***
Нью-Йорк должен стать красивой, яркой точкой в гастрольном туре Queen по Северной Америке. Все они волнуются. Даже Фредди, который, впрочем, предпочитает делать вид, что совершенно спокоен. Но всё же нервно перебирает концы своего шарфа или вертит сигарету в руках, а позже, так и не закурив, возвращает в пачку. Всё усугубляется ещё и тем, что группа должна давать многочисленные интервью. Фредди их ненавидит. Ненавидит журналистов, снующих везде, надоедливых, словно мошки, норовящих залезть под кожу, добраться до самого сокровенного, достать, а потом извратить так, как им угодно. Ненавидит их неудобные вопросы, их издевательские усмешки… Существует ли что-нибудь ужаснее этих интервью? Кто придумал это издевательство? Роджер одним из первых замечает, насколько Фредди некомфортно. И ему до боли в сердце жаль, что он не может оградить вокалиста от всего этого. Меркьюри закрывается в своём «панцире», защищаясь от нежелательных вторжений. Отдаляется даже от него. Почти не разговаривает на отвлечённые темы, почти всегда молчит, даже когда садится рядом с барабанщиком в автобусе. Часто запирается в своём номере один. И Тейлор безумно скучает, но не навязывается, прекрасно понимая, каково сейчас Меркьюри. Он просто терпеливо ждёт, пока вокалист сам пойдёт на контакт… – Нам выделили здесь целый дом? – удивлённо спрашивает Джон, когда автобус довозит их до места и останавливается неподалёку от особняка за городом. – Вы ведь рок-звёзды, – улыбаясь, отвечает Пол Прентер, покосившись в сторону стоящего в отдалении Фредди. И Роджер готов вцепиться Прентеру лицо, настолько нахальный и отвратительный этот взгляд. Даже его улыбочка кажется Тейлору похабной и мерзкой. Он скрипит зубами и призывает на помощь всё своё самообладание, чтобы спокойно пройти мимо их помощника и не вмазать ему. Особняк, однако, оказывается очень светлым и просторным. На первом этаже расположена кухня, большая гостиная, библиотека и ещё несколько комнат, назначения которых Роджер не знает. Второй этаж полностью отдан под спальни – всего их шесть. В каждой комнате также предусмотрена личная ванная. И это в какой-то степени огорчает Тейлора: если раньше Фредди хоть иногда покидал свой номер ради посещения уборной, то теперь барабанщик уж точно будет видеть его только за завтраком или ужином. Роджер огляделся: комната, выполнявшая роль гостиной, оказалась большой и уютной. Стены обшиты тёмным деревом, предположительно, дубом, увешаны небольшими бра. Мебель цвета слоновой кости, кресла и большой диван с мягкими подушками, расставленные вокруг небольшого столика. Панорамные окна, завешанные тяжёлыми шторами, «уходили» рамами едва ли не в пол и в дневное время, наверное, открывали красивый вид на небольшой сад, который в вечерних сумерках был виден довольно плохо. «Здесь было бы приятно встречать рассвет», – подумал Роджер. Главным украшением гостиной оказалось большое пианино в тон мебели, гордо выставленное прямо в центре. – Недурственно, – присвистнул Брайан, обводя глазами помещение. – Вы того заслуживаете. Queen – группа номер один в Англии… –встревает Прентер. Роджера вновь передёргивает от его самоуверенного, горделивого тона. Пол говорит это так, будто положение группы – сугубо его личная заслуга. Ничья больше. – Не твоими стараниями, Прентер, – недовольно шипит Тейлор. – Ну как же? Мы дали вам возможность записать альбом, – он противно ухмыляется, видя недовольство Роджера. – Вы? – барабанщик аж задыхается от накатившей ярости. – Мы записывали за свои деньги. Вы дали какие-то крохи, а теперь присваиваете себе заслуги? Смею вам напомнить, что вы даже не хотели выпускать «Рапсодию» синглом… Он открывает рот, чтобы сказать что-то ещё, как чья-то рука успокаивающе ложится ему на плечо. Роджер поворачивает голову и встречается взглядом с уставшими, но ласковыми карими глазами. – Оставь его, Родж… – Фредди ласково улыбается. – Не нужно сейчас ничего выяснять, мы все слишком вымотаны. Весь боевой настрой Тейлора вмиг куда-то испаряется. Хочется обнять Фредди. Прижаться к нему поближе и просто побыть рядом. Даже молча, если потребуется. Главное – рядом. Но он только покорно кивает, сдерживая свой порыв.***
