Ича Ича» и мастера Джирайи было ходом коварным и предательским, недостойным хокаге. – Хокаге не следует порицать людей, явления и предметы без веской на то причины, – назидательно проговорил Какаши, вспомнив вдруг своего сенсея. – Завались, – рыкнула Цунаде. – И почему ты вечно так выводишь меня из себя? Не смей судить меня, пока сам не сядешь в это кресло. И она погладила подлокотник. – Я уже говорил вам, что не заинтересован, и очень надеюсь, что вы, наконец, примете мой ответ. – А знаешь, что, Хатаке Какаши? – проговорила Цунаде и сложила руки на груди нарочито угрожающим жестом. – Спорю, что ты сядешь в кресло хокаге до следующего фестиваля цветения вишни, а ставкой будет… – она глубоко задумалась, – услуга. – По рукам, – согласился Какаши, потому что Цунаде в жизни не выигрывала на единого спора. Он был в совершенной безопасности. – По рукам, – эхом повторила Цунаде. – А сейчас выметайся отсюда. Отнеси Сакуру вниз, к Саске. И пусть он хоть привяжет её к кровати верёвками, если она завтра соберётся в больницу. Ей нужно как следует отдохнуть. Сам знаешь, как это бывает. Разговор, похоже, был окончен. Цунаде принялась перебирать документы, подчёркнуто игнорируя Какаши. И она ещё думала, что это он раздражающий? Посмотрела бы на себя. Какаши осторожно поднял Сакуру на руки, удобно уложив её голову себе на плечо. Выйдя за порог, он со всей силы ногой захлопнул дверь, и ощутил краткую вспышку удовлетворения, когда расслышал испуганный возглас с той стороны.***
Гостевые апартаменты находились на этаж ниже, через лестничный пролёт. В полутёмных коридорах с притушенными светильниками не было ни души – пока в деревне спокойно, охрану выставляли лишь у входов. Какаши с бесчувственной Сакурой на руках постучал в дверь ногой – и тишина. Однако замок оказался не заперт, и дверь чуть приоткрылась. Внутри было темно. Какаши отыскал выключатель и нажал на него локтем. – Саске? – позвал он. Нет ответа. И где он может быть в такой поздний час? Апартаменты выглядели пустыми и как будто нежилыми. Какаши прошёл вперёд в поисках спальни – и вздрогнул, вдруг вспомнив, что случилось, когда он так же, как сейчас, отнёс спящую Сакуру в постель. Вот только это место было самым безопасным во всей Конохе: проскочить мимо стражи из Анбу, стоящей снаружи, было почти невозможно. Какаши остановился перед кроватью. Какая половина была Сакуры? Не постели не лежало ни пижамы, ни ночной рубашки. Сам он любил левую сторону, и потому решил там же устроить и её. Он осторожно опустил Сакуру на кровать, головой на подушку, потом сам уселся на край и, стянув её обувь, аккуратно поставил туфли на пол. Рядом не было видно никаких тапочек-зайчиков, но их ведь забрызгало кровью в ту ужасную ночь, так что нечего было и искать. Подумав, Какаши тоже разулся. А после он просто сидел, глядя на Сакуру в тусклом свете, льющемся из окон. Она выглядела умиротворённой. Несколько прядок выбилось из причёски и, должно быть, щекотали её. Какаши бережно заправил волосы за ухо. А потом, потому что у него не было никаких сил на самообладание, легонько прикоснулся кончиками пальцев к щеке Сакуры. Всё это… было неправильно. Как бы ни приятно было касаться нежной, как шёлк, щеки, он сам себе напомнил гадкого старика, домогающегося спящей красавицы. Однако только Какаши решил, наконец, убрать руку, как Сакура схватила её и прижала к себе, что-то неразборчиво, довольно пробурчав. Сердце забилось чаще. Какаши попытался было высвободиться, но Сакура перевернулась на бок и наполовину придавила его руку. Её кожа была тёплой, а дыхание ласкало его запястье. Прекрасно… И что теперь? Не то чтобы Какаши что-то имел против того, чтобы побыть подушкой. Сакура опять что-то забормотала. Какаши наклонился ниже, пытаясь разобрать слова. Просто какая-то сонная тарабарщина? Он тепло улыбнулся этой новой забавной Сакуре – а