Не Северный Ветер, а похмельный бриз

Кажется, я писала уже, что мне тяжело вспоминать те дни. Да, определённо, писала. И вот я уже сижу за своим столом, открыла ноутбук, плеснула себе бокал шампанского и печатаю эти строки. Знаете… уже глубокая ночь. Сегодня снег совершенно не шёл. В комнате царит абсолютная тишина и спокойствие, и её освещает мой любимый торшер. Такой приглушённый жёлтый свет… мне очень нравится. Уютно. Я вот ещё даже не снимала свой чёрный свитер и юбку, как вернулась с пресс-конференции моего «Северного ветра». Но об этом я расскажу чуть позже. Мне и впрямь очень как-то не по себе совсем вспоминать те зловещие дни и весь тот ужас, который творился внутри меня. Каждую минуту мне казалось, что ещё немного, ещё вот-вот, и я просто застрелюсь! Желательно из двух пистолетов сразу! Потому что всё, абсолютно всё рушилось перед моим носом… всё шло не так! И никто… никто не способен был меня понять. Я не думаю, что я отпустила всю эту историю. О, нет. Осадок, боль и в клочья разорванные нервы… всё это осталось. И моё вдребезги разбитое сердце. Навсегда-навсегда… И я должна окончить рассказ прошлого, чтобы приступить к настоящему. Иначе будет какая-то несуразица… Возможно, вам уже надоело читать про мои муки… но что я могу поделать. У меня не получилось бы писать, будь я счастлива. Итак, пожалуй, я снова вернусь туда… Тем вечером я была просто колоссально сбита с толку. Полностью и бесповоротно. Необратимо. Особенно после выходки Ульяны. Я, конечно, понимала её возмущение и гнев. Но зачем было бежать к Земфире и выставлять меня перед ней полной дурой? Боже… как будто я не мать, а просто кровопийца какая-то! Хотя всё совершенно не так! Вова сам приехал ко мне, я даже не хотела видеть его! Но… я не смогла его прогнать. Просто не смогла… да и сил никаких не было. И я позволила ему остаться. А решать всё можно и потом… Но Ульяна разве понимала мою логику? Разве понимала меня? Нет! Так ещё и к Земфире уехала ночевать! И что Земфира скажет мне на всё это? Что я ужасная мать? Да и помимо всего прочего, что она знать меня больше не хочет, потому что я «простила» Вову? А я ведь… я ведь не прощала… Я… я просто оставила всю эту ситуацию… отложила. Потому что я была абсолютно бессильна. Я в полной растерянности стояла посреди коридора, глядя на только что захлопнувшуюся перед моим носом дверь. Слёзы от этой обиды потекли по щекам. Я не знала, что мне сделать, правда. Я, наверное, впервые ощутила себя такой беспомощной. Ко мне медленно подошёл Владимир и обнял за талию со спины. — Рената… — произнёс он, — ну всё… тише… не надо плакать. Во мне разбушевалась буря. Снова почувствовала накал. Я оттолкнула от себя мужчину и начала кричать на него: — Это всё из-за тебя! — повернулась я в его сторону, — понимаешь?! Ты хотя бы представляешь, ЧТО ты натворил?! — Рената, перестань. Хватит! — Хватит?! — сквозь слёзы усмехнулась я, — я не знаю, как простить тебе всё, что ты вчера сделал! НЕ ЗНАЮ! И я не знаю, что мне делать с этим со всем! Земфира… она… они с Ульяной ненавидят меня! — воскликнула я, указав рукой на дверь. — Рената… они ненавидят МЕНЯ. — Ты не понимаешь… не понимаешь! — Я прекрасно понимаю, что вчера сделал, — ровным тоном ответил он, — и я сожалею об этом. — Это уже ничего не изменит! Твоё сожаление ничем мне не поможет! — Прошу тебя, успокойся. Мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь решим. Это… это поправимо. — Нет. Нет, Вова! Я… знаешь… — я нервно замахала руками, — довольно. Всё. Я не могу так дальше. Уходи. — Ты