После ужина все расходятся по своим спальням. Все, кроме Роджера. Барабанщик остаётся в гостиной и, взяв из библиотеки какую-то книгу, уже полчаса пытается прочитать хотя бы пару страниц и собрать в кучу разбегающиеся мысли. Время, должно быть, уже за полночь, но спать идти совсем не хочется. Собственная спальня наверху кажется ему, привыкшему к своей небольшой комнатке в съёмной квартире, слишком огромной, пустой, одинокой и до того помпезной, что режет глаза. В гостиной он чувствует себя почему-то не так одиноко. Может быть потому, что большое пианино кажется ему живым существом, уснувшим лишь на время? Он давно хотел научиться играть на клавишных, заворожённо наблюдая за ловкими пальцами Фредди. Но собственные пальцы казались Тейлору слишком маленькими, неуклюжими и как будто не приспособленными для такого чуткого инструмента. Потому он лишь продолжал восхищённо наблюдать за тем, с какой лёгкостью их вокалист извлекает звуки и как легко пианино покоряется его рукам… Тихие, почти бесшумные шаги заставляют Тейлора вынырнуть из раздумий. Он поднимает глаза и видит, как кто-то, облачённый в белую рубашку, «проскальзывает» в комнату. – Фредди? – зовёт Роджер, и «тень» замирает. – Тоже не спится? – Тейлор не видит, а скорее чувствует на лице вокалиста лёгкую улыбку. – Не могу уснуть в этом склепе. Слишком много места… – недовольно бурчит Роджер. – Ох, а я думал, что тебе как раз его нужно побольше. – Меркьюри вновь улыбнулся. – Сам-то чего не спишь? – парировал Роджер. – Мне всегда сложно засыпать на новом месте, – отвечает брюнет и садится за рояль, задумчиво поднимая крышку. Неверный свет от бра освещает его лицо, и Тейлор ловит себя на мысли, что сейчас Фредди выглядит очень загадочно и маняще. Умел бы барабанщик рисовать – обязательно запечатлел бы эту картину на бумаге. Вокалист кладёт руки на клавиши и, будто проверяя инструмент на отзывчивость, извлекает пару звуков. – Ты не боишься разбудить ребят? – Спрашивает Роджер, всё ещё разглядывая Меркьюри. – Наверху хорошая звукоизоляция, – коротко отвечает тот и снова проводит пальцами по клавишам. Инструмент легко «откликается» на его прикосновения. Ещё пару минут Фредди сидит молча, будто решая что-то в голове. А затем его руки вновь ложатся на клавиши, воспроизводя на сей раз вполне стройную мелодию. Он что-то тихо поёт себе под нос, но Роджер почти не может разобрать слова, заглушаемые музыкой. Барабанщик откладывает книгу и подходит поближе, опирается о пианино и с интересом вслушивается в слова:I was born to love you With every single beat of my heart Yes, I was born to take care of you Every single day...**
Фредди поёт тихо, иногда останавливаясь, будто задумываясь над текстом и музыкальным сопровождением. Роджер же заворожённо слушает, стараясь дышать как можно тише, словно боясь спугнуть неверное, как дуновение майского ветерка, вдохновение. Ему кажется, будто сейчас происходит настоящее чудо, магия, «убить» которую он ни за что не должен.Born — to love you Born — to love you Yes, I was born to love you
Меркьюри поднимает глаза на барабанщика, замечая его восхищённый взгляд. И уже не сводя глаз с нежного, почти девичьего лица, пропевает, как будто специально для него, главную, по его мнению, строчку:Every single day of my life
Помещение погружается в звенящую тишину, когда замолкает последний аккорд. Никто не решается нарушить молчание. – Какая красивая песня, – собственный голос кажется Роджеру каким-то слишком резким, грубым и неуместным после звуков, наполнявших комнату несколько минут назад. – Для кого она? Тейлор уверен: столь прекрасная песня обязательно должна быть посвящена кому-то. Просто так подобные слова не рождаются, не рождается такая мелодия. – А ты не догадываешься? – Фредди всё ещё смотрит на него, смотрит с такой нежностью, что у барабанщика на секунду перехватывает дыхание. – Ты написал песню… мне? – Роджер не может поверить своим ушам, потрясённо хлопая ресницами. Короткий кивок и улыбка, от которой у барабанщика подгибаются колени. Сердце пойманной птицей трепыхается где-то в горле. Он не помнит, как оказался рядом с Фредди, помнит лишь руку, мягко тянущую его к себе. Роджер опускается к Меркьюри на колени, наконец ощущая покой и умиротворение, кутаясь в ласку вокалиста, как в одеяло. Фредди нежно ведёт носом по молочно-белой шее, заставляя блондина раскрыться и откинуть голову назад, горячими губами касается пульсирующей под кожей венки, «выбивая» из груди Тейлора хриплый выдох. Роджеру хочется остановить это мгновение, навсегда остаться в нём, упиваясь близостью Фредди. Наконец он рядом, не заточён в своём «панцире». Такой открытый, нежный и ранимый. Такой, каким его не знает никто, кроме Роджера. Бесконечно любимый Фредди. – Я посвящу тебе ещё сотню песен… – шепчет брюнет, оставляя короткие поцелуи на нежной шее. Роджер опускает голову и не задумываясь впивается в мягкие губы, тут же углубляет поцелуй, вторгаясь в рот Фредди. Зарывается рукой в чёрные густые волосы, доверчиво прижимается к мужчине под ним, совершенно не задумываясь о том, как они будут выглядеть со стороны, если вдруг кто-то ещё, страдая от бессонницы, решит зайти в комнату. Барабанщик