Потерянный на дорогах жизни

И это он ведёт себя, как ребёнок? Он?! Какаши возмущённо фыркнул. Вспомнив всё, что ему наговорили сегодня на утренней встрече, он принялся раздражённо карябать в блокноте большое грозовое облако. Из которого лило, как из ведра, прямо на голову женщине с ромбовидной печатью на лбу. Женщине, которая его ничуть не уважала. – Ты так и собираешься рисовать или всё-таки выслушаешь доклад? – тяжело чеканя каждое слово, проговорил Саске. Какаши поднял на него взгляд. – Я слушаю, – пробормотал он и отодвинул блокнот. – Прошу, продолжай. После очередного изучения Каменных Скрижалей из храма Нака в квартале Учиха Саске отправился в другие известные места, хранилища и убежища родного клана в поисках информации о древнейшей истории Учиха. К несчастью, всё оказалось напрасно. – Есть одна сильно повреждённая каменная табличка в Сора, с расшифровкой которой у меня возникли сложности, но я пришёл к выводу, что это просто предупреждение случайным прохожим, – закончил свой доклад Саске. – Жаль, – сказал Какаши. – Есть ещё идеи, где твой клан мог запрятать тайную информацию про Оцуцуки? Поджав губы, Саске только покачал головой. – Может, мы что-то проглядели в Удзусиогакуре? – задумчиво спросил Какаши. – Невозможно. – Что-то, что не заметил даже твой Риннеган. Какаши вдруг подумал: а что, если только человек с кровью Сенджу в жилах сможет обнаружить то, что они так отчаянно ищут? Сенджу… или Узумаки? Но где искать? Деревня, Скрытая в Водовороте, давно лежит в руинах. – Ничего этого нет, – отрезал Саске. – Мог бы – отправил туда Наруто с Карин. Просто чтобы знать наверняка. – Свихнувшуюся Карин? – фыркнул он. – Серьёзно? Или Сараду. Кого-то, кто соединял в себе наследие Асуры и Индры. Но Сарада была ещё слишком мала, и уж если Какаши чем и гордился, так это тем, что до сих пор ему удавалось сберечь её. – Если хочешь, я могу туда вернуться, – пожал плечами Саске, – хотя это и бесполезно. – Пока из-за погоды отправиться в путь будет трудно. Останься в Конохе, отдохни. Ты уже видел квартал Учиха? Работы замедлились из-за снега, но всё равно впечатляет, насколько далеко они продвинулись. Саске покачал головой мрачно и пренебрежительно. – Что такое? – поднял брови Какаши. Саске поджал губы. – Деньги Нохара. – Да, именно – деньги Нохара. Бери с меня пример, Саске, и не обращай внимания на сплетни. Наши «благодетели» как следует раскошелятся и заплатят за всё, что нужно Конохе, вот увидишь. – Заплатят – если забыть про гордость. – Ты так и не выучил свой урок? – усмехнулся Какаши, которого ничуть не задели эти слова. – Разве я не говорил, что гордость – это редкое сокровище, и тратить его пристало только в крайних случаях? – Я так не могу, – проскрипел Саске. Такой уровень понимания собственной натуры и граничащая с преданностью неохотная поддержка уже дорогого стоили – и превращали Саске в одного из самых важных союзников в тихой войне, которую вёл Какаши. Да, Саске был кошмарных грубияном, но при этом ещё и кристально, до жестокости честным человеком. Его было трудно убедить, что его времени и сил стоит ещё хоть что-то помимо его тренировок. Для Какаши такое отношение стало безошибочным показателем при разработке стратегии – подчас нешаблонной – в его игре в кошки-мышки. И именно этот взгляд на мир заставил Какаши поставить Саске во главе отряда стражей Нохара. Саске снисходительно звал их своими «псами с промытыми мозгами» и сумел навести среди подчинённых железную дисциплину. Не из-за лидерских качеств – их у Саске не было и в помине, – а благодаря тому, что смог