Потерянный на дорогах жизни

Гостевой дом оказался соседним с резиденцией мизукаге зданием с низкорослой растительностью на крыше. Комната, в которую их проводили, была чистой и просторной, пахла мхом и чем-то остро-пряным – Сакура не могла определиться, что это за запах. Она поглядела на Сараду, крепко спавшую на футоне, и почувствовала, как ноет всё тело в предвкушении отдыха в нормальной постели. Им принесли напитки, сладкие и солёные закуски – как раз достаточно, чтобы наполнить пустые животы. После еды они вместе расстелили четыре футона и погасили весь свет, кроме ночника. Сакура помогла Сараде вычистить зубы, принять душ, причесаться, надеть пижаму и улечься. Очки она осторожно положила рядом, чтобы их легко можно было достать. Сарада не проронила и звука, должно быть, взбудораженная событиями этого дня, но Сакура гладила её по волосам и шептала успокаивающие слова, пока она не задремала. Каэру, сидевший, скрестив ноги, у стены на полу, подавил зевок. – Почему его всё нет? – тихо спросила Сакура. Чем дольше где-то пропадал Какаши, тем сильнее она волновалась. Каэру пожал плечами. У него тоже явно сердце было не на месте. Они оба не знали, что планировал Какаши, и это подтвердило страхи Сакуры: он поддался на её уговоры только для вида и упорно делал то, чего ей совсем не хотелось, а именно нечто потенциально самоубийственно-жертвенное. Хотя стоило отдать ему должное: заручиться поддержкой ниндзя-охотников Кири было изобретательным и изящным ходом. Все знали, что они – лучшие ищейки в мире. А что касается остального… Рин и её Сусаноо по-прежнему бродили за стенами, а эта Кэйки выводила Сакуру из себя по самым разным причинам. Каэру рассказал ей о мидзукаге всё, что знал, едва они остались одни. По его словам, Кэйки была сестрой-близнецом Тэруми Мэй, но не испытывала никакого интереса к власти, пока та не ушла в отставку. Двадцать лет была главой Корпуса охотников Кири, с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать, и слыла бойцом жестоким, безжалостным и невероятно умелым. Прозвище Гробовщица только это подтверждало. – И с Какаши они знакомы… – Давно, – сказал Каэру. – Насколько я знаю, они уже сражались друг против друга в Третьей Войне. – Они не кажутся врагами, – мрачно возразила Сакура. Каэру пожал плечами. – Иногда враги становятся близкими, как друзья. Уверен, дай только повод, они тут же вцепятся друг другу в глотки. Враги, близкие, как друзья, которые при первой же возможности накинутся друг на друга, – всё это звучало тревожно. Сидеть на месте больше не было никаких сил. – Я пойду его искать, – отрывисто проговорила Сакура, поднимаясь на ноги. Каэру тоже встал. – Уверена? Может, лучше мне? – Нет, они знают, что ты из Анбу. Тебе просто не позволят бродить по деревне так поздно. Который, вообще, уже час? Полночь? – Как минимум. – Оставайся с Сарадой на случай, если она проснётся и не сообразит, где находится. И не оставляй её одну, ясно? Никаких игорных домов! – Да где я найду игорный дом в такую… – Надеюсь, ты не всерьёз это сейчас обдумываешь?! – нахмурилась Сакура. Она ведь всего-то пошутила. – Эти ублюдки забрали все деньги! – пожаловался Каэру. – Вот вернёмся в Коноху, и я всё верну, просто подожди! И твою долю – тоже. – Я помогу, – пообещала Сакура, сдёргивая плащ с крючка у входа. О, она с наслаждением отдубасит всех охранников старухи Нохара. Одного за одним. Воздух снаружи был влажным и пах океаном. Сперва Сакура пошла к Башне Мидзукаге, но все двери оказались заперты, а свет потушен. Это могло значить, что угодно, но она постаралась не волноваться и повторяла себе, что Какаши сейчас не там, не в темноте вместе с Кэйки, столько раз, сколько было нужно, чтобы убедить себя. Но если он не здесь… то где? Сакура побрела туда, куда её несли ноги, вдоль по широкой пустынной улице, развлекаясь тем, что сравнивала Коноху и Кири. Кроме того, что в Кири почему-то любили круглые здания, главное отличие состояло в безлюдности. Само собой, было уже поздно, но в Конохе и после полуночи работало немало заведений, и жители ночами не запирались в домах. Сакура шла дальше, всё по той же широкой улице, и, когда уже почти сдалась, её