Потерянный на дорогах жизни

– Дядя Какаши! Дядя Какаши! – Кто-то плюхнулся рядом с ним на футон и неловко погладил его по щеке, вырывая из беспокойного сна. – Ты вернулся! – С… Сарада, – простонал Какаши. Который час? Он осторожно приоткрыл один глаз. За окном было ещё темно. Какаши казалось, что он вообще не спал, а в его голове поселился особенно жестокий вражеский шиноби, забивающий ему в виски раскалённые докрасна гвозди. – Тётушка всё ещё спит, – заговорщицки прошептала Сарада. – Хорошо. Не буди её, – прошептал Какаши в ответ. Голос хрипел, горло болело. Страшно хотелось пить – как будто он всю ночь шёл через пустыню. Какаши посмотрел на спящую Сакуру. Её перекрашенные в каштановый волосы каждый раз заставляли его останавливать на ней взгляд и присматриваться внимательнее, и только лицо и зелёные глаза заставляли уйти странное, неприятное чувство, будто он смотрит на кого-то давно потерянного. С другой стороны, сидя у стены с мечом на коленях, спал Каэру. Его рот смешно приоткрылся. Не нужно им просыпаться в такую рань. – Ты только встала? – спросил Какаши. Он сел, и головная боль тут же усилилась. Коротко прижал ладони к глазам, но это ему ничуть не помогло. – Да, – ответила Сарада. – Я уже отдохнула. – Тогда пойдём на кухню, – предложил Какаши, откинул одеяло и встал, борясь с приступом дурноты. Кухня, одна на несколько комнат, располагалась дальше по коридору. Сейчас она оказалась пуста – незначительное, но оттого не менее важное удачное обстоятельство. Прошлой ночью, когда они добрались, наконец, до гостевого дома, Сакура заставила его съесть апельсин и выпить воды, при этом ругая за целый список разнообразных поступков. Какаши, правда, мало прислушивался: из-за полотенец, которыми она обвязалась, то и дело выглядывала обнажённая кожа. Её одежда немного намокла – или не немного? – и по-прежнему сохла на стуле в углу. Словом, очищать апельсин от кожуры показалось ему занятием куда менее интересным, чем срывать с Сакуры полотенца. Вспоминая её очаровательный разъярённый рык, Какаши налил в стакан воды и в несколько глотков осушил его. А потом второй. И третий. Он, кажется, вёл себя вчера не слишком прилично? Воспоминания были туманными, но чем дольше он думал, тем отчётливее понимал: «бесстыдно неприлично» звучит гораздо точнее. Ну и ну. Какаши решительно опустил стакан. Ему вчерашний день, тем не менее, понравился. Пусть это и шокирует людей, может, стоит устраивать такие эскапады почаще? Отлично избавляет от ненужных размышлений. Завтра он отправится на миссию с охотниками Кири. Если Карин, и правда, где-то рядом, как предполагал Наруто, они найдут её. В конце концов. Но Страна Воды была обширной, и если она отправилась дальше… Какаши вздохнул. – Хочешь омлет на завтрак? – спросил он Сараду, внимательно наблюдавшую за его попытками восстановить баланс воды в организме и собрать воедино разбредавшиеся мысли. – Да, пожалуйста, дядя, – вежливо кивнула Сарада. Вчера её снова напугали до полусмерти, но, по крайней мере, теперь она сможет несколько дней пожить в деревне, а не убегать от врагов. Вот и всё, что Какаши мог ей сейчас предложить. Только это – и завтрак. В холодильнике нашлись яйца, солёная рыба и огурцы. – Умеешь заваривать чай? – спросил Какаши, в поисках овощей заглядывая в ящики. Сарада кивнула. – Отлично. Сделаешь мне чашку? Сарада просияла и принялась за дело: поставила кипятиться воду, достала с полки заварочный чайник и осторожно ссыпала в него чайные листья… Приглядывая за ней в полглаза, Какаши готовил омлет по собственному рецепту: поджарил, аккуратно свернул и порубил кубиками, после чего выложил на тарелку рядом с кусочками рыбы и нарезанным в форме цветка огурцом. – Завтрак готов, – провозгласил он. – Но… я не успела заварить чай, – расстроилась Сарада. – Сначала поешь. Ничего