Играй, покуда над тобою Ещё безоблачна лазурь — Играй с людьми, играй с судьбою, Ты — Жизнь, уж призванная к бою, Ты — Сердце, жаждущее бурь… Как часто, грустными мечтами Томимый, на тебя гляжу, И взор туманится слезами — Зачем? Что общего меж нами? Ты жить идёшь — я ухожу… Я слышал утренние грёзы И первый милый лепет Дня — Но поздние, живые грозы — Но взрыв страстей, но страсти слёзы, — Нет, это всё не для меня… Но, может быть — в разгаре лета — Ты вспомнишь о своей Весне — И вспомнишь и про время это, Как про забытый — до рассвета — Мелькнувший призрак в первом сне. «Играй, покуда над тобой…»
Ф. Тютчев.
Уизли правили уж несколько веков. Их династия была многочисленна, наследники являлись всегда: за прошедшие века в королевских семьях не рождалось меньше трёх наследников. Часто случались и войны за трон. Многие были довольны правлением Уизли. Как это бывает, кто-то искал выгоду для себя, кто-то наоборот просто радовался тому, что именно они правят королевством, а не тираны. За четыреста лет, что Уизли были у власти, лишь дважды случались восстания, но всегда казалось, что что-то обязательно могло назревать. Четыреста лет назад, когда в Солебрилл умерли последние Мраксы, началась настоящая война за трон. Она шла долго, была кровопролитной, и тогда население Солебрилл значительно уменьшилось. Один парнишка, который не был известен среди жителей, вышел на площадь и начал говорить речи. Он просто встал и начал говорить. Говорил он от всей души, вселял в разрушенные сердца людей надежды, а после его единогласно избрали королём Солебрилл. И он стал лучшим правителем за всю историю Солебрилл. Испокон веков мэноры Солебрилл были волшебными: столько в них было света, широко распахнутых дверей, танцующих людей меж величественных колонн, улыбок и веселья, что сложно было представить поместья в Солебрилл другими. В королевстве было немного мэноров, в частности из-за нежелания королевского рода отделять простых людей от знати. В Солебрилл существовало четыре мэнора: Пруэттов, Лавгудов, Малфоев да Лестрейнджей. А вот поместий было в Солебрилл значительно больше. Когда на трон взошла династия Уизли, каждый дом или поместье становилось совершенно другим: ярким, солнечным; правители даже издали закон, по которому запрещалось использовать тёмные цвета в своём доме, и иногда отправляли рабочих с бочками краски, чтобы бесплатно покрасить дома. Лишь Малфой-мэнор не претерпел этих изменений. Он выстраивался долгие годы. Сначала это был лишь небольшой крестьянский дом с подвалом на два этажа и скудным участком земли. Потом, когда один из наследников рода разбогател, размеры дома стали увеличиваться и превзошли многие городские дома. Спустя пять десятков лет — дела Малфоев неожиданно пошли в высокую гору быстрым и напористым шагом — ранее ветхий дом стал небольшим поместьем. А после, когда им был пожалован титул графов, поместье стало великим, воистину ужасным мэнором, вселяющим страх. В Солебрилл ходили легенды о Малфой-мэноре. Говорили, что именно там совершались самые ужасные убийства, а в подвалах людей вешали за большой палец и издевались плетями. Другие же утверждали, что в Малфой-мэноре можно спокойно потеряться — столько в нём было закоулочков, ответвлений и странных механизмов. А третьи на основе басен первых и вторых были уверены, что там водятся призраки. И все были по-своему правы в своих суждениях. Джинни и Джордж бежали как никогда быстро. Они проносились по тёмным коридорам Малфой-мэнора, стараясь не останавливаться, чтобы перевести дыхание. Казалось, темнота вокруг сгущалась, и сквозь неё ничего нельзя было увидеть. Джинни смело оторвала подол платья, тем самым ускорившись. Джордж нашёл в рыцарских доспехах сапоги и тут же переобулся — в ботинках, которые ему выдали на званый ужин, не было возможности и пальцем пошевелить, они были длинные, с острым носом, и бежать в них — одна мука. Сейчас они мчались, стараясь найти выход из мэнора. В тёмном поместье ориентироваться было крайне сложно: того и гляди запнёшься о металлические украшения, лежащие на полу. На расстоянии пятнадцати ярдов можно было найти догорающие свечи, которые давали слабые, едва заметные отблески, и благодаря им появлялась возможность выбраться из мэнора. Джинни вскрикнула. — Тихо! — раздался над ними тихий женский голос, и Джордж понял, что он принадлежит Элен. — Малфои отправили слуг искать вас, я выведу вас через подвалы. Только тихо. Джордж нахмурился: он уж решил довериться Малфоям (взыграла в нём деревенская наивность) и чуть не умер. Не хотелось попасть в какой-нибудь кипящий котёл в подвалах. Однако Джинни начала кивать. — Пожалуйста, Элен! — взмолилась Джинни. — Тихо, идите за мной, — сказала Элен и, черканув огнивом по камешку, взятому из кармана пенулы, зажгла свечу. В мрачном коридоре мэнора моментально стало ярче. Свеча бросала пламенные отблески на лицо Элен, освещала её смоляно-чёрные волосы. — Я не собираюсь убивать вас, — шепнула она, когда Джордж крепче стиснул челюсти. В конце коридора послышались громкие шаги, тихий мужской смех и женские причитания. Элен лихо развернулась к ним и со всей силы толкнула за монументальную статую всадника на коне. Джордж пошатнулся от неожиданной силы столь стройной и миниатюрной девушки. Джордж и Джинни скрылись за статуей. Дыхание Джинни было отрывистым, судорожным. Она часто дышала, шмыгала носом, мотала головой, но старалась не подавать виду, что волнуется. Джинни держалась хорошо, а Джордж — нет. Он хотел домой! Джордж успел проклясть этот день и своё решение поменяться местами с Фредом. Сначала ему пришлось бросить на произвол судьбы Молли и Гермиону, оставить их одних наедине с проблемами, прийти в замок, где он не знал никого, стать невольным правителем и вершителем судеб людей и чуть не умереть из-за собственной наивности. Это было ужасным, отвратительным и нереальным. Элен стояла у стены, склонив голову, а к ней приближались двое людей: мужчина-увалень грозного вида и маленькая женщина. — Что ты тут делаешь, Эли? — усмехнувшись, спросил мужчина. — Иду по приказу… мистеров Малфоев искать бежавших… наследников Солебрилл, — прошептала она, склонив голову ещё ниже. — Так значит, идёшь их искать, да, Эли? — повторил мужчина, сощурив глаза. — А чего ж ты разговаривала с кем-то? — Я ни с кем не разговаривала. Элен подняла глаза, всматриваясь в лицо мужчины, а потом словно зашипела. По звуку можно было решить, что её ударили. Элен упала на пол, прижимая руку к щеке. Мужчина противно усмехнулся, смерил презрительным взглядом Элен и быстрым шагом направился вперёд. Как только мужчина скрылся за углом, Джинни выбежала из-за статуи и упала на колени рядом с Элен. Она обняла её за спину и достала из сумки небольшую флягу с водой, помогла Элен встать, подняла свечу и кивнула Джорджу. — Пойдёмте, только прикройтесь капюшонами пенул, вас не должны видеть. Элен подала две большие пенулы с множеством заплаток Джинни и Джорджу. Её руки дрожали. Джордж внимательно наблюдал за ней, напрягая зрение. Свеча давала маленькие отблески, но того было в любом случае мало: помещение было столь тёмным, а на улице ворчали вороны, гнетущая атмосфера не давала ничего увидеть в мэноре. Джордж старался ориентироваться на ощупь, но руки жутко похолодели, ноги слегка дрожали, а по позвоночнику сбегала маленькая капля пота. Он часто сжимал кулаки, боялся, что больше никогда не увидит Молли и Гермиону, останется навсегда гнить в этом ужасном мэноре, или его убьют, ударив подсвечником по голове. Элен провела их по многочисленным лестницам, которые уходили глубоко под землю. Она взяла со стен несколько свечей, зажгла их и подала Джинни с Джорджем. Так в темноте стало немного светлее. Они шли быстро — не бежали. Зная, что за любым углом их могут поджидать, Джинни с Джорджем прятали лица под пенулами, выставляя вперёд свечи и идя шаг в шаг за Элен; она же оглядывалась по сторонам, подгоняла их и направляла на верный путь. — Осталось пройти по подвалам ярдов двести, и вы выйдете на двор, а оттуда — прямиком к карете, — проинформировала их Элен, спускаясь по винтовой лестнице. Она подняла свечу выше. Огонь дрогнул. — Мне… жаль, что так вышло. Им теперь останется лишь переехать куда-нибудь, бежать или попытаться устроить революцию, — прошептала Элен. — Пожалуйста, не тяните. — Она резко повернулась лицом к Джинни и Джорджу, всматриваясь им в глаза. — Начните действовать, иначе Солебрилл падёт. Поборитесь за наше славное государство, Фредерик, Джиневра. Джинни кивнула, а Джордж лишь продолжил буравить взглядом Элен. Та молча улыбнулась и продолжила спускаться, помогая беглецам — достоянию Солебрилл Джинни и самозванцу Джорджу — вырваться из мэнора. Они уж не шли так быстро: дыхание и без того было частым, а успев оторваться от слуг Малфоев, они чуть замедлились. Однако они не спокойно гуляли меж деревьев — шли напрямик к свободе. Элен скользнула к двери, которая вела в подвал. Брякнув ключами, что висели у неё на шее, Элен сняла один и быстрым движением открыла замок. Её руки слегка дрожали, но Элен старалась вести себя спокойно, будто знала, что от её спокойствия зависит настрой Джинни и Джорджа. Стоило ей шумно вздохнуть, Джинни начинала искать вокруг заговор; стоило Элен почесать переносицу, Джордж пугался, что сейчас обязательно что-нибудь случится — например, она предаст их, отдаст на растерзание диким зверям; стоило Элен улыбнуться, Джинни и