Лето детей СССР.

Вечер… Прохладное время суток, когда уставший после сумасшедшего дня диск солнца клониться к закату, катясь по холодному склону небес, теряя остатки тепла, что уйдут навсегда, воплотившись в всполохах небесных, будто раздражённый художник перечеркнул всю свою работу яркой смесью золотого, розового, алого и бордового цветов, в попытке погубить картину в её «крови», развеять её прах в прохладном ветерочке вечера, забывшись в безумстве трелей полевых сверчков и архаичном хоре птиц. Как например сейчас… Когда в прохладном летнем вечере, посреди бескрайнего поля, усеянного сухостоем, в половину человеческого роста, под вольный концерт цикад и птичек, сквозь пронизывающий прохладный ветер, ехал всадник. Молоденький серый конь, окрас которого темнел к копытам и на гриве с хвостом, любезно одолженный у старенького соседа, нёс на себе не менее юного всадника, что вцепился в самодельн издечку из верёвки и старого металлического штыря, послужившим трензелем. Парнишка, лет тринадцати от роду, но что-то уже отчаянно ворчавший про семью, с растрёпанными алыми волосами, что легли на голове своеобразными всполохами, немного задев два больших золотых крыла, сложенные за спиной, которые так трудно КССР просовывал в дополнительные дырки на синей футболке, прыкрывающей полотняные серые плотные штаны, чудом уселся в самодельном седле, вставив ноги в стремена, безбожно длинные для его роста. Бока коня были иссечены почти до красноты, а всё лишь для того, чтобы животное побыстрее притопало домой, чего оно, как оказалось, делать совершенно не хотело, будто бы в отместку всаднику, плелось по земле, едва переставляя копыта. — Ну быстрее, мы так опоздаем! — проворчал мальчишка, сжимая в руке тоненький ивовый прутик, отводя его за спину, уже собираясь нанести лёгкий удар, как в этот миг конь останавливается, с громким ржанием поднимаясь на дыбы, будто подгадав, когда мальчишка не будет в устойчивом положении и слетит с седла… Как и происходит. Мальчишка, не в силах удержаться за режущую кожу верёвку, и не держась в слишком длинных стременах, летит вниз, сначала к крупу, а потом и на сухостой, пока ощутивший свободу зверь мчится вперёд, куда-то туда, далеко вперёд, остался наездника глотать пыль, а заодно благодарить небеса, что жив остался, и лишь копчиком ударился. Лёжа на мягком сухостое, парнишка устремил глаза вверх, в уже потемневшее небо, на котором, одна за другой, появлялись маленькие сияющие звёздочки, с восходящим месяцем. Стрекот цикад поубавился, пусть ещё и был слышен, играя замысловатым концертом, что каждый раз изобретает что-то новенькое, и что-то бесполезное к записи. В голове Казахстана медленно роились мысли, активно сплетаясь меж собой, словно лозы винограда, стараясь слиться в общую картину, но не имея к этому возможности. — Чёрт… А как же мне коня искать? — проронил казах, сложив руки на груди, скрипя зубами, сквозь ноующую боль, выпрямив ноги, ложась в позу покойного, не забыв расправить крылья. — И как домой главное вернуться? — озвучил главный вопрос КССР, согнув руки в локтях, приподнимаясь над землёй, а заодно подтягивая к груди ноги, что отозвались болью, под коленями. — Ммх… Да чёрт! — выругался парень, попытавшись взмахнуть крыльями, чтобы подняться на ноги, что успешно получилось, поднявшись с колющего сухостоя. Осмотревшись, Казахстан понял две вещи: Первая — он где-то в степи, от чего тихо вздрогнул, понадеявшись что это… Не та самая степь. Не степь из детства. Вторая — необходимо найти какое-нибудь укрытие, или хотя бы хворост, чтобы не замёрзнуть здесь. И с этими грустными мыслями, КССР вытоптал небольшую полянку и улёгся, со стремлением