Не Северный Ветер, а похмельный бриз

Вот, израненная и измученная, я лежу на кровати и всё вспоминаю эту историю. Ещё немного осталось, потерпите. И я приступлю к настоящему времени. Мне нужно куда-то всё это выплеснуть, поймите. Я, конечно, никого не хочу мучить своими страданиями, но раз уж вы начали читать эту историю, то я буду утешать себя мыслями, что вам интересно, что же произошло дальше. Я вздохнула. Взглянула в окно. Снег ещё шёл, Ульяна, вот, должна была прийти скоро. А я просто как самый кошмарный сон выгляжу. Лучше бы и не просыпалась уже… и проспала бы сутки. Хотя, такого у меня никогда не было. Но, признаться, так хотелось! Зарыться в кровати под одеяло и спать, спать, спать… чтобы меня никто не видел, никто не трогал, никто со мной не разговаривал… Грустный стон вырвался из моей груди, и я снова приступила к написанию этой истории дальше. Да, тем утром Земфира пулей выскочила из моего дома. Словно вихрь. И чего это она так? Я не понимала, искренне не понимала. Ну, видимо, её ужасно бесило, что меня ударил Вова, а я ещё и простить его намеревалась. Она словно считала с меня всё это, мне даже и озвучивать тогда не пришлось. Она просто поняла по моему поведению. Но, если честно, внутри меня таилась жуткая обида на этого мужчину, и я совершенно не хотела с ним разговаривать, я даже не знала, ЧТО именно говорить. Ну, вот что? И мне совершенно не хотелось его слушать тоже. Хотя в глубине души я знала, что отойду. Но… чёрт возьми! Моё лицо! Это вообще непростительно! Это было выше всякого унижения. И так кошмарно я себя ещё никогда не чувствовала. Так оскорбительно… Боже… И стоило мне вспоминать о синяке на лице, из-за которого я отменила все встречи, меня окутывала злость. Мне хотелось самой придушить Вову, не говоря о том, чтобы с ним помириться, чтобы его простить. Чёрт возьми, как же это всё меня внутри поедало! Земфира, конечно, была права… нельзя прощать такое! И нельзя любить таких! Но что мне сделать? Вот, что? Если у меня есть чувства к нему? Выжечь из себя всё это? Тем, что он так со мной поступил. Да и плюс ещё Мария эта! Господи, не могу! Аж передёргивает всю и трясёт! Нет… Нет! Ну не смогу я себе позволить простить его вот так вот просто. Не смогу! Это тяжело. И очень досадно, что человек, в которого ты влюблён до потери пульса, вот так вот с тобой поступает. Это отвратительно! По большей мере даже от самой себя отвратительно, потому что знаешь, что тебе будет нелегко послать его к чёрту. Господи, кто вообще придумал любовь эту?! Чувства эти дурацкие… как было бы проще и легче всем нам без этого! Мои влюблённости до хорошего не доводят… Ещё и Ульяна заявляет мне, что ненавидит его. И Земфира туда же. Нет, я прекрасно понимаю, что его поступку нет никакого оправдания. И я понимаю, что я сама бы, наверное, так же судила всех вокруг. Но… почему они не могут понять меня? Понять, что у меня есть что-то необъяснимое, что тянет к Владимиру? Я не жертва. Нет. И я ненавижу быть таковой. Я сильная. Я стойкая. Но… я полюбила. Полюбила наотмашь. И как избавиться от этого даже не представляла. Нет, я, конечно, представляла: путём адских агоний. Через боль. Только лишь так. НО МНЕ ТАК НЕ ХОТЕЛОСЬ! «Почему не отвечаешь? Ты где?», — пришло ещё одно сообщение от Владимира. Я глубоко вздохнула. Плеснула вина в бокал и опустилась на диван, поправив на себе халат. Нервно теребила телефон в руке. Ну, вот что мне ему сказать? Сделав глоток, я поставила бокал на журнальный столик напротив дивана. Сердце бешено застучало, в груди словно разгорелось пламя. Я чувствовала, как сильно это всё выводило меня из себя. Во мне играли одновременно обида, злоба и любовь. И я не знала, какому чувству я сейчас отдана больше. Захотелось закричать и выбросить телефон в окно, пробив им стекло со всей дури. Ну, ладно уж. Я же не какая-то там истеричка больная. Хотя ощущения сейчас были именно те! «Я дома по твоей милости, сволочь! У меня синяк