***
– Я иду домой, – сообщил Каэру в семь вечера. – В последнее время сестра стала странно вести себя. Думаю, я ей нужен. Какаши чуть не спросил: «А это никак не связано с одним иностранным доктором?», но вовремя прикусил язык. Интуиция подсказывала: вряд ли Каэру был готов к тому, что у Ичики появился амурный интерес. Интерес этот, впрочем, был очевиднее некуда. Воздух вокруг Ичики и Мики так и искрился. Это было завораживающе – наблюдать, как они влюбляются, и химические процессы, происходящие в двух отдельных людях, неумолимо притягивают их друг к другу. И к лучшему, если чувства заставят Мику задержаться в Конохе после тестов. Какаши он искреннее нравился, было столь многое, о чём он хотел с ним поговорить. Например, об оружии, которое Мика назвал ружьями. Оно принадлежало миру Мики, а миру Какаши было чуждо. Кто привёз его сюда? Зачем? Какаши посмотрел на пулю, которую Мика достал из его живота. Он хранил её в маленькой миске на столе – миниатюрный кусочек металла, который чуть не отправил его на тот свет. Как только Мидзукаге придёт в себя, их ждёт интересная беседа. Какаши стал разбирать груду жалоб, рассортировывая их на важные и не слишком, назначая задания себе, Шизуне, Каэру и другим своим помощникам. Для него это было привычное вечернее времяпрепровождение, и чем быстрее он успевал справиться, тем больше времени оставалось подумать о прочих делах. Быстрый взгляд на часы некоторое время спустя – уже восемь – и за окно – снег по-прежнему падал, крупные хлопья неторопливо дрейфовали в темноте за стеклом. Когда он уже, наконец, закончится? Никогда прежде в Конохе не случалось таких снегопадов. Того и гляди сугробы станут проламывать крыши. Какаши сделал себе пометку послать кого-нибудь на очистку крыш. – Какаши-сама, – в кабинет заглянула Шизуне, – вы не против, если я пойду? – Я уже говорил, чтобы ты всегда уходила в шесть, – нахмурился Какаши. – Что прикажешь делать, если ты вдруг заболеешь от переутомления? – Мне просто нужно было кое-что доделать. – Осторожнее иди домой, – предупредил он. – Дороги обледенели. Шизуне так и стояла на месте. – Что-то ещё? – Вам нужно поесть, – серьёзно проговорила она. – Сакура мне голову оторвёт, если я не напомню, а вам – если так и останетесь голодным. Сакура… Какаши рассерженно поджал губы. Всюду лезет. – Она сказала, что вы пообещали. Это обещание Какаши помнил. – Ладно, – проворчал он. – Я поем. Шизуне стала покупать продукты и класть ему в холодильник, и поскольку Какаши мучила совесть, если эти продукты портились, он начал готовить себе что-то простое поздно вечером после работы. Появление новой привычки совпало с возвращением Сакуры. Женщина, которая его не уважала, мастерски умела выворачивать руки. Через сорок минут, когда пачка жалоб заметно похудела, в коридоре раздался слабый шум. Какаши замер, напрягшись всем телом. Шизуне оставила дверь нараспашку, и за ней кто-то шнырял. – Кто здесь? – резко спросил он, беззвучно выдвигая ящик стола. Его пальцы сомкнулись на рукояти куная. Послышалось шуршание, и из-за дверного косяка выглянуло лицо. – Сарада? – изумился Какаши, роняя оружие. – Что ты здесь делаешь? – Тётушка Сакура сказала, что я могу прийти к вам, если никого больше не будет, – робко проговорила Сарада. – Ко мне?.. Почему? Что случилось? Заволновавшись, Какаши оглядел девочку, кутавшуюся в плащ с широченным капюшоном, но та как будто была в полном порядке. Неужели она умудрилась незаметно проскользнуть мимо Анбу? Маленькая умница. – Тётушка Сакура сейчас на операции, – серьёзно проговорила Сарада и подошла поближе. – Они долго длятся, вот я и подумала… – Ты была в больнице? Сарада кивнула. – Тебя туда привёл твой папа? Неужели Саске хоть раз прислушался к совету и сделал, как сказано – сходил в больницу и поговорил с Сакурой насчёт удочерения? Но нет, Сарада покачала головой. – Нет. Саске-сан не дома. Какаши нахмурился. Почему не дома? Что, вообще, тут происходит? – А твоя мама?.. – Её тоже нет, – дрожащим от слёз голосом ответила Сарада. – Дверь была заперта. Ируки-сенсея не было дома, и