задеть их гордость доходящим до крайности стремлением быть лучшим, боевым мастерством и одержимостью порядком. – Как Сарада? – по сложившейся традиции спросил Какаши. Саске, как и всегда, воспринял вопрос очень серьёзно и принялся перечислять, что на этой неделе довела до совершенства его дочь и какие дополнительные занятия он для неё провёл после уроков в академии. Какаши спрятал улыбку за маской. В моменты, когда Саске рассказывал о Сараде, всё его лицо преображалось, позволяя увидеть глубину чувств, которым он обычно не позволял проявиться. Похоже, наконец приняв на себя роль отца, Саске стал меняться. Очевидно – к лучшему. – Именно этого я и ожидал от Учиха, – одобрительно кивнул Какаши. – Вы переедете в квартал, когда ремонт завершится? Саске снова помрачнел. – Что случилось? – насторожился Какаши. Саске никогда не был болтлив, а уж когда информация была личного толка, приходилось тянуть слова, точно клещами. – Она больше не приходит домой. На мгновение у Какаши мелькнула мысль, что Сарада сбежала из дома – чуть сердце из груди не выскочило, – но потом понял: что-то тут не сходится. Нет, должно быть, Саске говорил о женщине, которая его не уважала. И он это сказал… собственно, почему? Какаши не имел к этому никакого отношения. – Что ты имеешь в виду? – спросил он, ощущая, как снова поднимается внутри ярость. И она ещё сказала, что он ведёт себя, как ребёнок. Ему! Своему сенсею и лидеру! – Сакура живёт в больнице, – ответил Саске, – в кабинете без окон размером с коробку для обуви. И это после того, как заставила меня поселиться в квартире с видом на дурацкую Гору хокаге… – Неужели тебе не нравится любоваться на моё лицо каждый раз, как выглядываешь из окна? – не удержался от шпильки Какаши. Взгляды Саске, обещающие скорую жестокую смерть, всегда очень бодрили. – Я уверен, что она просто очень занята, – пожал плечами Какаши. – Она ведь совсем недавно вернулась в Коноху. Кроме того, к ним, наконец, из-за моря начало прибывать оборудование, которое не поспевало путешествовать так же быстро, как его владельцы. Ящик за ящиком. Мика с ног сбивался, устраивая лабораторию. Совсем скоро можно было начинать тесты. – Ты спросил у неё насчёт удочерения? – требовательно поинтересовался Саске. – Я? Я как-то хотел, но отвлёкся. – Отвлёкся – не то слово. Отвлёкся на Сакуру. Какаши оглядел кипу документов справа на столе. Вот она, нужная бумага. – Ну, так что сказала Сакура? – Ничего. – Как это – ничего? – Я так и не смог поговорить с ней. Она меня избегает. – Саске… – у Какаши даже рот приоткрылся от удивления и возмущения. – Только не говори мне, что подал документы на удочерение, даже не обсудив это сперва с Сакурой! – Что, если так, – посуровел Саске. – Саске! Так нельзя! – Какаши хотелось раскричаться, но крики никогда не помогали, когда речь шла об этом представителе рода Учиха. И почему им, чёрт возьми, всегда так сложно разговаривать по-человечески? – Я не могу с ней разговаривать. Может, на самом деле никогда этого не мог. Ты мне поможешь? Она тебя слушает. Какаши невесело рассмеялся. – Нет, не слушает. Он сам – сам! – настоял на встречах в семь утра, просто чтобы Сакуре приходилось просыпаться ни свет, ни заря, и до сих пор каждое из них нельзя было назвать иначе как катастрофой, каждое заканчивалось спором. У Сакуры всегда было противоположное мнение, она была сварливой и даже ещё более грубой, чем её муж. Этим утром она вцепилась в него, требуя ответить, почему он вдвое увеличил количество миссий Сая, хотя «обещал, что не примет его обратно в Анбу». Какаши не помнил, чтобы