на лице! Я подам на тебя в суд, свинота!», — нервно написала я и отправила. Нет, всё же злоба и обида во мне превосходили. Я не собиралась подавать в суд или же писать заявление в полицию, о чём уже сказала Ульяне ещё ночью и потом с утра. Зачем мне это нужно?! Я ненавижу такие вот личные дела выносить на публику. А это всё равно все узнают, если я начну действовать через полицию и адвоката. Кошмар какой… мне даже страшно было об этом подумать. Но позлить его и заставить поджать хвост мне безумно хотелось! О, как же мне хотелось поиграть на его нервах! Козлина! Моё лицо дороже золота, между прочим! Дзынь! И снова сообщение: «Давай всё спокойно обсудим. Я понимаю, что погорячился, и мне очень жаль, что так вышло вчера. Позволь мне всё исправить, Рената». Я снова вздохнула и взялась за голову. Это какой-то кошмар, будто не со мной всё происходит. Хотя… сейчас-то что уже? Я, по крайней мере, дома, на диване в халате и с бокалом вина. НО ВОТ ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ! Такое вообще можно простить? Хотя бы то, что я полуголая с шубой наперевес в мороз стояла и ждала такси, а потом одна ехала домой?! Где потом ещё и дочь мне со своими друзьями подлянку устроили! Увидели меня в таком безобразном виде! Вот это всё да — будто было не со мной! «В суде поговорим», — отправила я. Я прекрасно знала, что он так это не оставит и, скорее всего, даже приедет. Но больше я отвечать ему не намеревалась. Захватив бокал вина, я решила принять горячую ванну. Что ж, Литвинова, раз ты устроила себе выходной, то хотя бы проведи его как-то с пользой для себя. Нервы, конечно, шалили. Я так и знала, что это будет ужасный день. Но даже в этом ужасе я пыталась найти хоть какой-то плюс. Выпью ещё, искупаюсь, сделаю процедуры для лица и волос. А потом посплю. Вот что-что, но поспать мне точно не помешало бы. Я представляю, каково сейчас Ульяне! Тоже мне, блин! Учудила. Ладно, я! Взрослая женщина, да и то не собиралась в три ночи домой ехать. Но она-то чем думала? Где голова? Когда тебе рано вставать, а ты до утра с друзьями сидишь, потом горе-мать ещё спасаешь… нет, ну это, конечно, вообще… И как она проводит день? Скорее всего, всё насмарку. С похмелья и больной головой. И дома будет только вечером. Нужно будет ей ещё ужин приготовить. Пусть хоть поест вкусно, да и спать идёт. Ничего не буду от неё требовать сегодня, ни о чём спрашивать. Пусть отдыхает. Я лежала в ванне, попивая вино. Как-то вот не могла я быть спокойна. Ну, конечно! Как здесь успокоиться? Я всегда принимаю всё близко к сердцу. А здесь так вообще… я ума не могла приложить, что мне делать, ей богу! Я ведь понимала, что когда увижу его — моё сердце оттает. И так совсем нельзя! Идиотка! Надо бежать вообще от него, удирать! Да и как я потом Ульяне буду в глаза смотреть? Земфире? А если мама, не дай бог, узнает об этом всём? Да она меня пристрелит вообще! Но… но а с другой стороны… неужели меня нельзя понять? Хотя, по правде говоря, что-то как-то я сама уже плохо себя понимаю. Ни черта не соображаю. Я глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Господи… как же мне хотелось исчезнуть. Куда-нибудь в другое измерение и вернуться лет так через пять, когда бы все обо всём забыли. И я в том числе. Внутри преобладало чувство позора и стыда. Особенно было стыдно перед Земфирой. И Ульяной тоже. Какой пример я подала вчера дочери? И друзья её в таком виде меня увидели… Господи, оставалось надеяться только лишь на то, что они и так считали меня сумасшедшей. Я усмехнулась с собственных мыслей. — Чёрт! — прошипела я, сделав глоток вина. И тут же в голове закружились мысли об этой Марии. Кто она? Нет, ну вот кто?! Разве пишут женщины в полночь мужчинам лишь по работе? Я вот, например, не писала никому. Или писала… знаете, с моей профессией могла, конечно. Но только обругать кого-то. А не вот эти вот пресловутые «спиииишь?»