уверена, что хочешь, чтобы я ушёл? — Да, я уверена, — попробовала сказать я как можно более спокойным тоном, — иди. Владимир недовольно на меня смотрел. Повисла пауза. Он сделал глубокий вдох и молча подошёл к вешалке, сняв с неё свою куртку. — Ты ведь хочешь меня простить, — ровным тоном сказал он, глядя на моё лицо, — да и… более того, ты уже это сделала. Только ты думаешь о том, что подумают о тебе в этом случае другие. — Я не… — Да! — перебил меня он тут же, — знаешь… когда ты жалуешься, ты делаешь только себе хуже. Никогда это не увенчается успехом. Или положительным эффектом. Не нужно никому жаловаться. Пойти и рассказать всем, какой я плохой во вред самой себе? Я выпала в осадок. Просто потеряла дар речи. — Ты… ты сейчас манипулируешь мной, — произнесла я. — Я не манипулирую. — Ты меня ударил! — воскликнула я. — Я знаю. Но и тебе не нужно было рассказывать об этом всем, чтобы теперь мы с тобой не были в такой вот ситуации. — Теперь я виновата?! — усмехнулась я, — может, теперь МНЕ ещё прощения у тебя попросить за всё это? — Просто я говорю тебе, как не надо делать. Зачем посвящать всех в наши отношения? Разжёвывать это дочери! Чтобы все вокруг потом нервничали? — Ты колоссально вывернул всё. Браво! — захлопала я иронично в ладоши. — Как знаешь, — холодно ответил Вова. — Ты просто боишься, что тебя все будут ненавидеть! — выпалила я. — А тебя? — как-то недобро улыбнулся он. — Сейчас тебе лучше уйти, — отрезала я. Он недовольно кивнул. Я подождала, пока Вова обуется и, попрощавшись, закрыла за ним дверь. Что он только что попытался сделать?! Вызвать во мне чувство вины? А что я должна была делать? Веселиться? Радоваться? Никому не говорить ни слова? Впрочем, я не хотела посвящать во всё это Ульяну! Видит Бог, я не хотела! Но она тоже не дура, и всё увидела сама. Увидела моё состояние, какой я вообще приехала в три часа ночи. Да и какого чёрта вернулась?! Да, если бы она не устроила тусовку с друзьями и спала, то не стала бы свидетелем всего этого ужаса. Но… мне пришлось ей сказать. Я ведь плакала… и она пришла ко мне. Да и мы обе были выпившие. Поэтому… поэтому винить меня не в чем. Хотя… хорошая мать позаботилась бы о состоянии своего ребёнка и не вывалила бы на него всё это… здесь Вова, несомненно, прав. А я что?.. а я сделала это. Господи… просто голова разрывается от всего! Вот и как мне быть? Что мне делать? Что теперь мне делать? Боже, ужас просто… я ведь теперь не смогу переубедить Ульяну и Земфиру в том, что Вова хороший человек. Что ему жаль. Но… жаль ли ему на самом деле? Я не знала наверняка, но всеми силами хотелось в это верить. А как… как вообще это простить? Я, конечно, люблю… люблю его. Но… такие поступки не прощаются… они… они не могут быть прощены и отпущены в воздух во Вселенную просто так, по дуновению ветра. Такое не забывается. В душе томился привкус горечи. Я не знала, куда себя деть. Кому кричать, куда бежать, с кем поговорить об этом. У меня не получалось в данном моменте быть самой себе советчицей, потому что я ощущала себя в каком-то мороке. Физически я чувствовала себя, мягко говоря, хреново. Я ведь с утра пила. Сперва с Земфирой. Потом сама в своей ванной. Кое-как удалось поспать, но Ульяна разбудила криком. Голова гудела, и было такое ощущение, что вместо мозгов мне напихали вату. Особенно после слов Вовы. Внутри вдобавок ко всему взыграло неутолимое чувство вины. Я решила напиться. Вернулась в свою гостиную и, отыскав айфон, взглянула на часы. Я ведь совсем за целый день потерялась во