Что нам скажут звёзды?

      У них слишком неторопливые роуди, слишком неторопливо вытаскивающие и укладывающие в машины ящики с инструментами. У них слишком медленные машины, которые ведут такие же медленные, угрюмые водители... Всё слишком, слишком медленно для распалённого, нетерпеливого Роджера. Каждая секунда для него кажется вечностью. Он бросает быстрые, полные желания взгляды на Фредди, который улыбается ему. Одними губами, едва заметно, но очень интимно. Тейлор в нетерпении кусает собственные губы, предвкушая эту ночь и все последующие. Он понятия не имел, почему вдруг Меркьюри решил сжалиться над ним, истерзанным ревностью и собственной глупостью, но точно знал, что теперь ни за что не отпустит Фредди. Он один будет жадно и ревностно упиваться его любовью, его жаром и нежностью.       Роджер закуривает сигарету, надеясь, что хоть она поможет немного сбросить накопившееся напряжение. Руки дрожат, в ушах грохочет кровь, а во рту мгновенно пересыхает. Последняя порция сигаретного дыма растворяется, смешиваясь с ночным воздухом, Тейлор наконец садится в машину и прикрывает глаза, мысленно умоляя водителя поторопиться. Как только их отель показывается на горизонте, Роджер тут же «впивается» глазами в стремительно приближающуюся точку. Ладони начинают потеть от предвкушения и, как ни странно, волнения. Барабанщик почему-то снова чувствует себя нервным девственником, хотя с тех пор, как Фредди лишил его невинности тогда, в Америке, через Тейлора прошло уже достаточно партнёров, даже более чем. Но об этом ударник старался не думать – слишком уж было стыдно. Фредди тоже не вёл монашеский образ жизни с тех пор, как они расстались. Но от того, что творил в этот период Роджер, даже у Меркьюри, повидавшего в своей жизни всякое, брови взметнулись бы вверх.       Машина тормозит у отеля, и барабанщик тут же выскакивает из неё. Разгорячённое лицо обдувает прохладный воздух. Роджер жадно дышит через нос и быстрым шагом направляется ко входу, пересекает холл и в нерешительности замирает, оглядываясь, ища Меркьюри глазами. Вокалист уезжал одновременно с ним, на другой машине, и сейчас тоже должен был быть здесь. Если, конечно, не передумал и не уехал куда-то. Эта мысль больно кольнула Роджера. Что если всё это – очередное изощрённое издевательство над ним? Фредди уехал и сейчас упивается своей местью где-то в очередном баре, а он стоит здесь, как дурак, и ждёт чего-то.       Время шло, большие часы в фойе отмеряли секунды, минуты... И каждое едва слышное «тик-так» отдавалось в сердце барабанщика болезненной тревогой. Почти отчаявшись, Роджер думал уже направиться в свой номер, когда почувствовал, как чьи-то руки легли на его плечи. Тейлор вздрогнул от неожиданности и, забыв вдохнуть, замер. – Тише, это всего лишь я, – промурлыкал знакомый, мягкий голос где-то над ухом. – Не пугайся так. Камнем, который свалился с души Тейлора, можно было бы, наверняка, проломить пол. Он судорожно хватает ртом воздух, оборачивается и буквально в паре сантиметров от себя видит того, кого так долго искал в толпе. –Фредди, – произносит Роджер едва ли не благоговейным шёпотом, который тут же «тонет» в окружающем шуме. Но то ли Фредди умеет читать по губам, то ли глаза барабанщика выдавали его с головой, но Меркьюри хитро прищуривается: – Ты ведь не собираешься броситься мне на шею прямо посреди отеля на глазах у всего честно́го народа? Роджер понятливо мотнул головой. Здесь и правда было не самое лучшее место для проявления чувств. Их конечно же здесь знают. А значит, страстные объятия и поцелуи солиста и барабанщика группы Queen завтра же будут в подробностях описаны во всех газетах. Это им было нужно в самую последнюю очередь. Но вот в номер (чей именно это был номер, Роджер так и не понял, значения это не имело) они буквально ввалились, страстно целуясь и жадно трогая друг друга везде, где это было возможно. Дверь за ними захлопнулась, безопасно щёлкнул замок, словно отделяя любовников от всего остального мира. В полной темноте было различимо лишь их тяжёлое дыхание и сбивчивый шёпот. Роджер ощутил, как его шеи касаются мягкие губы, как чужой язык проходится по кадыку. Барабанщик резко откинул голову назад, ударяясь затылком о стену, но, кажется, даже не ощутив от этого ни малейшего дискомфорта. Тейлор непослушными пальцами зашарил по стене в поисках выключателя. Не важно, что будет завтра, эту ночь он проведёт с Фредди Меркьюри. И Роджер