затем охнул, когда её тонкая ручка вдруг метнулась вперёд, с нечеловеческой силой вцепилась в ворот топа и притянула его ближе. – Сакура… – Какаши запнулся. Их лица разделяли считанные дюймы. – Ты спишь? – Ты думаешь, всё так просто? – угрожающе пробормотала та. – Ты – идиот. Я говорю, как делать правильно, и ты подчиняешься! – П-проснись, – в растерянности Какаши попытался вырваться, но Сакуре всё было нипочём. С чакрой или без, она была удивительно сильной. – Сакура? И тут она сложила губы бантиком. – Нет, никаких поцелуев, – твёрдо проговорил Какаши. – Никаких поцелуев, Сакура, это не… я… не… Но Сакуре было совершенно всё равно. Ему стоило оттолкнуться от неё вспышкой чакры, однако Какаши всё медлил – на то было много причин, в некоторых он бы даже себе не признался. Ловко воспользовавшись его замешательством, Сакура ухватила его за уши и потянула ещё сильнее, чем прежде, – и Какаши, которого этот манёвр застал врасплох, рухнул вперёд. Их губы столкнулись – внезапно и больно. Какаши, шокированный произошедшим, отпрянул, глядя в спящее её лицо. В его голове чередой проходили причины, почему этот «поцелуй» не мог считаться настоящим: он был ненамеренным и через ткань маски, и ещё… Но Сакура не позволила Какаши завершить этот список оправданий. Стремительным движением она стянула его маску вниз, обхватила за затылок обеими руками и привлекла к себе – для нового поцелуя. Мягкие, влажные, восхитительные… Её губы на вкус были как сладкая вишня. Какаши мгновенно растаял. У него не было и шанса: он бы не смог сопротивляться, даже если бы захотел. Сакура прикусила его нижнюю губу и мягко что-то хмыкнула – тихий звук ударил в самое сердце. Её руки зарылись Какаши в волосы, притянули ещё ближе. Мелькнул язык, искушая приоткрыть губы. Какаши знал толк в поцелуях, но никогда раньше они не проникали как будто под самую кожу. Всё происходящее было совершенно неправильно – и захватывало дух. Если бы Какаши мог сформулировать внятную мысль, он бы понял: абсолютная неправильность и опасность быть обнаруженными в любую секунду делали этот поцелуй самым волнующим опытом в его жизни. «Прекрати! Не останавливайся! – беспорядочно мельтешили мысли. – Что, чёрт возьми, я делаю? Не спрашивай, просто продолжай, продолжай. Я хочу больше». Их языки встретились, сплелись – поначалу нежно, потом всё более и более торопливо. Какаши вздрогнул. Чакра комом собралась в животе. Он обхватил голову Сакуры руками, надеясь вернуть себе контроль, и тотчас проиграл эту схватку. Его дыхание срывалось с губ всё чаще, сердце стучало всё быстрее, гудела в ушах кровь. Какаши окатила волна вожделения – такая бешено сильная, что он зарычал. И Сакура ответила ему стоном, который говорил о желании столь же сокрушительном. Именно в тот момент Какаши отстранился и взглянул в её лицо, чтобы увидеть написанное на нём выражение страсти, – и ему словно бы дали под дых. Глаза Сакуры были по-прежнему закрыты. Она ещё не пришла в себя. Она не знала, что делает. Понимание, что он чуть было не воспользовался её бессознательностью, мгновенно отрезвило Какаши, и всё равно ему было невыносимо трудно взять под контроль клокочущее пламя, которое кипело в нём, было трудно заставить себя сесть, отодвинуться, задавить тоску, прекратить ловить каждое движение Сакуры, каждый всплеск её чакры, прислушиваться к её запаху – дразнящему запаху возбуждённой женщины, который говорил громче любых слов. Со стоном Какаши вернул маску на место, опустил голову в ладони и вцепился себе в волосы. Хотелось сбежать, но он знал, что побег ничего не решит. – Какаши? – раздался голос. – Что ты здесь делаешь? Он резко обернулся. Сакура растерянно оглядывалась, пытаясь сесть. – Где мы? Мы тут живём? – Да, – хрипло ответил Какаши, медленно отодвигаясь. Он не был уверен, что сможет держать себя в руках. – Тогда почему ты не в постели