давал такое идиотское обещание, о чём и сообщил Сакуре, попытавшись объяснить, отчего именно Сай должен следить за гористой местностью между Страной Огня и Страной Воды. – Очень удобно, – фыркнула в ответ Сакура. На требование пояснить ей хватило наглости обвинить Какаши в том, что он намеренно забывает вещи, которые ему не нравится помнить. И это… страшно выводило его из себя! – Женщины превращаются в мегер раз в месяц, – проговорил тогда Каэру и зябко повёл плечами. Но Какаши знал Сакуру много лет и никогда раньше не замечал, чтобы у неё раз в месяц портился характер. Он подозревал, что произошедшая свара была следствием их интрижки, пусть всё и должно было уже разрешиться. Разве они не договорились притвориться, что ничего не было? Не сказать, что они открыто это обсудили – каждый раз, когда Какаши спрашивал, Сакура отчаянно врала, и он по-прежнему не понимал, о чём именно. А потом стянула тетрадь – мало того, что это было оскорбительно, так ещё и невероятно глупо. Как будто Какаши бы не догадался, кто приложил руку к краже, когда поднялся в свои покои какой-то час после расставания с Сакурой. Полыхая от гнева, Какаши подтянул блокнот ближе и стал рисовать, делая чёрное облако ещё чернее и больше. Не стоило оставлять Сакуре тетрадь. Теперь он не мог спать и без конца размышлял, что же написал в ней. Должно быть, что-то ужасное и постыдное, раз Сакура так себя вела. Мысли об этом не отпускали ни днём, ни ночью, потихоньку сводя Какаши с ума. А Сакура ходила вокруг в своей немного слишком тесной одежде, подчёркивавшей каждый изгиб, притягивала его взгляд, заставляла всё время думать о ней – и даже приснилась в нескольких весьма откровенных снах, которые – стыдно сказать! – закончились перепачканными простынями. Подумать только, он превращался в гормонального подростка! – Значит, не хочешь мне с этим помочь, – констатировал Саске, наблюдая, как Какаши, агрессивно скрипя стержнем, рисует облако. – Совершенно верно. Не моя работа – решать твои личные проблемы. Всё очень просто: не работает – сделай так, чтобы работало. Иди в больницу и поговори уже с ней. – Я пробовал. Она говорит, что у неё нет времени. – Может, и правда, нет времени. – Но не для того иностранца. – Это для дела, Саске. Только подумай, какая ответственность теперь лежит на Сакуре. В больнице работает как минимум сотня человек! – И что я вообще заговорил об этом, – зло процедил Саске. – Сакура всегда была твоей любимицей, ты всегда был на её стороне. – Да причём здесь стороны?! Я лишь говорю, что твоя жена – одна из самых занятых людей в Конохе, – Какаши метнул в него раздражённый взгляд. У него совсем не осталось терпения, а желания работать семейным психологом – тем паче. Может, вышвырнуть уже Саске из кабинета? Но тут Какаши заметил, что тот пытается что-то сказать и это «что-то» стоит ему немало сил. Значит, ещё не всё. – Я… Кажется, я снова забываю. Какаши весь подобрался. Нехорошо. – Ты делаешь то, о чём я говорил? Саске через силу покачал головой. – Вроде того. – Вроде того! Саске… – Какаши сжал кулаки и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. – Сейчас же иди к Кабуто. Если твоё состояние ухудшается даже без Мангекьё Шарингана, нам нужно что-то с этим делать! – Теперь у нас есть лекарство. – Да, но ещё непроверенное. На это нужно время! – Плевать. Я его хочу. Благодаря тому, что Какаши знал Саске много-много лет, он смог разглядеть в его глазах страх. И остановился. Он из собственного опыта знал, до чего это страшно – терять воспоминания. Они решили, что причина – использование Мангекьё, и