хочет видеть его во всей красе. Попутно он пытался стянуть с Меркьюри верхнюю одежду, что было в данной ситуации весьма проблематично сделать. Фредди, мягко отстранив трясущиеся от нетерпения руки ударника, решил всё же помочь ему и сам снял ненужный элемент одежды. Наконец выключатель был найден – вспыхнула лампа, и Роджер смог увидеть эти почерневшие от желания глаза напротив. Они притягивали, «пожирали» и «сжигали» Тейлора. Сколько бы времени он ни провёл в сомнительных гей-клубах, сколько бы любовников ни поменял, но таких глаз, такого взгляда не видел ни у одного из них. И ни к одному из них он не испытывал такого животного вожделения, граничащего с безумием. В который раз барабанщик словил себя на этой мысли: Фредди Меркьюри вряд ли был человеком. Ангелом, демоном, инопланетянином, богом… – кем угодно, но не человеком. Люди не способны вызывать такие эмоции, не способны выворачивать тебя наизнанку одним только взглядом. Роджер мог бы часами разглядывать Меркьюри, упиваясь его совершенной красотой, но собственное тело подталкивало к решительным действиям. Барабанщик подался чуть вперёд, забираясь руками под рубашку Фредди, оглаживая горячую кожу, прижимаясь своим телом к его и тут же захватывая в плен чужие губы. Он сгорит в адском пламени за свои грехи – и плевать. Даже если так, это того стоит…       Фредди ловко и нарочито медленно расправлялся с пуговицами на рубашке Роджера, покрывал поцелуями каждый миллиметр обнажённой кожи, умело доводил до исступления, заставляя барабанщика скулить от удовольствия и нетерпения. Эта тягучая прелюдия казалась очередным издевательством, хотелось уже поскорее получить желанную разрядку, брюки невыносимо давили на эрегированную плоть. Все мысли и желания Тейлора сконцентрировались на дискомфорте в паху. А Меркьюри, кажется, совершенно никуда не спешил, растягивая эту сладкую пытку. И Роджер не смел возражать, позволив себе захныкать лишь когда вокалист, опустившись перед ним на колени, принялся оставлять короткие поцелуи внизу его живота, всё ещё, впрочем, напрочь игнорируя степень возбуждения партнёра. – Да сними ты их уже, – не выдержав, прошипел ударник. Фредди лишь провёл ладонью по напряжённому члену под брюками, цепляясь взглядом за мокрое пятнышко на ткани. – Лиззи, – промурлыкал он, поднимая на Тейлора свои бездонные и бесстыдные глаза. – Тебя мама вежливости не учила? Разве так нужно разговаривать? Лицо барабанщика тут же залила краска. Упоминание матери в такой пикантный момент казалось ему максимально неуместным, неправильным, но вместе с тем (что удивительно) возбуждающим. Таким порочным Роджер себя не чувствовал даже когда, хорошенько выпив и выкурив какую-то дрянь, ввязался в групповой секс с тремя мужчинами. Вряд ли его мама одобрила бы такое времяпрепровождение сына. И дело было вовсе не в отсутствии вежливости с его стороны. – Ну же, Роджи, будь хорошим мальчиком, – продолжал ворковать Фредди, заставляя Тейлора краснеть всё сильнее. – Пожалуйста, Фредди… – прохрипел Роджер. – Умничка, – Меркьюри довольно улыбнулся и медленно расстегнул ширинку. Многострадальный агрегат барабанщика едва ли не самостоятельно выпрыгивает из штанов, а его обладатель зажмуривается и тихонько стонет от очередной болезненно-сладкой ласки. Фредди водит носом по его напряжённому стволу, невесомо касается его губами, размазывает смазку по головке… Дразнит, заигрывает, издевается – и ничего больше. – Фредди! – голос Роджера звучит по-детски возмущённо. И это комично. – Роджер! – вокалист сурово сводит брови к переносице. – Не забывай, как нужно себя вести, дорогой. Тейлор с большим трудом втягивает раскалённый воздух через нос. Вот же сволочь. Специально измывается. Пообещав себе при случае обязательно отомстить вокалисту, ударник принимает правила игры. – Пожалуйста, – он быстро облизывает сухие губы. – «Пожалуйста» что? – на губах Фредди играет плутовская улыбка. – Возьми его в рот уже, чёрт тебя дери! – визгливо выкрикивает Тейлор. Были бы у него силы, он бы ещё и ногой топнул, но приходится обойтись без этого. Фредди усмехнулся и, как ни странно, последовал «приказу». Правда, в своей манере. Он медленно провёл языком от основания до головки, подразнил языком уздечку, вырывая у Роджера сдавленный хрип, смешанный со стоном. – Прошу тебя, Фредди, пожалуйста, – ныл тот, безрезультатно пытаясь толкнуться своим возбуждённым органом в рот вокалиста и всякий раз попадая то по щеке, то