тогда я пошла к тётушке Сакуре. Она сказала, что я могу остаться, но она была так занята. – Значит, твоя мама… – рассерженно начал Какаши, осёкся, заметив страх в глазах Сарады, и продолжил уже спокойнее: – Не беспокойся. С твоей мамой не произойдёт ничего плохого. Сегодня ты должна была остаться с ней? Сарада кивнула. – Хочешь, вместе её поищем? Уверен, она где-то недалеко. Карин, в конце концов, не позволялось покидать Коноху. Ибики даже навесил на неё следящее устройство. Снова кивок. – Хорошо, – Какаши ободряюще улыбнулся. – Давай устроим приятную вечернюю прогулку по снежной Конохе. Ты уже поела? – Конфеты поела. – Конфеты за еду не считаются. – У меня их было много, – заверила его Сарада. – Медсёстры подарили мне целый мешок! Пока Какаши одевался, она рассказала, где может быть её мама, чем ещё больше утвердила в мысли, что та не в первый раз где-то пропадала. Они отправились к медицинским лабораториям, которыми заведовал Кабуто, и так уж случилось – месту, где обитал Нурун. Не самое уютное жилище, но Нурун утверждал, что ему нравятся бункеры – мол, в них чувствуешь себя в безопасности. Лаборатории располагались на окраине Конохи, недалеко от приюта, и соединялись с подземным укрытием, в котором Данзо когда-то проворачивал свои эксперименты и тренировал новичков из Корня – не самое приятное место для Какаши, уж слишком мрачные, безысходные воспоминания с ним были связаны. По пути они болтали об академии и надвигающемся чунинском экзамене. – Ты хотела бы попробовать сдать? – поинтересовался Какаши. – Дядя Какаши! – Сарада взволнованно округлила глаза. – Но я же даже ещё не генин! – А, и правда, и правда. В твоём возрасте я уже был генином, но, думаю, сейчас такая спешка уже ни к чему. – Отец сказал, что начнёт меня учить сюрикендзюцу, как только погода исправится. – Он рассказывал тебе о твоём дяде Итачи? Он был настоящим мастером сюрикендзюцу. – Нет. Отец не любит разговаривать. Какаши усмехнулся. – Иногда ещё как любит. О тебе, например. Спроси его про Итачи. Он его очень любил. Они дошли до входа в лаборатории. Фонари оказались потушены, но Какаши, низко пригнувшись и вглядевшись в следы на снегу, понял, что внутрь прошло больше людей, чем, в итоге, вышло наружу. Стоило ему, провернув кольцо, открыть толстую стальную дверь, как стало ясно, чем этим вечером была занята Карин. – Маме больно? От шока глаза Сарады стали круглыми, как плошки. – Нет. – До хруста сжав зубы, Какаши впустил её в тепло. – Подождёшь меня здесь? Я приведу твою маму. Закрой уши и никуда отсюда не уходи. У них что, совсем нет стыда? Эхо от ритмичных стонов и вскриков, гулявшее под потолком подземелья, было таким громким, что у Какаши звенело в ушах. Он коротко взглянул в помещение, из которого эти звуки доносились, и увидел Карин, привязанную к медицинскому креслу чёрными кожаными ремнями, и красного Нуруна, который, вгрызаясь в её руку, толкался в неё. Несмотря на репутацию любителя «Ича Ича», Какаши не интересовался порнографией – в том числе не любил смотреть, как кто-то совокупляется, и не находил удовольствия в том, чтобы дышать воздухом, насквозь пропахшим сексом. Он сглотнул рвотный позыв. Должно быть, эти двое уже тут давно. – Прошу прощения, – громко проговорил Какаши, – но вы не могли бы остановиться? Нужно поговорить. Эффект от его слов был мгновенный: парочка замерла. Какаши махнул им рукой и вышел, чтобы они смогли одеться. – Нужно было дать нам кончить! – еле ворочая языком, промямлила Карин, выйдя к нему некоторое время спустя. Её взгляд нервно метался, будто она не могла ни на чём сосредоточиться. Какаши тут же заметил её ненормально огромные зрачки. – Что ты приняла? – нахмурился он. – Я – врач! – возмущённо пробубнил Нурун. – Я знаю, что прописывать! – Прикуси язык, – рявкнул Какаши. – Значит, решил чем-то накачаться и поиграть в доктора? Она разве не твой пациент? Как он скоро понял, Карин и Нурун были совершенно не в себе – они едва стояли, опасно шатались и не могли толком ответить ни на один вопрос. Нурун обильно потел и дико оглядывался по сторонам, в