им словно бы стало легче, потому что с этим можно было справиться, но если дело не в Шарингане или не только в нём… – Что ты забыл? – спросил Какаши. – Думаю… что-то о Сакуре, – нахмурился Саске. – Я не помню… не помню, почему я на ней женился. Не помню… как… я думаю… я больше ничего не чувствую. – Прошу, запиши всё, что помнишь. Детство, миссии, всё. Я рассказывал, как это сделать. Читай каждый вечер. Как только поймёшь, что где-то пробел – напиши и об этом тоже. Нам нужна полная информация. И прочее, что касается изменения твоей личности. Если ты теряешь способность чувствовать… – А я когда-то мог? – задумчиво проговорил Саске. – Помнишь своего брата? – тихо сказал Какаши. – Помню. Да, ты прав. Я чувствую отрицательные эмоции. Я всё время злюсь. Иногда – злюсь очень сильно. – Предупреди, если злость станет разрушительной. Не хочу столкнуться ещё с одним Мадарой. – Меня никто не остановит, – спокойно, будто констатируя непреложную истину, произнёс Саске. – Наверное, придётся уйти из деревни, если так всё продолжится. У тебя против меня ни шанса. Тебе не хватит ни умений, ни чакры… – Благодарю, Саске, я в курсе. Но у нас есть Наруто. Он сможет остановить тебя. И остановит, если придётся. Саске хмыкнул, но чуть расслабился, словно слова Какаши принесли ему облегчение. – То, что ты рассказал, – тревожные новости, – резко проговорил Какаши. – Я встречусь с Микой, скажу, чтобы поторапливался. – Он ни слова не поймёт. – Мика учится, – он пожал плечами. Они не будут зависеть от переводческих способностей Сакуры вечно. – Я хочу, чтобы лекарство испытали на мне, – потребовал Саске, – не на тебе. Болезнь задела тебя не так сильно, как меня. – Похоже, что так. Но есть риск… – Мне уже всё равно. Думаю, ты и сам понимаешь, что стоит на кону. – Да, понимаю. Хорошо, я поговорю с Микой, скажу, что лекарство нужно чем быстрее, тем лучше. Мы держим всё под контролем, Саске.

***

– Я иду домой, – сообщил Каэру в семь вечера. – В последнее время сестра стала странно вести себя. Думаю, я ей нужен. Какаши чуть не спросил: «А это никак не связано с одним иностранным доктором?», но вовремя прикусил язык. Интуиция подсказывала: вряд ли Каэру был готов к тому, что у Ичики появился амурный интерес. Интерес этот, впрочем, был очевиднее некуда. Воздух вокруг Ичики и Мики так и искрился. Это было завораживающе – наблюдать, как они влюбляются, и химические процессы, происходящие в двух отдельных людях, неумолимо притягивают их друг к другу. И к лучшему, если чувства заставят Мику задержаться в Конохе после тестов. Какаши он искреннее нравился, было столь многое, о чём он хотел с ним поговорить. Например, об оружии, которое Мика назвал ружьями. Оно принадлежало миру Мики, а миру Какаши было чуждо. Кто привёз его сюда? Зачем? Какаши посмотрел на пулю, которую Мика достал из его живота. Он хранил её в маленькой миске на столе – миниатюрный кусочек металла, который чуть не отправил его на тот свет. Как только Мидзукаге придёт в себя, их ждёт интересная беседа. Какаши стал разбирать груду жалоб, рассортировывая их на важные и не слишком, назначая задания себе, Шизуне, Каэру и другим своим помощникам. Для него это было привычное вечернее времяпрепровождение, и чем быстрее он успевал справиться, тем больше времени оставалось подумать о прочих делах. Быстрый взгляд на часы некоторое время спустя – уже восемь – и за окно – снег по-прежнему падал, крупные хлопья неторопливо дрейфовали в темноте за стеклом. Когда он уже, наконец, закончится? Никогда прежде в Конохе не случалось таких снегопадов. Того и гляди