по подбородку. Поначалу беспомощность парня даже забавляла, но в какой-то момент эти вольности Меркьюри надоели. Он довольно грубо «припечатывает» Роджера к стене, перехватывая за бёдра и не позволяя больше дёргаться. И тут же одним махом заглатывает его достоинство до половины. Глаза Тейлора распахиваются, из лёгких моментально испаряется весь воздух, а рот раскрывается в беззвучном крике. Совершенно потрясающая картина, которой Фредди с упоением любуется, не забывая, впрочем, о своём деле. Он умело полирует всё предоставленное ему пространство, словно напоминая нерадивому любовнику, от чего тот хотел отказаться. Роджер наконец умудряется глотнуть воздуха, тут же выпуская его вместе с совершенно нечеловеческими звуками: всхлипами, стонами, едва ли не завыванием. Во всей этой какофонии Фредди умудряется различить лишь своё имя. Тейлор крепко вплетает пальцы в непривычно короткие, мягкие волосы, словно пытаясь за них удержаться. Всё вокруг расплывается в едва различимые образы, глаза застилают слёзы. Он никогда ещё не плакал от наслаждения, но сейчас, кажется, очень близок к этому. Единственное, что барабанщик чётко видит – пара тёмных глаз, смотрящих на него снизу-вверх, и губы, жадно обхватившие его плоть. И этот вид окончательно сносит ему крышу. Роджер чувствует, как по телу пробегает горячая волна, как мышцы скручивает сладкая судорога. Свой собственный высокий писк он слышит как бы со стороны. И словно в замедленной съёмке видит, как из уголка сочных, пухлых губ вытекает белая жидкость, как она стекает по подбородку, резко контрастируя со смуглой кожей, и в конце концов капает на пол. Так пошло, грязно, но при этом восхитительно красиво и возбуждающе. – Ну-ну, не падай, куколка, – предостерегает Фредди, когда барабанщик, обессилев, буквально валится в его руки. – Ты ведь не думаешь, что мы на этом закончим? Роджер так не думал. Более того, ему не хотелось, чтобы это в принципе когда-нибудь заканчивалось. Хотелось растянуть эту ночь если не на всю жизнь, то на максимально длительное время. Он тянет Фредди на себя и жадно целует, всё ещё ощущая на его губах собственный вкус. – Больше ты никуда от меня не денешься, – жарко шепчет он, потираясь носом о гладковыбритую щёку Меркьюри, вдыхая аромат его кожи и буквально шалея от этого запаха. Возбуждение вновь накрывает его с головой. Вновь становится невыносимо жарко. Фредди действует получше виагры, и противиться этому вожделению нет ни сил, ни желания.       Каким-то неведомым образом они перемещаются на кровать. Те же неведомые силы избавляют их от остатков одежды. В голове Роджера даже не задерживается, как они оба умудрились скинуть с себя вещи в перерывах между страстными поцелуями. Но это и не важно. Теперь Тейлор может беспрепятственно трогать любимое тело, гладить мягкую, «бархатную» кожу, стремительно слетая с катушек от этой пьянящей близости. – Какой же ты дурак, Роджи, – шепчет Фредди прямо в ухо барабанщику, прежде чем поцеловать за ним. – Знаю, – единственное, что может выдавить в ответ парень. Мысли разбегаются, оставляя вместо себя блаженную пустоту. Он сейчас может сконцентрировать свои мысли только на одном – твёрдом, горячем стволе Меркьюри, упиравшемся ударнику куда-то в бедро. До чего же сильно хотелось почувствовать его наконец внутри себя. Должно быть, Тейлор сказал это вслух (или же их солист всё же умел читать мысли), потому как Меркьюри, лукаво улыбнувшись, произнёс: – Как пожелаешь, принцесса. Подставляй свою попку. Дважды повторять было не нужно. Роджер быстро перевернулся на живот, с готовностью отставляя аппетитную задницу. И Фредди не удержался от соблазна сжать молочно-белые половинки в ладонях. Тейлор в ответ сдавленно скулит, улавливая краем уха, как с тихим «щёлк» открывается тюбик смазки. В следующее мгновение в него мягко входят юркие пальцы, тут же принявшиеся ощупывать и поглаживать стенки. Фредди действовал неторопливо, словно исследуя барабанщика изнутри, массировал, разводил пальцы ножницами, отчего Тейлор рвано всхлипывал и бесстыдно подавался назад. – Блять, Фред, можешь ты просто всадить в меня член наконец? Без вот этих вот своих… – слова барабанщика резко оборвались, заменяясь головокружительным стоном, когда Меркьюри надавил на простату. – Давно ли ты стал таким испорченным мальчиком, Родж? – промурлыкал Фредди, поглаживая чувствительную точку. Ответом ему были только бессмысленное бормотание вперемешку с громкими