… Боже… Я подвела глаза к потолку и снова тяжело вздохнула. Это всё так ужасно… чувство, что тебя держат за дуру. Ну… хотя, может быть я тоже чего-то не знаю? Ну нет… нет! Здесь всё очевидно! Тем более Вова сам сказал мне, что эта Мария в него влюблена. И что с того теперь? Если они вместе работают, нельзя как-то обозначить границы? Попросить не беспокоить среди ночи? Ага, Рената, конечно. Кого ты обманываешь. Как будто взрослому мужику не будет приятно внимание девушек. Будет он ей такое говорить! Но ей богу не понимаю, хоть убейте! Ведь есть Я! У него есть Я! Сама Рената Литвинова, чёрт возьми! Или я уже наскучила? Стала неинтересной? Что произошло, что вдруг такое вот внимание ему понадобилось от молодых девочек? Боже… это насколько надо быть… идиотом, чтобы не скрыть этого хотя бы?! Оправдание он себе, конечно, найдёт. Да так, чтобы я поверила! А я же дура, поверю! Но вот только я заметила его бегающий взгляд, полный растерянности. А значит, там что-то БОЛЬШЕ, чем просто «по работе». Скотина! Мне показалось, что из-за всех этих нервов я просто сойду с ума. Да, я прекрасно понимаю, что в этом случае надо не быть идиоткой, пожалеть Земфиру и дочь, которые так заботятся обо мне и, наверное, не зря терпеть его не могут. Нужно включить голову и послать его. И это и будет решением всех проблем. Но нет! Если бы это было так просто… хотя, да. Это было бы разумно. Но ни черта не просто. А чувства мои к нему куда девать? Вот куда? Я же совсем завяну… я так сильно полюбила этого мужчину. Я понимала это. При этом знала, что никто не имеет права распускать руки. Особенно, когда это делает мужчина с женщиной. Ужас! Так нельзя… ему так нельзя со мной! И что вот теперь делать? Ну как… вот как быть? Перед глазами стояли картины наших встреч с Вовой. Те воспоминания о своих чувствах, где я была счастлива. Наши яркие незабываемые встречи у него в особняке. Прогулки по его саду. Тёплые вечера у камина… где я обнимала его… так нежно… мы укутывались в плед… я целовала его спину, щёки… гладила его руки. Иногда мы могли лежать перед сном на диване, он включал свой огромный телевизор, и мы смотрели какие-то фильмы… таких ночей было много. И мы всегда бурно обсуждали все эти картины, которые показывали по телевидению. А иногда просто засыпали, не глядя в экран. И я гладила его, гладила… убаюкивала будто. И сама в некий транс входила и погружалась в сон. И было так уютно, так спокойно рядом с ним… Вспоминала его безумные истории, которые он постоянно мне рассказывал. И некоторые подвергали меня в полный шок, а с некоторых я просто обхохатывалась, валяясь на полу перед камином. Это было что-то, конечно! И в память врезались такие яркие сцены из прошлого, которые я постоянно вспоминала с улыбкой. Но сейчас… понимая, что наши отношения на грани… я будто со скорбью вспоминала всё это. Весь гнев сменился на жалость к самой себе. Тут я зажмурилась и просто истерично разрыдалась. Завыла в голос. Да так истошно, что самой стало страшно от этого рёва. С психу кинула бокал в стену, и он разбился вдребезги, упав на пол. Почему-то в эти секунды я перестала отдавать себе отчёт в чём-либо. Меня окутала дикая обида и паника. Казалось, что со мной произошла катастрофа. И всё, что случилось за эти пару дней, просто разбило меня. Или довело окончательно. Я ведь всегда держалась. Перед всеми оставалась сильной. Некогда даже было думать о чём-то, что меня тревожило. Постоянно работа, работа, работа. Бегу, бегу, бегу. На сон несколько часов всего лишь. И опять всё по кругу. Люди, камеры, съёмки, примерки. Нет, это прекрасно… но… нет возможности оставаться наедине самой с собой. А здесь… сейчас… я осталась. И всё полезло наружу. Я сильно нервничала из-за Ульяны. Сильно переживала о том, что думает обо мне сейчас Земфира. Казалось, что вообще уже ненавидит меня! Я ей просто опостылела! Пришлось отказаться от интервью! Это вообще ужас! Чтобы я не пошла на интервью! Позор! Просто позорище, Рената! Так ещё из-за