Потерянный на дорогах жизни

Какаши снился прекрасный сон. Они жили в просторном, залитом солнечным светом доме, свободные и далёкие от всех бед. Растения сплетались в живой ковёр на стенах, наполняя воздух благоуханием и свежестью. Миниатюрные яркие птички влетали в распахнутые настежь окна и, счастливо чирикая, пили из ручейков, бегущих посреди комнат. Его нинкен с семьями обосновались на третьем этаже. Весёлая стая щенков с тявканьем носилась по лестницам, то и дело заглядывая к ним, чтобы навестить и выпросить угощение. Основным занятием Сакуры была забота о маленьком мальчике, живущем в лесу. Он был очень робким, но им удалось приманить его едой, а однажды среди деревьев они даже сумели мельком увидеть его серебряные волосы. Ему, похоже, нравилось солёное. Сакура, однако, по-прежнему пыталась предлагать ему разнообразную пищу, чтобы он распробовал столько разных вкусов, сколько знала она сама. У Какаши не было занятий. Ему нравилось проводить время с Сакурой в их огромной кровати, разговаривая, читая и занимаясь любовью. У него было в запасе всё время мира, чтобы изучить каждый дюйм её тела и без спешки воздать ему должное. Какаши не хотел ничего – только смотреть на Сакуру, обнимать её, ощущать её запах, дразнить и дарить ей наслаждение… Он любил безмерно. Как так могло получиться, что он не испытывал этого чувства раньше? – Может, разбудить его? – спросил приглушённый голос. Неужели нинкен опять пытаются разыграть его? Какаши улыбнулся. Обычно он не подавал вида, что обо всём догадывается. – Нет, – ответил другой голос. – Пусть отдохнёт. Попробуем сами справиться. Так даже лучше. Какаши довольно вздохнул и теснее прижался к тёплой женщине в своих объятиях. Сакура так вкусно пахла – как только что сорванный цветок, на лепестках которого ещё искрится утренняя роса. Он прикоснулся к её нежной, как персик, коже, проскользил ладонью по изгибу бедра и талии, потянулся поцеловать и… в раздражении сдёрнул маску. Её губы были влажными и податливыми. Какаши вдруг понял, что хотел бы целовать их чаще, смаковать их на завтрак, обед и ужин. Сакура сонно вздохнула и, приоткрыв рот, впустила его язык. Её грудь безупречно легла в ладонь. Маленький сосок затвердел под прикосновением. Какаши подался вперёд, чтобы накрыть его губами – и вдруг больно ударился головой. Сладкую дремоту как рукой сняло. Открыв глаза, Какаши оказался совсем не в солнечной спальне, а в полутьме на своей узкой жёсткой койке. Истощение чакры было таким сильным, будто он, чудом оставшись в живых, только что вырвался из боя. Даже лёгкое движение головы давалось ему с трудом. Но самым невероятным было то, что, как и во сне, он целовал Сакуру. И как бы ни были исчерпаны запасы чакры, между ног у него отчаянно ныло и пульсировало. – Не останавливайся, – прошептала Сакура, когда Какаши замер в замешательстве. А потом он вспомнил, как она пробралась к нему. В казармы Анбу. Через всю охрану. Так смело и дерзко. Вот только им нельзя было продолжать. – Сакура, – голос Какаши звучал хрипло и напряжённо, а руки, которые он тут же неохотно убрал, подрагивали. – Я не думаю… – Отлично, – Сакура заставила его замолчать на полуслове, приложив палец к его губам. – Не думай. Просто не думай. И я тоже не буду. Она прижалась крепче и, обхватив голову Какаши руками, снова прильнула к его губам. Нет, слишком опасно. От её поцелуев бросало в жар: стоило Сакуре вот так захватить инициативу, и ему хотелось полностью покориться ей, подчиниться её силе, в самом деле отбросив все размышления. Какаши хотел – и не мог. – Ты думаешь, – вздохнула Сакура, оторвавшись от него. – Ладно. Расскажи, о чём ты думаешь. И это она назвала «думает»? Он сопротивлялся, а не просто думал. Какаши жаждал её так отчаянно, что, ему казалось: ещё немного – и его просто разорвёт на куски. Сейчас