Что нам скажут звёзды?

      После долгого разговора на повышенных тонах с Джоном Ридом, к горлу Фредди начинала подступать тошнота. Угораздило же связаться с таким же упрямым человеком, как и он сам. Чёрт бы побрал этого Рида. И Пола вместе с ним! Вокалист с раздражением захлопнул двери своего номера и, прислонившись спиной к стене, глубоко дышал. В душе клокотала ярость, которая вполне могла испепелить всё живое в радиусе мили. – Фред, открой, – обеспокоенный Брайан стоял по ту сторону двери. Либо гитарист был чересчур бесстрашен, либо слишком глуп, раз пытался достучаться до Меркьюри именно сейчас. Неужели их заумный астрофизик настолько обделён житейской мудростью? Да нет, вряд ли. – Эй, я понимаю, что дело дрянь, но ты не можешь так просто отгородиться от всего, Фред, – Мэй не оставлял попыток воззвать к разуму друга. – Сейчас ты закроешься, разнесёшь этот номер к чертям собачьим, а дальше что? Было уже, проходили. Но проблема от этого никуда не денется. Может, зря Фредди так быстро отказался от мысли о глупости Брайана? Вон с каким самоубийственным рвением тот пытается попасть в номер – уже колотит в створку двери кулаком. – Брай, с каких пор ты подался в психологи? – усилием воли Меркьюри заставил свой голос звучать как можно менее угрожающе. – Тебе сейчас не помешала бы помощь психолога, – ответил гитарист. – Дорогуша, шёл бы ты отсюда. К своим созвездиям, чёрным дырам или чему там ещё? – Фредди устало прикрыл глаза. – Не то я за себя не ручаюсь. – Угрозы твои я тоже уже миллион раз слышал. Не страшно, – Брайан несильно пнул дверь носком ботинка. – Открывай давай. – Ты у Роджера упрямству научился? Я такое ослиное упорство видел только когда наша блонди отвоёвывала право своей «I'm in love with my car» называться синглом. Сидя в шкафу... – вокалист невольно усмехнулся, вспоминая эту глупую, но весьма забавную выходку Роджера. – Мы оба знаем, чем кончилось дело. Его глупая песня про машину на одной пластинке с твоей «Рапсодией». Так что, учитель у меня был хороший. Для тебя же лучше будет открыть дверь... Фредди горестно вздохнул, распахивая дверь. Плакали его планы обдумать весь трындец, происходивший в его жизни, в одиночестве. Брайан уж точно сосредоточиться не даст. Хотя, может это и к лучшему? Уж о чём-о чём, а о насущных проблемах думать совсем не хотелось. Не то он точно что-нибудь разобьёт. Пусть уж лучше Брай ему научные статьи пересказывает, чтобы отвлечь. Или усыпить... – Если пришёл меня успокаивать, то не нуждаюсь, – Меркьюри отступил в сторону, пропуская друга в номер. – Ещё скажи, что не собирался расколотить вдребезги всё, что бьётся, – гитарист усмехнулся и присел на край кровати. – Вот эту очаровательную вазу, например. Меркьюри промолчал. Он и сам не до конца понимал, что собирался делать: лежать на кровати, свернувшись в клубок, или неистовствовать, разбивая всё, что подвернётся под руку. – Послушай, я понимаю, всё это... – начал Брайан. – Не понимаешь, – перебил его Фредди. – Ты не понимаешь, Брай. Тебе повезло не быть на моём месте. На нашем с Роджером месте... Если в чём-то Рид и прав, так это в том, что не за вами с Дикки начнётся самая настоящая охота, не вас будут драть на куски, не вашу жизнь будут рассматривать под лупой. Так что, ты не поймёшь. И благодари бога, что это так. Что ты «нормальный», что можешь жить обычной, насколько это возможно при нашей работе, жизнью. Тебе не нужно бояться