чего?! Из-за того, что меня ударил Вова! По моему лицу! Так, а почему?! ПОТОМУ ЧТО ЕМУ ПИШЕТ КАКАЯ-ТО БАБА! Чёрт бы всё это побрал! Я просто закричала в голос. Чувствовала, что у меня начался приступ истерики. Меня всю затрясло изнутри. Я не знаю, что это было. Паника, страх, осознание всего ужаса. Всё вместе. Да, конечно, Земфира бы сейчас сказала, что я «трагедизирую»! Но нет! Я внутри ощущала какой-то вселенский ужас, который разросся во мне размером с чёрную дыру и поглотил меня всю за собой! Это не передать словами… — НЕНАВИЖУ! — заорала я, — НЕНАВИЖУ! — я ударила кулаком об край ванны, — чёрт! — что оказалось весьма больно, — ау… — прошипела я, шмыгая носом. От этого удара разрыдалась ещё сильнее. Какой кошмар! Как же хорошо, что никто меня сейчас не видит! Не-то просто отказались бы даже рядом находиться. Я закрыла ладонями лицо. Плакала навзрыд. Это было так ужасно. Что это за традиция у меня уже второй день подряд в ванне рыдать? — Так… — всхлипнула я, набрав в ладони воды из ванны и ополоснув лицо, — всё… хватит… — выдохнула я. Я начала глубоко дышать, чтобы хоть немного прийти в себя. Нельзя так… нельзя доводить себя до такого состояния. Скоро дочь вернётся. Надо мне вообще, чтобы она опять меня такую увидела?! Ужас просто. Бедная моя Улечка… и так провозилась со мной прошлую ночь. Опозорилась я… кошмар… — Ладно… — выдохнула я, взявшись за голову, — ладно… всё… Я снова вытерла слёзы. Мой взгляд пал на пол, где был вдребезги на осколки разбит хрустальный бокал. Совсем уже свихнулась. А если кот забежит? Порежется! Идиотка, что я творю! Совсем уже больная стала! На месте Владимира я бы и сама от себя ушла к молодой! У которой ещё так крыша не успела протечь с годами! Я горько усмехнулась с этой мысли. Да уж, Рената… это, конечно, уже фаза. Я покачала головой и, снова тяжело вздохнув, потянулась за шампунем. Нужно вымыть волосы, привести их в порядок хотя бы. Хоть что-то на моей голове пусть будет красивое сегодня! Про своё страшное заплаканное отёкшее лицо я вообще молчу. Даже к зеркалу не подойду сегодня! Честное слово! Не хочу пугаться и расстраиваться ещё больше. Хотя… куда ещё больше… и куда ещё дальше. Я начала намыливать голову шампунем, вдыхая его аромат. Массировала кожу, немного пытаясь успокоиться. Нос ужасно заложило из-за слёз. Дышать трудно было. Ладно… это всего лишь день такой. Один день. Надо его пережить. И будет легче. Завтра точно будет легче… Я поднялась на ноги и включила душ, чтобы смыть с себя все средства. И с тела, и с волос. Ну, хоть один плюс — буду приятно пахнуть. Вода смывала с меня пену, а вместе с ней и напряжение. Я привыкла так думать всегда, что вода очищает. Нет, ну, от такого позора, конечно, мне ещё долго не очиститься, конечно… но было приятно по крайней мере так полагать. Когда я ступила на пол, тут же отругала себя за то, что, не подумав, в порыве гнева и бурлящих внутри эмоций разбила несчастный бокал. Теперь собирать всё это, да так, чтобы ещё и не порезаться. Идиотка! Дура! Ну, вот и правда, зачем я такая Вове нужна? А хотя! Хотя! Какого чёрта я себя виню? Это, вообще-то, из-за него как раз-таки я сейчас реву здесь и бокалы бью! Это он довёл меня до такого состояния. И по его милости я не смогла показаться на телевиденье сегодня. Так что… хватит себя ругать! — Ты ни в чём не виновата, кисундра, — усмехнулась я сама себе сквозь слёзы, вытираясь полотенцем. Мне надо было как-то себя приободрить, но как… я, чёрт возьми, уже даже и не знала. Но, по крайней мере, успокоиться и прийти в себя хоть немного уж точно нужно было. В дверь раздался звонок. Чёрт! Неужели Ульяна так рано вернулась?! А мать опять в истериках бьётся… Или Земфира? Или Асет? Это моя фотограф… обычно только их наша консьержка впускает. Странно… Я спохватилась за махровый белый халат, быстро повязав полотенце на голове, и поспешила к входной двери. НО! Конечно же! КОНЕЧНО ЖЕ! Наступила на осколок и порезала