полежать пару минут. *** На степь, в можно и просто слишком большое поле, опустилась ночь… Чёрное бескрайнее небо, усыпанное звёздами, стелиться до самого горизонта тёмным платком, на которой кто-то уронил удивительной красоты брилиант, разбившийся на сотни мелких осколков, оставив на своём месте… Лишь большое пятно, и миллионы маленьких кусочков, сияющих лишь частью прежней красоты камня… Ветерок, как и цикады, окончили свой концерт знаменитой арией «Баю бай», что обычно предвещала отдых всей природы, и её полное безмолвие… Воздух с каждым мгновением свежел, становясь всё более прохладным, практически ледяным, заставляя путника ёжиться от холода. Высокий степной сухостой с шелестом валился вниз, от каждого шага потерявшегося, с треском ломаясь под ногами, оглушая собой прекрасную ночную тишину… Прекрасная картина, верно? Если вы конечно не на месте путника. Холод ночной степи, в сочетании с летней футбрлочкой, заставил юного КССР укрыться золотыми крыльями, хоть немного греющими его своим пухом и пёрышками. Из-за обычных кроссовок, что не закрыли щиколотки, под штанины забились колючие остатки стволиков трав, которые до красноты искололи парнишке кожу. Спина выгибалась буквой «Зю», от постоянно напряжённых крыльев, а поясница разваливалась на части, едва-ли давая переставлять уставшие ноги, с натёртыми мозолями, с которых текла кровь, оставляя её крошечные пятнышки на кроссовках. — Да как же ходили другие страны с этими крыльями?.. — задал вопрос в пустоту казах, остановившись пострели степи, оглядеться. От горизонта до горизонта, от неба до неба, всё одно — степь… Плоская, как тарелка, бесконечная… И безжизненная… Лишь сухая трава и холод… Опустив глаза в землю, парень обнял свои плечи, в тщетной попытке согреться, расслабив крылья, что безвольно обвисли двумя отростками. — Пруссия… Польша… — вспоминал крылатых стран КССР, тут же добавив: — А ведь помимо крыльев попробуй платье огромное носить, и в корсете затянутом ходить… — на последнем примечании парнишка поморщился, вспоминая откопанный в старом гардеробе, в одной из загородных заброшенных резеденций Российской Империи, корсет из китового уса, в который охотно решили затянуться УССР и БССР, несколько раз потеряв сознание от почти удушья. — Эх… Были времена детства… — ностальгически вздохнул казах, пошевелив крылышками, — А ведь даже не полетаешь… Физика, чёртова… Приподняться да, а вот полетать нет… Впрочем, выбора у КССР не было. Только идти вперёд, до победного, пока не умрёт. Почему так? Вода… То, без чего в степи делать нечего… Без воды и коня. Тем временем, КССР всё ещё стоял на месте, давая отдых ногам и телу, чувствуя горький вкус в пересохшие горле, осматриваясь в последний разок, мало ли, повезёт увидеть… Хотя бы колодец. И ему повезло. Где-то там, среди стеблей сухостоя, зоркий глаз уловил его… Блеск огня, тёплого пламени, что горело тусклым огоньком, и едва-ли давало дым… В отличии от КССР, что сорвался набыстрый бег, ломая траву и сбиваясь с ног, поднимая клубы пыли в воздух, лишь бы добраться до спасительного огонька… Примчачшись на небольшую полянку, с уже примятой травой, казах обнаружил не только костер, но и больно знакомую фигуру рядом… Мужчина, довольно молодой на вид, с бледным, как первый снег, лицом, и расплывшимся на нём странном алом знаке, в который аккуратно вписались мендалевидные очи. Иссиня-чёрные, словно сажа, волосы собраны в густую копну, что идёт из самого верха куполообразной меховой шапки, стекая по спине странника. Старенький меховой тулуп, где-то забрызганный кровью врагов, а где-то и просто немного дырявый, был перехвачен на талии тугим поясом, на котором обычно