и скрываться... – Хорошо, – Мэй устало потёр переносицу. – Я, может, не смогу понять этих чувств, но, Фред, я ваш с Роджером друг. И я люблю вас, я переживаю за вас, я переживаю за группу. Это и моя проблема. И ты зря думаешь, что мы с Дикки оставим вас разгребать это дерьмо в одиночку. Пусть хоть вся пресса ополчится, да хоть весь мир. Мы же, чёрт побери, семья... – Узнаю доктора Мэя, – вокалист усмехнулся. – Дорогуша, пафосные духоподъёмные речи – это твоё. Но, боюсь, одной речи в данной ситуации будет мало. Лучше бы ты про вспышки на солнце рассказывал. – Могу и про вспышки, – Брайан улыбнулся. – Если тебе от этого легче станет. – Сомневаюсь, что станет, но уж лучше это, чем обсуждать эту поганую статейку, – Фредди присаживается рядом с Мэем на кровать. – Послушай… – неуверенно начал Мэй. – Я, конечно, не хочу залезать в ваши отношения с Роджером... И если тебе будет неприятно об этом говорить, ты так и скажи… Меркьюри настолько сильно закатывает глаза, что рискует увидеть содержимое собственной головы изнутри. – Ох, бога ради, дорогой, прекращай уже мямлить. Наша с Роджером жизнь, приправленная внушительным количеством журналистских выдумок, будет «обсасываться» в каждой газетёнке ещё ближайшие пару месяцев, Так что, поверь, твоё робкое лепетание – едва ли не последнее, что сейчас способно меня смутить. – Просто я не понимаю, что между вами происходит, – гитарист вперился взглядом в сложенные на коленях руки, боясь поднимать глаза. – Не ты один, – пробормотал Фредди себе под нос. – Вы то ругаетесь, ведёте себя так, словно готовы перегрызть друг другу глотки, то, вот как сейчас, вполне мирно делите… – Брайан неловко запнулся, – …делите номер. Вокалист едва не рассмеялся, удивляясь тому, как стремительно Мэй способен краснеть. – Что тебя удивляет? Любые отношения такие, разве нет? Все ругаются, все мирятся. В этом мы ничем от остальных не отличаемся. – Фредди прилагал все усилия, чтобы его тон звучал максимально размеренно и буднично, хотя его так и подмывало расхохотаться в голос при виде сгорбившегося от неловкости гитариста. Скорее всего, Брайан уже с десяток раз успел пожалеть, что пришёл сюда и сам начал разговор, вызывающий у него такое чувство стыда. Но он ведь друг и Фредди, и Роджеру. Брайан не мог не поддержать. И вот теперь он – взрослый, умный человек – сидит здесь и краснеет, как восьмиклассница, собираясь обсудить отношения двух своих лучших друзей. Отношения, в устройстве которых он вообще ничего не смыслит, но за которые отчего-то сильно переживает. – Что тебя так волнует, Брай? – Меркьюри попытался заглянуть другу в глаза, но тот опустил голову ещё ниже, избегая контакта. Ситуация становилась всё более неловкой. – Роджер. Меня волнует Роджер, – после полуминутного замешательства проговорил гитарист. – Он, в первую очередь. Он не понимает, что с ним происходит. Для него всё это так непривычно, ново, непонятно… Он растерян… – Такое случается со всеми, – задумчиво сказал вокалист. – Роджеру сложно принять собственное влечение. Тем более, если раньше мужчины его не привлекали… Фредди осёкся, рассмеявшись: – Господи, Брай, не могу поверить, что мы с тобой обсуждаем это! – Когда вы расстались тогда, он пришёл ко мне, – проигнорировав последнюю реплику собеседника, продолжил Брайан. – Он был в расстроенных чувствах и немного пьян… – Скорее всего, в слюни, – вполголоса дополнил Фредди. Мэй лишь неопределённо пожал