вскриками удовольствия и какой-то нецензурщиной. – Плохие дяди из клубов привили тебе дурные манеры, малыш, – лениво двигая пальцами, Меркьюри продолжал «пытать» его простату, не давая возможности даже связно ответить. Роджер мог только позавидовать терпению и выдержке вокалиста. Его собственный член уже ломило от возбуждения. И это учитывая тот факт, что барабанщику всё же удалось один раз кончить. Фредди же, испытывая не меньшее (ударник был уверен в этом) желание, ещё и находил в себе силы на такие долгие прелюдии. – Может, с ними тебе нравилось больше, м? – вокалист усмехнулся. – Когда твою красивую попку грубо рвали на части разные нечистоплотные мужланы. – Н-нет, – проскулил Тейлор, пытаясь дотянуться до своего многострадального члена, но его руку тут же грубо отбивают. – Нет, – тон Меркьюри на сей раз не был лениво-тягучим, он был угрожающим. – Ты кончишь так. – Фред… – заныл Роджер, предпринимая ещё одну безрезультатную попытку дотронуться до себя. – Ты плохо слышишь, блонди? – рыкнул Фредди. – Убери, или я привяжу твои руки к изголовью. И эту ночь, уж поверь, ты проведёшь без сна, и очень весело. Роджер всё же убрал руку, накрепко вцепляясь в простыню. Ему казалось несправедливым и обидным, что Фредди ни с того ни с сего так разозлился на него. – У тебя же был Сэм, – зашипел он, когда Меркьюри всё же дал ему передышку. – Ты и сам не монах. – У меня был Сэм, да. А через тебя прошла половина всех геев, – Фредди действительно был зол. – И все, облизываясь, вспоминают о том, какая ты старательная шлюшка. Одна мысль о том, что его Роджера касался кто-то ещё, приводила Меркьюри в бешенство. Насчёт «всех» вокалист, конечно, преувеличил, но даже парочки запомнивших ударника геев было достаточно, чтобы вызвать у Фредди ярость. Он беспощадно насиловал пальцами задницу Тейлора, совершенно не вслушиваясь в его оправдательный скулёж, а точнее – в жалкие попытки выдавить слова в перерывах между громкими, сладкими стонами и вздохами. Лучше бы Тейлор и правда нашёл себе одну девушку или одного парня, чем бросаться во все тяжкие, предпочитая «однодневные» развлечения. Фредди удивлялся сам себе. Будь на месте Роджера любой другой человек – вокалисту бы и дела не было до его гулянок. Он и сам ведь был таким. До того самого момента, пока их Тейлором не связали отношения, далеко выходившие за грань дружбы. В отношении барабанщика Меркьюри был собственником. Будь у Тейлора постоянный партнёр, Фредди бы ещё понял. Наверное... – Зря надеешься, что твои любовнички тебя не узнавали. Добрая половина из них вполне понимала, кого они трахали. Роджер распластался на кровати в своей самой постыдной позе и мысленно взмолился: если ему суждено умереть прямо в эту ночь, то пусть ему хотя бы дадут перед этим кончить. Всё, что было пониже живота, скручивало от болезненного напряжения. И Фредди, видимо, ощутив, что барабанщик находится на грани и вот-вот потеряет сознание, всё же сжалился над беднягой, убирая пальцы и тут же заменяя их членом. Он входил резко и на всю длину, не давая Тейлору ни секунды на передышку. Вокалист размашисто вбивался в безвольное, податливое тело, словно стремился таким образом выместить всё накопленное раздражение. А Роджер, впрочем, был только «за» подобное обращение. Он был измучен долгой прелюдией и желал только одного – скорее кончить. В голове шумело, глаза застилала пелена, а собственный высокий голос, отражаясь от стен, долетал до замутнённого сознания приглушённым, неузнаваемым воем, похожим на сирену. Ударник буквально орал, ещё не понимая, насколько фатальным может оказаться такое издевательство над голосовыми связками. Он и думать-то сейчас был не в состоянии, не то что предугадывать последствия. Несколько грубых фрикций – и барабанщик обильно изливается на постель, всё ещё послушно сжимая в кулаках простыню, ни разу даже не попытавшись прикоснуться к себе. Фредди зажмуривается, хрипло дыша и кусая губы. Роджер внутри невыносимо горячий, его мышцы, сокращаясь, крепко сжимают член внутри себя. И это заставляет Меркьюри с утробным рыком кончить вслед за ним. Мгновенно обессилевший, вокалист падает на живот, подминая тело любовника под себя. Роджер сдавленно кряхтит, но недовольства не выказывает. Ему нравится и эта тягучая, как патока, усталость, разливающаяся по телу, и приятная тяжесть тела Фредди. Он счастливо улыбается, чувствуя, как на щеках высыхают влажные дорожки. Видимо, он всё же заплакал…