сугробы станут проламывать крыши. Какаши сделал себе пометку послать кого-нибудь на очистку крыш. – Какаши-сама, – в кабинет заглянула Шизуне, – вы не против, если я пойду? – Я уже говорил, чтобы ты всегда уходила в шесть, – нахмурился Какаши. – Что прикажешь делать, если ты вдруг заболеешь от переутомления? – Мне просто нужно было кое-что доделать. – Осторожнее иди домой, – предупредил он. – Дороги обледенели. Шизуне так и стояла на месте. – Что-то ещё? – Вам нужно поесть, – серьёзно проговорила она. – Сакура мне голову оторвёт, если я не напомню, а вам – если так и останетесь голодным. Сакура… Какаши рассерженно поджал губы. Всюду лезет. – Она сказала, что вы пообещали. Это обещание Какаши помнил. – Ладно, – проворчал он. – Я поем. Шизуне стала покупать продукты и класть ему в холодильник, и поскольку Какаши мучила совесть, если эти продукты портились, он начал готовить себе что-то простое поздно вечером после работы. Появление новой привычки совпало с возвращением Сакуры. Женщина, которая его не уважала, мастерски умела выворачивать руки. Через сорок минут, когда пачка жалоб заметно похудела, в коридоре раздался слабый шум. Какаши замер, напрягшись всем телом. Шизуне оставила дверь нараспашку, и за ней кто-то шнырял. – Кто здесь? – резко спросил он, беззвучно выдвигая ящик стола. Его пальцы сомкнулись на рукояти куная. Послышалось шуршание, и из-за дверного косяка выглянуло лицо. – Сарада? – изумился Какаши, роняя оружие. – Что ты здесь делаешь? – Тётушка Сакура сказала, что я могу прийти к вам, если никого больше не будет, – робко проговорила Сарада. – Ко мне?.. Почему? Что случилось? Заволновавшись, Какаши оглядел девочку, кутавшуюся в плащ с широченным капюшоном, но та как будто была в полном порядке. Неужели она умудрилась незаметно проскользнуть мимо Анбу? Маленькая умница. – Тётушка Сакура сейчас на операции, – серьёзно проговорила Сарада и подошла поближе. – Они долго длятся, вот я и подумала… – Ты была в больнице? Сарада кивнула. – Тебя туда привёл твой папа? Неужели Саске хоть раз прислушался к совету и сделал, как сказано – сходил в больницу и поговорил с Сакурой насчёт удочерения? Но нет, Сарада покачала головой. – Нет. Саске-сан не дома. Какаши нахмурился. Почему не дома? Что, вообще, тут происходит? – А твоя мама?.. – Её тоже нет, – дрожащим от слёз голосом ответила Сарада. – Дверь была заперта. Ируки-сенсея не было дома, и тогда я пошла к тётушке Сакуре. Она сказала, что я могу остаться, но она была так занята. – Значит, твоя мама… – рассерженно начал Какаши, осёкся, заметив страх в глазах Сарады, и продолжил уже спокойнее: – Не беспокойся. С твоей мамой не произойдёт ничего плохого. Сегодня ты должна была остаться с ней? Сарада кивнула. – Хочешь, вместе её поищем? Уверен, она где-то недалеко. Карин, в конце концов, не позволялось покидать Коноху. Ибики даже навесил на неё следящее устройство. Снова кивок. – Хорошо, – Какаши ободряюще улыбнулся. – Давай устроим приятную вечернюю прогулку по снежной Конохе. Ты уже поела? – Конфеты поела. – Конфеты за еду не считаются. – У меня их было много, – заверила его Сарада. – Медсёстры подарили мне целый мешок! Пока Какаши одевался, она рассказала, где может быть её мама, чем ещё больше утвердила в мысли, что та не в первый раз где-то пропадала. Они отправились к медицинским лабораториям, которыми заведовал Кабуто, и так уж случилось – месту, где обитал Нурун. Не самое уютное жилище, но Нурун утверждал, что ему нравятся бункеры – мол, в них чувствуешь себя в безопасности. Лаборатории располагались на окраине