Джордж обменивались спокойными взглядами. Джордж внимательно наблюдал за ней, иногда хмурился. Элен не напоминала девушку, которая была довольна своей жизнью — да и кто будет счастлив жить в мэноре, являясь прислугой, работать за ужасное отношение к себе? — или желала сброситься с крыши от безысходности. В ней одновременно смешивались роковая красота, прикрытая пеленой усталости, чуткость, понимание и ум. У Джорджа возникал вопрос, как она попала к ним жить? Когда-то она наверняка была графиней — столько в Элен было аристократичного поведения, что не хотелось верить в её простое происхождение. У Джорджа в голове роились вопросы, сомнения. Но главным его желанием сейчас было лишь одно: выжить. Выжить. Джорджу хотелось жить, а не пасть жертвой бесполезного сопротивления Очистителю или от собственной глупости. Радоваться жизни. Помогать Молли. Вспахивать поле. Смеяться вместе с Гермионой. Стать лесником, заняв место мистера Грейнджера, когда он отойдёт от дел. Стать достойным жителем деревни. Нянчиться с детьми Гермионы и рассказывать им байки о своей молодости. Жить! В нос Джорджа ударил запах гнили, смешивающийся с запахом крови. Джордж поморщился и прикрыл нос рукой, стараясь не дышать ужасным запахом подвала. — Закройте нос и не пугайтесь: здесь Малфои заключают… своих провинившихся рабов… и устраивают им разные пытки, — рассказала Элен, поморщившись. Она прижала к носу край пенулы, нахмурилась и смело ступила на холодную, сырую землю. — Пойдёмте быстрее. Вас не должны здесь видеть. И, крепче держа свечи, они возобновили бег: Джинни и Джордж бежали прямиком за Элен, а та старалась вывести их обходными путями через множественные закоулки и лазы, обходя людей, заключённых в клетках. Одно можно было понять точно: Элен замечательно знала план мэнора, ориентировалась здесь без единой запинки. Они дошли до большой чугунной двери, и Элен стала судорожно искать в связке ключей необходимый. Несколько секунд длились словно вечность. Когда Элен победно подняла над головой ключ, сзади них — достаточно далеко, но всё-таки было слышно — открылась первая дверь. — Они здесь! Элен резко обернулась, начала вращать ключ в замочной скважине, пыхтеть и часто оборачиваться. Дверь не открывалась. Элен вновь крутанула ключами, но это не дало никакого эффекта. Бряньк! Ключи упали на пол. Элен бросилась за ними и продолжила попытки открыть дверь. Джордж замер буквально на мгновение. После, бесцеремонно отпихнув Элен в сторону, он навалился на дверь одной ногой, пытаясь рукой прокрутить ключ. Шаги слуг приближались. Голоса становились всё громче. Кровь стучала в ушах, пульсировала во всём теле. Руки дрожали. Дверь не открывалась. Замок заклинило. Голоса сзади нарастали. Когда люди остались от них в десяти ярдах, дверь скрипнула и распахнулась. Джордж облегчённо выдохнул. Джордж, Джинни и Элен забежали в небольшую щелку, чудом не забыв забрать ключи. Понимая, что времени катастрофически мало, они побежали по винтовой лестнице наверх, потом к арке, ведущей к гигантскому окну, из распахнутого окна во двор, по двору к карете. Ноги перестали слушаться Джорджа, они словно окаменели, перестали подчиняться, желали лишь отдыха; дыхание стало столь частым, что можно было решить, что он сейчас задохнётся или того хуже — упадёт на землю от страха, стараясь забиться в угол от всех нежданно нагрянувших проблем. Джинни подняла ещё выше подол платья, скинула ботинки и побежала прямо босиком по острым как лезвие камням, по прутикам, что валялись на земле, по сырому чернозёму. Она иногда запиналась, но упорно продолжала бежать — двигаться к своему спасению. Волосы растрепались, выбиваясь из-под ткани, щёки раскраснелись то ли от гнева, то ли от страха, подол платья был порван до колен, а молочная кожа пяток раскраснелась, и по ступням стекали тонкие полоски крови. Теперь Джордж понял, что Элен была в куда более простом платье, нежели вечером на приёме: оно было просторнее, мягче и словно удобнее для побега. Её волосы были убраны в низкий пучок. На скуле начал просвечиваться синяк. Глаза Элен были сосредоточены, губы поджаты в идеально прямую линию. Она перекинула за плечо увесистую сумку, удерживала её одной рукой, а во второй всё ещё держала свечу, воск которой начал капать на тонкие ладони Элен. Джордж же просто хотел сбежать отсюда, забыть об этом дне, как о страшном сне. А может, в действительности то был страшный сон или галлюцинация от отравленного яблока? Его и без того лохматые волосы растрепались в разные стороны, по скуле стекала капля холодного пота. В глазах щипало. Узкие, ужасно неудобные штаны порвались в нескольких местах, как и рубашка, поверх которой на нем были диковинно-роскошные одежды. Как бы часто Джордж ни бродил по лесам, он никогда не чувствовал себя столь уставшим. Перед ними показались монументальные врата, и, казалось, все трое одновременно выдохнули. Кучера всё так же сидели в карете, ожидая. Заметив господ, чьи лица были разгорячёнными, глаза горящими, а вид ужасающим, двое моментально одинаково округлили глаза. — Фредерик, Джиневра, что случилось? — спросил первый. — Потом объясню! — крикнула Джинни, ставя руки в бока. — Нам надо как можно быстрее добраться до замка. — Будет сделано, принцесса Джиневра! Джинни качнула головой, отряхнула пятки от прилипших веток и вздохнула. — Оторвались, — прошептал Джордж с облегчением. — Вы поняли меня? — спросила Элен. — Быстро домой, делайте наброски на новый закон, думайте, как убрать их. У вас всё получится. Элен мягко, изнеможённо улыбнулась. — А ты? — спросила Джинни. — Поеду в одну деревушку. Корабль сегодня отходит, я как раз успею. — Элен внимательно посмотрела на них. — Берегите себя. Джордж кивнул, а потом, подхватив Джинни под руку, заволок её в карету. Они упали на мягкие сиденья, стараясь перевести дыхание. Джордж выглянул из небольшого окна, крикнув: — Давай! Карета тронулась. Сначала они ехали медленно, но постепенно набрали скорость, и расстояние до замка всё сокращалось, а до мэнора — увеличивалось. К тому же Джордж не забывал подсказывать кучерам лучшее направление: раньше он бывал здесь часто. Джордж повернулся к Джинни. Она сидела, опустив голову на мягкую подушку, и отрицательно качала головой, будто не веря в происходящее. — Это уму непостижимо, — сказала Джинни. Джордж кивнул, молча соглашаясь: он и сам не мог понять, как на такое может пойти человек. Неужто деньги могут стать причиной мести, желания убить? А трон — являться показателем статуса человека на жизненном пути? Джордж часто слышал о том, что некоторые убивали других из-за денег, но никогда прежде этого не случалось в Солебрилл. Джордж понимал, что без денег прожить туго — он испытал это на своей же шкуре, — но точно знал: он не встанет на дорогу воровства. Джинни нахмурилась, отряхивая ноги. — Малфой предлагал тебе добавить вкусовой… усилитель? Джордж сощурил глаза. — Да, предлагал. Сказал, что это… будет вкусно. А потом выбежала прислуга, схватила блюдо и начала есть его, как ненормальная. — Фред, ты — идиот! — воскликнула Джинни. — Какого чёрта ты такой наивный и добрый, а? Ты что, не знаешь, что именно так легче всего убить человека?.. Ты… полный идиот, Фредди. А если бы тебя не стало, а! Это просто… чудо, что появилась та служанка и съела твой треклятый пудинг. Не дай Бог, если бы ты съел его. Ты чем вообще думал, а, Фред?! Ей-Богу, чёрт бы тебя побрал. Джордж выпал в осадок от столь гневной тирады. Он и раньше понял, что Джинни — не робкого десятка, но сейчас, когда она взвилась, словно фурия, Джордж… испугался. — Головой? — предложил Джордж. — Вообще не похоже! — гаркнула Джинни и, скрестив руки на груди, отвернулась к окну. Джордж часто получал нагоняи от Молли и Гермионы, но слышать упрёки от принцессы Солебрилл было столь оскорбительным, неприятным, что Джордж готов был провалиться под землю от стыда. Будь они в другой ситуации, Джордж бы наверняка возмутился, но сейчас он понимал: Джинни просто беспокоилась за брата, боялась, что тот может погибнуть. Любая на её месте бы нервничала. И Молли, и Гермиона. Джордж мог ругать лишь свою наивность и беспрекословную веру в людей. Джинни поджала губы. Холодный ветер задувал в окно. Над землёй светила одинокая луна, отливавшая голубоватым цветом. Казалось, над ними витал аромат ночной весны, задувал в окна; одинокие птицы выводили свои грустные трели на деревьях, иногда перелетая от ветки к ветке, чистили перья друг другу, а потом ютились на ветках. На ночной улице не было ни звука, лишь стук копыт лошадей да скрип кареты нарушали ночную тишину. — Что… б-будем делать? — спросил Джордж и почесал ухо. Голова трещала. Джинни повернулась к Джорджу, закусила щёку. Она сморщила нос, продолжая внимательно наблюдать за ним, шумно втянула воздух, дунула на ладони, потерев их, и сказала: — Менять феодальную лестницу, отправить куда подальше… этих ужасных Малфоев. А потом Амбридж прижечь. Наверное, это будет… сложно. Надо с отцом посоветоваться, может, он подскажет и поможет. Он ведь уж двадцать три года правит, у него должно получиться всё, — говорила Джинни. В голосе слышалось сомнение. Иногда она чесала локоть, запиналась, а после, шумно втягивая воздух, продолжала говорить. — Надо план построить, продумать всё. Но и законы тогда уж надо менять, а не как у нас сейчас. Очень много проблем — мало решений. Джордж кивнул, а сам задумался насчёт того, что Гермиона бы наверняка