страшного не случится. Всё равно этот чай лучше заваривать немного остывшей водой. Сарада, похоже, ужасно голодная, даже не подняла головы, пока не уничтожила до крошки всё, что лежало на тарелке. Какаши попробовал рыбу, но желудок тут же неприятно сжался, и он ограничился питательной пилюлей. Он, вообще, достаточно приготовил? Дети ведь едят побольше стареющих шиноби, которых воротит от еды из-за похмелья, так? Сарада заверила его, что наелась, и отнесла тарелку в раковину. Какаши помог ей налить кипяток в чайник, и некоторое время они сидели в тишине, потягивая чай. Его тронуло, как Сарада старательно, по-взрослому держала чашку, внимательно наблюдала за ним и повторяла то, что он делал, хотя, сказать по правде, ему всегда было неприятно от детей, которые слишком хорошо о нём думали – будто он, Какаши, обладает какой-то мудростью, хотя сам прекрасно знал: никакой мудрости у него и в помине нет и не было за все почти сорок лет жизни. Потому-то Команда Семь и заняла такое прочное место в его жизни: они отказывались идеализировать его. На самом деле, все трое – Саске, Наруто и Сакура – были его самыми неподкупными критиками. – Пойдём на крышу, – когда чашка опустела, предложил Какаши. – Нам нужно кое-что сделать, пока остальные не проснулись. Он и сам не понял, что поверг Сараду в полное смятение, пока, наполовину высунувшись из окна, не оглянулся, удивляясь, почему она не идёт за ним. Сцепив пальцы, Сарада стояла посреди кухни. Глаза за стёклами очков были огромными и взволнованными. А, точно. Обычные люди ходят по лестницам. Но это слишком заметно, если кто-то следит за передвижением гостей. – Прости, – Какаши вернулся на кухню, – нужно было сначала объяснить. Я не хочу, чтобы нас заметили. Забирайся мне на спину, я тебя отнесу. Если, конечно, ты не хочешь попробовать сама. – А я смогу сама? – робко спросила Сарада. – Конечно, – заверил её Какаши. – Помнишь, что Ирука-сенсей рассказывал тебе о чакре и контроле? Это базовое умение, и я уверен, ты всему научишься и очень быстро. Ты даже могла бы стать одной из сильнейших шиноби своего поколения. – Правда? – Сарада явно сомневалась. – Гораздо сильнее меня, – Какаши кивнул. – У меня нет особых способностей. А вот в тебе течёт кровь двух очень могущественных кланов. Сарада как будто засомневалась ещё сильнее, но всё-таки забралась на подоконник и высунулась наружу. – Мы много лазали по горам, – сказала она. – Там, где я раньше жила. – Значит, тебе даже не нужна моя помощь, – легко улыбнулся Какаши. Но он всё же не отходил далеко, чтобы, будь такая необходимость, вовремя поймать её. Однако помощь, и правда, не понадобилась: пусть Сарада и не знала, как использовать чакру, она храбро вскарабкалась вверх по водосточной трубе, цепляясь за любые подвернувшиеся по пути выступы, вверх до самого края крыши. Наступало утро. Небо на востоке серело, предвещая новый день. На западе сквозь завесу тумана проступали неровные горные пики. Воздух был свежим и чуть пробирал холодом – как раз достаточно, чтобы мысли у Какаши окончательно прояснились. Он оглядел соседние крыши, но так и не заметил, чтобы за ними кто-то следил. – Сарада, – начал он. Гордая наследница Учиха немного дрожала, но держалась прямо, – я завтра уйду отсюда, и Каэру тоже. С тобой останется тётя Сакура. С ней ты будешь в безопасности, но я должен сделать так, чтобы ни у кого не возникло лишних мыслей насчёт твоих глаз. – Ты их вытащишь? – Сарада подошла на шаг ближе. – Я больше их не хочу. – Вытащишь? – эхом повторил Какаши. – Маленькая, какие у тебя странные идеи! – В тот первый раз было так больно, – прошептала Сарада. – Всё стало таким красным… Я подумала, что тоже умираю. – Иди сюда, – Какаши протянул ей руку, – садись. Он усадил её на каменную скамью, сел напротив на корточки, чтобы их лица оказались на одном