My fair lady

POV Dr.G.Way

      – Майки.. Нет, хватит, прекратите.. Майки, эй, нет, стой..! СТОЙ!!.. – очередной кошмар, пробудивший меня посреди ночи. Я подрываюсь, а после секундно пытаюсь удержать равновесие. Оглядевшись, я вновь замечаю, что уснул за столом в своём кабинете. Бумажная работа никогда мне не давалась с особой усидчивостью. Передо мной горит тусклая лампа, окрашивая всё вокруг в жёлтый оттенок, на мои плечи накинут тёплый плед.. Вероятно, Фрэнк приходил проведать меня. Непослушный мальчишка. Сколько раз ему нужно запретить влезать сюда, чтобы он наконец понял? Но.. это довольно мило с его стороны, все эти годы он так трепетно заботится обо мне. Жалкий щенок. Из моих губ вылетел тихий смешок. Взглянув на наручные часы прищуренными глазами, я понял, что не проспал и трёх часов. Отлично, с документами закончу утром. А пока.. кофе?       Сколько я себя помню, спал я отвратительно и никогда не мог выспаться. Ни одна ночь не проходила без того, что бы я не вскакивал от кошмара. Каждый раз, стоило мне заснуть, мою голову заполняли шумы, из которых я чётко мог различить до боли знакомый голос ребёнка. Он звал меня, просил о помощи, после я слышал плач, периодически заглушаемый кашлем. Я знал, кому принадлежал этот голос. И это приносило мне ужасную боль, словно впившиеся осколки в сердце. Все эти годы я винил себя в смерти Майки и продолжаю винить до сих пор. Если бы тогда я был смелее, сообразил бы, что мне делать, я смог бы... я ненавижу себя.       Попав в приют в 7 лет, я закрылся в себе, оградился от людей и пару раз даже пытался сбежать. Шли годы, но всё было как в тумане. Несколько раз меня забирали в семью, но, кажется, я был настолько отвратительным, что буквально через месяц меня возвращали обратно. Рейтинг мой падал, а к тринадцати лет меня и вовсе перестали презентовать как одного из тех детей, которых можно было усыновить. Смешно, правда? Нас выставляли, словно очередной аксессуар на витрине – бери, не хочу! Я был рад, что с этим цирком в моей жизни было покончено. В течение всего времени, что я жил в приюте, я заработал себе репутацию «любимчика». Я и вправду ладил с персоналом. Преподаватели возлагали на меня надежды, кухарка иной раз угощала леденцами, а садовник имел в запасе бесконечное количество интересных фактов о растениях и просто не мог не делиться ими со мной при каждой нашей встрече. Что ж, мне это нравилось. И плевать я хотел на косые взгляды других воспитанников приюта, на их издёвки надо мной и дохлых крыс, подкинутых ими в мою постель. Взрослые были единственными благоразумными, с кем я мог поговорить. Ровесники же казались мне полными идиотами, не имеющими право дышать со мной одним воздухом. Дети попадали в наш приют так же часто, как и покидали его. На новеньких я не смотрел, а на давно обывающих здесь тем более. Но после я увидел его, такого маленького и беззащитного. Шёл дождь, его принесли в картонной коробке, укутанного в тонкий старый плед. В моей голове тут же возник вопрос: «Не замёрз ли он?» По виду младенцу был всего месяц, не более.       – Майки? – выдохнул я, наблюдая за тем, как няня бережно вынимает подкидыша из коробки. Тот вёл себя довольно тихо, глядя на нас своими большими карими глазами. – Что? Нет, – мягко улыбнулась няня, вынимая из складок пледа промокший почти насквозь клочок бумаги, – «Это Фрэнк», – прочла полноватая женщина и вернула своё внимание на младенца, – Привет, Фрэнк. – Привет, Фрэнк, – уголки моих губ слегка приподнялись.       Последние пять лет своей жизни в приюте я провёл в основном в заботе о Фрэнке. Я честно не мог сказать, почему этот подкидыш так меня зацепил. И до него под дверью приюта оставляли младенцев. Но каждый раз, как это происходило, слышался громкий детский плач и безразборный гогот взрослых вокруг. Фрэнк же отличался тем, что няня нашла его в ночь с 31 октября на 1 ноября, когда почти все дети отправились выпрашивать конфеты в честь Хэллоуина под взором основной части работников приюта. А потому вокруг подкидыша не образовался ворох их тучных тел, а сам малыш не заливался истерическим плачем. Частично, проводя с Фрэнки время, я четно пытался заменить им Майки, представляя вместо сиротки моего младшего брата, такого живого и счастливого. И каждый раз, как Фрэнк простывал, я ловил жуткую панику, снова переживая свои последние дни рядом с Майки, и боялся потерять своего братика вновь. А Фрэнки простывал часто. И когда это случалось, я ежесекундно находился рядом с ним, молясь, чтобы в этот раз Смерть прошла мимо.       