упорство наконец-то было вознаграждено. Вот же он! Одинокая тёмная фигура как раз заворачивала на боковую улочку, ведущую, похоже, к скале, возвышавшейся неподалёку. – Какаши! – позвала Сакура. От облегчения на глаза навернулись слёзы. – Эй! Ты куда? Какаши обернулся и встал, ожидая, когда она подойдёт. Впрочем, слово «встал» не совсем верно описывало происходящее: он шатался из стороны в сторону и щурился, пытаясь её разглядеть. – А, этты, – заплетающимся языком проговорил Какаши и расцвёл в улыбке. – Мой маленький вишнёвый циточик. – К-какаши, ты что? Пьяный? – не веря себе, спросила Сакура. От него так разило алкоголем, что она боялась запьянеть от одного запаха. – Н-не-е-е-е, – Какаши небрежно махнул рукой, – а они – да. Они так и лежат. – Ты… пил, кто кого перепьёт? Со всеми ними сразу? Он гордо кивнул. – С-с-странный алкголь, – икнул, – низвесный, золотой. К… крепкий. О боги. Но уж лучше надраться до невменяемости, чем получить рану, а то и погибнуть. – Пойдём, – Сакура ухватила его за руку. Не было никакого смысла ругаться. Расплата и так настигнет его и очень скоро, – отведу тебя домой. Но Какаши выдернул руку, развернулся и, спотыкаясь, побрёл дальше по улице, будто никого рядом не было. – Куда ты? – окликнула его Сакура. Какаши пробормотал что-то нечленораздельное. Выбора не было – только идти следом. – Что вы там так долго обсуждали? Или они всё это время заливались по уши алкоголем? – Д-дела. Люди говорили, что мидзукаге ничто так не раздражало, как неоплаченный долг. Каэру был уверен, что Какаши сознательно обязал Кэйки оказать ему услугу, чтобы иметь возможность повлиять на неё. Каэру и Сакура даже составили список, что сам Какаши для неё сделал. Спас жизнь? Спас кого-то ей дорогого? Убил для неё?.. Вряд ли дело было в деньгах – у Какаши их не водилось. Каэру смутно помнил сплетни времён Анбу, но никак не мог вспомнить детали – только что Кэйки играла там какую-то роль. – Она пыталась тебя соблазнить? – наконец, не выдержала Сакура. – Ш-шаблажнить? – Какаши нашёл её предположение таким смешным, что начал усмехаться и фыркать, и не останавливался, пока у Сакуры не иссякло терпение. – Не смешно! Она смотрела на тебя так, как будто сожрать хочет! – ощетинилась она. – Она придпчтает… ж-женщин, – улыбнулся Какаши и неуклюже взлохматил ей волосы, – милых малышек вроде тебя. Ест их на завтрак. – Какаши! – вскричала Сакура, оскорблённая, что её назвали милой малышкой. – А што т-ты тут делаешь вообще, – нахмурился он и снова прищурился. – Тут ап-пасна. – Искала тебя! Ну конечно, опасно. А тебя это, выходит, не касается? Какаши снова махнул рукой и пренебрежительно фыркнул. Они уже добрались до конца улицы, и он целеустремлённо свернул налево. Перед ними оказались деревянные ворота. Вспыхнул свет, и не успела Сакура сказать и слово, как Какаши разнёс их в щепки своим Чидори. – Ты что творишь? – возмутилась Сакура, но он уже шагнул в развороченный проход, в замешательстве разглядывая свою ладонь. – Свет. Где свет, – пробормотал Какаши и потряс рукой. Снова засверкало Чидори. – А, во. Несколько секунд спустя он, похоже, нашёл выключатель – всё вокруг осветилось, и перед ними предстал удивительный водный мир: крупные валуны, буйная растительность и горячая, исходящая паром вода радовали глаз, а разноцветное подводное освещение добавляло сказочный флёр живописному виду. Похоже, они оказались в публичной бане. Какаши начал раздеваться. – Ч-что ты?.. – запинаясь, начала Сакура, но ведь всё было очевиднее некуда, разве нет? Какаши раздевался, чтобы принять ванну. Очень быстро раздевался. Он избавился от лонгслива, от штанов, потом от белья и маски. Пять секунд спустя Какаши остался в чём мать родила. Совершенно, потрясающе голым и даже не подозревал, какой эффект на неё оказывает. До того Сакуре не выпадало шанса как следует рассмотреть его без одежды. Пусть они уже были близки множество раз, она мучительно покраснела. Уставилась на мускулистую спину и зад, изящно очерченные бёдра и икры – как подглядывающий извращенец, ей-богу, но оторвать взгляд не было никаких душевных сил. На его коже проступали чуть заметные шрамы – свидетельства побед и медали