уровне, и проговорил: – Я не могу забрать у тебя боль, не могу забрать страх. Но я покажу, как использовать эти глаза так, чтобы они приносили тебе хорошее. Обещаю. Сарада протянула руку и коснулась его брови. – У тебя они тоже есть? Какаши глубоко вздохнул. – Я не Учиха. Мне лишь подарили могущество твоего клана. Дважды. Но я уверен: Саске научит тебя всему, чему я тебя научить не смогу. Всё будет хорошо. Сарада неохотно кивнула. – Но сегодня я твои глаза запечатаю, – продолжил он. – На время, пока меня нет. Кроме того, печать станет барьером. Чтобы никто… не отнял их у тебя. Сарада снова храбро кивнула, хотя вряд ли она точно понимала, о чём ей говорили. – Можно мне дотронуться до твоих серёжек? – спросил Какаши. Талисманы вроде тех, которые носил Ао для защиты Бьякугана, не понадобятся – серёжки станут прочным, незаметным якорем для печати. Сарада накрыла миниатюрные голубые камни пальцами. Казалось, её вдруг охватила печаль. – Мне их подарил папа, – тихо сказала она. – Пожалуйста, не сломай их. – Ни в коем случае. О, а хочешь посмотреть на моего папу? – Какаши пошарил в кармане и вынул кошелёк. Он нечасто доставал фотографию отца – ему достаточно было того, что он носил ту с собой. Сарада осторожно взяла потёртый снимок и слабо улыбнулась. – Он на вид прямо как ты! – воскликнула она, возвращая его. – И правда, – улыбнулся Какаши. – Такие волосы передаются по наследству. «Надеюсь, только среди мальчиков», – добавил он мысленно, убирая фотографию. Наверное, у девочки они будут смотреться странно. Хотя… Какаши представил лохматую, светловолосую девочку и не смог сдержать широкую улыбку. – А мой папа совсем был на меня не похож, – сказала Сарада. – Это потому что он не был моим настоящим папой? Улыбка Какаши тут же померкла. Дети умнели очень, очень быстро. Каждый день становились чуть менее беззаботными – если у них вообще был шанс прожить нормальное детство, не беспокоясь о множестве разных вещей. Наверное, вообще остаться бездетным было бы мудрым решением. – Да, – ответил Какаши, – твой настоящий папа очень на тебя похож. – Я знаю, – Сарада вдруг захныкала. – Не заставляй меня с ним жить, пожалуйста. Я хочу жить с тобой. – Я говорил, что найду твою маму. – На сердце у Какаши было тяжело. Он уже обещал что-то подобное несколько дней назад. Как последний дурак. – А потом мы посмотрим, что можно сделать. Хочешь рассказать, на кого был похож твой другой папа? Подлый, холодный – наверное, такими словами его бы сейчас обозвала Сакура. Неправда, он не был ни подлым, ни холодным – он просто не хотел упускать возможность разузнать побольше, чтобы скорее найти Карин. – Он ведь не был рыбаком, правда? Сарада кивнула. – Но он иногда помогал мне с рыбой. У него были… белые волосы. Белее твоих. А глаза – фиолетовые. – И заострённые зубы? – Какаши пальцами очертил острые треугольники. Сарада снова кивнула. Значит, он был прав! Должно быть, у него в памяти что-то всё-таки осталось, ведь как только Какаши узнал, что «папу» Сарады убили шиноби в масках, он был почти уверен, что она выросла рядом с Суйгецу Ходзуки. Прийти в Кири было правильным решением. В деревне до сих пор жили несколько членов клана Ходзуки. Они должны были знать об убийстве и его обстоятельствах. – Он был храбрым мужчиной, – проговорил Какаши. – Умелым мечником, очень преданным своим. Ты можешь им гордиться. Детям, потерявшим близких, часто говорили что-то подобное, пусть даже и понимая, что слова – это только слова, неспособные облегчить горе. Но это было лучше, чем ничего. Когда умер его отец, вокруг Какаши была лишь тишина – оглушающая тишина. Изменилось бы для него что-нибудь, если бы кто-то сказал про Хатаке Сакумо хорошие слова? Какаши вынул из сумки кунаи. В горле знакомо горчило. Наверное, тогда все эти годы его сердце бы болело чуть