Потерянный на дорогах жизни

Какаши не имел ничего против той части, где умирал. Это было немного похоже на засыпание: звуки утихли, ощущение вкуса и осязание размылись, и он парил, медленно погружаясь в бесконечную тьму. Ему уже случалось умирать в прошлом, вот только на этот раз никто не ждал его там, на глубине – отец уже давно отправился дальше. Может, и он сможет? – Пап? – позвал Какаши. – Тут есть какая-нибудь дверь? Откроешь её для меня? Вместо ответа что-то потянуло его. Какаши посмотрел вниз и увидел светящуюся зелёную нить, выходящую из его живота. Он улыбнулся. Зелёная светящаяся нить ему нравилась – она навевала мысли о тёплой мягкой постели, горячей кружке кофе, над которой вьётся пар, о долгом дне, который можно посвятить хорошей книге. Тянущее чувство усилилось, и Какаши позволил увлечь себя вперёд. И тут же улыбка сползла с его лица – перед ним простиралось необъятное море боли. Его боли. Она омыла его, вгрызлась в нутро, готовая разорвать на куски, но с куда большим удовольствием терзающая медленно. – Пока что мы его стабилизировали… – сказал кто-то. Кто-то… Новый приступ боли затопил с головой. Какаши забился в угол, свернулся в комочек, но это не помогло. После долгой агонии боль чуть стихла и стало тепло и уютно. Так мягко… Он никак не мог… Я должен помнить, вдруг вспомнил Какаши. – Да, – сурово согласился голос. Какаши открыл глаза и увидел себя – младшего себя, с отцовским мечом на спине и лицом скучающе-сердитым. – Ты не должен забывать, – упрекнул младший Какаши. – Что? – Какаши осторожно сел. Боль откатилась назад, замерла в отдалении. Он перевёл дух. Какое облегчение. – Ты не должен забывать. Ты не должен забывать то, что не должен забывать. Какаши закатил глаза, раздражённый этими загадками. – Да, ты просто полный придурок, – фыркнул младший и пошёл прочь. Эти слова надолго дали Какаши пищу для размышлений. Почему он придурок? Но прежде, чем он успел отыскать ответ, мир вдруг накренился. Что-то пищало – сначала тихо, а потом всё громче и громче. Разве нельзя убрать этот звук? Нельзя ему… Какаши распахнул глаза. Зелёное… мерцающее зелёное вокруг, а над ухом, не замолкая, надрывается сигнализация. Какаши попытался пошевелиться, но почувствовал, как заворочалась боль, готовясь обрушиться на него, и он замер, размеренно дыша. Вдох, выдох. Вдох, выдох. В поле зрения появилась голова. Каштановые коротко стриженные волосы, длинный нос и острые скулы. – Сенсей! – воскликнула голова. – Вы пришли в себя! – Убери звук, – простонал Какаши. – Я… я не знаю, как! – незнакомец принялся суетиться. – Сигнал должен оповестить врачей и… О! – он повернулся. – Вот и они! Вокруг собрались люди в белом. Сигнал замолк, потух зелёный свет. – Хокаге-сама, вы слышите меня? – тыкая его тут и там, спросил мужчина-доктор с выступающими зубами, из-за которых он становился похожим на кролика. А? – Да, слышу, – ответил Какаши. Голос хрипел, а горло саднило. Он оказался в больнице? В Конохе? Но кто все эти люди? – Где я? – В палате интенсивной терапии. Вас тяжело ранили. Это объясняло боль, засевшую внутри, как огненный демон. Который сейчас год? У них опять война? Его попросили оценить боль по шкале от одного до десяти, и Какаши сказал «пять», потому что по ощущениям это было где-то посередине, и ему что-то вкололи, отчего в голове было пусто и всё время клонило в сон. Он слышал, как врачи обсуждали, нужно ли «её» будить, но решили, что нет, потому что «она» очень измотана, а жизненные показатели Какаши в норме. Когда представился шанс поговорить с тем молодым мужчиной с каштановыми волосами без свидетелей, Какаши махнул ему рукой, подзывая ближе. – Кто сейчас хокаге? – спросил он тихо, решив, что так легко вычислит год, но… на него посмотрели так потрясённо, что стало неловко. – Вы, Какаши-сенсей! Неужели вы… – тут мужчина понизил голос. – Неужели