Когда мне исполнилось восемнадцать, пришло время покинуть приют, покинуть Фрэнка. Я здорово привязался к нему за эти годы, а он ко мне. Было больно прощаться, малыш Фрэнки плакал и мне это не нравилось. Он никак не хотел меня отпускать. Тогда я впервые поднял на него руку.       – Перестань плакать! – что-то щёлкнуло в моей голове, а после я, словно со стороны, услышал, как повысился мой голос. Ладонь моя горела от удара, а щека Фрэнки вспыхнула красным. Мальчик утих, как по волшебству. Тогда я предположил, что насилие действительно словно волшебство и нужно чаще колдовать. Я присел перед Фрэнком и взял его за его маленькие ручки.       – Фрэнки, – мой голос вновь стал мягким, – Я обязательно вернусь за тобой. Обещаю. А ты пообещай мне, что не будешь плакать. Договорились? – услышав тихое «угу», я осторожно обнял мальчика, прижав его к своей груди. Тогда напоследок он сказал мне, что любит меня, а я на это ничего не ответил.       Поступив в медицинский университет и с отличием его окончив, я устроился в частную клинику пластическим хирургом, а после, защитив докторскую, и вовсе открыл собственную. Я здорово преуспел в своей профессии, приобрёл репутацию одного из лучших пластических хирургов, клиенты записывались ко мне на год вперёд... И я совершенно забыл о Фрэнке и данном мной обещании. Шли годы, и со временем я обнаружил, что в моей душе была некая дыра, будто чего-то не хватало. Вернее, дыра эта была там уже давно, просто я всеми силами старался её не замечать, жил сегодняшним днём. Но вскоре рана, облепленная всевозможными пластырями и обмотанная многочисленными бинтами, загноилась. Стало больно. И одиноко. Кошмары, мучавшие меня в детстве, вновь обрели надо мной власть, заставляя просыпаться в холодном поту. Майки приходил ко мне каждую ночь, это уже походило на чистое безумство. Но я уверенно игнорировал его... в первое время. После всё же уговорил себя посетить психиатра. Один от меня отказался, на его место пришёл второй, а на его место третий... По неясной мне причине ни один специалист не хотел браться за меня и мои проблемы. То же мне специалисты.. отбросы чёртовы. После пяти психиатров я забил на эту идиотскую идею и решил, что справлюсь сам. К тому же я был квалификационным врачом, а достать хоть какие-нибудь антидепрессанты или что там пьют в моём случае, труда бы не составило. Так я и поступил. О, ГОСПОДИ, ДА Я НА НИХ ПОДСЕЛ. И те таблетки, которыми я завтракал, обедал и ужинал, действительно вызвали неконтролируемое привыкание. А вскоре я оказался в больнице. Как мне сообщили после – передозировка. Тогда я решил, что уж лучше буду видеть каждую ночь своего мёртвого брата, чем ещё раз рискну жизнью и подохну окончательно.       Интересно, как же так вышло, что Фрэнки теперь живёт в моем доме. Верно? Что ж... никогда не думал, что этим я буду благодарен Майки из моих кошмаров. Однажды ночью, придя ко мне вновь, братик выглядел не так, как обычно. В чертах его лица читался образ и другого человека. И когда я пригляделся, то тут же вспомнил о маленьком мальчике из приюта.       – Фрэнки? – мой голос прозвучал словно эхо.       – Ты обещал, –ответил мне Майки, облик которого начал постепенно видоизменяться.       – Что обещал? – я действительно не понимал, о чём говорил ребёнок. Но Майки никогда со мной прежде во снах не разговаривал. Только плакал, кашлял и звал на помощь своим слабым голосом.       – Ты обещал... – повторил теперь Фрэнки. А после я почувствовал, что тону. Никогда не следует засыпать в ванне.       После той ночи весь последующий день я ходил и думал о том, что же я такого пообещал маленькому Фрэнку. А когда до меня наконец дошло, когда наконец воспоминания хлынули в голову, я помчался на нью-йоркский вокзал и купил билет на ближайший поезд в Вайнленд. Это было моё самое необдуманное и спонтанное решение в жизни, я улыбался, как идиот, но в душе я был уверен, что это обязательно сработает, что это именно то, чего хотел бы Майки. И как уже стало ясно, я отправился в свой старый унылый дом, а вернее в приют святой Марты, который мне в принципе нравился, но всё же я бы никогда не предпочёл туда возвращаться.       Могу сказать, что встретили меня довольно тепло и с беззубыми улыбками на серых лицах. Ну а вот лицо Фрэнки надо было видеть. Если честно, узнал я его не сразу. А вот он, едва запривидев меня, бросился ко мне на шею. Тогда я едва сдержал себя оттого, чтобы не наколдовать. В голове моей возникла заметка о том, что по приезду домой нужно обязательно отучить его от столь внезапной близости и крепкой хватки, которую все называют объятиями, а вот я эту чушь ненавижу. Мальчика отдали мне быстро и без особых расспросов, вмиг оформили все документы и, скажем так, сбагрили подкидыша мне. Как я узнал позже, здесь его даже воспитатели недолюбливали, что уж говорить о воспитанниках. С мальчиком было что-то не так, он был помешан – об этом мне любезно сообщили уже за воротами приюта. Какое радостное известие.       