плечами, как бы подтверждая слова вокалиста, и продолжил: – Он тогда полночи плакался мне, что боится. – Чего? – на сей раз Фредди искренне округлил глаза. – Что ты его бросишь со временем, что между вами всё кончится… Челюсть Меркьюри медленно поползла вниз. – Погоди, – вокалист взмахнул рукой, словно этот жест мог остановить поток мыслей, беспорядочно метавшихся в голове. – Так этот придурок боялся, что я его брошу, поэтому бросил меня сам, а потом ещё и пришёл плакаться на свою горькую судьбу тебе? Брайан наконец поднял голову, обратив свой взор на друга, который, видимо осознав всю абсурдность ситуации, вдруг расхохотался. – Вот же идиот… – Фредди покатывался от смеха, едва успевая смахивать слёзы, то и дело выступавшие на глазах. – Так это он тебя бросил? – голос Брайана всё ещё звучал озадаченно, гитарист явно не разделял веселья друга. – Мне Родж сказал, что вы просто расстались. Не стал вдаваться в подробности, правда… – Ещё бы он тебе сказал, – кое-как справившись с приступом истеричного хохота, Меркьюри отдышался. – А ты правда не собирался…? – гитарист в очередной раз осёкся под взглядом вмиг посерьёзневших карих глаз. – Что? Бросать его? Брай, нет, конечно. Я искренне полагал, что у нас всё хорошо. У нас всё и было хорошо. – Но Роджер посчитал иначе, – в этот раз улыбнулся уже Мэй. – Роджер посчитал, что лучшая защита – это нападение, – вокалист снова громко засмеялся, рискуя окончательно впасть в истерику. – Я не смогу с ним порвать, если он порвёт со мной первым. Тупая логика, но всё же логика. Фредди откинулся назад, улёгшись на спину и раскинув руки в стороны. Ему было жутко смешно, но вместе с тем и до боли обидно. Ему не доверяли. Его Роджер ему не доверял… – В духе Роджа, – прокомментировал гитарист, невольно поддавшись весёлому настрою собеседника и тоже рассмеявшись. – Вот вернётся – придушу засранца, – беззлобно, но вполне уверенно пообещал вокалист. И, помолчав пару минут, добавил, словно бы разговаривая сам с собой: – Я обещал ему, что всегда буду рядом. А слова я не нарушаю… – Ну, вообще-то один раз всё же нарушил… – несмело напомнил Брайан, вырывая Меркьюри из задумчивости. – Когда это? – Фредди тут же «подобрался», вновь принимая сидячее положение и воззрившись на Мэя. – Не помнишь? – Брай чуть вздёрнул брови. – В Рокфилде, когда мы записывали A Night at the Opera. Мы тогда жутко ругались с Роджером из-за его песни. Я ведь пытался отговорить его брать эту глупость про любовь к своей тачке в альбом. – Я помню, – в глазах Фредди зажёгся озорной огонёк. – Вы орали так, что стены тряслись. – И ты пришёл, чтобы наорать на нас обоих, – Брайан усмехнулся. – Я боялся оглохнуть, – ответил вокалист. – Надо было хоть как-то заткнуть вам глотки. Скажите спасибо, что у меня под рукой не оказалось ничего тяжёлого. – Справедливости ради, успокоившись, ты предложил вполне неплохой выход. Даже заставил нас пожать друг-другу руки и мирно разойтись, – Мэй вновь перевёл взгляд на задумчивого друга. – Вот только я не понимаю, что сподвигло тебя первым же и нарушить наши договорённости? Меркьюри неподвижно сидел на своём месте, лишь изредка моргая, и, кажется, совсем не расслышал обращённого к нему вопроса. Время в Рокфилде было для него одновременно и самым сложным, и самым спокойным и беззаботным. Всё было так просто и понятно. Можно даже сказать, что именно там вокалист был счастлив…

***

Рокфилд. Август 1975 года.