Сакура была единственным, что заботило его во всей Конохе, и всё же… и всё же… – Это из-за Саске, – сказала она. Сказанное прозвучало не вопросом – утверждением. Конечно, из-за Саске – и в то же время дело было вовсе не в нём. Какаши коснулся щёк Сакуры ладонями, на миг залюбовался её лицом. Свет, проникавший в комнату через застеклённое окошко под самым потолком, был таким тусклым, что едва разгонял темноту. Как же Какаши хотелось вернуться в мир сновидений, где не было места тайнам, подбирающимся к нему из каждого затенённого угла. – В том числе, – согласился он, жалея, что варианта «не думать» для него просто не существует. В прошлом Какаши случалось делить постель с замужней, и он не испытывал по этому поводу ни капли раскаяния. Какаши считал, что женщина имеет право делать, что пожелает, и если уж она решила изменить законному супругу, то разве имеет он право останавливать её? Кроме того, муж той женщины был гнусным сукиным сыном, не считавшим зазорным распускать руки, так что она определённо заслуживала того, чтобы немного развлечься. Однако происходившее между ним и Сакурой слишком отличалось от той интрижки. Даже по прошествии многих лет беда, приключившаяся с Учиха, давила на Какаши, пусть истребление клана и не было делом его рук. Саске – этот грубый, приводящий в бешенство мальчишка – никогда не выказывал и намёка на благодарность, но по-прежнему оставался тем, кого Какаши должен был защищать хотя бы в память об Итачи. И у него не было выбора. Так что вопрос оставался открытым: насколько счастье Сакуры было для него важнее счастья Саске? Но куда больше Какаши сбивали с толку его собственные чувства. – Мой брак… у нас не получилось, – робко проговорила Сакура, прерывая тишину. – Бог знает, что происходит у Саске в голове. Он никогда со мной не разговаривает, и он не делает меня… Он не… С ним я не… – её голос звучал очаровательно-застенчиво, как голос благовоспитанной девочки из хорошей семьи. Которой Сакура, в общем-то, и была. Какаши мог бы настоять и выслушать до последнего слова, что она хотела сказать, – быть может, так и стоило поступить? – но он решил, что ему и так всё ясно. Сакура пыталась сказать, что она хочет секса, потому что Саске не смог доставить ей удовольствие в постели. – Я… хочу… хочу с тобой, – добавила она ещё более стыдливо. На краткое мгновение Какаши ощутил какое-то неясное чувство – нечто вроде обречённой горечи, – но быстро отбросил глупые переживания. Какой же он дурак, что решил, будто его счастье хоть что-то значит. Выходит, просто секс? Именно это он и хотел услышать, так ведь? Он мог заниматься просто сексом без всяких раздумий и сомнений, попытался уверить себя Какаши. Пусть это станет его маленькой услугой для той, кто заслуживал всего счастья на земле. Нет чувств – нет мук совести. – Я понимаю, – ответил Какаши, напустив на себя беззаботный вид. – Но сначала я бы хотел попросить тебя кое о чём. – О чём? – спросила Сакура неуверенно и с толикой страха. Глупая девочка. Должно быть, мысли завели её совсем не туда. Как будто Какаши позволит себе сделать с ней то, чего она сама не захочет. – Тебе не о чем беспокоиться, – сказал он, заправляя ей за ухо выбившуюся прядь. – Просто помоги мне с ещё одним гендзюцу. – О, – Сакура облегчённо выдохнула. – Конечно! – Но на этот раз его наложу я сам. – О. Хорошо? – Это поможет мне вернуть воспоминания, – успокаивающе проговорил Какаши. По крайней мере, он на это надеялся. Ему нужно было убедить собственный разум, что угроза миновала и можно прекратить защищаться, перекрывая доступ к воспоминаниям. Какаши думалось: если Сакура будет рядом, всё непременно получится. – Конечно, – сказала она. – Я буду только рада помочь. Хочешь сделать это сейчас? – Нет, – Какаши улыбнулся в предвкушении. – Сейчас мы займёмся кое-чем другим. – О, – в