нашла выход из этой ситуации. Обязательно бы придумала что-нибудь, помогла, а потом бы смеялась над их проблемой, будто её и не было. — Ну… ведь это прямое покушение на жизнь при свидетелях, разве нет? А мы — королевская семья, и нас должны слушаться. Джинни мотнула головой. — Формально — да, но по правде… мы ничего не решаем. Мы типа цирковых собачек для публики. Делаем вид, что правим, а на самом деле всё решает Амбридж. Ведь какой-то правитель придумал эту чёртову феодальную лестницу в Солебрилл, которая… просто ересь! Поэтому, чтобы Амбридж приняла наше заявление, потребуется много сил и заинтересованность граждан. Это… сложно, Фредди. МакГи нам говорила об этом. Джордж потёр руками глаза, склонил голову, а после издал нервный смешок. Он точно решил, что, как вернётся в замок, напишет письмо Фреду и отправится домой — к Молли и Гермионе. Так хотя бы станет легче, а этим делом займутся более достойные и умные люди, чем он. — МакГи? — уточнил Джордж. Джинни кивнула. На её губах появилось лёгкое подобие улыбки. — Ага. Она же всегда… поддерживала нас, первая говорила, что надо думать насчёт этой Амбридж противной. Ты что, забыл, Фредди? — ангельским тоном спросила Джинни. Джордж на миг нахмурился, будто почувствовав, что творится что-то неладное, но это ощущение прошло через мгновение — так Джинни внимательно, спокойно смотрела в глаза Джорджа, будто бы всё понимая и поддерживая его. Может… именно это и было нужно Джорджу, когда он был мальчиком. Ехали до замка они в тишине. Каждый думал о своём. Спустя час кучера стали сбавлять скорость. — Подъехали! — крикнул кучер, когда они заехали в широко распахнутые врата, ведущие к замку. — Тут останавливаемся или едем до замка? Джордж подумал с минуту, а потом передал через окно: — Едем. Их встретил Оливер с перепуганным видом, горящими глазами, растрёпанными волосами. Он начал что-то бормотать, спрашивать, почему их так долго не было, что случилось, почему они не взяли с собой слуг для поддержки, а увидев то, что случилось с Джорджем и Джинни, широко выпучил глаза и замолчал. — Это ч-что случилось с вами? — ошеломлённо спросил Оливер. — Всё, что ты перечислил, — выходя из кареты, сказала Джинни. Джордж тихо поддакнул, вылезая следом за ней. Джорджу хотелось спать, голова слегка кружилась. Всё, что он видел, казалось ему столь омерзительным, неправильным и аморальным. Роскошные фигуры замка стояли во дворе, всё, что здесь находилось, было столь идеально-вычурным. — А конкретнее? Джордж хотел было раскрыть рот, чтобы ответить, но Джинни опередила его. — Оли, Фредди пытались отравить. Малфой подсыпал ему в еду какой-то яд, а Фред — идиот этакий! — решил довериться и съесть это «чудо». Одна служанка выбежала, схватила его пудинг и начала есть его. Умерла. Потом была какая-то сумасшедшая погоня за нами, нам Элен помогла выбраться, и всё, — вывалила Джинни, поведя плечом. Оливер шепнул что-то прислуге, которая стояла за его спиной, и с недовольным взглядом повернулся в их сторону. Он часто раздувал ноздри, сжимая-разжимая кулаки и наблюдая за ними. — Идите спать, — чуть подумав, сказал Оливер. — Я всё улажу. Джинни кивнула и удалилась вместе с двумя служанками в замок. Она всё ещё была босиком, потому шла медленно. Джордж повернулся к Оливеру. Он ожидал услышать гневную тираду, но заметил лишь грустные, разочарованные глаза. — Я вернусь домой, — прошептал Джордж. — Сегодня же… попрошу гонца отправить письмо Фреду. Пусть возвращается сюда. — Хорошо, — кивнул Оливер. — Дорогу до покоев Фреда найдёшь, а, Фордж? — Найду, — ответил Джордж. — А договориться с гонцом сможешь, а, Оли? — Смогу. Джордж на мгновение прикрыл глаза, но потом, хрустнув пальцами, отправился вперёд — в замок. Поднявшись в покои Фреда, Джордж завалился на стул. Он быстро пошарил в ящиках стола и, найдя пергамент с пером и чернильницу, сел писать. Остатки свечи, которую зажгла служанка, бросали тёплые отблески на пергамент, и писать было не так сложно. На больших песочных часах стояла отметка трёх часов ночи. — Приступим. «Здравствуй, Фред. — Предложение было зачёркнуто, а в конце стояла увесистая клякса. Фред, — начал Джордж снова, — я прошу вернуть всё как было. Я не смогу здесь больше находиться. Не могу притворяться не собой, а совершенно чужим и другим человеком. Письмо отправлю с гонцом ночью. Надеюсь на скорый ответ. Джордж». Джордж пробежался беглым взглядом по письму, перечитал ещё раз, а когда в дверь раздался тихий стук, встал. Он распахнул дверь. — Здравствуйте, Фредерик! — пискнул юноша на вид лет пятнадцати. — Я прийти по скорый назначению Оливера, сэр! — отчеканил юноша. Джордж подал письмо гонцу. — Через лес в деревню. Спросите Пруэттов и отдадите письмо Джорджу, — быстро сказал Джордж, стараясь не запнуться. Он замолчал, а после добавил: — Выполнять как можно быстрее. — Так точно, сэр! — вновь пискнул юноша и, схватив письмо, помчался дальше по коридору. Джордж, закрыв дверь, сполз по стене и, притянув колени к лицу, просидел так некоторое время. Решив, что сейчас стоит поспать, а не бессмысленно ждать ответа Фреда, он направился к тазу с водой, чтобы умыть лицо, а после переодеться в одежду, которая была трепетно сшита Молли. Он наспех переоделся, сел на край безумно мягкой и удобной кровати и хотел лечь вздремнуть, как в дверь раздался громкий, настойчивый стук. Джордж выругался себе под нос, но, встав, смело распахнул дверь. На пороге стояла Джинни в простом платье, а за спиной прятала что-то. — Привет, Фредди! — весело сказала она. — П-привет, Дж-Джини, — заикаясь, ответил Джордж. Джинни улыбнулась. — А не хочешь ничего мне рассказать, а, Фордж? — спросила Джинни и, замахнувшись сковородкой (Джордж успел это заметить), влепила ему со всей силы прямиком в нос. Нос противно хрустнул, и полилась кровь.***
— Да как мне не гневаться?! — вскрикнула Джинни, стукнув каблуком по полу. На её щеках горел румянец, и она продолжала угрожающе размахивать сковородкой из стороны в сторону. — Это же ужасно! Безалаберно! Безответственно! — безбожно ругалась Джинни. — Как ты на это согласился, Оли?! Я понимаю ещё он, — деревенщина! — но ты-то, Оли! Где были твои мозги?! Оливер сидел напротив Джорджа, который дышал через рот, стараясь не задеть повязку, наспех наложенную королевским лекарем. Благо тот до сих пор находился в замке, и его удалось разбудить без лишних происшествий. Лекарь вправил нос Джорджу, наложил ватную повязку и поспешил выйти из покоев принца, пока Джинни не просверлила в нем дырку. Нос саднило от боли; Джинни ругалась с Оливером; Джордж сидел в стороне, стараясь не задохнуться от нехватки воздуха; солнце поднималось из-за горизонта, а они до сих пор выясняли отношения. — Джи, опусти эту сковородку, пожалуйста, — примирительно подняв руки, сказал Оливер и сделал два коротких шага назад. — Не опущу, — огрызнулась Джинни. — Этот… Фордж должен уйти отсюда немедленно! — в который раз крикнула Джинни и ткнула ему в грудь сковородкой. — Ну, куда он сейчас пойдёт, а? — Мне плевать куда, главное, подальше отсюда! Он — самозванец, который чёрт-те знает что надумал! Не верю я в его благие намерения! И не буду! — Джинни замолчала на миг. — Тут должен быть Фред, а не… он. Джордж кашлянул. — Ну уж нет, так дело не пойдёт! — взвилась Джинни. — Это же… это же… просто ужас, что это! Столько лжи вокруг. А я с ним ещё бежала от этих чёртовых Малфоев, план спасения Солебрилл обсуждала, а это чёртов самозванец, который может быть посланцем Очистителя треклятого! — Джинни отвернулась. — Тебя как зовут? — гаркнула Джинни, наконец-то посмотрев на Джорджа. — Дж-Джордж. Оливер подал заикающемуся Джорджу стакан с водой. Он облокотился о каменную стену и внимательно наблюдал за Джинни, чуть сощурившись. — Какая прелесть! Джинни замолчала. Смерив их грозным взглядом, она крутанула сковородку в руке и направилась к выходу из покоев. Когда Джинни распахнула дверь, она ойкнула, а потом на её свирепом лице расцвела счастливая улыбка, и в уголках глаз можно было заметить нежданно навернувшиеся слёзы. — Отец! — воскликнула она. Джордж сглотнул, когда король Артур ступил в покои Фреда, слабо улыбнулся и ласково приобнял Джинни. — Чего кричим? — садясь на стул с тихими причитаниями, спросил Артур. — Мисс Смит сбежала от вас куда подальше, словно от огня. Из-за чего сыр-бор? — Артур сощурился, почесал подбородок и окинул изучающим взглядом Джорджа. — Началась какая-то война, а я не в курсе? — спросил он, крутя головой из стороны в сторону, чтобы лучше оценить реакцию присутствующих. Джордж не смог и слова произнести: перед ним сидел сам король Солебрилл, общался с ним, словно с родным сыном!.. Пожалуй, одновременно это было восхитительным, пугающим, сводящим с ума. Вместе это давало чумовую смесь эмоций, которые могли вырваться на свободу в любой миг. Оливер издал нервный смешок, почесал локтевой сгиб, а после обвёл рукой Джорджа и Джинни. — Война поколений. Не поделили, кто первый попробует лепёшку Бонни. Джинни махнула на Оливера, а после, взяв деревянный стул, поставила его напротив Артура. Она оперлась руками о колени и положила голову на ладони. Кинув быстрый, жутко недовольный взгляд на Джорджа, она улыбнулась и взяла ладонь Артура в свою. — Я так рада, что ты сегодня встал, отец! Тебе стало легче? В тот же миг Артур кашлянул в кулак. В уголках его глаз залегли маленькие, едва заметные слезинки. Тон лица был столь нездоровым — белым, словно лист бумаги, имел зеленоватые и фиолетовые оттенки, под глазами залегли большие синяки, — так что Артура хотелось лишь обнять и пожалеть. Столько было в нём горечи, печали и усталости от былых лет, что у Джорджа просто в голове не укладывалось, как Артур и мистер Грейнджер могли быть ровесниками. Один всегда ходил пружинистой походкой, широко улыбался, бродил по лесам; второй же лежал на кровати и без кровинки на лице, хмурился, грустно качал головой и не позволял сделать себе и лишнего шага. — Джинни, всё… всё хорошо, — сказал Артур и вновь залился булькающим кашлем. Он прижал ко рту платок с золотой вышивкой «АУ» и ободряюще (по мере своих сил) улыбнулся Джинни. — Всё правда хорошо. Расскажите лучше, как прошёл приём у Малфоев. Что решили, что будете делать? Джинни впервые за несколько часов посмотрела на Джорджа со смятением, а не с гневом. Она закусила губу, отвела взгляд в сторону и, прежде чем успела что-либо сказать, была перебита Джорджем: — Малфоев… надо убрать. Они пытались нас убить. Джинни широко распахнула глаза, начала мычать что-то, пытаясь связать слова, а Оливер спрятал лицо в руках. — Вот оно как, оказывается, — прошептал Артур и, хлопнув по исхудавшим бёдрам, встал с места. — Я пошёл к себе, — сказал он и поспешил удалиться. Джинни, проводив отца, громко хлопнула дверью, смерила гневным взглядом и Оливера, и Джорджа, а после вновь взяла сковороду. — Ты — последний идиот… Джордж! Это ж надо додуматься больному человеку говорить… такое! Ему же плохо, а ещё ты тут. Мы сами справимся, а когда он поправится, и ему скажем, — упрекала их Джинни, раскачивая сковороду из стороны в сторону. — Уму непостижимо, просто ужасно… просто ужасно, омерзительно, отвратительно, нереально, — бурчала Джинни себе под нос. Оливер ругнулся, потёр глаза, а потом спросил: — Нам надо действовать прямо сейчас. Две головы — хорошо, а третья не помешает. Тем более Фордж смышлёный, сможет помочь. Как думаешь, а, Джи? Джинни поджала губы. — Хорошо, но не больше чем через трое суток ты должен исчезнуть отсюда с глаз моих долой. Понял, Ф-Фордж? — Ага, — ответил Джордж. — Включаем мозги, дамы и господа, — провозгласил Оливер и разложил на кровати пергамент с сепией. — Сейчас будем строить грандиозный план по спасению Солебрилл.***
Джордж вздохнул, смерил скептическим взглядом их художества, сверился с записями на пергаменте, а потом взял кусок пергамента и поднёс его к огню. На пол посыпались маленькие чёрные угольки. Они просидели над планом несколько часов. Джорджа клонило в сон, глаза слипались и уже болели от светящего солнца, но он продолжал работать — это отвлекало от нагрянувших на него проблем. Хотя бы на некоторое время. Джинни сидела напротив, скинув сапоги и оставшись в одних тёплых носках. Она часто морщила носик, чесала щёку. Её щёки изредка горели румянцем, когда Оливер пытался пошутить. И Джинни больше не пыталась просверлить дыру в Джордже — она всё ещё сидела рядом с Оливером, но будто чувствовала, что от Джорджа не стоит ждать беды. Будто в ней работал индивидуальный женский компас, который показывал, каковы шансы их авантюры. Оливер спрятал за ухо перо, измазал себе все руки и щёку в сепии с чернилами, но продолжал примирительно сидеть меж Джорджем и Джинни, предлагая возможные варианты решения их… трудного положения. Оливер словно был воплощением мира, чистых душевных намерений и спокойствия в беспроглядном хаосе. — Ты опять меня испачкал! — взвилась Джинни, когда Джордж задел её руку каплей чернил. Джордж открыл рот от возмущения: когда Оливер «невзначай» рисовал простые узоры на руках Джинни, она смеялась; стоило же ему — не дай Боже! — случайно докоснуться до матовой кожи, Джинни взвивалась, словно дикая кошка, защищающая своё потомство и семью. — Я случайно, прости, — извинился Джордж, склонив голову и продолжив чертить план Солебрилл (он помогал им смотреть, куда смогут сбежать Малфои в случае эмиграции, и что вообще дальше делать). В кучке пергамента уже можно было найти скорые записи покушения Малфоев на жизнь Джорджа, аргументы в пользу их правоты и даже несколько подписей; план действий, в котором чётко были обозначены два пункта: «1. Начать революцию», «Последнее: победить во чтобы то ни стало».***
Джордж с особой любовью прорисовывал план деревни. Хоть это и получалось лишь кривыми линиями, и любой мастер наверняка отчитал бы его за этот рисунок, Джорджу нравилось рисовать то, что было знакомо ему больше остального. — Расскажи о своей жизни, — попросила Джинни, чуть сменив гнев на милость. Джордж перестал рисовать, внимательно посмотрел в глаза Джинни, а после — решив, что она просит искренне — начал: — Я не помню своего самого раннего детства. Знаю лишь то, что родился в деревне, отец ушёл от нас, и мать воспитывала меня одна. У меня там есть хорошая подруга. Мы постоянно пашем поля, ходим на охоту, смеёмся. Однажды она толкнула меня в ручей, я её тоже туда кинул. Каждый год, начиная с семнадцати лет, мы ходим в паб на праздник посева. Мы там главные гости. Я живу в ветхом доме, у нас петух да две курицы, есть несколько кролей, лошадь даже моя личная пасётся. Мать всегда готовит очень вкусно и шьёт одежду на заказ; я продаю добычу на рынке али в церковь несу, работаю на сеньоров, которым лень вспахивать землю. У нас подвал ещё есть с яблоками замоченными… Мать делает восхитительную малиновую настойку. А так здорово по сентябрю отправиться в яблоневый сад за урожаем! Какая там красота. Гермиона — замечательная подруга. Несколько дней назад мы помогли Сириусу Блэку бежать. У нас в деревне есть мальчишка, сын приёмный одного мужлана грозного, он у меня в подмастерье работает, как я у мистера Грейнджера — отца Гермионы — когда-то. В деревне замечательная жизнь, лишь бедность иногда душит, но и из неё можно найти выход, если пожелать всем сердцем. Мы нашли. Я скучаю по дому и уверен, что сегодня вечером уж вернусь туда. Джордж говорил без умолку, казалось, слова лились из него бурным потоком, желали вырваться на свободу. Каким же замечательным было это чувство! Когда не связывают тебя оковы тайн, когда всё можно рассказать! Как было здорово видеть горящие от восторга глаза Джинни, понимать, с каким упоением она заглатывает его слова, удивляется всему, что он говорит, а после восторженно смотрит, не отрываясь. Пожалуй, это было восхитительное ощущение. От сердца отлегло. — Кру-у-уто, — протянула Джинни, а Оливер присвистнул. — И ты прям, не знаю, умеешь делать оружие? — восторженно спросила Джинни с азартным блеском в глазах. — Да, луки, оружие для охотников, силки, удочки… мистер Грейнджер меня многому научил, — ответил Джордж. — То есть ты разбираешься в луках? — Да. — Сочувствую, Фордж, — сказал Оливер, кашлянул в кулак и постучал Джорджа по плечу. — Посмотришь мой новый и сломанный лук? — Посмотрю, — замявшись, кивнул Джордж. — А лук хоть хороший был и есть? — И был, и есть хороший лук, — сказала Джинни. Она встала. — Я сбегаю и вернусь. Джинни сверкнула волосами, улыбнулась и выбежала из покоев Джорджа. Джордж вздохнул и продолжил рисовать на пергаменте деревню. Он замер на мгновение, встал, выдвинул ящик с инструментами Фреда и нашёл ярко-красный карандаш. Вернувшись обратно, Джордж закрасил этим цветом свой дом и дом Грейнджеров. Он замер на секунду, а после добавил на дома кривые буквы «Г» и «П». Так стало легче — словно сделал то, что было необходимо с самого начала. Спустя некоторое время, когда Джордж посмотрел луки, принесённые Джинни, закончил работу над планом Солебрилл, он решил, что стоит лечь спать. Это посоветовал и Оливер, уверив его, что гонец вернётся не раньше заката. Джордж стянул сапоги, снял котту и, положив голову на мягкую перину, стал проваливаться в сладкий, столь желанный сон.***
Вокруг была тишина. Величественное солнце стояло словно на ладони около малыша Джорджа, улыбалось и подмигивало ему. Его лучи растягивались над полем, касались ветхого амбара, ласкали макушку Джорджа, а после бросали блики на протекающий в низине ручей. Пели соловьи. Их трели разносились на множество ярдов вокруг, ласкали уши бегающих вокруг детей. Соловьи перелетали с ветку на ветку, чистили перья друг друга, а после, спрятав клювы в распушённую грудку, мирно засыпали в ярко-зелёной кроне. Девчонки лежали на траве, делая венки. Они аккуратно переплетали полевые цветы, смотрели, чтобы венок подошёл соседке. Их тонкие руки проворно работали. Губы иногда закусывались, а потом поляна озарялась звонким девичьим смехом. Лошади стояли в низине у воды. Они виляли хвостами, трясли головами. Иногда лошади заходили в воду и резвились, словно дети. Их короткая шерсть мягко блестела в лучах столь яркого солнца. Они смотрели вокруг умными глазами, а подходя к детям, падали на землю. Одна лошадь принесла девчушке прекрасный полевой цветок, лизнула в руку и умно́ склонила голову. Мальчишки бегали вместе с двумя рыжими корги, которых мистер Грейнджер отпустил вместе с дочерью погулять. Собаки радостно бегали за палками, которые бросали дети, прыгали на задних лапах, чтобы их погладили, падали на спину и нежились в лучах солнца. Мальчишки смеялись, гладя пушистые животы корги, а те лишь довольно сопели и виляли короткими хвостиками. Они счастливо прикрывали глаза, а после опрокидывали мальчишек на спину и начинали вылизывать им лицо. Джордж стоял посередине поляны, наблюдал за ними и широко улыбался. Единственное, что