забыли? Ох блядь. А потом он очень заволновался. – Послушайте, вы меня проинструктировали как раз на такой случай, – прошептал мужчина. – Значит… вы использовали Шаринган? Шаринган? Что-то явно было не так. Какаши поморгал. Оба глаза были открыты. Оба видели… нормально. И никакой красной дымки, никакого… Шарингана. И всё же это были чужие глаза. И он, Какаши, стал хокаге? В какой нелепый мир его занесло! Он грязно выругался, потому что иначе бы ударился в панику. Вскоре мужчина с каштановыми волосами куда-то торопливо ушёл. Какаши даже не успел попросить его остаться. Чтобы отвлечься, он попытался вспомнить, как оказался в больнице, но воспоминания были что белёсый плотный туман, за которым пляшут тени. Внутри поднималось какое-то чувство… Тревога… тревога за… «О, пожалуйста, только не это, – в ужасе подумал Какаши. – Пожалуйста, скажите, что никто не умер со мной на миссии!» Вернулись врачи и снова что-то делали, а он терпел с равнодушной миной на лице и молчал, хотя до равнодушия ему было ой как далеко. – Попытайтесь уснуть, – в конце концов сказали ему после многословных изъявлений счастья, что он жив-здоров. Уснуть? Мысли в голове метались, как оголтелая стая птиц. К счастью, вскоре вернулся тот, с каштановыми волосами. – Вот, – он вынул из кармана чёрную тетрадь, – возьмите. Вы сказали отдать её вам, если однажды вы проснётесь в таком состоянии. За глазами ныло, нарастала головная боль, но Какаши взял тетрадь и начал читать. Он узнал собственный почерк, убористые мелкие буквы. «Здесь мои воспоминания, рассортированные по темам, – писал он. – Надеюсь, их можно будет таким образом восстановить». А потом следовал список: «Юность», «Военные тренировки», «Корень», «Война» и множество других. «Это необходимо из-за использования Шарингана, – значилось на первой странице. – Я не понимаю, какие именно воспоминания пропадают и как много, но подозреваю, что с каждым разом всё становится хуже». И: «Я позволил Кабуто продолжить надо мной эксперименты с кровью Учиха, хотя мы оба знаем, что кровь отравлена и вызывает не только амнезию, но и изменения личности. Он дал мне новые таблетки. Они влияют на несколько Врат. Он до сих пор ничего не смог сделать с истощением чакры. Я стану использовать Мангекьё Шаринган только в самом крайнем случае». Какаши продолжил читать, всё быстрее и быстрее с каждой страницей, и остановился только на главе, названной «Сакура» – из-за подчёркнутого красными чернилами примечания: «Читать, только если не против боли». Но тут что-то глубоко внутри разума Какаши всколыхнулось – воспоминания, призванные строками из тетради, поднимались из него, как привидения. Он решительно пролистнул страницы до последней. «Будь осторожен. Не дай клану Нохара и Рин понять, что ты подозреваешь их. Возможно, меня тоже коснулось Безумие Учиха, но я уже не уверен, кого привёл в Коноху». И последние слова: «Я должен помнить пещеру. Я должен помнить Божественное Древо. Я должен помнить плоды чакры. Я должен помнить проклятую печать. Я должен помнить перерождение Рин». Какаши содрогнулся, и в это мгновение его голову наполнили последние воспоминания: снег, лёд, кровь… Тело встряхнуло адреналиновым всплеском. – Рин цела? – выпалил Какаши. – Мидзукаге? – Да, – кивнул мужчина, в котором он теперь узнал Каэру. – Обе в порядке. Сенсей, не беспокойтесь. Мы не допустили утечки информации, всё тихо. Вы ведь так же сделали бы? Ямато так приказал. – Да. Я приду в офис к началу дня. Никто ничего не узнает. – Сенсей… нет! – опешил Каэру. – Вы же чуть не умерли! – Лежать здесь или сидеть в офисе – разница небольшая, – пожал плечами Какаши. – Она вас прибьёт, – пробормотал Каэру. – Я попробую поспать. Отнеси тетрадь туда, откуда ты её взял. – Вы всё вспомнили? – полюбопытствовал он, осторожно забирая тетрадь. – Нет, не всё. Только то, что хочу помнить.