Фредди был уверен, что проспал не более трёх часов, прежде чем резкий голос (хотя это был скорее визг) Роджера вырвал его из блаженного царства Морфея. Меркьюри спросонья не мог разобрать слов, только децибелы врезались в мозг, подобно циркулярной пиле. Впрочем, догадаться, о чём так яро спорит Роджер, труда не составляло: наверняка воюет за свою песню. И, наверняка, с Мэем. Гитарист ни в какую не желал признавать «I’m in love with my car» – серьёзным, драматическим (как уверял сам Тейлор) произведением, достойным места на новом альбоме группы. Не то чтобы Фредди не разделял его мнения, но расстраивать барабанщика тоже не хотелось. Да и песня, если присмотреться, была не так уж плоха. Не серьёзное, драматическое произведение, конечно, но всё же… Такого переполоха с утра пораньше (серьёзно? Ещё даже солнце не встало!) она не стоила. Орали же так, словно там, на кухне, решалась судьба мироздания, не меньше.       Фредди раздражённо натянул на голову подушку, намереваясь отвоевать ещё хотя бы пару часов законного отдыха. Он прикрыл глаза, готовясь уснуть, как вдруг остатки сна согнал вполне себе чёткий крик Брайана: – Только не кофеварку! Секунду спустя послышался громкий лязг и звон. Ни в чём не повинная кухонная утварь, похоже, всё же встретилась со стеной. Меркьюри резко открыл глаза и, злобно зашипев и выругавшись, вскочил с постели. Ну всё, это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Он даже не будет разбираться, кто прав – кто виноват и кто первый начал ссору (вокалист был уверен, что Роджер), а просто влепит им обоим. Как-никак, они оба были повинны в крушении его планов на спокойный сон. Этого было вполне достаточно, чтобы устроить парням хорошенькую трёпку.       Накинув на себя кимоно, которое он привёз из Японии и которое вполне успешно заменяло халат, Меркьюри быстро преодолел расстояние от своей спальни до кухни, улавливая краем уха возмущённый крик Брайана: – Это была наша единственная кофеварка! Знаешь, что я с тобой сделаю? – Что? Будешь нудеть, пока я не сдохну? – Роджер и не думал убавлять звук. – Да я… – Заткнитесь оба! – прорычал Фредди, врываясь в комнату. Тейлор, так и не успевший закончить реплику, дёрнулся и замер с открытым ртом. Брайан, увидев разъярённого вокалиста, невольно попятился. Меркьюри, взлохмаченный, с горящими гневом глазами, в развевающемся от быстрого бега кимоно, являл собой некое подобие Немезиды. Благо, никакого оружия при нём не оказалось. – Что за херня с утра пораньше? – вокалист переводил пылающий взгляд с гитариста на барабанщика и обратно. Те лишь открывали и закрывали рты, сражённые резким появлением кого-то третьего, столь нагло прервавшего их спор. – Почему я просыпаюсь от ваших (полный негодования взгляд остановился на Роджере) визгов? И что это такое? – Меркьюри развернулся в сторону павшей смертью храбрых кофеварки. – Это Роджер… – пробормотал Мэй. – Ты опять завёл речь о моей песне… – обиженно прошипел Тейлор. Сейчас они оба вовсе не производили впечатление двух взрослых мужчин, буквально пять минут назад покрывавших друг друга отборными оскорблениями. Они больше походили на нашкодивших детей, пытающихся переложить вину друг на друга. – Мне плевать, кто из вас это начал, – выкрикнул вокалист, кажется, даже слишком громко. – Или вы оба заткнётесь, или я за себя не в ответе. Угроза, исходившая от Фредди, была почти осязаемой. Она грозовым облаком висела в помещении. И, хоть Брайан и был намного выше Меркьюри, но спорить с боксёром (пусть и бывшим) не решался. Пришлось отступить и, смерив притихшего Роджера обвиняющим взглядом, устроиться за столом. Тейлор последовал его примеру, демонстративно усаживаясь на самый дальний от гитариста стул. Меркьюри, глубоко вздохнув и с большим трудом уговорив себя воздержаться от соблазна размазать друзей тонким слоем по полу, сел прямо между Мэем и Тейлором (то ещё положеньице), всё ещё сверлившими друг друга недовольным взглядами. – Так, – Фредди, проделав над собой огромное усилие, заставил голос зазвучать спокойно. – А теперь обсудим творение Роджера. Брайан открыл было рот, чтобы что-то сказать. Меркьюри его опередил: – НОРМАЛЬНО обсудим, Брай. Без взаимных упрёков и подколов. Этого мы с Джоном уже достаточно наслушались. Кстати… Я уверен, Дикки уже тоже бодрствует. Правильнее будет пригласить сюда и его.       