времени… было лишь только восемь часов вечера. Неплохо. Вот напьюсь сейчас до одури, чтобы имени даже собственного не помнить, и отрублюсь. А наутро проснусь и всё забуду! Абсолютно всё… И начнётся новая жизнь. Я всё решу! Всё смогу решить, и это будет абсолютно новая Рената! Но не сегодня… не сегодня… сегодня я просто на грани самоуничтожения. Я решила, что будет хорошо выйти на улицу и прогуляться в эту зимнюю ночь. Мигом влетала в свою спальню, чтобы одеться. Но только как-то непримечательно, чтобы ни одна душа меня не узнала. Хотя, наверное, без макияжа и красивых одеяний меня мало кто сможет узнать. Главное, быть абсолютно незаметной. И, знаете, увидев своё лицо в отражении зеркала… честно сказать, даже я сама себя в себе не признала. — Кошмар… безобразие какое… — отчаянно произнесла я, взглянув на себя. У меня не было желания надолго останавливаться перед зеркалом и смотреть на такое вот своё лицо… замученное, отёкшее, с глазами красными и синяком ещё этим… Боже… Я подошла к гардеробу. Скинула с себя халат, оставив его на кровати. Надела чёрный свитер, тёплые чёрные штаны и чёрную норковую шубу. Недолго думая, вернулась обратно в гостиную, чтобы захватить с собой бутылку вина, которую не успела допить утром. Благо, она уже была открытая. В своих мыслях я поспешила к выходу. Обула чёрные высокие сапоги и надела шапку. — Господи… ну что за бомжиха, — усмехнулась я с самой себя, кинув взгляд в зеркало перед выходом, — да и насрать!.. чёрт… где моя сумка… ключи… Я вытащила ключ, вышла за дверь и, захлопнув её, положила ключи и телефон в карманы шубы. Держа в руке бутылку с вином, ушла гулять. Спустилась вниз по лестнице и вышла во двор. Холодный ветер моментально обдул моё лицо и руки. Перчатки забыла! Да и ладно… не привыкать. А, собственно, куда я пойду? Фонари освещали двор, и всё вокруг выглядело так ярко… снег отражал весь свет. Люди ещё ходили неподалёку… машины ездили… и я… с похмельем каким-то непонятным, с полной катастрофой… — Ладно… ты же такой же человек… ты, Рената, человек, — сказала я себе, — вон… как они все… Я понимала, что была в полном неадеквате. Но так веселее. Мне хотелось доставить самой себе ещё большего дискомфорта. Не знаю, почему. Хотелось напиться на улицах Москвы, прорыдаться от собственной никчёмности и, если повезёт, умереть в каком-нибудь сугробе от отморожения своего идиотского мозга. Я ступила по дорожке к железным воротам из нашего общего двора. Яркий свет фонарей освещал мне путь. Снег хрустел под ногами. — И куда я прусь… — спросила я у себя. О… там вон аллея. Деревья все такие заснеженные… фонари повсюду горят… лавочки. Сяду-ка я, как в молодости, и буду сидеть здесь и задницу отмораживать. А напротив дорога… машины так шумно ездят… магазины там разные… и куча-куча людей… да и плевать! Вряд ли сейчас меня узнает кто-либо в темноте. И выгляжу я неприметно. Поэтому переживать на этот счёт даже и не стоит. Да и кому я здесь нужна вообще? У всех куча своих забот. Все бегут по своим собственным делам. Домой спешат с работы… к мужьям и детям… или матерям… или просто к друзьям. Не думаю, что вообще кто-то помнит о Ренате Литвиновой. Да и… чтобы увидеть сейчас её во мне это ещё надо очень приглядеться! И сильно постараться… Просто мне надо расслабиться и не думать об этом. Я прошла к лавочке и присела на неё. Выпила прямо из горла несколько глотков и поставила бутылку на землю около своих ног. Да уж… ну что за ад? Что я творю вообще? Хотя… вот это вот по сравнению с тем, что я сделала… абсолютно