***

Сакура шла по коридору, чеканя шаг, – только что каблуки не высекали искры. Мика, как массивная, преисполненная спокойствия тень, – за её спиной. Медсестра, которая разбудила её, полумёртвую от усталости, наконец-то перестала плакать – Сакуре пришлось несколько раз повторить, что её ни в чём не винят. Злость – отличный защитный механизм для ранимого сердца. Сакура даже не колебалась, распахивая дверь в отделение интенсивной терапии. Глубокий вдох. Готова. И вот он, наконец, перед ней. – Хокаге-сама! – резко проговорила Сакура. – Вам ещё нельзя уходить. Сейчас же в постель! Она глазам не верила: Какаши стоял и уже полностью оделся. Мика проворчал что-то про конституцию, как у быка, и изменение дозы лекарств, но тоже был явно впечатлён. Ярость Сакуры была такой силы, что она почувствовала некоторое удовлетворение, перестав, наконец, изводить себя предвкушением встречи и заметив реакцию Какаши – он вцепился в перила в изножье койки и уставился на неё, изумлённо приоткрыв рот. – С… Сакура? – запинаясь, выдавил он. – Что… кто? – В постель, – властно проговорила Сакура. Но Какаши и не думал ложиться – просто сел, по-прежнему рассматривая округлившимися глазами. Взгляд прошёлся по волосам (они отросли, и Сакура чувствовала себя от этого неуверенно), по лицу, по телу (она с ненавистью ощутила, как краснота заливает щёки) и остановился на чёрно-жёлтой булавке на докторском халате – знаке, что она – действующий глава больницы. – Ты?.. – Какаши моргнул, посмотрел на Каэру и нахмурился. Не он ли говорил, что она отлично справится? И теперь он удивлён? – Ты был серьёзно ранен, – сурово сказала Сакура. – Тебе ещё долго придётся пробыть в больнице. – Она ведь не галлюцинация? – пробормотал Какаши. – Ах если бы, – сердито ответил Каэру. – Ты! – рявкнула, повернувшись к нему, Сакура. – Совсем мозги растерял? Если хочешь защитить его, скажи, чтобы слушался своего врача, а не приноси ему одежду! – Он исполняет мои приказы, – заледенел Какаши. – А мои приказы – яснее ясного. У меня на сегодня назначено заседание совета. Я не могу его пропустить. Ни при каких обстоятельствах. – Хочешь, я усыплю его на весь день, – предложил Мика. – Это тебе подойдёт, Сакура? Какаши тут же, прищурясь, вперился в него взглядом и требовательно спросил: – Кто он? – Михаэль фон Краффтхейм-Хогензоллерн, – сказала Сакура. – Он – специалист в продвинутой бионауке и помогал мне с… Бах! Дверь в палату распахнулась, грохнув об стену и заставив Сакуру подпрыгнуть от неожиданности, и внутрь ворвалась Рин. – Какаши-и-и! – закричала она. – Какаши, ты очнулся! Я так рада, так рада, я думала, что потеряла тебя, – и уже оказалась у койки, обхватила Какаши руками, тот застонал от боли, но Рин всё равно стиснула его в объятиях. – Ладно, ла-а-адно, хватит, – Какаши мягко высвободился, отодвинул Рин и оглядел её с ног до головы. – Ты в порядке? – Да! – она кивнула. – Только незначительное ранение. А ты… ты был просто потрясающий! Ты спас мне жизнь. Мне слов не хватает, чтобы выразить благодарность. – А ты – спасла мою, – ответил Какаши. – Спасибо. Он улыбнулся Рин своей привычной улыбкой с морщинками у глаз, и Сакуре захотелось закричать. – Докладываю, хокаге-сама, – отчеканила она. Какаши повернулся к ней, приподняв брови. – Мы нашли лекарство. По крайней мере, мы считаем, что оно сработает. – О, отлично, – ответил он и поднялся. – Расскажешь через пятнадцать минут. В моём кабинете. – Но вы… – Я – хокаге. И сегодня я не потерплю, если мне станут противоречить. Как и в любой другой день. Советую привыкнуть, Сакура. Ему ещё хватило наглости похлопать её по плечу, проходя мимо. – Я его придушу! – прошипела Сакура сквозь зубы. Мика рассмеялся. – Теперь вижу, чем он тебе так нравится. – О, просто закрой рот, – фыркнула Сакура и, полыхая от гнева, потопала в свой кабинет поискать какую-нибудь одежду на смену.