третий раз обронила Сакура, вдруг снова смутившись. – Если твоя чакра не настолько истощена… – Ты ещё принимаешь противозачаточные? – спросил Какаши. Он заметил в её ванной таблетки ещё тогда, когда остался у неё после больницы, но должен был знать наверняка. – Д-да, – с запинкой ответила Сакура. – Пожалуйста, не говори никому. – Даже представить не могу, с кем бы я хотел поделиться этой информацией, – рассмеялся Какаши. – Я пока не хочу ребёнка, – прошептала Сакура так тихо, будто в её словах было что-то непристойное. Пока не хочет. Но скоро? И Какаши снова почувствовал ту же мгновенную горечь – от того, что оказался мужчиной, к которому Сакура пришла развеяться до того, как «пока» превратилось в «уже». Ему стоило быть умнее и не надеяться на невозможное. – Ты имеешь полное право решать за себя, – проговорил он, заставляя себя сосредоточиться на собственном желании, на восторге от мысли, что ещё чуть-чуть – и Сакура станет его. Во время своего сна Какаши уже начал раздевать её, и теперь он продолжил начатое: принялся медленно расстёгивать ципао, пуговка за пуговкой, наблюдая, как всё быстрее дышит Сакура, как торопливо вздымается и опадает её грудь. В их прошлый момент близости она была без бюстгальтера, однако на этот раз под платьем оказался простой практичный топ, подходящий человеку вроде неё – серьёзному и не приемлющему глупостей. Какаши сдвинул его вверх. Из-под ткани выпрыгнули маленькие груди – сочные, как яблоки. Он мысленно усмехнулся, вспомнив, как Сакура беспокоилась о его самочувствии; но тут, будто в подтверждение её тревог, рука, упиравшаяся в койку, начала дрожать, да так сильно, что Какаши пришлось торопливо опуститься на локти, пока Сакура не заметила. На его счастье, слабость никак не отразилась на движениях его рта. Он коснулся языком её напряжённого соска, приласкал, сначала мягко, затем – грубее, прислушиваясь к тихим звукам, которые срывались с губ Сакуры. Не спеша, Какаши исследовал мягкие полукружия – и тотчас заметил, что левое чуточку меньше правого, отчего левое сразу же стало его любимым. Потом он вдруг вспомнил, что его внимания ожидают и другие, не менее интригующие места, и поцелуями проложил путь ниже, к пупку. Тот оказался похож на миниатюрную раковину. Какаши вылизал его со всей увлечённостью, которой он заслуживал. Сакура застонала. Аромат её возбуждения ударил ему в ноздри, рот немедленно наполнился слюной. Отбросив поспешность, разглядывая и запоминая, Какаши огладил её бёдра, коснулся мягкой кожи между ними, а затем зубами стянул трусики вниз. Ласково прикусил прикрытую вьющимися волосками кожу – место, которое игнорировали лишь дилетанты. Раздался новый стон – уже громче прежнего. Какаши мимолётно задался вопросом: насколько хорошо дверь заглушает звуки? Очевидно, что эта, считай, картонная перегородка пропускала почти всё. И что они станут делать, если к ним вломится кто-нибудь надоедливый, вроде Ямато? Однако беспокойство уже превратилось в едва заметное жужжание где-то на периферии сознания. Какаши, захваченный происходящим, жадно припал к жару между ног Сакуры, пробуя, смакуя, и в награду получил ещё больше стонов. Женское лоно всегда казалось ему удивительным – каждый раз немного разным по форме, но одинаково похожим на бутон, который распускается от ласки, как цветок – от солнечного света. Совсем скоро Сакура зарылась пальцами ему в волосы, стиснула их в кулаках и простонала протяжно: «О боги-и-и-и». Содрогаясь, она с силой сжала его голову бёдрами, удерживая на месте. У Какаши и в мыслях не было отстраняться, он был ровно там, где хотел, и, как только ноги Сакуры расслабились, он со всё растущей жадностью продолжил прерванные ласки. Второй оргазм потребовал чуть больше времени, но вскоре Сакура вновь дрожала, переживая вспышку наслаждения. Какаши