меньше. Наверное, горечь бы не была такой всепоглощающей и не охватила бы его так легко. Какаши начертил вокруг скамейки два круга, разложил шесть кунаев во внутреннем круге и три – на внешнем. Отвернувшись от Сарады, глубоко порезал средний и указательный пальцы и написал нужные знаки. Печати-барьеры были сложными и трудными дзюцу, требовали полной концентрации, но и он не зря учился у лучших – у Кушины Узумаки и Минато Намикадзе. – А теперь сними очки и опусти руки вниз. Да, вот так. Так быстро, как мог, Какаши продолжил писать – по внутреннему кругу, скамье, по руке Сарады до плеча, по шее до самых серёжек. Дважды с каждой стороны. – Отлично, – переводя дух, сказал Какаши. – Готова? Сарада кивнула. Быстрая череда печатей руками – и его ладони легли ей на лицо. – Фуин Кэккай! – проговорил Какаши, и на его глазах написанные кровью знаки сдвинулись с места, побежали вверх к серёжкам, пока, наконец, полностью не исчезли. – Готово. Он наклонился ближе и пригляделся к серёжкам. На камне были едва видны крохотные росчерки. Отлично получилось. Сарада несколько раз моргнула. – Можешь опять надеть очки, – предложил Какаши. Ему страшно хотелось вернуться в постель. Сарада надела очки, но продолжила странно моргать. – Что-то не так? – взволновался Какаши. – Нет, – счастливо ответила Сарада. – Больше не болит. Спасибо, дядя Какаши. Он улыбнулся. Неплохо для человека, у которого голова раскалывается от боли. Совсем неплохо.

***

– Ты уверен, что это хорошая идея? – спросила Сакура. Какаши сел за кухонный стол и переплёл пальцы. – Да. Каэру с Сарадой ушли, чтобы оставить их вдвоём. Половина дня прошла в суете: ещё один визит в Башню Мизукаге, на этот раз в кабинет Кэйки (если она, и правда, предпочитала женщин, то почему так плотоядно глядела на Какаши?), посещение лабораторий (впечатляюще!), знакомство с ведущими исследователями (главный из них был чуть старше Сакуры, должно быть настоящий умница), долгая экскурсия по деревне (всё-таки там были рестораны, просто не рядом с Башней) – и взгляды исподтишка на Какаши, встрёпанного и беззаботного. Сакура и сама не знала, что изменилось, просто теперь она не могла спокойно на него смотреть. Казалось, каждый раз, когда их взгляды встречались, кто-то нажимал в её голове кнопку. – Но что будет, если это на тебя повлияет? Ты подвергнешь себя опасности и… – Не повлияет. Я не позволю. Сакура вздохнула. Ну и упрямец! – Сакура, это правда важно, – проговорил Какаши. – Я дам тебе ключ, чтобы разблокировать барьеры техники, которой я запечатал воспоминания. Мне нужно знать, что я по-прежнему помню. По-прежнему помнит… А, ясно. Сакура кивнула. Если теория была верна, кровь Учиха нанесла дополнительный урон воспоминаниям. Может быть, так они смогут выяснить, насколько серьёзно они были повреждены? – В особенности мне нужно добраться до одного конкретного воспоминания, – тихо добавил Какаши. Сакуре и гадать не пришлось. Ей и так было яснее ясного: он говорил об убийстве Рин. Или неубийстве. – Как мы это сделаем? – Она села напротив. Какаши попросил её об этом, о гендзюцу против неё самой, как будто уже полжизни назад. Сакура рассеянно водила ладонью по безупречно чистой столешнице. Сарада отполировала её после обеда – скорее всего, чтобы впечатлить «дядю Какаши». Тот похвалил её с таким восхищением, будто ничего подобного не видел в жизни. От одного воспоминания на сердце у Сакуры потеплело. – Я запечатлю ключ в твоём подсознании, – ответил Какаши. – И с ним ты сможешь войти в мой разум и открыть все печати. Предложение звучало ужасно рискованно. – Кому ещё ты давал ключ? – спросила Сакура. – Ямато. Мы вместе были в Корне. Помнишь? Но его ключ не такой, как будет у тебя. Разным людям достаются разные ключи, и мы оба не можем знать, какой именно окажется у тебя. – Поняла, – кивнула Сакура. Но поняла