было воистину странным, — на него не обращали внимания. Может, он просто становился пятном на фоне всеобщего веселья. Но Джордж прекрасно помнил, что тогда он упал в реку, прокатился на лошади, после сделал букет из крапивы для Гермионы и долго резвился вместе с корги. Что-то было не так. К нему подбежала Гермиона пяти лет от роду. Её тонкие губы были поджаты, а взгляд казался слишком взрослым, осмысленным. Она покачала головой, нежно коснулась плеча Джорджа (ей пришлось привстать на цыпочки) и, подмигнув ему, бросилась бежать прочь. Джорджа будто что-то подгоняло сзади, а когда он бросился следом, его смех разнёсся по округе громче голосов остальных. Они добежали до реки, и Джордж уж решил, что всё было как и раньше, но в последний миг в реке исчезла вода, будто её набрали вёдрами. Начали падать сухие листья. Дети и животные пропадали, словно волшебная дымка. Вокруг появилась бездонная пустыня. Лишь Гермиона стояла напротив. Когда Джордж потянулся к ней, чтобы дотронуться до её плеча и понять, что она — не выдумка его сознания, Гермиона исчезла. На её месте начал крутиться песок, возвышаться в небо. Он резко опал, закрыв пеленой пыли взор Джорджа. На прежнем месте Гермионы появился Фред, который дружелюбно улыбался. Но маленький Джордж не хотел понимать, кто он и отчего здесь появился. — Ты кто? — смело спросил Джордж и, шмыгнув носом, бросился на Фреда с кулаками. Над землёй раздалась пронизывающая до костей волна музыки. Потом вторая. Третья. Джордж и Фред обменялись беглыми взглядами, одинаково нахмурились. Песок вновь закружился. Только на этот раз вокруг Джорджа. Он поднялся над ним, словно волна. Резко опав, песок опустил ребёнка под землю, захватив его полностью. Песок сыпался изо всех щелей, и Джорджу казалось, что он сейчас задохнётся. А потом случилось чудо. Джордж будто перестал чувствовать оковы песка, телу стало легче, пропала скованность. Он поднялся из пучины песка как ни в чём не бывало. Несколько долгих мгновений Джордж смотрел в упор на Фреда, а потом протянул ему руку. Фред без колебаний подал ему свою. И мир изменился. Песок сменился чернозёмом, начали расти деревья, зацвели тонкие полевые жители, появились животные и дети. А по телу Джорджа до сих пор бегали мурашки, его словно трясло и колотило, но то было ничем по сравнению со взглядом Фреда. Он внимательно смотрел на Джорджа и улыбался. Оглядываясь по сторонам, Джордж понял, что все, кто раньше были детьми, стали взрослыми и статными юношами и девушками. Теперь они дарили друг другу цветы, нежно улыбались и обменивались любезностями. Последней появилась Гермиона. Какой же прекрасной она была! Румяные щёки обрамляли непокорные каштановые волосы, веснушки словно создавали созвездия, а брови едва заметно подчёркивали её хорошее настроение. Она закрыла глаза, коснулась лбом плеча Джорджа и прошептала: — Вот ты и дома, Джорджи. — Дома, — кивнул Фред и протянул ему две вещи: перстень с гравировкой «У» и пружинку. — Поможешь?***
— Мистер Фредерик, мистер Фредерик! — говорил чей-то тихий женский голос, а рука настойчиво качала его за плечо. Джордж нехотя разлепил глаза. — Простите, мистер Фредерик, что вынудила вас встать, но король Артур просит вас собраться ко званому ужину в честь вашего рождения, мистер Фредерик. Он ждёт вас к восьми вечера в обеденном зале, мистер Фредерик, — тараторила служанка, не давая и слова Джорджу сказать. — Гермиона… — прошептал Джордж. — Простите, мистер Фредерик, вам что-то нужно? Джордж приподнялся на локтях, ещё раз протёр глаза, а потом кивнул. Служанка склонила голову, ожидая приказа. — Гонец не приходил с письмом из деревни? И который сейчас час? Служанка отрицательно качнула головой. — Гонец не приходил, мистер Фредерик. А вот час уж шестой миновал, половина седьмого нынче. Давно вы так долго не спали, мистер Фредерик. Я вам ужин принесла, вот он тут стоит, поешьте обязательно. Суп ваш любимый из телятины да булочки из хлеба белого с пудингом малиновым и настойкой смородиновой. В шкаф я ваш положила лучшие одежды, наденьте их, прошу я вас. Прибудет почти весь Солебрилл праздновать ваш двадцать первый год от роду, мистер Фредерик. Король Артур просил вас сходить в баню да щетину подрезать, подготовиться, как полагает, — тараторила служанка, держась за край платья. — Вам отправить помощника али сами справитесь? Только не гневайтесь, мистер Фредерик, что вопрос такой задаю я вам! Вы, помнится, злы вчера были, когда помочь вам одеться решили. Поэтому и спросить вас я решила, мистер Фредерик, чтобы не злились вы больше. Дурно то влияет на натуру человеческую. Священник так нынче говорит, а я верю священнику и душой, и сердцем всем, — посланник да ученик Бога он, святой человек, правду лишь сказать может. Джордж отстранённо слушал служанку. Раньше он никогда не спал так долго. В деревне такой сон был просто непозволительным. Сколько же было дел в деревне: и поле вспахать, и на охоту сходить, и животных выпасти, и в город съездить за обменом. Ложились в деревне, как и вставали, всегда рано. Увидев на улице человека ночью, его обычно называли сумасбродом. Служанка склонила голову, подала ему стакан с водой. — Много болтаю, прошу простить меня, мистер Фредерик. Пойду я сейчас мисс Джинни готовить. Зовите, если что, меня, мистер Фредерик. Служанка вновь склонила голову, подхватила грязную котту с пола и поспешила удалиться. Джордж протёр глаза. Голова болела, а по спине стекала противная струйка пота. Ноги были ватными и мелко дрожали. К горлу подступил неприятный комок. В частности из-за того, что сон был весьма неспокойным, а прежние события дня являлись уж слишком чумовыми. Джордж откинул восхитительно мягкое одеяло и опустил ноги на холодный пол. По позвоночнику пробежала волна мурашек. Джордж пошевелил пальцами ног, замер на несколько секунд. Ударив себя по щекам, Джордж поднялся. Решив, что нужно что-нибудь надеть, а не ходить по замку в одной майке, Джордж направился к шкафу с вещами Фреда. Он оглянулся вокруг и в очередной раз восхитился изысками: красивое лакированное дерево кругового узора обладало украшениями утончёнными, столь красивыми и аккуратными, величественными и нежными. Джордж нашёл котту, натянул её и понял, что размер у них с Фредом один, за исключением того, что в районе живота котта Фреда была слегка просторнее. В остальном же — в росте, ширине плеч, размере одежды — они были одинаковыми. Их внешность была столь схожей — скорее, одинаковой, — что можно было решить, что они — разлучённые тяжёлой судьбой близнецы, но то было нереальным, и Джордж не хотел верить в это. Он раскрыл карту замка, нашёл надпись «Купальни» и осторожно раскрыл двери покоев Фреда. Сердце бешено колотилось, руки похолодели, а растрёпанные ото сна волосы непокорно лежали на лбу. Дойдя до купален на пятом этаже замка, Джордж осторожно — немного испуганно, будто ожидая и здесь подвоха — раскрыл прозрачные двери купален. Его лицо обдал горячий воздух. Дышать стало тяжело, но когда он почувствовал запах диковинных ароматных масел, его разум начал расслабляться, и многие мысли просто исчезли из головы. Вмиг его разум смог отбросить всё лишнее, а тело потребовало окунуться в тёплую воду купальни. Джордж зашёл в тёплое помещение, скинул одежду и заметил, какой тёплой была вода в купальнях; камины, что грели помещение, трещали поленьями, окутывали Джорджа родным теплом дома. Раньше Джордж один раз бывал в купальнях, и то когда графы заставили его мыть их от грязи. Воспоминания были не из приятных, но, пожалуй, именно это и помогло ему понять, что представляют из себя купальни. Джордж окунулся в тёплую воду, и по позвоночнику пробежал табун мурашек. Он расслабленно прикрыл глаза. Как же здесь было замечательно! Теплота купален разносилась повсюду, окутывала со всех сторон Джорджа, расслабляла напряжённые вчерашней ночью мышцы. Аромат неизвестных ранее масел витал в воздухе, приятно доносясь до Джорджа. Джордж, увлечённо оглядываясь по сторонам, нашёл золотой скребок и кусок душистого мыла. Он взял скребок в ладонь, покрутил в разные стороны, нахмурившись. Раньше, когда Джордж мылся в реке (по праздникам — в бане), он видел мыло, но вот скребков — нет. Он ещё раз покрутил его, а после, решив, что им нужно соскабливать грязь, провёл по ноге со всей силы. Это движение не было слишком болезненным (крови не появились), но ощутимым. Джордж понял, что таким образом скребком лучше не пользоваться — того и гляди сдерёшь себе кожу. Джордж наспех намылил тело и волосы, окунулся в воду и соскрёб оставшуюся грязь. Потом, заметив вторую купальню с прозрачно-чистой водой, Джордж вышел из первой и плюхнулся, словно ребёнок, в неё. Вокруг полетели брызги, и Джорджа это несказанно порадовало. Вокруг растянулась мыльная пена, и когда Джорджу удалось избавиться от последних капель мыла, он вылез из воды. Разгорячённое тело негативно отреагировало на перепад — пусть и не очень большой — температур. Джордж нашёл махровое полотенце, вытерся и нацепил чистую одежду, которая лежала в углу купален. Подойдя к зеркалу, он нашёл бронзовую бритву. Джордж осмотрел её и, осторожно проведя пальцем по острию, понял, что мастер, делавший её, гений своего сложного и полезного дела. Традиция брить бороду и усы пошла ещё из Древнего Рима, во время правления Александра Македонского. Он был уверен, что только воин, у которого нет бороды, может победить врага. Александр