улыбнулся, наблюдая, как она безуспешно пытается заглушить вскрики, прикусывая кулак. Довольный собой, он смотрел в её искажённое экстазом лицо, на крепко зажмуренные веки, и размышлял, отчего Сакура всегда настолько готова к удовольствию, всегда так быстро достигает пика, хотя он едва-едва прилагает к этому усилия? Она вдруг открыла глаза и посмотрела на него сверху вниз. Сердце Какаши дрогнуло, когда в полутьме он разглядел выражение её лица. Но тут Сакура требовательно потянула его к себе и вовлекла в долгий поцелуй, самый страстный из всех, что они разделили до этого момента. – Спасибо, – прошептала она, поглаживая его лицо кончиками пальцев. Какаши даже не сразу понял, что на нём больше нет маски, и это само по себе выбивало из колеи. На секунду он почувствовал себя обнажённым. Но ведь рядом с ним была Сакура, которую он знал уже очень-очень давно, которой безоговорочно доверял. Всё было в порядке. – Ты такой красивый, – проговорила она едва слышно, вглядываясь в его лицо. Какаши словно бы со всей силы ударили в живот. Ещё несколько дней назад, на крыше Башни хокаге, он понял, в какую попал передрягу, но только сейчас ему открывался весь масштаб бедствия. Зачем врать самому себе? Бесполезное занятие. Какаши испытывал к Сакуре чувства – настолько сильные, что даже и не подозревал, что так бывает. Он жаждал её внимания и любви, как жаждет воды умирающий путник посреди пустыни. Чтобы, наконец, осознать, что происходит, ему нужно было увидеть сон, полный солнечного света и взаимного чувства. Сон, мучительно отличающийся от реальности. – Эй, – встревоженно позвала Сакура, – всё в порядке? Не в порядке. Совсем не в порядке. Какаши опустил голову на подушку. Сакура никогда не будет с ним рядом. Не так, как он хочет. – Это из-за истощения? – спросила она, ласково перебирая его волосы. – Ну конечно, да. И что из меня за доктор такой, если я не даю тебе как следует отдохнуть… Но, знаешь, даже мысль, что я потеряла тебя… Это было слишком больно. Её рука опустилась вниз, робко тронула болезненно напряжённый член, потёрла, словно бы спрашивая разрешения. Использование чакры во время секса было одним сплошным преимуществом, однако Какаши был готов на всё, даже истощив себя до дна. Казалось, его тело отчаянно жаждало заявить свои права на Сакуру – хотя бы один раз, пусть даже это будет последнее, что он сделает в этой жизни. – Садись на меня верхом, – хрипло проговорил он. Сакура резко втянула в себя воздух, но руки не убрала. Оглядела лежащего Какаши, а потом взялась за край его штанов и легко стащила их. Под ними не оказалось белья. Секунду Сакура рассматривала обнажённые бёдра, возбуждённый член, будто ей нужно было собраться с мыслями. – Да, я хочу. Очень хочу, – наконец, прошептала она и забралась на него сверху. Ей пришлось низко наклониться – мешала закреплённая над ними койка. Мир Какаши сжался, сузился до точки в пространстве и времени: отныне в нём существовали только Сакура, только эта близость, жёсткая койка под спиной и полутьма, ничего больше, и ему хотелось, чтобы так всё и осталось навсегда. Сакура сняла с него майку, обхватила ладонями за уши и заглянула ему в лицо немигающим, пронзительным взглядом. Горячая влажность её лона коснулась члена. Она повозилась, скользнула вперёд, назад, всё так же неотрывно глядя на Какаши. – Тебе нравится? – спросила Сакура. – Да, – простонал он, – конечно, да. – Не суди меня строго. Я не разбираюсь во всём этом и не знаю, что нравится мужчинам. Какаши с трудом поднял руку и, притянув её к себе за затылок, вовлёк в нетерпеливый поцелуй. О чём она говорит? Почему Сакура была всегда так не уверена в себе? Её скольжение становилось торопливее, напряжение нарастало. – Я хочу быть внутри тебя, – глухо прошептал Какаши ей на ухо. – Если ты позволишь. – Прости, – Сакура сглотнула. Её