ничего. Просто… просто мне надо подумать. Но разве у меня хватило на это времени? О, нет! Пиликнул телефон. Пришло какое-то уведомление. Я подвела глаза к небу. — Что ещё?! — спросила я, разведя руками, словно обращаясь к звёздам. Покачав головой, рукой нырнула в карман и достала телефон. На экране высветилось имя Земфиры. Сообщение от неё. Я не сразу успела прочитать, что она написала. Только лишь её имя меня подвергло в шок. Будто оцепенение какое-то охватило. — О Боже… Нет! Пожалуйста… — я на какой-то миг прикрыла глаза, — чёрт… — прошипела я. Руки задрожали. Я снова взглянула на экран телефона и открыла сообщение в чате. Поджала губы и тяжело вздохнула. Поднесла телефон ближе к глазам. «Ты ебучая эгоистка! Ты вообще что творишь, дура? Я пишу тебе только потому, что мне жаль Ульяну! Ты даже о ней не думаешь! Почему я опять должна решать все твои проблемы? Ты не думала о том, что меня это уже заебало?!» Я прочитала это сообщение и заблокировала телефон в ту же секунду. Подняла бутылку и выпила ещё. Да что, чёрт подери, все о себе возомнили?! Нет… так не может продолжаться. Она нормальная вообще? Да и с чего каждый решил, что может мне указывать и говорить, что и как мне делать?! Тем более, Земфира вообще не знает, чем окончилась наша с Вовой встреча. Ну и дурдом! Я снова разблокировала айфон. Решила позвонить ей. Потому что это уже невыносимо всё! Гудок. И ещё один. И ещё. Четвёртый. Пятый. Я снова сделала глоток. Ещё один. И ещё. — Алло! — грубо прозвучало на том конце. Я сделала глубокий вдох. — Привет, — не многозначительно произнесла я. В ответ тишина. Ну, что ж… — Что ты от меня хочешь?! — воскликнула я в трубку Земфире. — Ты дура? — Ты вообще нормальная, скажи мне?! — крикнула я, — почему ты позволяешь себе так со мной говорить?! — А как ещё я должна с тобой разговаривать… блять! — фыркнула она, — Ульяна у меня в спальне… Ты вообще, Рената, охуела там в край, что ли?! Почему твоя дочь приезжает домой и видит, как ты зажимаешься с этим пидорасом?! Ты, блять, либо терпи всё это дерьмо и нам не ной, либо, блять, я не понимаю, какого хуя происходит! — ХВАТИТ НА МЕНЯ ОРАТЬ! — заорала я на всю аллею в трубку, — заткнись! — Да пошла ты нахуй! — отрезала Земфира и скинула. Я в шоке взглянула на экран телефона. — Сука! — крикнула я на телефон. Нет, чёрт возьми, я это так не оставлю! Она выслушает меня! Я снова набрала её номер. Но Земфира тут же сбросила. Собака такая, а! Я набрала ещё раз. — ЧТО?! — ответила она. — Ты больная? — в сердцах усмехнулась я, успев сделать пару глотков вина из бутылки, — чего трубками кидаешься? — Конструктивней. — Ты сперва узнай, что произошло, а потом смей вот так со мной себя вести. Я тебе не твои девочки! — Оооо… — злорадно хохотнула она в трубку, — нихуя себе как мы заговорили. — Ты хотя бы послушай меня! — Да я заебалась тебя слушать! Зачем мне это слушать, если я всё ВИЖУ?! — Да ни черта ты не видишь! — воскликнула я. — Мне не надо ничего объяснять. Ко мне приехала Ульяна и всё мне уже рассказала. Мне этого достаточно. А ты полная дура, что спустя несколько часов после нашего с тобой разговора приютила этого ёбаного Вову и чуть ли ни потрахалась с ним на глазах у дочери! И это после того, что он с тобой сделал. — Замолчи! — Да не хочу я слушать ничего! Или ты хочешь сказать, что Ульяна врать мне будет?! — Ульяна всё не так поняла! Господи… вы обе ненормальные! Ничего не знаете! — Как это в твоей Литвиновской манере обхуесосить всех вокруг, чтобы только свою задницу выгородить! Не стыдно? — Ты… — у меня