рядом со мной? – Ч-что ты… Вся кровь словно бы отлила от его головы, комната закружилась перед глазами. Сакура чуть склонила голову набок и улыбнулась. – Я когда-нибудь говорила, как мне нравятся твои волосы? Когда ты взволнован, они торчат даже сильнее обычного. Это ужасно мило. Мгновение Какаши был уверен, что оказался в каком-то безумном гендзюцу – не иначе как в наказание за то, что позволил себе прикоснуться к ней. Из всего, что с ним мог сделать враг, техники гендзюцу были самыми опасными; обернуться не успеешь, и ты уже покойник. Однако, когда Освобождение не сработало, Какаши осознал, что ошибся. «Где мы? – спросила Сакура. – Мы тут живём?» Мы. Он и она. – Сакура, – начал Какаши. Его голос подрагивал и хрипел. – Сакура, это не гендзюцу. Это реальность. Мы в Башне хокаге, в твоих с Саске апартаментах. Несколько часов назад ты потеряла сознание от истощения чакры. Цунаде спасла тебя, а я принёс сюда. Тебе нужно как следует отдохнуть. Я знаю, каково это… Спутанность сознания – обычное дело после того, как придёшь в себя. Сакура охнула и прикрыла рот рукой, вспомнив, что только что сказала ему. – Не волнуйся, – сказал Какаши, изо всех сил изображая спокойствие. – Это останется между нами. Казалось, Сакура сейчас сгорит со стыда. Какаши смотрел в её покрасневшее лицо с огромными глазами, полными ужаса, и думал, что в жизни не видел женщины красивее. – Правда, не волнуйся. – Мы… – прошептала Сакура. – Мы… – она облизала губы, отправляя Какаши на новый виток его ада. – Мы с тобой ведь… Проклятье. Он не мог врать или отпираться. Уж если натворил дел, то имей смелость признаться. – Да, мы поцеловались, – беспечно кивнул Какаши. – Забудь. Ты была не в себе, и я не должен был этого позволять. – О господи, я снова это сделала… Я… Мне так жаль! «А мне – нет», – подумал Какаши, пытаясь наскрести сил на ободряющую улыбку. Постойте-ка, как она сказала? Снова? – Это… хотя бы было приятно? – эти слова вырвались у Сакуры словно бы помимо её воли, и она тотчас спрятала лицо в ладонях, в ужасе от собственной прямолинейности. – Мне бы не хотелось говорить об этом, – ответил Какаши. Ему правда не хотелось – потому что одна мысль заставляла его хотеть больше. – Как мне теперь смотреть тебе в глаза, – прошелестела Сакура. Её размышления приняли какое-то неправильное направление. Как и всегда, она слишком спешила обвинять себя и только себя. – Эй… Если тебе станет от этого легче… да. Это было приятно. На самом деле… очень приятно. Замечательно. Сейчас было не время и не место для такой правды, но Какаши так за всю жизнь и не научился толком врать. Под изумлённым взглядом Сакуры потеплели щёки. Ему захотелось поскорее уйти и принять ледяной душ. Дважды. Или прыгнуть в замёрзшее озеро. Ноздри снова защекотал запах женского тела – томного, готового к удовольствию. И его тело с готовностью откликалось на этот призыв. Нет, никакой душ или ледяное озеро не смогут тут ничего исправить. – Мне нужно уйти, – проговорил Какаши. Отчаяние проскользнуло в голос. – Нужно? – Сакура… – Я живу не здесь. Ты принёс меня в другие апартаменты. Какаши, застигнутый врасплох этими словами, огляделся. Ну что за идиот! А он ещё думал, что тут пусто! – Я живу на этаж ниже, – медленно добавила Сакура. В её глазах появилось задумчиво-расчётливое выражение. Какаши наполовину пожалел, что увидел его, потому что этот взгляд заставил его придвинуться ближе вместо того, чтобы развернуться и уйти. Стало слишком трудно убедить себя, что не может тут быть следующего шага – ни сейчас, ни когда бы то ни было. Но разве он не предупреждал её? Какаши с самого начала знал, что у него не хватит ни сил, ни желания контролировать вспыхнувшую между ними искру. А сейчас эта искра разгоралась в пламя. Оно уже полыхало: выше Башни хокаге, такое всепоглощающее, безумное, что вся Коноха сгорит дотла и ляжет в руинах.