ли? – Мне потом нужно будет его вернуть? – Нет. Он – твой навсегда. Сакуре показалось это душераздирающе романтичным. Гормоны совсем распоясались. – Ладно, давай попробуем. Она уже достаточно хорошо знала Какаши, чтобы понимать: он не станет отвечать на весь миллион вопросов, которые роились у неё в голове. – Риска нет, – спокойно сказал он. – Не нужно на меня смотреть так, будто я обречён. Сакура рассмеялась. – Я так на тебя смотрю? – Как будто ты уже планируешь мои похороны, – кивнул Какаши. Всё ещё посмеиваясь, Сакура покачала головой. Даже в её собственных ушах смех звучал фальшиво. На самом деле, ей хотелось плакать. Какаши уходил. А ей хотелось повиснуть у него на ноге и никуда не пускать. И если он уже не прекратит шутить про смерть… Чёрт! На глаза навернулись слёзы. – Сакура… – вздохнул Какаши. Печально и с сожалением. Сакура почувствовала себя ещё более несчастной. – Просто давай уже начнём, – резко оборвала она его, почти убеждая себя разозлиться. – Ты сердишься? – в лёгком замешательстве спросил её Какаши. – Мне… нужно за что-то извиниться? Я подумал… – Извиниться? За что? – не меньше него удивилась Сакура. – За прошлую ночь. Я подумал, что как-то тебя обидел или оскорбил… – О, нет, конечно. Нет. Прошлая ночь была чудесна. Ну, ты выломал дверь, так что, наверное, тебе придётся извиняться, но не передо мной, а перед этой женщиной, которая хочет съесть тебя живьём. – Чудесна? – Уши у Какаши вспыхнули. – Чудесна, – заверила его Сакура. В горле у неё встал ком, сердце билось так оглушительно, что он тоже должен был его слышать. – Я бы хотела провести остаток жизни в горячем источнике вместе с тобой. А ты был бы пьяный и невыносимо нежный. Какаши кашлянул и смущённо почесал затылок. – Понимаешь, мне жаль, что я так напился. Наверное, я что-то наговорил тебе, что не должен был говорить, и… – Дурачок, – ласково перебила его Сакура. – Ничего такого ты не сказал. Я буду вспоминать каждое твоё запинающееся слово, пока тебя не будет рядом. – Ладно, – кивнул Какаши. Повторил с улыбкой: – Ладно. Я рад. Он потянулся через стол и взял её руки в свои. Его ладони были тёплыми и немного мозолистыми. Большие пальцы тут же начали поглаживать руки Сакуры, будто он не мог сдержаться. – Спасибо. За всё. Сакура, понимавшая, что одно слово – и она зальётся слезами, просто кивнула. А в следующее мгновение оказалась в том самом, достопамятном месте с множеством дверей. Две были открыты. Из них, ероша ей волосы, дул тёплый, свежий ветерок. Переход в гендзюцу даже не почувствовался. Вот что значит мастерство! – Так, и что теперь? – пробормотала Сакура себе под нос. У неё ведь должен быть ключ, правильно? Но руки у неё оказались пусты. Она пошарила в одежде. Ничего. «Я люблю тебя», – раздался шёпот у самого уха. Сакура вскрикнула и обернулась. За спиной никого не оказалось. Ну конечно! Она рассмеялась над собственной глупостью. Чувствуя, как сердце колотится в горле, подошла к запертой двери. На ней была ручка! Что-то новенькое: в прошлый раз такого точно не было. Сакура потянула за неё – и дверь открылась. Внутри было темно, как в склепе. Содрогнувшись, она отступила назад. Ей не хотелось выведывать секреты Какаши. Ладно, может, и хотелось, но она будет сильнее собственного любопытства. Вокруг было ещё много дверей, и Сакура стала быстро переходить от одной к другой, без малейшего сопротивления открывая, открывая, открывая… Посветлело, словно в распахнутые двери понемногу стал проникать солнечный свет. Скоро запертых уже не осталось. – Всё, – гордо сказала Сакура. – Какаши, можешь меня выпускать. – Освобождение, – произнёс бесплотный голос. Секунда – и Сакура снова оказалась за столом. По ощущениям она провела в гендзюцу считанные минуты, но наручные часы говорили иначе: прошло около часа. Она чувствовала себя усталой, хотя всего