Конохи, недалеко от приюта, и соединялись с подземным укрытием, в котором Данзо когда-то проворачивал свои эксперименты и тренировал новичков из Корня – не самое приятное место для Какаши, уж слишком мрачные, безысходные воспоминания с ним были связаны. По пути они болтали об академии и надвигающемся чунинском экзамене. – Ты хотела бы попробовать сдать? – поинтересовался Какаши. – Дядя Какаши! – Сарада взволнованно округлила глаза. – Но я же даже ещё не генин! – А, и правда, и правда. В твоём возрасте я уже был генином, но, думаю, сейчас такая спешка уже ни к чему. – Отец сказал, что начнёт меня учить сюрикендзюцу, как только погода исправится. – Он рассказывал тебе о твоём дяде Итачи? Он был настоящим мастером сюрикендзюцу. – Нет. Отец не любит разговаривать. Какаши усмехнулся. – Иногда ещё как любит. О тебе, например. Спроси его про Итачи. Он его очень любил. Они дошли до входа в лаборатории. Фонари оказались потушены, но Какаши, низко пригнувшись и вглядевшись в следы на снегу, понял, что внутрь прошло больше людей, чем, в итоге, вышло наружу. Стоило ему, провернув кольцо, открыть толстую стальную дверь, как стало ясно, чем этим вечером была занята Карин. – Маме больно? От шока глаза Сарады стали круглыми, как плошки. – Нет. – До хруста сжав зубы, Какаши впустил её в тепло. – Подождёшь меня здесь? Я приведу твою маму. Закрой уши и никуда отсюда не уходи. У них что, совсем нет стыда? Эхо от ритмичных стонов и вскриков, гулявшее под потолком подземелья, было таким громким, что у Какаши звенело в ушах. Он коротко взглянул в помещение, из которого эти звуки доносились, и увидел Карин, привязанную к медицинскому креслу чёрными кожаными ремнями, и красного Нуруна, который, вгрызаясь в её руку, толкался в неё. Несмотря на репутацию любителя «Ича Ича», Какаши не интересовался порнографией – в том числе не любил смотреть, как кто-то совокупляется, и не находил удовольствия в том, чтобы дышать воздухом, насквозь пропахшим сексом. Он сглотнул рвотный позыв. Должно быть, эти двое уже тут давно. – Прошу прощения, – громко проговорил Какаши, – но вы не могли бы остановиться? Нужно поговорить. Эффект от его слов был мгновенный: парочка замерла. Какаши махнул им рукой и вышел, чтобы они смогли одеться. – Нужно было дать нам кончить! – еле ворочая языком, промямлила Карин, выйдя к нему некоторое время спустя. Её взгляд нервно метался, будто она не могла ни на чём сосредоточиться. Какаши тут же заметил её ненормально огромные зрачки. – Что ты приняла? – нахмурился он. – Я – врач! – возмущённо пробубнил Нурун. – Я знаю, что прописывать! – Прикуси язык, – рявкнул Какаши. – Значит, решил чем-то накачаться и поиграть в доктора? Она разве не твой пациент? Как он скоро понял, Карин и Нурун были совершенно не в себе – они едва стояли, опасно шатались и не могли толком ответить ни на один вопрос. Нурун обильно потел и дико оглядывался по сторонам, в то время как Карин пялилась в потолок, будто видела там что-то невероятно интересное. – Ты забыла, что должна была сегодня приглядывать за Сарадой? – спросил Какаши. Карин нахмурилась. – Сарада… Сарада… – Твоя дочь, – холодно напомнил ей Какаши. – За ней приглядывает Саске, – доверительно сообщила ему Карин. – Ах, Саске… Саске… – Прекрати о нём говорить, – прошипел Нурун. – Но я его люблю, – обиженно надула губы Карин. – Ты! Придёшь ко мне завтра, – едва держа себя в руках, Какаши поглядел на Нуруна. – Ты запомнишь? Но сперва приди в себя и, бога ради, прими душ. А ты… – он окатил Карин злым взглядом. – Ты сейчас пойдёшь со мной и извинишься перед дочерью.