беспокойно ёрзает на коленях Меркьюри, будто стараясь слиться с ним воедино и ощущая, как чужая (внушительных размеров, как может судить Роджер) плоть постепенно твердеет под тканью. – Продолжишь так делать – произойдёт непоправимое… – предупреждает Фредди, сильнее обхватывая его за талию и вынуждая замереть. Он лукаво улыбается, разглядывая стремительно краснеющего Роджера из-под полуопущенных ресниц. – А может я этого и хочу? – серьёзно отвечает Роджер мгновенно севшим голосом. – Даже так? – Меркьюри на секунду удивлённо распахивает глаза, но потом вновь расслабленно улыбается, нежно убирая выбившуюся светлую прядку за раскрасневшееся ухо. – Хочешь лишиться девственности прямо здесь, не отходя от пианино? От этих слов Тейлор краснеет пуще прежнего и напряжённо сглатывает. – Хочу… – хрипло отвечает он, возбуждаясь от собственных мыслей, от этих пошлых разговоров, которые Фредди ведёт с таким спокойствием, словно беседует с ним о погоде. – Ну, малыш, придётся подождать… – мурлычет вокалист прямо ему в ухо, обдавая его горячим дыханием и тут же целуя нежную кожу где-то за мочкой. – У нас сейчас нет под рукой всего необходимого. Да и людей в доме слишком много. Роджер не хочет ждать. Первая близость с парнем пугает, он не знает, каково это, но почти на сто процентов уверен, что поначалу больно. Но он хочет Фредди. Всего, без остатка. И прямо сейчас… – Пожалуйста… – парень жалобно скулит, пытаясь в очередной раз потереться о пах Фредди. – Тише… – вокалист прикладывает палец к пересохшим розовым губам. И Роджер не упускает возможность. Он вбирает палец музыканта в рот, пошло его посасывая, проводя языком по чуть шершавой подушечке. – Ты меня удивляешь, дорогуша… – севшим голосом говорит Меркьюри, наблюдая за старательным Тейлором, раскрасневшимся, жаждущим и томно прикрывшим потемневшие от возбуждения глаза. За всю свою жизнь Фредди Меркьюри не видел ничего развратнее. Вряд ли в принципе существует что-то более развратное, чем то, что он сейчас наблюдал перед собой: ангелоподбный Роджер Тейлор, с жаром вытворявший непотребства. Чистый, не тронутый никем. И сам просит взять его, сам желает этого… Фредди судорожно соображал, где бы взять альтернативу смазке. И можно ли в первый раз как-нибудь обойтись без неё? Он не хотел доставлять сильную боль Роджеру, а потому пришёл к выводу, что просто слюной здесь не обойдёшься. Но может подойти жирный крем, завалявшийся где-то в сумке. – Маленький развратник… – прорычал Фредди, вставая и резко прижимая охнувшего Роджера к себе. – Ну хорошо… Чьи-то шаги заставляют любовников мгновенно отрезветь и отскочить друг от друга. Роджер быстро кидается на диван, прикрывая эрекцию подушкой. Фредди же садится за пианино, такой же отстранённый и «холодный», как полчаса назад. В гостиную входит Пол Прентер. И сейчас Роджер уж точно из последних сил сдерживает желание впиться зубами ему в глотку. – Чего это вы не спите? – спрашивает помощник. Тейлору противен сам звук его голоса. Как будто кто-то проводит пенопластом по стеклу. – Твоё какое дело? – тут же звереет барабанщик. – Ты вот тоже на лунатика не похож. Самому чего не спится? – Тише, блондиночка, тише. Чего так кричать? – Прентер улыбается своей мерзкой улыбочкой, заставляя Роджера в очередной раз заскрипеть зубами. – Мы уже собираемся уходить, – оповещает Фредди, быстро подбегая к Роджеру и подхватывая того под локоть. Барабанщик открыл было рот, чтобы высказать Полу за «блондиночку», но, перехватив взгляд Фреда, покорно замолк. – Этот скользкий тип явно что-то задумал, Фред… – зашипел Роджер, как только закрылась дверь гостиной. – Ненавижу его хитрую рожу. – Брось, ты себя накручиваешь, – Фредди неопределённо повёл плечами. – А вообще, нам действительно пора спать. – А как же…? – договорить Тейлор не успел, ощутив прикосновение нежных губ к своим. – Потерпи немного… –ответил Меркьюри, когда они уже поднимались по лестнице к своим спальням. – Не хочу… – обижено буркнул Роджер. – Придётся захотеть. Иначе не сможешь сесть за барабаны… – Фредди усмехнулся, а Роджер вновь ощутил подступающий жар внизу живота. Уже заходя в спальню, Тейлор ощутил лёгкий игривый шлепок пониже спины, сопровождаемый смешливым: «Спокойной ночи». Да он издевается! _____________________________________________________________________ *В 1991 году именем Фредди Меркьюри действительно был назван астероид 17473 **Песня «I Was Born to Love You», фрагмент которой использован в данной главе, в реальности была написана и выпущена гораздо позже (действие фанфика происходит в середине 70-х, тогда как песня выпущена в середине 80-х). Однако здесь автор сознательно жертвует документальностью ради истории.