аж пропал голос, — что?! — на выдохе спросила я. — Ты слышала! — В моей… Литвиновской манере? — переспросила я. — В твоей, блять, Литвиновской манере! Да! — Где я выгораживаю свою задницу? Я, по-твоему, буду сейчас свою собственную дочь перед тобой дурой выставлять? Или что? — Рената, ты саму себя слышишь?! — Ты сколько выпила? — уточнила я. — Я не пила. — Ах… значит, ты на самом деле считаешь меня такой… такой вот… ужасной матерью? — Не надо драматизировать! Ты из нас идиоток сейчас пытаешься сделать! — ДА МОЖЕТ БЫТЬ, ТЫ МЕНЯ УЖЕ ПОСЛУШАЕШЬ, НАКОНЕЦ?! — снова истошно заорала я. Аж самой стало не по себе, потому что эхом мой голос пронёсся по аллее. Я мигом осмотрелась по сторонам, чтобы, не дай бог, не оказалось никого рядом. — Хватит орать, как истеричка! — Вы меня все сегодня вывели, суки! — вспылила я, — и ни один из вас не узнал даже, каково мне это дерьмо всё терпеть! — Ты чё там, на весь балкон орёшь, что ли? — спросила Земфира, — почему я слышу шум машин? — Потому что я не дома! — воскликнула я, — и потому что вы все меня уже достали! — Ты где шляешься?! Ещё и на улице орёшь?! — Тебя много волновало, я смотрю! — ТЫ ГДЕ?! Я истерично расхохоталась, снова сделав пару глотков вина. — Тебе в рифму ответить? — иронично спросила я, — тебе парную рифму сделать? Или перекрёстную? — Рената… сссука, блять! — процедила певица, — ТЫ ГДЕ?! — В пизде! — воскликнула я. Земфира усмехнулась. — Я думала, что-то поизящнее придумаешь. С твоими-то талантами… — Пошла к чёрту! — фыркнула я. — Я-то пойду. А ты иди домой. — Я гуляю! Можно? — Нельзя! — гаркнула она. — Почему это нельзя?! — Потому что ты орёшь на всю Москву! Ты вообще там уже кукушкой едешь, мать? — Я хотела тебе всё объяснить! — снова крикнула я. — Давай ты домой зайдёшь, и не будешь орать на всю Тверскую, окей? — как-то заботливо прозвучало от неё, — или где ты там лазаешь… — Хочу и буду орать! Хоть на всю Тверскую, хоть на куда-то ещё! Земфира рассмеялась. — Ты что приняла? — спросила она как-то более серьёзно. — Боль, — ответила я весьма. — А… — усмехнулась она, — ну давай, расскажи мне о боли. — А ты что там… — произнесла я как-то скептически, — не веришь, что простым смертным тоже больно бывает? Я тут, между прочим, пытаюсь тебе всё рассказать! Держу этот телефон грёбаный… у меня уже руки отмерзают! — Ты напилась, что ли?! — Возможно. — Рената… твою мать… где ты? — Я уже ответила на данный вопрос. — Ты вообще неадекватная? Люди ходят там! Ты чё?! А если кто-то увидит тебя? Услышит наш разговор? Совсем крыша протекла? — Меня никто не видит. Я тут эта… — усмехнулась я, — я как бомжиха. Земфира хохотнула. — Это… это как? — в её голосе послышалось удивление. — Это… не знаю! Просто как бомжиха вышла! — Ты меня в дурку сведёшь… ЗАТО ТЕБЯ СЛЫШАТ! Твой голос ни с чьим другим не спутать! Иди домой, я тебе сказала! Ложись спать, и мы завтра поговорим с тобой! Хорош орать на всю улицу! — Я сегодня хочу поговорить! И гулять хочу! Воздухом подышать! Я снова опустила бутылку на землю и немного поправила на себе шубу, передёрнувшись от холода. И вправду… чего это я так вольно разоралась тут… безобразие… — Ты ведёшь себя как ребёнок. Уля и то разумнее тебя, — вполне серьёзно сказала она. — А Уля много тебе рассказала про своё плохое поведение? — усмехнулась я. — Она мне рассказала про твоё. Мне этого достаточно. — Защитница прям. Не могу… — закатила я глаза. — Рената… — вполне серьёзно и строго сказала Земфира, — пожалуйста… иди домой. Я слышу, что ты не в себе. Ложись спать. — Я не смогу