лишь открывала воображаемые двери, но такова уж была природа гендзюцу… – Как ты себя чувствуешь? – спросила Сакура. Какаши не ответил. Она взволнованно наклонилась к нему ближе и заглянула в глаза. Какаши выглядел выбитым из колеи, ошеломлённым, потрясённым даже. Сакура тут же схватила его за руку, чтобы показать, что она здесь, рядом. – Спроси меня про тот день, – прошептал он. – Спросить… Чтобы вызвать воспоминания? – Сакура нервно облизала губы. – Вытянуть на поверхность? Какаши кивнул. – Х-хорошо. Как это сделать? Взять за пример Ибики, когда он использовал всякие психологические трюки на заключённых? – Ты… помнишь… как убил… Нет. Ужасно. Неправильно. – Спроси, как я себя чувствовал, – проговорил Какаши, глядя на неё больным, загнанным взглядом. – Я почти могу вспомнить. Почти. Она ведь хотела попробовать применить гипнотерапию, так? Вряд ли подход так уж сильно отличался. Сакура мысленно пробежалась по своим знаниям. – Какая в тот день была погода? – спросила она. – Шёл дождь. Слабый, – не колеблясь, ответил Какаши. – С моря дул холодный ветер. Темнело. – Какие звуки ты помнишь? – Моё дыхание... Капающая кровь… Спроси что-то другое. В груди у Сакуры заныло, когда она увидела в его глазах откровенную, неприкрытую боль. – Что было вокруг? – Деревья на юге. Скалы на севере. Я подумал, что там легко можно спрятаться и устроить засаду, но Анбу Кири пошли в лоб. Видимо, считали, что легко убьют одного мальчишку. – Они напали? – Нет, – Какаши покачал головой. – Рин добралась до меня первой. И я… – Ты проверил её жизненные показатели? Короткое молчание. – Нет. Я… я обнимал её. Моя рука… Было так много крови, и я… Потом я почувствовал ужасную головную боль. Я… я… я, похоже, потерял сознание. Чёрт! Какаши в отчаянии ударил кулаком по столу. – Это, должно быть, пробудился Мангекьё Шаринган, – мягко проговорила Сакура. – Кто тебя нашёл? – Я проснулся в больнице, – ответил Какаши. – Меня принесла команда шиноби Конохи. Мне так сказали. – Наверное, тебе стоит поговорить с ними, когда мы вернёмся. Он кивнул. – А Анбу Кири? Ты знаешь, кто там был? – Единственный выживший – Кэйки. Что? – Потому что я её привязал к дереву за полчаса до того, – горько сказал Какаши. – Остальные были убиты Обито, как мы теперь знаем. – А мог Обито подкинуть другое тело? – задумалась Сакура. – Ну, чтобы… О! Не Обито. Кое-кто другой. – Ты думаешь о Белом Зецу, так ведь? – сумрачно спросил Какаши. – Да! Дзюцу Замены Тела! Он бы смог сделать фальшивый труп! Обито просто не мог знать и страдал от потери Рин до самого конца. Какаши медленно кивнул, не поднимая глаз, а потом порывисто вскинул голову. – Убежище Мадары. Мы ведь так и не нашли его после войны. Анко и Ямато, которых там держали в качестве заключённых, ничего не вспомнили, и Кабуто тоже утверждал, что не помнит. Вот куда Белый Зецу мог унести её. – Один ты туда не пойдёшь! – мгновенно напряглась Сакура. Какаши промолчал. – Ты меня слышишь? – отчеканила Сакура. Внутри у неё всё оборвалось. – Я всё равно не знаю, где оно, – пасмурно проговорил Какаши. – Но я помню, что я там бывал. Я думал, сон приснился, но это было воспоминание. В тот раз я позволил маскам поймать меня. Я встретил Рин. Она была там, в убежище. Но как, чёрт возьми… – Мы знаем, что у Мадары была целая галерея Шаринганов, так что, возможно, у Рин – чей-то Мангекьё Шаринган? Она тогда сказала мне: «Даже не пытайся. Ты ничего не вспомнишь. Уж я удостоверюсь в этом». Спорю, у её Мангекьё есть особая способность. Какаши вдруг поднялся, и Сакура тоже невольно вскочила на ноги. – Но есть то, что я не забуду никогда, – тихо проговорил он. Рин. Он никогда не забудет Рин. – Я никогда не забуду, кто я есть. Никогда не забуду, что живу, чтобы защитить Коноху. И никогда не забуду тебя. Что бы ни случилось – это никогда не изменится.