***

– Я отведу тебя обратно в больницу, – сказал Какаши, с грохотом захлопнув дверь в лабораторию. Сердце в груди ныло: он помнил чувство одиночества, которое сам испытывал, когда был так же мал, как Сарада, – так мал, что и назвать это чувство не мог, – и его покинул единственный на всём белом свете родной человек. Это ведь была его, Какаши, потрясающая идея – привести в Коноху Карин, и теперь он чувствовал себя обязанным разобраться. А он-то, дурак, думал, что помог им всем – что Сарада сможет вырасти с мамой и папой, в нормальной семье. – Я собираюсь поискать твоего отца. Уже довольно поздно. Куда мог запропаститься Саске? Исчезнуть куда-то, сообщив о провалах в памяти и проблемах с гневом, – не самая его светлая идея. Какаши очень беспокоился. Он что-то говорил про нормальность? Не было в Конохе никакой нормальности и в помине! – А можно мне навсегда остаться с вами и тётушкой Сакурой? – спросила Сарада. Какаши глубоко вздохнул. – Мы... Мы с ней больше не вместе. Нет, нельзя. – Почему нет? – насупилась Сарада. – Вы обещали. Я хочу жить с вами. – Твой папа хотел бы, чтобы ты жила с ним и Сакурой, его женой, – объяснил Какаши. Хотел бы, но… Он снова вздохнул. Ну и бардак творится у них в жизни. В больнице Какаши отвёл Сараду в комнату отдыха Сакуры. Постель была нетронута, вещи Сакуры – аккуратно сложены. Медсёстры сказали, что она ещё в операционной. Какаши предложил Сараде умыться, пальцем почистить зубы и укладываться спать в одежде. – Расскажете мне историю? – попросила Сарада, забравшись на узкую кровать и осторожно положив очки у стены. – Историю про привидений. Какаши, конечно же, не мог отказать. Он сел на край постели и стал рассказывать о паучихе Дзёрогумо, но Сарада уснула, не прошло и полминуты. Она крепко сжимала его руку, и он не отваживался отодвинуться, чтобы не разбудить её. Как обычно вымотавшийся до предела, он, должно быть, и сам задремал, и потому чуть не подскочил от неожиданности, когда дверь распахнулась, грохнув о стену, и в комнату влетела Сакура. На её лице таяли линии Печати Силы Ста. Они заставляли её выглядеть смертельно опасной, хищной – и нечеловечески прекрасной. Какаши моргнул и сел ровнее, разом вспомнив, что нужно дышать, и ещё что они сейчас плохо ладят. Гнев, правда, почему-то не приходил. – Что ты здесь делаешь? – удивилась Сакура. Вместо того, чтобы сердиться, как последние несколько дней каждую их встречу, она была неожиданно усталой и очень тихой. Она подошла ближе к кровати и посмотрела в спящее лицо Сарады. – Она в порядке? – спросила Сакура, ласково касаясь её волос. – Нет, – так же тихо ответил Какаши. – Не в порядке. Она пришла ко мне в кабинет. Её родная мать забывает заботиться о ней. Лицо Сакуры стало несчастным, а её рука начала дрожать. Он сразу понял, что она понимает, о чём речь. – Ты знала! И не посчитала нужным сообщить мне? – резко спросил Какаши и высвободил руку из пальцев Сарады. – Я пыталась, – сверкнув глазами, огрызнулась Сакура, – но в последнее время разговаривать с тобой совсем непросто. – Ага, ну конечно, – Какаши фыркнул. – Потому что я веду себя, как ребёнок. – Именно, – Сакура снова заговорила устало. – Пойдём в кабинет. Отдам тебе твою тетрадь. – Я говорил, что она мне не нужна! – вскинулся Какаши. – Мне тоже, и она твоя, – просто ответила Сакура и пошла к двери. Он пошёл следом, повторяя путь, который проделал несколько дней назад, – только сущий ребёнок стал бы упираться и остался внизу, верно? По пути немного разозлился на её поведение, но в основном наблюдал, отмечая, как неуверенно движется Сакура, как спотыкается и хватается за перила, чтобы не упасть. Она истощена. Почему ей пришлось активировать Печать? – Сложная операция? – спросил