Когда все четверо музыкантов оказались за одним столом, вокалист продолжил: – Итак, моё предложение таково: мы вставим песню Роджера в альбом, – Брайан протестующе дёрнулся, но Фредди жестом показал, что ещё не закончил, – у него будет шанс сделать свою песню ровно такой, какой он её видит. Мы не будем вмешиваться. Никак. Родж должен будет записать все партии сам. И аранжировку, и вокал. Челюсть барабанщика невольно поползла вниз, когда он представил весь объём работы, который Фред предлагал взвалить ему на плечи. Парень уже собирался возмутиться, когда Меркьюри продолжил: – Хотя бы в демо-версии. Мы послушаем, как это звучит, и уже потом, все вместе, трезво (взгляд карих глаз снова метнулся в сторону Брайана) оценим потенциал песни и окончательно решим, стоит ли её дорабатывать и выпускать или лучше закинуть в ящик и забыть. Не факт, Роджер, что ты сам останешься доволен своим творением в итоге. Фредди умолк и, положив подбородок на сцепленные в замок пальцы, окинул товарищей по группе выжидающим взглядом. – Это… – Брайан на секунду задумался, – звучит здраво. «Ага, не тебе теперь дневать и ночевать в студии придётся» – хотел было возмутиться барабанщик, но счёл куда более благоразумным прикусить язык. Лишь когда гитарист с басистом ушли, ударник позволил себе возмутиться: – Это несправедливо, Фред! – Это единственный более-менее справедливый выход, который я вижу сейчас, – Меркьюри тоже развернулся, чтобы уйти. – И когда мне всё успеть? – в голосе Роджера проскользнула интонация обиженного ребёнка. – Поднапрягись, – Фредди безразлично пожал плечами. – Я не предлагаю тебе записывать всю песню от и до в одиночку. Это и правда было бы жестоко. А ещё – чертовски долго. Поэтому, только демо, Родж. Тейлор возмущённо пробормотал что-то, но вокалист его уже не слышал, больше всего на свете желая сейчас принять холодный душ. А ещё лучше – наконец выспаться. Быть свидетелем ссор Мэя и Тейлора, а порой даже разнимать их драки надоело до икоты. И сейчас, когда Роджер был по уши завален работой, а Брайан с садистским удовлетворением мог наблюдать за потугами друга «слепить» из своих наработок что-то стоящее, Фредди позволил себе надеяться хоть на какую-то иллюзию спокойствия. Наконец его барабанные перепонки и его самого оставят в покое, дадут отдохнуть. Вокалист ещё не знал, как жестоко он ошибся, позволив себе расслабиться…

***

Роджер с неудовольствием, но всё же принял условия их договора и, хоть и бурчал из-за недостатка сна, почти смог закончить демо. Оставались лишь последние штрихи. Фредди словил себя на том, что и сам стал задерживаться в студии допоздна, не помогая физически, но оказывая другу моральную поддержку. И Тейлор, кажется, даже ценил это. Во всяком случае, ему не приходилось оставаться в одиночестве, когда все остальные уходили отдыхать. – Ты ведь тоже считаешь эту песню никчёмной и глупой? – скорее утвердительно, чем вопросительно заявил Роджер, открывая бутылку пива после очередного трудного дня. – Я считаю её, возможно, немного легкомысленной, но уж никак не глупой, – Меркьюри даже не соврал. – Брай думает, что ей нет места на таком серьёзном альбоме. Если уж мы собираемся «захватить мир», – барабанщик хмыкнул. – Если песня действительно получится хорошей, так ли важно, кому или чему она посвящена? – философски заключил Фредди. – И если тебе интересно моё мнение, то я думаю, что Брай слишком категоричен. Я в тебя верю. Роджер одарил вокалиста таким тёплым, благодарным взглядом, что сердце последнего пропустило несколько ударов. За оболочкой дерзкого