Македонский и сам был сторонником бритья. Многие годы бритвы подвергались изменениям. Считалось, что у знатных людей не должно быть бороды, усов — это был признак бедности, отсутствия возможности человека ухаживать за собой. Бедные люди чаще всего не брились, но и в деревне находились те, кто считал своим долгом избавиться от щетины. Дома Джордж брился редко и то из-за замечаний Молли или Гермионы. Поэтому сейчас, когда он держал в руках острый инструмент, Джордж затянул с бритьём на длившиеся вечность минуты. Выйдя из купален, Джордж ещё раз осмотрел карту, а после направился в покои Фреда, как и сказала ему мимо проходившая служанка. Он спросил, который час и сколько он ещё может готовиться к званому ужину. Служанка испуганно склонила голову и прошептала, что у него есть сорок минут. Спустившись в покои Фреда, Джордж завалился на кровать и потёр глаза. Голова слегка кружилась, сломанный нос саднил от боли. Глянув на песочные часы, Джордж отправился в лазарет, решив, что ему нужна помощь с носом. Казалось, сейчас вновь польётся кровь. Вспоминая своё отражение в зеркале, Джордж понял, что на щеке и боковой стороне носа появился знатный синяк, который вдобавок набух. Казалось, он может лопнуть в любой момент, а нос его распухнет пуще прежнего. Джордж редко обращал на внешность внимание, но когда это мешало спокойно жить, задумывался над этим. Джорджу хотелось домой как можно быстрее, хотелось оставить этот ужасный замок, забыть сей день. Одно лишь задерживало Джорджа здесь — желание не опозорить королевский род и отсутствие возможности вернуться домой прямо в этот момент. Будь его воля, Джордж бы сорвался прямо с места и бросился домой — к Молли, Гермионе и мистеру Грейнджеру. На сердце скребли кошки, а в районе солнечного сплетения тянуло. Казалось, что действительно что-то случилось, и Джорджа словно тянуло домой, казалось, что скоро случится какая-то большая беда. Это было отвратительно и воистину ужасно для Джорджа: не знать, что происходит дома, понимать, что происходит вокруг, быть вынужденным страдать от охоты на семью Уизли, мучиться на званых ужинах. Джордж, направляясь в лазарет, внимательно оглядывался по сторонам. Лучи уходящего солнца приветливо ласкали портреты, висящие в стенах замка, играли с изысканными украшениями, просачивались сквозь разноцветные стёкла и бросали мягкие цветные отблески на светящийся камень. Ветер задувал меж стен гигантского замка, поднимал волосы Джорджа и так же мягко опускал их. Ветер дотрагивался до макушки Джорджа, тянулся к его ладоням, а после, просачиваясь под ткань сапог, щекотал пятки. Люди, изображённые на портретах, внимательно глядели на Джорджа, будто улыбаясь и одновременно насмехаясь над ним. Было в замке что-то величественно-торжественное, но при этом спокойное, родное. Джордж всегда считал, что его истинное место — деревушка Солебрилл, дом по улице Хеуреукс под номером три. Сейчас же, когда Джордж находился в главном замке Солебрилл, что-то заклинивало у него внутри. Ему казалось, что раньше он здесь бывал, что каждая стена воистину ему знакома, но сознание отчаянно пыталось отвергнуть эти мысли, будто то было чем-то запретным. Добравшись до лазарета, Джордж культурно постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь. Щупленький доктор в широком белом халате сидел за столом, шмыгал носом и, почёсывая затылок, ковырялся в бумагах. От роду ему не было больше двадцати лет. — Здравствуйте, мистер Фредерик! — пискнул доктор и почесал переносицу. — Как ваш нос? Вам нужно чем-нибудь помочь? Джордж почесал затылок и неуверенно кивнул. — Мне кажется, что с носом что-то не так. Он болит… и, кажется, начинает нарывать. Посмотрите, — Джордж вытянул шею, чтобы прочитать имя доктора, — мистер… Браун? Врач закивал, широко улыбнулся и пригласил Джорджа сесть на кушетку. — Приступим, — сказал доктор, потёр ладони и отправился мыть их в тазике с водой.***
Джордж добрался до покоев Фреда. Голова всё ещё болела, но теперь волнение, владевшее им, сменилось другим: он боялся появиться на званом ужине. Джордж представлял, сколько там будет знатных, великих людей, о которых дети складывают легенды, словно о добрых волшебниках, и голова у него шла кругом. Он понимал, что его знание манер ограничивались тем, что есть нужно вилкой и ножом, а после еды поблагодарить готовившего за вкусную пищу. Джордж открыл створки шкафа Фреда, и глаза его разбежались в разные стороны. Столько здесь было изысканных одежд, которые не были и пальцем тронуты! Они светились, словно маленькие солнышки, и Джордж мог с уверенностью сказать, что любая пара обуви стоила больше, чем дом и участок земли Джорджа вместе взятые. Джордж нахмурился, рассматривая диковинный наряд, оставленный служанкой на выход к званому ужину. Он встряхнул штаны, осмотрел их критическим взглядом и понял, что они наверняка будут столь же узкими, как и на приёме у Малфоев: рубаха была накрахмаленной и неприятно прилегала к телу, торжественное платье — уж слишком расшитым дорогими камнями, а корона, отлитая из чистого золота, оставляла на сердце Джорджа лишь длинную, весьма скомканную рану. Доселе он не видывал таких волшебных и дорогих украшений. А теперь у него была возможность примерить их, надеть и даже показать себя, как настоящего аристократа. Пожалуй, именно это и сводило Джорджа с ума. Он наспех оделся и, бросив обеспокоенный взгляд на зеркало, мысленно кивнул себе: всё хорошо. Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, в покои ввалился Оливер в столь же диковинном наряде. — Фордж, где тебя носит? Все уж ждут, тебя только не дождутся. Джинни была готова идти убивать тебя сковородкой. Джордж кивнул. Корона поползла по голове вниз. Она была столь тяжёлой, неприятно давила на виски, а после отдавалась неприятным треском в ушах. — Я лазарет искал, — попытался оправдаться Джордж. — Нос опух сильно, а доктор тот возился долго… Оливер вздохнул. Он махнул рукой, приглашая Джорджа покинуть покои и ускориться в направлении обеденного зала. — Что мне нужно будет делать? — наконец задал Джордж вопрос, который мучил его с самого начала. — Я этикета вашего не знаю, молитвы, не знаю, коль нужны они, не ведаю необходимые, кроме похлёбок, рагу да хлеба ржаного не ел ничего и никогда. Поэтому дурачина я полный, как Джинни и говорила раньше. Оливер поднял брови, оправил край наряда и поудобнее перехватил копьё. — Просто повторяй всё за мной, — сказал Оливер и улыбнулся. — Тебе придётся речь толкать и в начале, и в конце ужина. И молитву читать, — рассказывал Оливер, петляя по коридорам. — Знаешь молитвы какие-нибудь? — Только на удачный посев да небес милость. — Прекрасная картина, — цокнул языком Оливер. — Значит, ничего не знаешь из молитв обыкновенных. Сейчас бегом просто заходим в покои Джинни, берём книгу с молитвами и, пока будем идти до обеденного зала, будешь учить молитву перед едой. Понял? Живо идём, Артур ещё поразвлекает их, да не все собрались до сих пор. Времени минут пятнадцать есть. Успеем, — провозгласил Оливер. Джордж обречённо вздохнул: Оливер вновь поменял маршрут, направляясь к винтовой лестнице. Он шёл быстро, ни секунды не колеблясь в выборе направления. Джордж — ранее безумно шустрый — еле поспевал за Оливером, часто дышал ртом и, стараясь перевести дыхание, опирался о стены на сладостные, но слишком короткие мгновения. Дойдя до комнаты Джинни, Оливер один раз стукнул и распахнул дверь. Джордж заинтересованно осмотрелся по сторонам. Мягкий аромат женских духов витал в комнате Джинни, странные плакаты висели на стене, а вещи были небрежно разбросаны на кровати. На столе были разлиты чернила. Окно — широко распахнуто. За ширмой слышалось копошение. — Кто там? — крикнула Джинни и выглянула из-за ширмы, придерживая на груди мягкую ткань. — Оливер и… Фордж, — ответил Оливер. — Джи, мы возьмём у тебя сборник молитв? — Берите что угодно, но выметайтесь как можно быстрее. Скажите папеньке, что я задержусь. С платьем проблемы. — Тебе помочь? — с широкой улыбкой спросил Оливер. — Ещё чего! Сама справлюсь, — гаркнула Джинни и вновь скрылась за ширмой. Оливер весело фыркнул. Выйдя из покоев Джинни, он подал Джорджу сборник молитв. — Страница сто восемьдесят три, молитва «Предобеденная», у тебя есть семь минут на её заучивание. — Это важно? — простонал Джордж, просматривая молитву. — Ну конечно. Ты ведь не хочешь опозорить имя королевской семьи Солебрилл? — Не хочу. — Вот и учи. Шли они дальше в тишине. Джордж много раз повторял себе под нос молитву. Слова крутились перед глазами, а разум категорически отказывался запоминать. И раньше Джордж не был искусен в запоминании чего-либо, но выучить весьма большую молитву за столь короткий срок не мог и гений — не то что Джордж, обычный крестьянин. — Óтче на́ш, И́же еси́ на небесе́х! Да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на небеси́ и на земли́. Хле́б на́ш насу́щный да́ждь на́м дне́сь; и оста́ви на́м до́лги на́ша, я́коже и мы́ оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ на́с во искуше́ние, но изба́ви на́с от лука́ваго, — прочитал Джордж и поморщился. — И что это значит? Оливер улыбнулся, обернувшись в его сторону. — Даже не пытайся понять, Фордж. Джордж шёл шаг в шаг за Оливером, продолжая сверлить взглядом текст на пожелтевших от времени страницах. Пока они шли, книга то и дело подпрыгивала в руках Джорджа, из-за чего читать, а уж тем более запоминать