Какаши. – Да. Очень. В кабинете Сакуры царил хаос, повсюду лежали документы. Главное впечатление, которое осталось у Какаши от первых нескольких недель на посту хокаге, – это до чего ошеломило его количество бумажной работы. Может, стоило бы дать ей несколько советов, как организовать документооборот? Да, однажды он так и сделает. Сакура обогнула стол, пропала из виду, присев на корточки, выдвинула ящик и встала, держа в руках тетрадь. Взгляд она упорно отводила. – Я уже пыталась извиниться, но ты не хотел принимать мои извинения. Я могу с этим жить. Я знаю, что не должна была брать тетрадь. Это было низко. Ты не обязан меня прощать, но, пожалуйста… пожалуйста, можем мы работать вместе так, как должны? Мы не должны нравиться друг другу, чтобы быть хорошими коллегами. – Я… попытаюсь, – проворчал Какаши. Он попробовал вспомнить, почему же был так зол, но не смог. Тетрадь была лишь предлогом, конечно же. Ему было… больно? Потому что она выбрала не его? Потому что оставила его. Он чувствовал себя… покинутым?.. Сакура обошла стол и, по-прежнему пряча глаза, протянула ему тетрадь. – Пожалуйста… не нужно злиться на меня, – чуть слышно проговорила она. – Мне сейчас трудно… Какаши фыркнул. Ей трудно? Сакура подняла голову и нахмурилась. – Тебе смешно? Да ведь, смешно? Я просто вымоталась. Всё, чего мне хочется, – это спать, спать и спать неделю, а то и дольше. Как ты это делаешь? Как продолжаешь работать день за днём? Откуда берёшь силы? И целеустремлённость? Энергию, чтобы ссориться со мной каждый чёртов день? Я для такого не подхожу, слишком слабая, слишком… Её голос сорвался, а в следующую секунду подогнулись колени. Сакура неловко завалилась вперёд, впечаталась носом Какаши в грудь и ухватилась за него для равновесия. Какаши тут же подхватил её под локти. – Прости. Мне нужно… пожалуйста… просто подержи меня так секунду. – Сакура крепче обхватила его руками. – Просто притворись, что ничего такого не происходит, – прошептала она. Её плечи затряслись. Не успел Какаши оправиться от удивления и решить, нормально или нет обнять её в ответ, как всё закончилось: Сакура отошла, пытаясь незаметно вытереть мокрые глаза. – Прости, – повторила она, краснея. – Больше не повторится. Но Какаши очень, очень хотел, чтобы повторилось. Сам он, может, ничего и не помнил, зато тело, очевидно, помнило прекрасно и теперь посылало недвусмысленные настойчивые сигналы в затуманенный мозг. Оно хотело больше. – Рин… Рин пока тоже в больнице, – ломко сказала Сакура. – Она снова спасла пациента. Когда она к нам присоединилась, мы смогли… мы спасли его и… Её глаза снова наполнились слезами. – Что, она снова переживает кризис, запершись в туалете? – вздохнул Какаши. – Нет, – покачала головой Сакура, – не в этот раз. – Значит, мне к ней не нужно. Хлюпнув носом, Сакура нахмурилась и снова покраснела, не зная, куда ей деть глаза. Она была такая… красивая, такая уязвимая, такая… чертовски нужная ему… что он не сдержал стон. – Это сводит меня с ума, – проговорил Какаши указывая на себя и на неё пальцем. – Что бы это ни было. Оно так не работает. – Нет, не работает, – дрогнувшим голосом согласилась Сакура. «Не работает – сделай так, чтобы работало», – так звучал его собственный исключительной мудрости совет для Саске. – Не хочешь… ещё ненадолго притвориться, что ничего не происходит? – спросил Какаши. Ему вдруг стало нечем дышать. – Да, – всхлипнула Сакура, – пожалуйста, да. Спотыкаясь, она шагнула в его объятия, и на этот раз Какаши сразу обнял её – поддаваясь нестерпимому желанию прикоснуться и надеясь утешить. Почувствовал тепло Сакуры, зарылся носом ей в волосы, жадно вдохнул – и вспомнил, что именно так для него ощущалось счастье. Вот так просто всё оказалось для Какаши.