пятку! — Да какого хрена! — завопила я, — ааааааа!!! — возвела я руки к потолку, — твою мать! Твою ж мать! Как же это было больно! Кровь моментально хлынула и заляпала весь белый кафель на полу. Сильно текла… Нет, это не день, это тотальное уничтожение самой себя! — Да что это такое! — снова заныла я, но не стала на это отвлекаться, и на носочках направилась к входной двери, глядя под ноги, и наблюдая за тем, как после меня остаётся кровавая дорожка. У меня точно сейчас припадок случится! Это невыносимо! Два дня подряд происходит какая-то катастрофа! На ровном месте у себя дома помереть могу! В дверь снова позвонили. — ДА ИДУ Я! ИДУ! — нервно закричала я, — чёрт… кого там привело ещё… Я открыла дверь. И передо мной стоял он… — Вова?! — вылупилась я на мужчину. Я, если честно, уж совсем не ожидала его увидеть. А уж на меня в таком виде мне и подавно было страшно, чтобы он смотрел! Какой позор… ну… что ж… хотя ладно… сегодня такой день, да ведь? День дерьма! День всего дерьма, которое льётся отовсюду! День хаоса и ужаса! Хотя… что может быть ужасней, чем то, что он лицезрит меня в таком… в таком вот… самом моём худшем виде?! НИЧЕГО! Ничего не может быть хуже! Я просто дар речи потеряла! И совсем вот не удивлюсь, если после того, что он сейчас увидит, просто даст дёру к своей этой… Марии! — Привет, — сказал он спокойным тоном. — Ты… здесь… что делаешь? — запинаясь, произнесла я, ошалело глядя на него. — Я решил приехать. — Это я вижу. Зачем? — Ты меня впустишь? — спросил он. Я просто вжалась в входную дверь, не зная, как правильно поступить. Я очутилась в ступоре. Почувствовала, как моё сердце сильно забилось в груди, меня бросило в жар. Всё лицо горело. Ещё и пятка эта… в кровище вся… уже лужа подо мной, наверное. Боже, ну и кошмар… Я медленно опустила взгляд вниз. От шока даже боль перестала чувствовать. Просто посмотрела на то, как прилипла немного к полу. Отошла от двери и скорчилась, глядя вниз: — Проходи… — тихо пробормотала я, — только аккуратно… Владимир нахмурился и переступил порог, глядя на мои ноги. — Это что? — в недоумении спросил он. — Порезалась, — недовольно фыркнула я. — Обо что? — усмехнулся он, — как? — Какая разница! — гаркнула я, — проходи в зал, мне надо убрать всё… помыть… ты совсем не вовремя… и я никого не ждала! — Ты… — он заглянул с каким-то недоверием мне в глаза, — ты что натворила? Рената… это ведь не то, о чём я думаю? Я даже отчаянно рассмеялась: — Да, блин, собой покончить решила, чтобы уже от вас от всех идиотов избавиться скорее! Видишь! — подняла я немного ногу и показала ему пятку, — даже в этом деле я не такая, как все! Вместо рук пятки режу. Вова не совсем понял, шучу я или нет. Ну, наверное, глядя на моё обезумевшее отёкшее лицо, другое в голову и не придёт! — Вова, ты чё? — хохотнула я, — я шучу. Я ещё не настолько из ума выжила. Порезалась, говорю же. Он даже рассмеялся. Покачал головой, разулся и повесил куртку. Прошёл вперёд по коридору, осматривая пол, на котором уже успели застыть капельки крови, ведущие в ванную. — Ты что там делала? — развёл он руками. — Ничего не делала! Порезалась! И вообще… у меня кровь идёт! Это из-за тебя, между прочим! Поспешила и вот… — Обо что можно было так порезаться? — он в недоумении покачал головой, — у тебя перекись есть? И пластырь? — Да… всё в ванной где-то… в шкафу. — Идём обработаем, — он взял меня за руку. Вова поспешил в ванную, а я за ним. С этой пяткой порезанной… Господи… ещё и мой кот Эркюль вылез откуда-то поприветствовать нашего гостя. Хотя мы его и не ждали, правда, Эркюль? Мне стало как-то совсем позорно, что Владимир увидит сейчас бокал разбитый. И что я ему скажу? Что с горя напиваюсь тут? — Вова… аккуратно сам… — предупредила я, — у меня бокал разбился. Не наступи. Мы подошли к ванной комнате и приостановились у её входа. — Вот… — указала я пальцем на пол и кучу разбитого хрусталя. — Сядь, пожалуйста, — попросил он. Тут замяукал Эркюль