уснуть. Потому что знаю, что ты там себе трёхэтажно нафантазировала обо мне. Земфира аж поперхнулась. — В каком это… смысле? — уточнила она. — Ну… в таком. — Это, блять, в каком?! — грозно переспросила она. — Ты считаешь меня ужасным человеком. И не можешь меня послушать. А я не такая. И всё не так, как вы с Ульяной поняли. Вы ничего не поняли. И ничего не знаете. В трубке раздался тяжёлый вздох. — Ладно… — согласилась Земфира, — говори. — Оййй, — фыркнула я, — только не делай мне эти свои… одолжения. — Говори, Рената, — спокойно произнесла она. Я тоже тяжело вздохнула. Снова подняла бутылку и взглянула на содержимое в ней сквозь свет фонарей. Осталось буквально на несколько глотков. Ужас… какая я… пьющая… — Всё не так… — И всё не то, — перебила Земфира, пропев строчку песни. Я рассмеялась в трубку. — Именно! Боже… — выдохнула я, — нельзя было сразу со мной нормально разговаривать? — Да говори ты уже, Господи! Я покачала головой, подняв взгляд к небу. Взору предстали эти бедные голые ветки деревьев… заснеженные такие… снег на них мерцал и переливался. — Я не простила Вову, — тихо произнесла я, всматриваясь в ночное небо в поисках хоть одной единственной звезды. — Врёшь. — Нет, — покачала я головой, — не вру. Я… между нами не было ничего. А Ульяна не успела даже что-то понять. Он просто пришёл ко мне. А у меня не было сил с ним выяснять что-то. Я ногу порезала сегодня… — Ногу порезала? — удивлённо переспросила певица. — Ага… и я… думала пойти спать. А тут пришёл он. Помог мне пятку обработать. Я… наступила на осколки. Бокал у меня… разбился. — Ужас, Рената! Сильно порезала? Болит? — как-то обеспокоенно спросила она. — Да нет… — махнула я рукой, — ерунда. Просто… просто я так сильно устала… и Вова предложил остаться со мной, пока я буду отдыхать. Он просил прощения… — Вот только не надо, а! — снова бурно отреагировала она. — Ну, да… но… Господи, в общем, я не могу простить это всё. И ещё… знаешь… это как-то… так странно всё… — Что странно? — Ну… то, что… то, что он сказал мне. Я попросила его уйти, а он напоследок мне кое-что сказал. — Что он тебе сказал? — спросила Земфира. — Как будто обвинил меня. — Каким образом?! — удивилась она. — Ульяна же при нём начала ругаться и… вылетела пулей из дома к тебе. Вова понял, что я всё ей вчера рассказала… и… знаешь, сказал мне, что нельзя посвящать никого в свои отношения, чтобы потом не было таких проблем… и что я не должна была ребёнку это говорить… и тебе тоже… В трубке послышался тяжёлый вздох. — Мммдааа… — многозначительно протянула Земфира. — Я знаю, что не должна была, да… что доставила и вам проблем. Я знаю… знаю, что ты уже устала решать мои проблемы. Но… а… как? Кому мне ещё сказать? У меня никого больше нет… — произнесла я, и мой голос под конец задрожал, и я сорвалась на плач. — Рената! — воскликнула Земфира, — так… ну-ка хватит реветь! Слышишь меня?! — Ага… — всхлипнула я, вытерев слёзы с глаз холодными пальцами. — Я… Боже… — вздохнула она, — давай ко мне езжай. Мне отправить за тобой машину? — Не надо… пусть Уля побудет сама с тобой там… без меня. Я… вы все меня теперь ненавидите. И я не знаю, как мне всё исправить… я не знаю! — Слушай, мать, ты уже переигрываешь. — Я не играю! Мне на самом деле страшно, Земфира! Я всю жизнь корчу из себя неприступность и божество… но мне знаешь, как плохо?! Ты знаешь?! Ты сама разговариваешь со мной в последнее время с ненавистью как будто… я так больше не могу! — Да а как здесь мне спокойной быть?! Ты ещё удивляешься! И у меня не к тебе