Послышалось стремительное шипение, я резко повернул голову в сторону источника звука и тут же опомнился. Кофе готов.       Майки оказался прав. Когда Фрэнки переступил порог моего дома, в мыслях я невольно поставил его на ряду с мебелью, мальчишка отлично вписывался в интерьер двухэтажного особняка, и тогда я понял, что он на своём месте. По крайней мере, домашние животные всегда были подстать частным домам. Майки оказался прав и в другом – кошмары отступили. Конечно, спал я всё ещё отвратительно, но, по крайней мере, я не просыпался от душераздирающего крика из своих же уст. С первого же дня, когда Фрэнки вновь стал частью моей жизни, прежний порыв заботиться о нём вернулся ко мне с двойной силой. У меня словно вновь появился младший братик, за которого я был в ответе. И мне это даже нравилось. Конечно, Фрэнк не мог и никогда не сможет заменить мне Майки, но тогда я старался игнорировать данный факт, надеясь, что мне станет лучше. Вкусные завтраки, сытные ужины, прогулки по лесу, бесконечные игры, детский смех... Всё это было у Фрэнка, но лишь в первые полгода пребывания в моём доме. Спустя полгода я понял, что устал. Кошмары вернулись ко мне после того, как я вновь, спустя столько лет, поднял на Фрэнки руку – он смеялся слишком громко. А после и вовсе разнылся – крысиное отрепье. В тот момент я понял, что плач я ненавижу даже больше, чем смех. И дело было в том, что Майки тоже плакал, плакал каждую ночь в моих кошмарах, он возвращал меня на несколько лет назад, в тот самый дом, где я прижимал остывший труп братика к своей груди до тех пор, пока органы опеки не выломали дверь и не забрали меня. Тогда им пришлось постараться и ослабить мою хватку, чтобы я отпустил Майки – кажется, тогда я сломал своему братику пару рëбер. Но в тот момент ему уже было всё равно. Он был мёртв.       Смех прекратился. Я был рад, что Фрэнки наконец-то замолчал. Бывало, он что-то говорил своих тихим детским голосом, просил у меня еды или типа того – и тогда я сказал, что ему, наверное, просто нечем заняться, раз он дёргает меня каждые полчаса и всё время о чём-то просит. С тех пор, как я понял, что устал, и как я понял, что Фрэнки никогда не заменит мне братика, подкидыш перестал существовать для меня, как личность, как тот, о ком я должен заботиться. Он стал вещью. Кстати, весьма очень полезной. Мне не составило труда убедить мальчишку в том, что, раз он живёт в моём доме, то должен быть благодарен мне за это не только словами, но также и делами. Поэтому после сего разговора домработницу пришлось уволить.       К Фрэнки я привык, как привык к любой мебели в этом доме. Да, иногда его компания была мне приятна – мысли, которые генерировались в его куриных мозгах, а после стекали, словно сточные воды, из его глупого рта смешили меня до коликов. Мне нравилось смотреть с ним мультфильмы – обычно в это время мальчик молчал, и тогда я мог представлять, что смотрю мультфильмы с Майки.       Но с некоторых пор всё начало меняться. Фрэнк взрослел, становился смелее, у него появлялись свои желания, постепенно он начинал сомневаться в моей правоте, пытался хитрить, врал мне... Я был не в восторге, но знал, что поворот таких событий был неизбежен. Но я не ожидал, что этот чёртов поворот будет настолько резким.       «– Я люб-блю тебя! А т-ты не любишь меня, потому что я не женщина! И поэтому мне надо стат-ть женщиной, чтобы ты полюбил меня!..» – разносилось с раздражающим эхом в моей голове. Меня предупреждали, что с этим гадëнышом что-то было не так. Но я решительно не стал брать это во внимание. И сегодняшняя сцена убедила меня в том, что я был не прав. Фрэнки оказался ещё глупее, чем я предполагал. И он оказался ещё более омерзительным, чем я мог подумать. Знал ли я, что мальчишка так неровно дышит ко мне? Это было видно невооружённым глазом, но я терпел. Терпел, потому что он был мне полезен. Но знал ли я, что эта детская логика приведёт его к такому идиотскому решению – он действительно думает, что если он станет женщиной, я отвечу ему взаимностью? Смешно. И невероятно тупо. И в стиле моего Фрэнки. Этот ребёнок не знает настоящей жизни, я – весь его мир. И несмотря на это, я не могу отрицать тот факт, что без него пустота вновь заполнит меня. Он нужен мне так же, как я нужен ему. Всё же, человеческий разум – вещь непостижимая. Мой милый, глупенький Фрэнки, что же мне с тобой делать?