и подбежал к нам. Видимо, чтобы поздороваться с Владимиром. Не знаю, наверное, мой кот — это единственный член семьи, который к Вове относился нормально. Вова обернулся на котика и поднял его на руки. — Привет, шелудня, — улыбнулся он и протянул мне Эрклюля, — на, держи своего кота, чтобы он не порезался… и… не знаю, сядь пока на стул. Я взяла Эркюля в руки и молча присела на стул, который стоял у комода с раковиной. Честно признаться, я была в полной растерянности от всего сюрреализма происходящего. Недоумение меня настолько окутало, что оставило безмолвной. Я как дура с этим полотенцем на башке… в халате, с котом в руках и с окровавленной ногой сидела на стуле и просто пялилась в пол. Поджала губы и вздёрнула брови. Да уж… что может быть ещё хуже? Какое-то отчаяние просто… Признаться, я думала, что убью его первым делом, как увижу. Из-за него всё это, между прочим! Из-за него я осталась дома, напилась средь бела дня, поругалась с Земфирой, рыдала как припадочная и ногу порезала! А теперь что? А теперь просто сижу в своей ванной и смотрю на Вову, и даже не знаю, что сказать. Слов не было. У меня-то уж точно. Тем более я не звала его и не ждала. Вот припёрся — пусть сам говорит, значит! Владимир аккуратно переступил через осколки и подошёл к комоду, открыв его. — Там должно быть… сбоку справа, — сказала я, — ватка и перекись. И пластырь тоже где-то там… Он молча ковырялся в поисках того, что меня сейчас спасёт. Вроде бы, нашёл. Подошёл ко мне и опустился прямо передо мной, присев у моих ног. Намочил ватку перекисью. — Давай ногу, амазонка, — усмехнулся он. — Как смешно, — фыркнула я, протянув ему окровавленную ногу. Вова налил на пятку перекись, а я поморщилась от неприятных ощущений. — Больно? — спросил он, — не такой уж и сильный порез, как показалось. А крови-то… — Больно, — недовольно ответила я, — а вчера, между прочим, было больнее. Собака! Я тебя ненавижу! — пнула я его слегка в грудь этой самой ногой. Он тяжело вздохнул и схватил меня за лодыжку. Не сильно. Просто придерживал. — Давай мы спокойно приведём тебя в порядок, — сказал он, коснувшись пореза ватным диском, — а почему у тебя средь бела дня бокалы в ванной бьются? Ты пила? — Да. Пила. И принимала ванну. А что? Это, между прочим, по твоей милости, мой ненаглядный, я не смогла попасть на первый канал сегодня! А у меня интервью, съёмки. Ты вообще представляешь, что из-за тебя я все свои дела к чертям собачьим отменила?! И как… Господи, что это такое отменять запланированное интервью на телевидение? Ты знаешь?! Я видела, насколько сильно ему не нравилось то, что я его отчитываю. Это было совсем не в его духе и стиле терпеть такое. Но здесь ему приходилось. Потому что прекрасно знал, что виноват! Но Боже, как же ему не нравилось данное положение дел! Мне казалось, что он и сам сейчас взорвётся. Но понимал, что не может в этой ситуации позволить себе такой роскоши, как в ответ открыть на меня рот. Вот и сидел молча и недовольно. Владимир не произнёс ни слова, пока занимался обработкой раны на моей пятке. Это было не совсем приятно всё. Хотя! Хотя! Хотя было очень даже приятно наблюдать за тем, как он сидит у моих ног, с таким виноватым видом, и даже слова сказать мне не может. Боже, Богиня внутри меня ликовала просто. А что?! Я страдаю второй день подряд, имею я на это право? Он нанёс последний штрих — заклеил рану пластырем. Молча взял из моих рук Эркюля и вынес его из ванной комнаты, чтобы кот не поранился. Я тоже молчала. — Надо… собрать осколки, — сказал Вова. — Я соберу, оставь. — Посиди. Где веник у тебя? — В прихожей. В шкафу… где-то там. Моя домработница оставляет. Вова собрал все осколки, выбросив их в мусор, и вытер с пола пятна крови. Где-то глубоко внутри я была ему за это благодарна. Я просто наблюдала за ним. Молча. Как идиотка сидела на этом стуле в ванной и поглядывала на мужчину. Состояние было отвратительное. Как моральное, так и физическое. Казалось, что