дрожащая рука нырнула вниз, нащупывая головку члена. Какаши хотел погрузиться в неё одним слитным движением, но остановился – неожиданная узость, которую он ощутил, заставила его двигаться неспешно, давая Сакуре время приспособиться и расслабиться. Она начала постанывать на половине этого пути. Какаши стоило невероятных усилий удержать себя в узде, ведь эта женщина стала для него самой желанной в жизни, а ощущение горячей тесноты лишало последних крупиц здравого смысла. Но он знал: возможно, это их первая и последняя близость, а потому она должна продлиться. Медленно, мучительно медленно Какаши скользнул внутрь. Ему хотелось кричать – так кружил голову этот момент их полного единения. Он бы так и провёл всю ночь – внутри неё, двигаясь по чуть-чуть, но тут Сакура вскинула бёдра, вновь опустила их, задрожала всем телом и сорвалась на быстрый темп. – Так… глубоко, – задыхаясь, проговорила она. Её горячность опьяняла. Скоро Сакура уже содрогалась в разрядке, едва не выталкивая за грань и Какаши. Но только схлынуло удовольствие, как она вновь пришла в движение с выражением восхищённой сосредоточенности в глазах. – Медленнее, – простонал Какаши, но Сакура словно бы не слышала его, следуя своему собственному, неистовому, нашёптанному вожделением ритму. Когда она заметалась во втором оргазме, Какаши не сумел удержаться. Ему показалось, что он взорвался, что сама душа молочным потоком выплеснулась из него. Наслаждение, охватившее его, смешалось с острым сожалением, что всё закончилось. – Я говорила, что не очень хорошо всё это умею, – выдохнула Сакура, без сил рухнув ему на грудь. – Прости, что не замедлилась. Я просто не могла. – Почему… – Какаши помолчал, переводя дух. – Почему ты всегда винишь себя? – М-может быть, у тебя были другие ожидания, – спрятав глаза, Сакура принялась пальцем рисовать на его груди узоры. Ожидания? Да. У Какаши было много ожиданий, и все они касались будущего – их будущего, в котором они бы повторяли случившееся сегодня вновь и вновь, в котором он бы научил её всему, что ему нравится, и сам бы узнал, что нравится ей. В этот момент, лёжа в полутьме на узкой койке, Какаши боялся, что просто не сможет прекратить хотеть Сакуру. Быть с ней однажды значило желать продолжения всегда. Но эти мысли должны были остаться его и только его тайной. И, возможно, все переживания ничего не значили, ведь он не будет с ней рядом, и они не смогут видеться. – Мне очень понравилось, – выпалила Сакура. – Это нормально – так говорить? – Конечно, – ответил Какаши, чуть улыбнувшись. Ему нравилось, что она становилась всё смелее, высказывая свои мысли. А потом понял, что от него ожидают каких-то слов о произошедшем. Но что тут скажешь? Я безумно влюблён в тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей. Оставь его. – Поговори с Саске, – сказал Какаши вместо этого. – Вам нужно с этим разобраться, – и добавил, поняв, что его могут неправильно понять: – Я имею в виду… это просто – доставить тебе удовольствие. Просто расскажи ему, что тебе нравится. И покраснел. Замечательно! Всему виной была лукавая улыбка, вдруг вспыхнувшая на лице Сакуры. – Я не знаю, что мне нравится, – призналась она. – Или не знала, пока ты не научил меня. Какаши закрыл глаза. Улыбка так и тянула уголки губ. Кто бы мог подумать, что он станет для неё сенсеем ещё и в этом деле? Сакура чуть отстранилась, выпутываясь из тесного переплетения их рук и ног. – Если хочешь выбраться незамеченной, лучше прими вид Анбу. Маска птицы подойдёт лучше всего – их много, различить их иногда очень трудно, – сказал Какаши, едва ворочая языком. Усталость, наконец, брала над ним верх. – Я не собираюсь уходить прямо сейчас, – сказала Сакура почти оскорблённо. Какаши это показалось странным, но сон уже окутывал его – мягкий, беспробудный, из тех, что мог длиться целые дни. Последнее, что почувствовал Какаши – это как тёплые пальцы Сакуры переплелись с его.