ненависть! Глупая, Господи! Не к тебе! А к Вове твоему блядскому! Я просто сильно зла на тебя, потому что ты словно не видишь истины перед своим носом! — Потому что я сама чувствую за собой вину. Перед тобой, перед Улей… потому что рассказала вам всё. И, наверное, действительно, что происходит в отношениях, надо как-то… при себе держать… в общем что-то как-то я даже и не знаю… — отчаянно вздохнула я, опустив голову. — Ты себя слышишь?! Он тебе вообще мозг засрал уже весь! Ты разве не понимаешь, что он специально манипулирует тобой? Это что вообще такое?! Никому не рассказывать! Охуел что ли?! Я клянусь, ёбну его! Что значит, не должна была нам рассказывать, Рената?! Это с какой стати? То есть, пусть он будет тебя пиздить, а ты будешь об этом молчать? Сука, вот гандон! Ещё спасибо пусть скажет, что ты в органы не пошла! Знает же, что ты знаменитость, и что всё это разлетится повсюду! А ты наша добродетель! Ещё и слушаешь его! Больше слушай! Я бы на твоём месте вообще послала его куда подальше и больше не дала бы даже своего мизинца на ноге коснуться после такого! А ты нет же! Ты же у нас святая! Святая, Рената, только, блять, не там, где надо! Я кивнула. Призадумалась. — А где надо? — с неподдельным интересом спросила я. — Не так, чтобы сейчас Ульяна от тебя убегала. Ты ведь знала, что она домой вернётся. И какой реакции ты ожидала? Что она мило сядет с вами пить чай? — Да знаю я всё! Я всё это понимаю… — Я поговорю с ней, не волнуйся. Но мой тебе совет. Беги от него. Ты неужели сама не видишь, как он делает? Это газлайтинг. Чистой воды. Сам натворил дерьма, а ты теперь виновата. Видите ли, рассказала! Ну, вот это как, Рената?! Сама подумай. — Я всё вижу. — Ну? И? Я тяжело вздохнула. — Ладно… — Что, ладно?! — Говорю, что вижу! — Ох… — вздохнула снова певица, — где ты ходишь? На улице мороз, не хватало, чтобы ты ещё заболела. — Да недалеко я… прогуляться вышла. Господи… — Ты сейчас не в том состоянии, Рената, чтобы гулять. Послушай меня и иди домой. Мало ли, что случится. Давай хотя бы из-за этого ещё я нервничать не буду. Хоть здесь мне давление не поднимай! Я недовольно поднялась со скамейки. Ну, да. Земфира как всегда права. Я не совсем адекватна. Состояние такое… пьяное. Совсем… сильно-сильно. — Хорошо, — согласилась я, — пойду. — И спать сразу, поняла меня? — А Ульяна? — Что, Ульяна? Всё в порядке. И я поговорю с ней, не переживай. — Честно? — с надеждой спросила я. — Честно. И пиздюлей дам тоже. Чтобы на мать не орала. Я довольно улыбнулась. — Спасибо, Земфирочка моя… — хмыкнула я, — я… я правда, не знаю, что бы я без тебя делала… — Ой Боже, я тоже не знаю… — усмехнулась она. — Я тебя люблю, — нежно сказала я. — И я люблю тебя, Рената, — ответила она, — дойдёшь домой, напиши. — Хорошо. — Не забудь. — Я не забуду. — Пока, — попрощалась она. Я снова запустила телефон и руки в карманы. Уж очень они у меня замёрзли, пока я здесь разговаривала. Ну и ладно… я так сильно пьяна, что действительно мне лучше домой. Мало ли какие придурки здесь ходят… Хотя, время не такое уж и позднее, но всё равно… мне действительно лучше выспаться. Земфира хоть немного меня успокоила. Теперь, наверное, уснуть мне удастся… Я прошла по заснеженной аллее. Очень медленно, никуда не торопясь. Давно я, конечно, не гуляла просто так. На дома не смотрела, на деревья, на людей… это же надо было так замотаться в работе, собственном мире и всех своих делах, чтобы уже почти и забыть, как выглядят улицы? А как же свежо! Хорошо… «Я дома. Спокойной ночи». Продолжение следует…