голова сейчас лопнет просто от всего этого хаоса. Я сняла с головы полотенце, поднялась со стула и повесила его на батарею. Взъерошила мокрые волосы. Ужас… я ещё никогда… НИКОГДА! Никогда не выглядела так перед ним! Мне было даже страшно взглянуть на себя в зеркало, потому что я и так знала, что в отражении просто полный кошмар. Хотелось убежать в свою спальню и спрятаться в ней, укрыться одеялом с головой. Чёрт возьми… зачем он пришёл?! Вот зачем? Я совершенно была без сил выяснять с ним сейчас что-либо. Мужчина вымыл руки и подошёл ко мне очень близко. Приобнял одной рукой за талию. Молча смотрел на моё лицо. Я опустила взгляд. Хотелось разрыдаться. Но нет! Не при нём, Рената! Уж точно не при нём! — Прости меня, — произнёс он. Я покачала головой. — Не могу… — Я понимаю… пойдём в комнату, тебе нужно прилечь. Да уж, мне не то, чтобы нужно прилечь… я бы вообще уснула. Было совсем мне нехорошо. А тут ещё с ним что-то выяснять… Мы прошли в гостиную, и я присела на диван, облокотившись о подушку. Совсем не было сил «держать лицо». Я чувствовала себя выжатой как лимон. — Зачем ты приехал? — обессиленно спросила я у него. Владимир присел рядом со мной, не спуская с меня глаз. — Я понимаю, что мой вчерашний поступок был из ряда вон. Я… я не знаю, как могу загладить свою вину перед тобой, Рената. Но… я не хотел этого. Я усмехнулась: — А ты всех женщин своих бил? — Перестань… — Или я первая? — иронично хохотнула я. — Рената… — Что? Что Рената? Я из-за тебя вчера замёрзла на улице. Ехала в такси! Слава Богу, меня не узнал водитель! Дочь здесь устроила вечеринку, её друзья меня видели… такой вот… — я взмахнула руками, — я плохо спала ночью! И сегодня целый день еле на ногах стою! И вот… — указала я пальцем на своё лицо, где был заметен небольшой синяк, — вот, что ты сделал! — уже повысила я голос. — Девочка моя… — с сожалением произнёс он и приблизился ко мне, обняв. Начал целовать меня в щёку, в шею… — Перестань… — недовольно произнесла я и упёрлась ладонями в его грудь, — Вова… прекрати… — Прости меня… прости, пожалуйста. Как я мог… моя девочка… моя Рената… — Вова… — Что мне сделать? Скажи, — взглянул он на моё лицо, — что я могу для тебя сделать? Чтобы ты меня за это простила. — За такое разве прощают? — прищурилась я, глядя в его глаза. — Не мучай меня. — Ах, да? — усмехнулась я, — то есть, это я тебя мучаю ещё? — Я не смогу сам себе простить этого. — Ты лукавишь. — Нет. — Да. — Нет, Рената. — Да, Вова. Я… я не готова простить тебя. Да и вообще… ударил меня из-за какой-то там девки! Кто она такая вообще? — Я же говорил, по работе. — В полночь деловые вопросы решаете? — Молоденькая ещё, глупенькая. Ну что мне, посылать её что ли? — Молоденькая, — фыркнула я. — Ренат… ну ты чего? — по-доброму улыбнулся он. — Знаю я всё это. Не надо мне рассказывать. — Что ты знаешь? — улыбка не сходила с его лица. — Не надо меня держать за идиотку. Мне всё понятно. — Я никого не держу за идиотку. Ни тебя, ни какого-либо другого человека. — Да, но она не знает, что у тебя… я. Да и вообще… а какие у нас отношения, получается? Я вот, думала, что у нас отношения. — А что, нет что ли? — Я думала, что ты мой мужчина. Вова вздохнул. — Я с тобой провожу большую часть своего свободного времени, — сказал он. — Ну, видимо, уже надоело. Решил на молоденьких переключиться. — Рената, прекращай, я тебя прошу. — Я не хочу ничего выяснять больше. Мне надоело. Я устала, — сказала я. — Отдохни… тебе поспать нужно… вчера была тяжёлая ночь. — Благодаря тебе. Спасибо. — Девочка моя, я правда не хотел всего этого… — он снова прильнул ко мне, обняв крепче, и опустил голову мне на грудь, — мне плохо от того, что я сделал. — Тебе надо актёрскому мастерству поучиться, — съязвила я. — Поучишь? — улыбнулся он, подняв на меня взгляд. — Нет. Ты вообще не актёр. Это не твоё. — Даже в фильм сниматься не позовёшь? — Не позову. Вова рассмеялся. Я тоже немного улыбнулась. — Что