носили саблю. Однако, на время отдыха всё оружие было куда-то положено в сторонку. Довершали образ странника сапоги, чудом держащиеся вместе. Пригнувшись, чтобы не получить стрелу меж глаз, КССР внимательно присмотрелся к тому, что можно было разглядеть в свете пламени. Не так уж и много. Небольшая лошадка, чёрная, словно волосы своего владельца, уже погрузилась в царство Морфея, а сам странник спокойно поглядывал на костерок, готовясь ложиться спать, однако… Видимо прошедший много, человек ощутил взгляд на себе, потянувшись за чем-нибудь, что могло быть убить непрошенного гостя. — Выходи. — отчеканил холодный голос. КССР почувствовал, как у него уходит земля из-под ног, а сами ноги предательски наливаются кровью, до покалывания в мышцах. Крылья пришлось прижать к спине, а сердечко усиленно трепетало в груди… Колени резко выпрямляются. Казах встаёт на ноги, подняв руки вверх, показывая, что никакого оружия у него нет. — Я безоружен! — кричит парнишка, а глаза странника чуть раскрылись от удивления. — КССР?.. — тихо спрашивает мужчина, поднимаясь на ноги, получая утвердительный кивок. — Иди сюда. — уже более мягко молвит человек, смотря, как замёрзший, уставший и жаждущий пить подросток, кое-как доходит до этой самой «полянки», готовый упасть в любой миг, но… Разглядев в свете пламени мужчину чуть лучше, застывает на месте. — Орда?.. — прошептал КССР, получив утвердительный кивок и тихую усмешку. — Узнал. — улыбнулся, так тепло и неожиданно, монгол, явно не ожидая того, что в следующий миг его крепко обнимут подростковые руки, а голова правнука прижмётся к его плечу. Тихо ухмыляясь, мужчина похлопал парнишку по спине, чтобы потом отстранить от себя, протянув ему кожаный мешок с водой. — Пей. Казах слушается. Губы припадают к небольшому отверстию, через которое в рот полилась вода, совсем немного, смывая гореч и орошая измученное горло… Пара глотков и парнишка отстраняется от бурдюка. — Спасибо… — Не благодари. Присядь. — тихо улыбнулся мужчина, но тут же нахмурился, сложив руки на груди, — Однако… Что ты забыл в степи, ночью, без коня, без тёплой одежды и без воды? На что казах вздохнул, садясь поближе к пламени, отложив ёмкость с водой в сторонку, укрыв себя крыльями, чтобы хоть чуточку согреться, пусть он и был рядом с потрескивающим костром. — Я… Я домой ехал… Коня всего иссёк, чтоб быстрее шёл… — но уловив на себе недоброй взгляд прищуренных золотых глаз тут же опустил глаза на алые угольки, перейдя почти на шёпот, — А он меня и скинул… — Ожидаемо. — проронил Золотая Орда, тяжело вздохнув, взглянув на свою лошадь, что мирно спала, спокойно отдыхая. — Однако… Поспи лучше сейчас, здесь, а утром, на свежую голову, уже искать коня будешь. — Но… Как же братья и сёстры? — неожиданно возразил казах, на что монгол нахмурился. — Ты можешь умереть в степи и не вернуться никогда, а можешь завтра вернуться домой. — после чего добавил, — К тому же, лошадь не такое уж и глупое существо. Вернётся домой. *** Утро, достаточно раннее, когда ещё солнце не взошло на горизонте, а лишь занялась зоря, пролив на небеса алых красок, началось со стука в дверь, которую отворил самый старший из семьи — ГДР. Заспанный, едва-ли держащий глаза открытыми, парень предстал перед двумя интересными людьми, в спальных шортах и белой футболке, поёжившись от холода утра. — Да? Доброе утро? Двое рослых мужчин, в рабочих комбинезонах, указали на спящего на пороге КССР, проронив: — Ваш? — Наш… — удивлённо сказал немец, помня, что парниша сегодня не ночевал дома. — А откуда сие чудо? — спросил ГДР, нагнувшись к брату, подняв своего братишку на руки. — Его под утро пастухи нашли в поле, и крепко спал.