то время как Карин пялилась в потолок, будто видела там что-то невероятно интересное. – Ты забыла, что должна была сегодня приглядывать за Сарадой? – спросил Какаши. Карин нахмурилась. – Сарада… Сарада… – Твоя дочь, – холодно напомнил ей Какаши. – За ней приглядывает Саске, – доверительно сообщила ему Карин. – Ах, Саске… Саске… – Прекрати о нём говорить, – прошипел Нурун. – Но я его люблю, – обиженно надула губы Карин. – Ты! Придёшь ко мне завтра, – едва держа себя в руках, Какаши поглядел на Нуруна. – Ты запомнишь? Но сперва приди в себя и, бога ради, прими душ. А ты… – он окатил Карин злым взглядом. – Ты сейчас пойдёшь со мной и извинишься перед дочерью.***
– Я отведу тебя обратно в больницу, – сказал Какаши, с грохотом захлопнув дверь в лабораторию. Сердце в груди ныло: он помнил чувство одиночества, которое сам испытывал, когда был так же мал, как Сарада, – так мал, что и назвать это чувство не мог, – и его покинул единственный на всём белом свете родной человек. Это ведь была его, Какаши, потрясающая идея – привести в Коноху Карин, и теперь он чувствовал себя обязанным разобраться. А он-то, дурак, думал, что помог им всем – что Сарада сможет вырасти с мамой и папой, в нормальной семье. – Я собираюсь поискать твоего отца. Уже довольно поздно. Куда мог запропаститься Саске? Исчезнуть куда-то, сообщив о провалах в памяти и проблемах с гневом, – не самая его светлая идея. Какаши очень беспокоился. Он что-то говорил про нормальность? Не было в Конохе никакой нормальности и в помине! – А можно мне навсегда остаться с вами и тётушкой Сакурой? – спросила Сарада. Какаши глубоко вздохнул. – Мы... Мы с ней больше не вместе. Нет, нельзя. – Почему нет? – насупилась Сарада. – Вы обещали. Я хочу жить с вами. – Твой папа хотел бы, чтобы ты жила с ним и Сакурой, его женой, – объяснил Какаши. Хотел бы, но… Он снова вздохнул. Ну и бардак творится у них в жизни. В больнице Какаши отвёл Сараду в комнату отдыха Сакуры. Постель была нетронута, вещи Сакуры – аккуратно сложены. Медсёстры сказали, что она ещё в операционной. Какаши предложил Сараде умыться, пальцем почистить зубы и укладываться спать в одежде. – Расскажете мне историю? – попросила Сарада, забравшись на узкую кровать и осторожно положив очки у стены. – Историю про привидений. Какаши, конечно же, не мог отказать. Он сел на край постели и стал рассказывать о паучихе Дзёрогумо, но Сарада уснула, не прошло и полминуты. Она крепко сжимала его руку, и он не отваживался отодвинуться, чтобы не разбудить её. Как обычно вымотавшийся до предела, он, должно быть, и сам задремал, и потому чуть не подскочил от неожиданности, когда дверь распахнулась, грохнув о стену, и в комнату влетела Сакура. На её лице таяли линии Печати Силы Ста. Они заставляли её выглядеть смертельно опасной, хищной – и нечеловечески прекрасной. Какаши моргнул и сел ровнее, разом вспомнив, что нужно дышать, и ещё что они сейчас плохо ладят. Гнев, правда, почему-то не приходил. – Что ты здесь делаешь? – удивилась Сакура. Вместо того, чтобы сердиться, как последние несколько дней каждую их встречу, она была неожиданно усталой и очень тихой. Она подошла ближе к кровати и посмотрела в спящее лицо Сарады. – Она в порядке? – спросила Сакура, ласково касаясь её волос. – Нет, – так же тихо ответил Какаши. – Не в порядке. Она пришла ко мне в кабинет. Её родная мать забывает заботиться о ней. Лицо Сакуры стало несчастным, а её рука начала дрожать. Он сразу понял, что она понимает, о чём речь. – Ты знала! И не посчитала нужным сообщить мне? – резко спросил Какаши и высвободил руку из пальцев Сарады. – Я пыталась, – сверкнув глазами, огрызнулась Сакура, – но в последнее время разговаривать с тобой совсем непросто. – Ага, ну конечно, – Какаши фыркнул. – Потому что я веду себя, как ребёнок. – Именно, – Сакура снова заговорила устало. – Пойдём в кабинет. Отдам тебе твою тетрадь. – Я говорил, что она мне не нужна! – вскинулся Какаши. – Мне тоже, и она твоя, – просто ответила Сакура и пошла к двери. Он пошёл следом, повторяя путь, который проделал несколько