***

После того, как Какаши уснул, Сакура так и сидела, не отрывая взгляда от его лица. Она чувствовала себя чуточку виноватой – совсем немного, как будто её телу, гудящему от восторга и страсти, трудно было вместить в себя ещё какие-то эмоции. Невероятно! Ей нужно было дожить до двадцати четырёх лет, чтобы испытать такое сбивающее с ног вожделение. И узнать о себе кое-что новое: Сакуру потрясло, какой эгоистичной она может быть, когда дело касается её собственного удовольствия. Ещё больше изумляло, сколько счастья ей принесло это удовольствие. Но Какаши ведь тоже понравилось, сказала она себе, пусть он и не выразил этого прямо. Сакура ласково погладила его бровь костяшками пальцев. Какаши всегда умел сделать так, чтобы ей было хорошо, и она была глубоко благодарна за это. Сакуре хотелось стать для Какаши человеком, которого бы он любил и ценил так же, как она сама любила и ценила его. А значит, пора было прекращать пялиться и подумать о его удобстве. Должно быть, у Какаши были причины прятать лицо. Делал он это явно не из-за уродства или кроличьих зубов, как когда-то предполагал Наруто. Наверное, стоило вернуть маску на место? Помешкав, Сакура так и сделала. Какаши даже не пошевелился. Должно быть, вымотался куда сильнее, чем хотел показать. Сакура уже вылечила последствия пыток, пока он дремал, и теперь снова сконцентрировалась, чтобы просто выплеснуть чакру в его тело. В его замечательное, потрясающее тело. Она снова на секунду зависла. Это не могло считаться лечением – нет, разве только чем-то вроде подзарядки. У Какаши не осталось ни одной травмы. Несколько минут спустя Сакура отняла руки и, широко зевнув, потянулась. Суставы приятно хрустнули. Было трудно понять, который час – в стенах не было ни окошка, а наручных часов Сакура не носила, однако, судя по бурчащему животу, уже было время обеда, а то и позже. Нужно было подкрепиться. Вот только где? Будить Какаши было нельзя, а уходить Сакура пока не хотела. Оставался только один вариант… Смыв с себя следы недавней близости водой из раковины, она принялась тренировать дзюцу изменения внешности. Прежде всего стоило что-то сделать со слишком приметными волосами, и в конце концов Сакура сумела создать себе кудрявую каштановую шевелюру. Куда труднее пришлось с маской: по неясной причине она каждый раз получалась похожей вовсе не на птицу, а на лисицу Какаши. Воображение будто зациклилось на маске, свисающей с крючка на стене. В конце концов Сакуре удалось сделать маску с коротеньким клювом в центре. Пойдёт, решила она, и, нацепив её на лицо, открыла дверь и выскользнула в коридор. Тускло освещённый проход был пуст – так же, как в момент, когда Сакура пробиралась по нему в прошлый раз. Вот только тогда её вел Паккун, а без проводника тут стоило быть острожной. Сакура достала из кармана фломастер и оставила у двери неприметный штрих. «Наверное, на самом деле уже поздно», – подумала она, шагая по длинному безлюдному коридору. Было тихо, только гудела вентиляция. Вскоре Сакуре повезло – за одной из дверей обнаружилась кухня. Но что это была за кухня! В холодильнике не было еды – только бутылки с водой и ампулы с разноцветными жидкостями. На полке обнаружились фрукты – немного и не слишком разнообразные. Сакура схватила помятый мандарин, мгновенно очистила его от шкурки и засунула в рот. По подбородку побежал сок. Чувствуя себя ещё более голодной, она стащила второй, но, не успев даже надорвать шкурку, застыла – за дверью послышался шум. Сакура торопливо надела маску. В следующий миг в комнату вошёл молодой мужчина – и угадывалось в нём что-то странно знакомое. Он был довольно симпатичным: коротко стриженные каштановые волосы, длинный прямой нос и высокие