становилось сложным делом. Джордж знал всего две молитвы, и то из-за указа Молли с Гермионой. Молли была верующей, каждый вечер молилась перед сном и носила крестик, Гермиона просто знала молитвы, потому что миссис Грейнджер считала это обязательной частью воспитания любой культурной девушки. Они вместе ходили в церковь, чтобы учиться, но Джордж никогда не понимал веры в кого-либо. Он всегда верил, что любое достояние человечества — лишь заслуга человечества, но никак не Бога. Но вслух об этом Джордж никогда не смел говорить — закидали бы яблоками и тухлыми помидорами. Добравшись до величественных дверей, Джордж замер. Какие же они были восхитительно-пугающими! Они словно нависали над самим Джорджем, зловеще обнимали его плечи. Джорджу казалось, что он вновь стал беззащитным ребёнком. За дверьми слышался приглушённый людской гам. Джордж поправил корону (стоять в ней и играть принца было… крайне странным и нереальным), положил книжку в карман платья, а потом собирался постучаться, как вдруг Оливер шикнул на него. — М-да-а-а, — протянул Оливер и покачал головой. — Ты действительно… дуралей. Сейчас мы скажем слугам, чтобы все садились, ожидая нас, и тебя поведут несколько слуг, я да Джинни. Это же обычная практика, Фордж. К тому же это — вход на верхний балкон, а следовательно, тебя увидят все. Ты не должен бежать, словно полевая мышка от взора людей. Джордж кивнул, сглотнув. На ум пришло лишь одно воспоминание с похожего торжества. Тогда, когда принцу исполнилось десять лет, весь Солебрилл отправился на пышное торжество. Джордж и Гермиона залезли на большой дуб, с которого смотрели, как Фреду — принцу — вручают сверкающую корону, белоснежные перчатки, а главный священник читает длинную речь. Джордж и Гермиона содрали на коленях кожу, когда тянулись как можно выше и, не справляясь с высотой, упали на брусчатку; Гермиона даже умудрилась вывихнуть палец на руке. Тогда Джордж видел, что после этой сцены устроили большой пир и для горожан, и для деревенщины, и для знати. Знать сидела в летнем дворе замка, пила изысканные вина и ела разные заморские блюда, горожане и деревенские жители стояли во дворе, завистливо глядели на знать и ели неплохую еду. Джорджу удалось урвать со стола большую головку франкского сыра и подарить её Гермионе. В тот день произошло несколько странных вещей: королевская девчушка — Джинни, — увидев прибившуюся ко двору собаку, погладила её и накормила, а после взяла к себе в замок, Фред, заметив, какими голодными были деревенские жители, схватил блюдо с мясом и, шатаясь, отнёс его собравшейся в самом углу группке. Больше Джордж ничего не знал о званых ужинах, торжествах и изысканных приёмах. За исключением приёма у Малфоев и графов, на которых он работал несколько лет. Приём у Малфоев прошёл скверно (так пытался выразиться Джордж, но он рвал и метал, как только вспоминал об этом): он чуть не умер, а люди вели себя там словно звери. У графов, на которых он работал не один год, Джордж был вроде цирковой обезьянки: плясал перед гостями до белых мушек в глазах, до стоптанных ботинок и отсутствия возможности самостоятельно дойти до дома, он целовал руки графам, клялся им в вечной любви, давал обет верности, выносил разные блюда, крутил их на руках, показывая разные фокусы, слушал насмешки присутствующих и терпел удары от графов. Джордж надеялся, что хотя бы один приём — явно последний, что не могло не радовать Джорджа — в его жизни пройдёт хорошо, а завтра он уж будет дома вместе с Гермионой сеять зерно. Так хотело его сердце. Так хотел и сам Джордж. Решив, что это — просто чёрная полоса в жизни, которую он сам себе и устроил, Джордж тряхнул головой. Сейчас он отыграет роль на публику, а после всё вновь будет хорошо. Джордж хрустнул костяшками пальцев, дождался слуг, Джинни и Оливера, и они вместе распахнули разноцветные двери.***
У Джорджа жутко болела голова. Прежде он никогда не слышал так много шума, криков и весёлого свиста. Как только они вышли на балкон, весь Солебрилл, казалось, озарился громким, протяжным, единым криком. Одновременно это испугало и ввело в детский восторг Джорджа. Единственное, чего не знал Джордж, — здесь присутствовал странный юноша, прятавший лицо за капюшоном пенулы. Он держал в руке свечу, а бросая беглые взгляды на Джорджа, начинал шептать что-то. Если бы Джордж знал это, он бы смог предвидеть случившееся в деревне. Когда священник прочитал мучительно долгую речь, поляна вновь разразилась громкими хлопками и счастливым визгом. После этого, когда Оливер толкнул Джорджа в бок локтем, Джордж счастливо направился следом за слугами в обеденный зал. Солнце почти село, но его яркие, словно опаляющие лучи грели всех и каждого, ласкали макушки пришедших на празднование людей. Мягкий ветер задувал меж стен замков, тянулся по полу. У Джорджа болела голова, в ушах трещало, и ему было плохо. Хотелось домой, хотелось спать. Добравшись до обеденного зала, Джордж понял, что ему предстоит читать молитву перед едой. Он сглотнул, глянул на книгу, которую успел достать из кармана диковинных одежд, пока они добирались до этого места, и тяжко вздохнул, мотнул головой, дотронулся до носа и, тряхнув ногой, встал перед широкими дверьми, ожидая, когда ему разрешат войти. — Фредерик Уизли — принц Солебрилл, именинник сего торжества! — раздалось в обеденном зале, и слуги кивнули ему, показывая, что можно войти в зал. Джордж спрятал книгу в наряд. Слуги подхватили подол его наряда и, низко склонив головы, засеменили следом. Джорджу совершенно не нравилось, что ему запрещают самому дойти, сопровождают и следят, словно за маленьким ребёнком, который не может ничего сделать самостоятельно. Джордж зашёл в обеденный зал и тут же почувствовал на себе множество пытливых взглядов. Никто ещё не ел, но все сидели за столом. Слуги стояли в проёмах дверей, держали на рукавах платьев белые полотенца и ожидали приказов. В углу зала сидели музыканты. Люди, находившиеся за столом, вели светскую беседу, тепло общались, и именно поэтому Джордж решил, что эти графы точно не были теми, кто являлся сторонниками Малфоев. Как же разбегались глаза Джорджа! Он замер на месте, глядя вокруг, словно ребёнок, впервые увидевший игрушку. Ещё немного — он бы точно удивлённо раскрыл рот. Но Оливер, кашлянув в кулак, вывел Джорджа из оцепенения. Джордж, словно зачарованный, прошёл следом за Оливером и, проследив за кивком головы того, сел по правую сторону от Артура. Джордж решил осмотреть присутствующих. Множество галантных людей сидели вокруг него, они словно светились солнечным светом, улыбались, и в этот миг Джордж задумался о том, что не вся знать несёт лишь мучения. По сравнению с тем, как Джордж познакомился со знатью на своём опыте, они были воплощением прекрасного и высшей морали человека. — Здравствуйте, Фредерик, — вежливо сказал мужчина, который сидел недалеко от Джорджа. У него были такие же рыжие волосы, как и у Джорджа, голубые глаза, и даже горбинка на носу была схожей. А ещё он был похож на Молли. — Очень рад вас видеть сегодня. Помню я вас ещё маленьким совсем, а уж вон какой большой выросли. Джордж кивнул, сглотнув подступивший к горлу ком. — Я тоже рад вас видеть… ммм… эм… пмф… Гидеон, — наконец-то сказал Джордж, заметив платок около его руки с именем «Гидеон». Джордж постарался найти взглядом Оливера и счастливо вздохнул, когда понял, что тот сидел прямо рядом, по правую сторону от него. — Оливер, — наклонившись к нему, шепнул Джордж. — Кто здесь, как к ним обращаться? Оливер закатил глаза, поднял брови, а потом начал рассказывать: — Сегодня Артур решил собрать на этом ужине лишь близких людей, которым он может по правде доверять. В частности, это из-за того, что на тебя и Джинни пытались напасть. Он себе места найти не мог, — пояснил Оливер и повёл плечом. — Это семья Пруэттов — семья погибшей матери Фреда; семья Лавгудов — Луна, будущая жена Фреда и лучшая подруга Джинни; семьи Браун, Патил, Оливандеров, Абботов, Минерва МакГонагалл и ещё несколько людей, — рассказывал Оливер, то и дело кивая на разных людей. Взгляд Джорджа цеплялся за каждого, он пытался запомнить хотя бы фамилии — всегда можно будет обратиться к членам семьи лишь по фамилии, а не по имени. Пусть это и будет странно, но так он сможет выкрутиться. Вновь услышав свою фамилию, Джордж напряг слух. Казалось, что это обязательно должно было что-нибудь значить. Зацепившись взглядом за белоснежные волосы, которые отливали лёгкой голубизной в приглушённом свете, Джордж слабо улыбнулся. Луна сидела рядом с Джинни, громко смеялась, словно хрюкала и совершенно не по-графски хлопала себя по бедру. Она поправила странные серёжки в своих ушах, одёрнула край жёлтого платья и, заметив Джорджа, махнула ему рукой. Они сидели недалеко, и, когда Луна решила что-то сказать Джорджу, он смог спокойно услышать её — благо, гам людей не слишком мешал. — У тебя случилось что-то странное с носом, — изрекла Луна, чуть нахмурившись. — Отчего это случилось? Ты подрался с лесными совами? Джордж отрицательно качнул головой. Джинни удивлённо уставилась на них, будто увидела ужасающе-удивительную сцену. Может, именно так всё и было. — Не-а, получил сковородкой по носу, — объяснил Джордж и инстинктивно почесал кончик носа. — А что это у тебя за странные серёжки? — спросил Джордж, кивнув на уши Луны. Она фыркнула, покрутила в пальцах диковинную серьгу. — Это папочка мне подарил. Мы