дней назад, – только сущий ребёнок стал бы упираться и остался внизу, верно? По пути немного разозлился на её поведение, но в основном наблюдал, отмечая, как неуверенно движется Сакура, как спотыкается и хватается за перила, чтобы не упасть. Она истощена. Почему ей пришлось активировать Печать? – Сложная операция? – спросил Какаши. – Да. Очень. В кабинете Сакуры царил хаос, повсюду лежали документы. Главное впечатление, которое осталось у Какаши от первых нескольких недель на посту хокаге, – это до чего ошеломило его количество бумажной работы. Может, стоило бы дать ей несколько советов, как организовать документооборот? Да, однажды он так и сделает. Сакура обогнула стол, пропала из виду, присев на корточки, выдвинула ящик и встала, держа в руках тетрадь. Взгляд она упорно отводила. – Я уже пыталась извиниться, но ты не хотел принимать мои извинения. Я могу с этим жить. Я знаю, что не должна была брать тетрадь. Это было низко. Ты не обязан меня прощать, но, пожалуйста… пожалуйста, можем мы работать вместе так, как должны? Мы не должны нравиться друг другу, чтобы быть хорошими коллегами. – Я… попытаюсь, – проворчал Какаши. Он попробовал вспомнить, почему же был так зол, но не смог. Тетрадь была лишь предлогом, конечно же. Ему было… больно? Потому что она выбрала не его? Потому что оставила его. Он чувствовал себя… покинутым?.. Сакура обошла стол и, по-прежнему пряча глаза, протянула ему тетрадь. – Пожалуйста… не нужно злиться на меня, – чуть слышно проговорила она. – Мне сейчас трудно… Какаши фыркнул. Ей трудно? Сакура подняла голову и нахмурилась. – Тебе смешно? Да ведь, смешно? Я просто вымоталась. Всё, чего мне хочется, – это спать, спать и спать неделю, а то и дольше. Как ты это делаешь? Как продолжаешь работать день за днём? Откуда берёшь силы? И целеустремлённость? Энергию, чтобы ссориться со мной каждый чёртов день? Я для такого не подхожу, слишком слабая, слишком… Её голос сорвался, а в следующую секунду подогнулись колени. Сакура неловко завалилась вперёд, впечаталась носом Какаши в грудь и ухватилась за него для равновесия. Какаши тут же подхватил её под локти. – Прости. Мне нужно… пожалуйста… просто подержи меня так секунду. – Сакура крепче обхватила его руками. – Просто притворись, что ничего такого не происходит, – прошептала она. Её плечи затряслись. Не успел Какаши оправиться от удивления и решить, нормально или нет обнять её в ответ, как всё закончилось: Сакура отошла, пытаясь незаметно вытереть мокрые глаза. – Прости, – повторила она, краснея. – Больше не повторится. Но Какаши очень, очень хотел, чтобы повторилось. Сам он, может, ничего и не помнил, зато тело, очевидно, помнило прекрасно и теперь посылало недвусмысленные настойчивые сигналы в затуманенный мозг. Оно хотело больше. – Рин… Рин пока тоже в больнице, – ломко сказала Сакура. – Она снова спасла пациента. Когда она к нам присоединилась, мы смогли… мы спасли его и… Её глаза снова наполнились слезами. – Что, она снова переживает кризис, запершись в туалете? – вздохнул Какаши. – Нет, – покачала головой Сакура, – не в этот раз. – Значит, мне к ней не нужно. Хлюпнув носом, Сакура нахмурилась и снова покраснела, не зная, куда ей деть глаза. Она была такая… красивая, такая уязвимая, такая… чертовски нужная ему… что он не сдержал стон. – Это сводит меня с ума, – проговорил Какаши указывая на себя и на неё пальцем. – Что бы это ни было. Оно так не работает. – Нет, не работает, – дрогнувшим голосом согласилась Сакура. «Не работает – сделай так, чтобы работало», – так звучал его собственный исключительной мудрости совет для Саске. – Не хочешь… ещё ненадолго притвориться, что ничего не происходит? – спросил Какаши. Ему вдруг стало нечем дышать. – Да, – всхлипнула Сакура, – пожалуйста, да. Спотыкаясь, она шагнула в его объятия, и на этот раз Какаши сразу обнял её – поддаваясь нестерпимому желанию прикоснуться и надеясь утешить. Почувствовал тепло Сакуры, зарылся носом ей в волосы, жадно вдохнул – и вспомнил, что именно так для него ощущалось счастье. Вот так просто всё оказалось для Какаши.