скулы. Портило его только неприятное выражение лица – будто он кривился, сжевав целый лимон. Сакура заметила висящую на его поясе маску и изумлённо фыркнула. Лягушка! Из всех Анбу в этих чёртовых казармах!.. – Я тебя знаю? – подозрительно спросил он, окидывая Сакуру взглядом. Она заволновалась, не уверенная, скрывают ли Анбу свои лица в казармах, и не выдала ли она себя только что. – Нет, – небрежно ответила Сакура. – Я новенькая. – Не слышал, чтобы кого-то завербовали, – Лягушка пожал плечами. – Какая у тебя комната? – Сорок вторая, – она назвала самый безопасный с её точки зрения номер. Да и вообще, это была чистая правда. – Это комната Какаши-сенсея, – нахмурился Лягушка. – А, тогда, наверное, я ошиблась! – Сакура широко улыбнулась. Нет, не ошиблась. Лягушка помрачнел ещё сильнее. – Какая у тебя специализация? – с вызовом спросил он. – Гендзюцу, – сказала Сакура. И сразу же приготовилась к атаке – в конце концов, её наставницей была сама Цунаде, а она любила пройтись по мужчинам и их раздражающей назойливости. Лягушка не разочаровал – буквально секунду спустя Сакура ощутила неуклюжую попытку наложить на неё гендзюцу, тут же сбросила его и атаковала в ответ. Лампочка над их головами мигнула. Лягушка невольно посмотрел вверх – и всё, он был у неё в кармане. – Давай-ка забирайся на стол, встань на одну ногу и покукарекай, – нежно проворковала Сакура. Лягушка моргнул – и повиновался. – Это даже не забавно, когда всё получается так просто, – вздохнула Сакура и освободила его. – А ты правда крутая, – с уважением проговорил Лягушка, спрыгнув со стола. Его щёки и уши полыхали. – Понимаю, почему ты теперь в Анбу. Вот только Сакуру никогда бы не приняли в Анбу. Много-много лет назад, когда она была генином, Какаши поддался на уговоры и рассказал ей: туда принимали только людей, неспособных на сильные эмоции, а то и полностью бесчувственных. Тех, кого легко можно было превратить в хладнокровных убийц. Это была одна из причин, почему Сакура на дух не переносила Анбу и жалела, что Какаши вообще имел к ней отношение. – Ты голодная? – искоса бросив взгляд на мандариновую шкурку на столе, Лягушка улыбнулся. Сакуре оставалось только пялиться – таким милым эта улыбка вдруг его сделала. Он вытащил из-под жилета бумажный свёрток и посмотрел на него почти с нежностью. – Моя сестра прислала мне вкусностей из своей деревни. Я угощаю. – Она не в Конохе? – спросила Сакура. Лягушка покачал головой. – Она вышла замуж за рыбака из Страны Воды. Как только появился шанс сбежать отсюда, она сразу же им и воспользовалась. Сакура нахмурилась. Кому понадобится сбегать из Конохи? Тут замечательно жилось. Она не знала ни одного человека, которому бы не нравилось в деревне. – Мы выросли в приюте, – проговорил Лягушка, видимо, догадавшись о её удивлении. – По мне с самого раннего детства было ясно, что я стану шиноби, но она оказалась совсем не способна сражаться… Ей пришлось очень туго. – Мне жаль. Ты, наверное, очень по ней скучаешь. Он в раздумье склонил голову набок. – Да, очень, – и, положив свёрток на стол, развернул его и вынул несколько маленьких, аккуратно подписанных кульков. – Вот эти мои любимые, – сказал Лягушка и распаковал кулёк с надписью «Сироэби Юдзу Косё Сэнбэй». – Тебе не нужно со мной де… – начал было возражать Сакура. – Чушь, – спокойно прервал её Лягушка. – Анбу должны приглядывать друг за другом. Сакура взяла тонкий сухой крекер и надкусила его, прикрывшись маской. Оказалось очень вкусно. – Можешь обращаться ко мне за помощью в любое время, – проговорил Лягушка. – Я знаю, поначалу бывает ужасно трудно. Особенно с правилами – какие из них нужно соблюдать дословно, а какие – нет. Я не раз и не два крупно ошибался. Какаши-сенсей мне очень помогал. Он кажется невозмутимым и медленным, но не дай сбить себя с толку. Он предложил