за отвагу в мире шиноби. Пальцы у неё покалывало от желания прикоснуться. Какаши отбросил одежду, огляделся и схватил со скамейки полотенце. Оно каким-то образом напомнило ему, что он не один. Какаши взял второе, повернулся к Сакуре и по-мальчишески озорно улыбнулся. – Нравится вид? Сакура так и не успела придумать ответ. Он подхватил её, закинул себе на плечо и зашёл в воду. – Какаши-и-и! – закричала она. Плюх! Какаши забросил её в воду прямо в одежде. Вода была такой тёплой, что хотелось замурлыкать, вытянуться и остаться в ней на много-много часов. Когда Сакура выплыла, отплёвываясь и кашляя, лицо Какаши оказалось вдруг очень близко. – Хорошо, что пришла, – проговорил он, счастливо улыбаясь, и ткнул её пальцем в нос. – Я скучал. От алкоголя и тепла Какаши раскраснелся. Волосы прижались к голове, напитавшись паром, но некоторые прядки упорно противились неизбежному и торчали во все стороны. – Подумать только, для кого-то ты – уважаемый сенсей, – Сакура рассмеялась над этой милой картиной. – Низзя в воду в одежде, – вдруг строго проговорил Какаши. – Это против правил. Он ухватил её за талию, притянул поближе и промурлыкал, точно огромный кот: – М-м-м, можно снять? Не дожидаясь разрешения, Какаши принялся за молнии и пуговицы, попутно пытаясь пощекотать. Сакура визжала и дёргалась, но он держал крепко. – Хочу посмотреть на тебя, – выдохнул он ей на ухо, – а потом съесть на ужин. После, глядя Какаши в лицо, на его ресницы и губы, одной рукой играя с его волосами, а второй – оглаживая его грудь с едва заметными шрамами, Сакура заплакала. Совсем чуть-чуть. Она и сама изумлялась силе чувств, которые, казалось, вот-вот были готовы задушить её. Счастливая, будто парила в облаках, в тепле и уюте рук Какаши. Напряжение покинуло её под напором бурных, бесстыдных проявлений его привязанности, а тёплая вода расслабила, кажется, до самых костей. Какаши не заметил её слёз. Он закрыл глаза, откинул голову на каменный бортик и, кажется, тоже был совершенно счастлив. На самом деле, Сакура никогда не видела его таким счастливым. Может, потому и заплакала? Из-за его безмятежного лица и знания, что такое счастье может быть только мимолётным? Что завтрашний день готовит им только опасности и трудности? Или её потрясло то, что он сказал в своей пьяной беззаботности? Какаши благоговейно целовал её живот, рисовал круги вокруг пупка кончиками пальцев и бормотал: «Целый день думал о детях. Так отвлекало». Какаши сказал «дети». И гладил ей живот. Даже после часа в купальне он по-прежнему был потрясающе пьян, и Сакура с готовностью приняла бы это в качестве причины, если бы он не сказал больше: «Мне как-то снился дом в лесу. Мои нинкен жили на третьем этаже. Везде были щенки, так много! – Какаши усмехнулся с мечтательным выражением лица и прошептал тоскливо: – Мы с тобой почти не вылезали из постели. Она была огромная и очень удобная». Ну что скажешь после таких слов? Даже сейчас, через полчаса, сердце в груди у Сакуры колотилось, как безумное. Это счастье… Смогут ли они когда-нибудь быть так счастливы? И почему мысль о счастье так крепко переплеталась со страхом? Может, мы смогли бы просто сбежать? Дом в лесу… Мне бы так этого хотелось. Мне бы хотелось, чтобы ты оставил прошлое позади. Чтобы ты был в безопасности. Я хочу… Перед внутренним взором Сакуры возникли серебряные лохматые волосы, пухлое личико, маленькие ножки, шлёпающие по деревянному полу, и протянутые к ней ручки. – Сакура, – прошептал Какаши и открыл глаза. – Да? – отозвалась она. Ей вдруг показалось, что её поймали за чем-то плохим – как ребёнка, запустившего руку в банку с печеньем. – Сделай для меня кое-что завтра, – сказал Какаши. Его голос звучал уже куда более трезво. – Да? Счастливая мечтательность на его лице рассеялась, сменившись опаской. – Сломай все печати в моей голове. Все до единой. Что? – Потом возьми у меня кровь и, пока меня нет, воспользуйся местными лабораториями. Начни искать лекарство. Для Саске. О чём он говорит? – Это просто предосторожность, – проговорил Какаши. – Я обязательно вернусь. С Карин. Я всё сделал так, чтобы тебе здесь было безопасно. Безопаснее, чем где бы то ни было ещё.