мне сделать, Рената? — снова тихо спросил он. — Я не знаю, что вообще делают в таких случаях. По-хорошему, я должна тебя послать к чёрту вообще. — Ты же этого не сделаешь… — Почему? — Потому что ты меня любишь, — сказал он. — А ты? Ты меня любишь? — спросила я. — Конечно, люблю. — Любимых не бьют… Он лишь тяжело вздохнул. — Я очень хочу спать… — сказала я. — Хочешь, я побуду с тобой? — Зачем? — Буду охранять твой покой. — Лучше бы ты вчера ночью его охранял. — Лучше бы… — тихо согласился Вова. — Я больше не хочу разговаривать, — сказала я, закрыв глаза, удобнее устроившись на подушке. — Ульяна когда приедет? — Должна часов в восемь. — Я побуду рядом с тобой до её приезда. Не хочу, чтобы ты снова оставалась одна. То ещё что-нибудь натворишь. — Если я усну, то ничего не натворю. Если только во сне… Буквально за несколько минут я провалилась в сон. Вова лежал на мне, и мои руки невольно потянулись к нему, чтобы обнять. Так я и уснула. Не знаю, как долго я спала, конечно. Может, час, а может все пять, но вздрогнула от того, как услышала возглас Ульяны: — Какого чёрта здесь происходит?! Мои глаза в тот же миг распахнулись. Вова поднялся с меня. А я выглядела как-то совсем… неподобающе. Халат развязался, его подол спал и оголил полностью мои ноги, сполз с плеча, ещё бы немного, и на обозрение всем была бы видна моя грудь. Хорошо, что Вова был одетый, и мы ничем непристойным не занимались, иначе я бы точно застрелилась, если бы дочь всё это увидела! Я как-то не сразу сообразила. У меня была заторможенная реакция. — Ульяна? — удивилась я, — Боже… а который час? — я схватилась за голову. — Что ОН здесь делает?! — указала она рукой на Вову, пристально глядя на нас, — и что ЭТО вообще такое?! — Солнышко, прошу тебя, не кричи… — замахала я руками, — у меня сильно болит голова. — Я спрашиваю ещё раз! — проигнорировав меня, снова сказала Ульяна, — что этот урод делает здесь?! — Ульяна! — прикрикнула я. — То есть, ты вчера приехала, плакала! А теперь вы здесь, как ни в чём не бывало, обнимаетесь?! Вова поднялся с дивана: — Ульяна, я попрошу тебя успокоиться. Я специально приехал, чтобы поговорить с твоей мамой, — сказал он. — Да пошёл ты к чёрту! — Хватит! — закричала я, — хватит! Ульяна снова бешено взглянула на меня: — Вы два психопата! Я… знаешь, что? — вполне серьёзно сказала дочь и полезла в сумку за телефоном, — я позвоню сейчас Земфире и поеду к ней. Я не собираюсь всё это терпеть! — Ульяна, никуда ты не поедешь! И не надо звонить Земфире! — закричала я на дочь, вскочив с дивана. — Я не собираюсь оставаться в этом дурдоме! И смотреть на это вот! — указала она на нас рукой. — Ульяна! — повысил голос на неё Вова. — А ты вообще не обращайся ко мне, понял?! Я нервно поправила на себе халат, потуже завязав пояс. Дочь набрала номер и, приложив телефон к уху в ожидании ответа, моментально развернулась и уверено направилась к входной двери быстрым шагом. — Ульяна, стой! — крикнула я, побежав вслед за ней, — подожди, сказала! Но дочь совершенно меня не слушала. И не слышала как будто. — Алло, Земфира… здравствуйте. Это Ульяна, — сказала она, когда на том конце подняли трубку. Я замерла. Застыла. Дочь обувалась. — Ульяна… — шёпотом произнесла я, умоляюще глядя на неё. Но она меня проигнорировала, и пулей вылетела из дома, хлопнув дверью. Я стояла, как дуб вкопанная. У меня сердце в пятки упало. Всё будто оборвалось внутри. Меня дико затрясло. Это вообще что за ужас сегодня весь день происходит?! — Я… я так больше не могу… — произнесла я, глядя на дверь и не оборачиваясь на Вову, — не могу… — я закрыла лицо ладонями и расплакалась. Мне было так больно и так обидно… Этот кошмар я вспоминаю и пишу с огромной дырой в груди. Это были ужасные дни… мне казалось, что все мои любимые люди ополчились против меня. Казалось, что мне не выбраться из этого всего… и было так одиноко. Так больно… зловеще… И на этом ещё не кончается… Продолжение следует…