коллекционируем разные интересные вещи. Из… какой-то страны папочка привёз эти серьги. Они там очень ценятся, — сказала Луна просто и повела плечом. Оливер толкнул Джорджа в бок, сообщая о том, что сейчас начнётся трапеза. Джордж лишь сейчас смог успокоить бешеное сердцебиение, и вновь он начал нервничать: руки похолодели и начали потеть, сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, а жилка на лбу пульсировала. Джордж бегло обернулся по сторонам, громко сглотнул и, потерев ладони, встал, отодвигая тяжёлый стул. Сейчас его ноги казались очень тяжёлыми: они не слушались, совершенно не хотели поднимать его со стула. На него мигом уставилось множество пар пытливых глаз, а Джордж, прокручивая в голове текст молитвы, пытался справиться со страхом и волнением. Будь его воля, он бы тут же сбежал из этого места и лежал бы на траве — подальше отсюда. В проходы начали заходить слуги с большими подносами, на которых была расставлена еда. Джордж, сглотнув, неуверенно начал: — Óтче на́ш, — тихо сказал он и потёр край диковинного платья. Люди, то и дело бросая взгляды то на Джорджа, то на блюда, ожидали окончания молитвы, которая едва началась. Луна, которая стягивала с рук перчатки, фыркнула. Джордж обернулся в её сторону, посмотрел несколько секунд в упор, а после решил, что молчание его затянулось слишком надолго. Он увидел, как Оливер достал книгу с молитвой и, положив на стул Джорджа, кивнул ему. Вокруг начали слышаться перешёптывания: присутствующие графы хотели уж есть и начинали обсуждать, почему Джордж молчит. Он постарался напрячь зрение, чуть нахмурился и, прочитав вторую строку, сказал: — И́же… еси́ на н-небес-се́х! — сказал Джордж. Джордж плохо понимал, что он говорит, что означают его речи, но, казалось, для них это являлось чем-то воистину священным, важным и правильным. Графы внимали каждому слову Джорджа, некоторые крестились, но все — абсолютно все — стояли, низко склонив головы. Будь воля Джорджа, он бы всех внимательно рассмотрел, после сел бы и впился в блюдо с мясом, а не читал бы молитву. Джордж понимал, что выходит у него плохо, но ничего не мог поделать. — Да св…. святи́тся и́м-мя Т-Твое́, — продолжил Джордж. Спустя несколько долгих минут Джордж сказал последнее предложение: — И не введи́ на́с во искуше́ние, Но изба́ви на́с от лука́ваго, — счастливо закончил он. Казалось, все восторженно и облегчённо выдохнули. Стулья заскрипели, люди сели за стол, и слуги, обойдя каждого, положили им на колени белые полотенца. Заиграла музыка; слуги, подходя к столу, выкладывали на белоснежные тарелки салаты. Джордж недоверчиво посмотрел на смесь овощей с маслом, незаметно от остальных ткнул в неё пальцем и, чуть нахмурившись, стал рассматривать столовые приборы. Раньше он видел лишь ложку да вилку, но сегодня его кругозор расширился, а вопросы стали зреть в голове. — И что это? — спросил Джордж, наклоняясь к Оливеру. — Салат — основное предобеденное блюдо, чтобы, как говорят врачи, разыгрался аппетит, — пояснил Оливер и вздохнул. Джордж до сих пор удивлялся, как он не схватил его за рёбра и не проткнул вилами. У Оливера было удивительное терпение. — Берёшь вилку в левую руку. — Оливер кивнул на железный прибор. — Нож в правую. — Оливер покрутил в руке свой нож. — Ножом аккуратно режешь овощи и кладёшь в рот. Только спокойно и аккуратно. Старайся есть в одну скорость со мной. Джордж взял холодный нож в руку, покрутил его и усомнился в его качестве: он сам делал ножи, но те были предназначены для охоты на зверей и намного острее, нежели этот. Джордж взвесил нож в руке. Взяв во вторую руку вилку, Джордж попытался одновременно покрутить ими и тяжко вздохнул, нашёл кусок огурца и, скребнув по нему ножом, издал ужасно пронзительный железный лязг.***
Спустя несколько часов Джордж находился на улице, держа в руках книгу и сидя на террасе. Его лицо обдавал ночной ветер, луна уж поднялась над землёй. На улице царила нетронутая красота природы. Лошади, что до сих пор паслись на поляне, начали укладываться спать. Некоторые мужчины и женщины уснули прямо во дворе замка. Деревья мягко качались в ночных дуновениях ветра. Над рекой, которую было замечательно видно с высокой террасы, виднелись звёзды, они будто осыпали свои осколки в воду. В замке было тихо: практически все разошлись. Остались лишь Лавгуды с Минервой МакГонагалл. Ужин прошёл крайне скверно для Джорджа: он совершенно не знал, что ему делать со столовыми приборами, как есть то или иное блюдо, как вести себя с графами. Он часто заикался, трогал нос и качал головой, не в состоянии вымолвить и слова. Его руки мелко дрожали, дыхание было частым, а стоило кому-нибудь задать ему вопрос, Джордж начинал волноваться и нёс какую-то околесицу. Джинни сидела, подперев щёку рукой, и грустно вздыхала, не забывая сверлить взглядом дыру в Джордже. Оливер пытался помочь Джорджу, но и он не был всесильным в этом деле. Джордж хотел спать. Голова раскалывалась. Ещё было важно получить письмо от Фреда с согласием на обмен. Если бы Джордж в этот же миг увидел это письмо, он бы бросил все свои дела, лишь бы вернуться домой! Но, как заверяли его слуги и Оливер, гонец не вернётся и к рассвету, а сейчас стоит поспать. Джордж захлопнул книгу, которую так и не начал читать, дунул на свечу и собирался вернуться в покои Фреда, как его привлекло лёгкое копошение на соседней террасе. Джордж напрягся, резко обернулся и увидел Луну, удивлённо хлопавшую глазами. — Мне кажется, я потерялась, — сказала Луна и поджала губы. — Мама всегда говорила, что потеряться легко в этом мире, и найти себя — важно, но сейчас я так глупо потерялась в стенах вашего замка. Он такой огромный! Я просто восхищаюсь его размерами, наверное, здесь бы хорошо прижились единороги. Правда… ммм…. Джордж? Джордж удивлённо почесал лоб. — Чего? Луна коротко рассмеялась. — Ну, ты же Джордж. Ты ещё поменялся с Фредом местами, — весело пояснила она. Джордж напрягся: пусть раньше он и видел эту девушку, даже мог ей доверять, после вчерашней ночи Джордж стал ставить всё под сомнение. — Нет, — мотнул головой он, насупившись, словно ребёнок. — Да, — кивнула Луна и призрачно улыбнулась. — Не-а. — Да, Джордж, да! — прикрикнула Луна. — Вы же совершенно разные, а думаете, что никто не заметит подмены. Джордж замолчал. Ему категорически не хотелось спорить с Луной или любой другой девушкой. Он нахмурился, решив рассмотреть Луну под светом луны. Её белёсые волосы рассыпались по плечам. Иногда они подхватывались ветром, падали на фарфоровую кожу и вновь ложились на плечи. Большие голубые глаза навыкате внимательно наблюдали за Джорджем. Будто прозрачные брови скрывались под прядями волос, залезшими в её лицо. Подол жёлтого платья развевался по полу, подхватывался ветром и путался в её ногах. Её губы были изогнуты в мягкой улыбке. Тонкие руки держали увесистую книгу. По щекам расползался румянец. Джордж решил, что это было из-за присущей весне прохлады. — Не стоит мне врать, Джордж, — сказала Луна, выделив его имя с особым нажимом. — Ты и не умеешь врать, — констатировала она, слегка фыркнув. Джордж опешил от такой наглости. — Умею, — буркнул Джордж. — Опять будем спорить в «Да-нет»? — уточнила Луна, скрестив руки на груди. — Папочка собирался скоро уходить, но я настояла, и на ночь мы останемся здесь. Мне кажется, было бы здорово посмотреть на луну ночью. Говорят, скоро она будет красной. Как думаешь, это Марс гневается, или единороги с оборотнями делают чего-нибудь? — проговорила Луна и повела плечом. — Что читаешь? — спросила она, кивнув на книгу Джорджа. Джордж задумчиво покрутил книгу в руках, вздохнув. — Хотел почитать о истории правления семьи Уизли. Луна фыркнула. — Уизли — хорошие люди, но ужасные правители. — С чего вдруг? — удивился Джордж, садясь на стул. На противоположной террасе Луна сделала круг вокруг своей оси, задумчиво поднесла палец к губам и изрекла: — Уизли очень мягкотелы, просты и слишком доверчивы. Уизли всегда были за мир во всём мире, но этого просто не может быть, а желание Уизли сделать Солебрилл страной солнца — глупо. Никогда не будет такого, что все будут жить в мире. Пока Артур такой мягкий, не заботящийся о судьбе государства, не думающий о жизни в будущем, в королевстве так и будут появляться всякие шайки вроде этих Очистителей. Те же самые Малфои всегда вели себя так, и это сходило им с рук. А почему? Потому что у всех должен быть шанс на исправление. Это неправильно. А феодальная лестница — так вообще полный ужас. Кто в здравом уме поставит главным сеньором судью? Это же сразу обрекает государство на тиранию. До сих пор не понимаю, почему в королевстве разрешается всё. Будто, не знаю, заговор какой-то начался или колдовство. Луна замолчала. — П-понятно, а ч-что ты думаешь насчёт О?.. — начал Джордж. — О, Луна, вот ты где! — послышался весёлый голос Джинни, и на террасу выглянула как раз она. Заметив Джорджа, Джинни скорчила недовольную мину, но ничего не сказала. — Пойдём, Луна, — сказала Джинни и потянула её за собой. Джордж вздохнул. На какое-то время разговор с Луной смог отвлечь его от тяжёлых мыслей, но и то было ненадолго. Не зря же мистер Грейнджер говорил, что любое спасение — временно. Джордж поднялся с места, вернулся в покои Фреда. Он наспех скинул одежду, лёг на мягкую перину и погрузился в сон. И лишь утром Джордж увидит письмо с короткой записью: «Дай мне неделю, пожалуйста. Ф». Но то будет лишь утром.