ей ещё несколько рисовых крекеров и распечатал пачку с сушёной рыбой. Сакура и подумать не могла, что однажды Лягушка станет ей настолько симпатичен. – И он очень справедливый, – продолжил Лягушка и вдруг помрачнел. – И верный. Не верь ни единому плохому слову, что ты о нём услышишь. – Что ты имеешь в виду? – спросила Сакура, подобравшись. – Ну, ты знаешь, это засекречено… Но я был там и видел, что случилось, когда он сражался с теми… фигурами. «Ну же, рассказывай!» – хотелось завопить Сакуре. – Кабуто тоже там был, так ведь? – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – О, ты его знаешь? – нахмурился Лягушка. – Очень искусный ниндзя, но характер – дрянь. – Не то слово, – выдохнула Сакура, ощущая, как гнев снова накатывает на неё. – Следи за Кабуто в оба глаза. Мне кажется, он задумал что-то плохое. Похоже, это напрямую касается Какаши, – и добавила торопливо, заметив косой взгляд: – Сенсея. Я не могу сказать тебе больше. Информация засекречена. Кажется, здесь это была уважительная причина. – Я понимаю, – задумчиво кивнул Лягушка. – Я буду защищать Какаши-сенсея. И пусть только кто-нибудь попробует рот раскрыть и сказать о нём что-нибудь плохое. Как будто он бы стал использовать Шаринган для каких-то дурных дел! – Прошу прощения? – Сакура даже рот раскрыла от изумления. – Да, так вот и случилось, – Лягушка пожал плечами. – Во время боя он активировал Мангекьё Шаринган в обоих глазах. «Провалиться мне на месте, – подумала Сакура, чувствуя, как её охватывает то жар, то холод. – Это ведь невозможно! Теперь понятно, почему Кабуто сказал, что у Какаши проблемы». Эта проклятая кровавая печать… В следующий же раз, когда Какаши навестит её в больнице, Сакуре нужно было как следует изучить её. И ещё Шаринган? Ей нужно было увидеться с Цунаде. Сегодня же. – Мне пора, – сказала Сакура, спрыгивая со стойки, куда она присела во время разговора. – Да, уже поздно, – кивнул Лягушка. – Было приятно познакомиться! Надеюсь, мы как-нибудь попадём в одну команду. – А… Ладно, – ответила Сакура. Дружелюбная манера его разговора удивляла и выбивала её из колеи – когда они встретились, он вёл себя совсем иначе. – Я рад, что пришёл сюда вместо того, чтобы разбудить сенсея, – задумчиво проговорил Лягушка. – Иначе мы бы не смогли поговорить. – Лучше оставить его отдыхать, он совершенно без сил, – не подумав, выпалила Сакура. Твою же мать! – Мне так капитан Ямато сказал. – Да, я знаю, капитан мне сказал то же самое. Но я хотел сделать ему сюрприз. «Какой ещё сюрприз?» – мысленно рявкнула Сакура. И почему эта беседа настолько выматывала её? – Какой ещё сюрприз? – в конце концов раздражённо произнесла она, вдруг почувствовав, что все эти осторожные попытки выведать информацию и не выдать себя совершенно истощили её терпение. – О, капитан не рассказал тебе о гостье? Странно. Что ещё за гостья? – Она утверждает, что знает Учиху. А когда ей сказали, что его не могут позвать, она потребовала Какаши-сенсея. Мол, он будет рад её видеть даже больше. – Кто-то из-за пределов деревни? – Сакуре стало ужасно любопытно. – Ты знаешь, как она выглядит? – Да, я как раз был там, – Лягушка кивнул. – Красные глаза, дурацкие красные волосы, короткие и торчащие с одной стороны. А! И ещё очки. Карин?! – Мы не могли впустить её без рекомендации, потому я и подумал, что нужно разбудить Какаши-сенсея. Погода портится. Нельзя позволять матери с маленьким ребёнком стоять снаружи на холоде под дождём. С ребёнком?!! – Кажется, я её знаю. Мне нужно пойти поговорить с Цунаде, – Сакуру вдруг пробрал озноб. – Я согласна. Нельзя, чтобы мать с ребёнком мёрзли у ворот деревни в плохую погоду. Кто-нибудь более смелый, чем Сакура, спросил бы, как выглядел тот ребёнок. Но она ведь всё равно скоро всё увидит своими глазами. Сакуре совсем не хотелось ничего знать.