бунтаря скрывался ранимый ребёнок, жаждущий поддержки и одобрения. И именно сейчас это было заметнее всего. Тейлор даже позабыл об открытой бутылке пива. Он улыбался во весь рот, а в глазах плясали счастливые огоньки. Барабанщик уселся на диван, совсем рядом с Фредди, так, что их тела почти соприкасались, и доверительно положил голову вокалисту на плечо. Абсолютно дружеский жест, не нёсший за собой никакой подоплёки (по крайней мере для Тейлора). Они часто садились так, когда вместе листали журнал или смотрели фильм. У многих, кто не слишком хорошо их знал, этот жест вызывал недоумение, но для барабанщика он был настолько же привычным и обыденным, как протянуть руку для приветствия. Это же Фредди, его друг. Его самый близкий друг. Не было ничего в том, чтобы выказать свою привязанность к нему таким образом. Он так считал, он привык так считать. Привык считать, что в этом нет ничего сверхинтимного. Но для Фредди это было испытанием всякий раз. Всякий раз, когда Роджер вот так клал голову ему на плечо, когда его лицо оказывалось буквально в паре сантиметров. Не нужно было даже тянуться, чтобы погладить его по волосам, по щеке, чтобы прикоснуться губами к коже… Знал бы Тейлор, каких усилий вокалисту стоило сохранять спокойствие, делать вид, что его сердце прямо в данный момент не выпрыгивает из груди, не заходится в невыносимо болезненной пляске. Чувствовать Роджера так близко, улавливать его дыхание и запах – и не иметь возможности прикоснуться так, как хотелось прикасаться сильнее всего. «Мы друзья. Друзья…» – с тупым безнадёжным упорством убеждал себя Фредди. Ударник, устраиваясь поудобнее на его плече, невзначай ткнулся носом ему в шею. Движение, которому Роджер не придал никакого значения, послало по телу Меркьюри мириады мурашек. Он быстро облизнул губы и скосил глаза на расслабленно прикрывшего веки друга. Друга… Это было нелепо. Нелепо продолжать называть его так в собственных мыслях, когда знаешь, какие чувства на самом деле гложут сердце. Скорее, несбыточная мечта. Такая близкая, но такая далёкая. Прикорнувшая на плече белокурая мечта, шебутная, порой наглая и невыносимая, но до боли родная и любимая… Фредди привык к чувству, которое раньше неумолимо разрывало на куски его душу: никогда Роджер не посмотрит на него так, как смотрит на девушек, никогда не улыбнётся ему той особенной, немного самоуверенной, но очаровательной улыбкой, которой он удостаивал любую красотку. Родж «нормальный», он любит женщин, а Фредди… Фредди любит Роджера. Любит настолько сильно, что готов терпеть боль, притупившуюся со временем, но неотступную, ноющую, саднящую. Он готов вытерпеть всё, принять свои страдания, свыкнуться с ними, «срастись», лишь бы Тейлор ничего не замечал и был рядом. Хотя бы в качестве друга. И хотя бы иногда клал ему голову на плечо, прямо как сейчас. Этого будет вполне достаточно… – Фред, – мягко позвал Тейлор, словно боясь, что отвлекает какого-то уж слишком задумчивого друга от важных мыслей. – М? – всё, что смог ответить ему Меркьюри, всё ещё погружённый в приятное состояние полудрёмы, вызванной уютным теплом тела Роджера. – Раз уж ты здесь и раз уж не считаешь мою песню самым бессмысленным произведением на планете, может поможешь? – ударник хитро прищурился. «Вот хитрый маленький паршивец», – подумал вокалист, вновь скосив глаза на обезоруживающе улыбавшегося Роджера. – «Специально это всё затеял, усыпил мою бдительность и пытается склонить к нарушению договора». – Родж, нет, – уже вслух сказал Фредди, стараясь придать своему голосу твёрдость и бескомпромиссность. – И не проси. – Ну пожалуйста, – заныл ударник и (вот же засранец!) вновь, уже вполне осознанно, «боднул» Меркьюри носом в шею. Вокалист резко втянул воздух. Так, спокойно, главное сейчас – дышать глубже и не сорваться. Тейлор и сам не понимает, что творит, и какую бурю будит в душе Фредди. Для него это просто игра, забава. Меркьюри молчит, пытаясь совладать с собственными эмоциями, усилием воли заставить сердце биться медленнее. – Фред, ну это же нечестно! – вновь канючит Роджер. – Я тут с утра до вечера. Мне просто нужно записать партию клавишных. Это же совсем немного… – Я не собираюсь нарушать слово. Никто из нас не должен помогать тебе. Не сейчас, – вокалист вперивается взглядом в стену, всем своим видом демонстрируя безразличие к попыткам Роджера надавить на жалость. – Ах так, да? – вспылил барабанщик. – Значит, на поводу у Брайана ты согласен идти. Ты ведь предложил это решение зная, что один я не справлюсь. – Я предложил это решение будучи уверенным, что ты как раз справишься, – в голосе Фредди стали появляться холодные, «стальные» нотки. – Я предложил компромисс. А иначе вы бы глотки друг другу перегрызли. Роджер замер, напуганный резкой сменой настроения друга с благосклонно-ласковой на раздражённо-отстранённую. Ничего хорошего это не сулило. А потому барабанщик, быстро всё обдумав, решил не устраивать сцен. Он сменил тактику на прямо противоположную. – Ну Фредди, – промурлыкал Роджер прямо на ухо Меркьюри. От его тёплого, даже горячего дыхания по коже Фредди вновь пробежала наэлектризованная волна. Вокалист молчал, замерев подобно статуе. – Твоё упрямство порой невыносимо, – заявил Тейлор и поднялся со своего места. Но не успел музыкант облегчённо выдохнуть, как барабанщик снова сел. Прямо к нему на колени. «Так, а вот это уже лишнее. Совсем-совсем лишнее…» – думал Фредди, чувствуя, как самообладание потихоньку отказывает ему, как с каждым ударом сердца паника всё сильнее сдавливает горло. Он во все глаза пялился на нахально ухмыляющегося барабанщика, который, кажется, упивался рассеянностью на лице своего друга. – Хватит, Родж, не смешно уже. Слезай, – пробормотал Меркьюри, пытаясь мягко спихнуть с себя ударника. – Не слезу, – самодовольная улыбка Роджера стала ещё шире. – Пока не пообещаешь помочь. – Шантаж на меня не подействует, – Фредди стал отбиваться настойчивее, чувствуя, как кровь закипает в жилах и тут же устремляется к паху. «Нет, нет, вот только не это. Только не сейчас…» – разум Меркьюри вопил, пытаясь остановить то, что вот-вот произойдёт. – «Остынь, остынь, прошу тебя. Дыши глубже, ну же». Но когда это физиология подчинялась мозгу и здравому смыслу? – Значит, я буду сидеть здесь до следующего утра, – безапелляционно заявил Тейлор и (о боже!) обхватил вокалиста за шею, прижимаясь ближе, практически вжимаясь в него. – Роджер, больной, слезь с меня сейчас же! – растеряв последние остатки самообладания, закричал Меркьюри, безрезультатно пытаясь расцепить чужие руки на своей шее. Хватка у маленького, хрупкого Тейлора оказалась «железной». Ещё немного – и Роджер наткнётся на его эрекцию. Наткнётся неминуемо. И вот тогда наступит полный, беспросветный пиздец. Вокалист уже представлял себе, как от шока распахнутся аквамариновые глаза, как барабанщик подскочит, словно его ужалили, как выскочит из студии… И их отношения больше никогда не станут прежними. Он потеряет Роджера даже как друга. Это пугало больше всего. И этот страх заставил Фредди дёрнуться особо резко, роняя и себя, и ударника на диван так, что блондин оказался зажат между его телом и сиденьем. И он всё ещё крепко сжимал шею Меркьюри, не позволяя отстраниться. И всё ещё смотрел на друга своими огромными глазами цвета весеннего неба. Роджер тяжело дышал, приоткрыв губы и хватая воздух ртом. Раскрасневшийся в пылу борьбы, такой всколоченный, растерявшийся из-за падения и такой невероятно, невыносимо соблазнительный… «Положение – дерьмовее некуда», – заключил Фредди, почувствовав красноречивую пульсацию в паху. А Тейлор всё ещё «прожигал» Меркьюри взглядом, словно ожидая, когда тот наконец сорвётся. «Господи, красотка, ты хоть иногда моргаешь?» – пронеслось в голове у вокалиста прежде, чем он предпринял последнюю безнадёжную попытку вывернуться из цепкой хватки. Роджер не шевелился, уставившись на друга нечитаемым взглядом. – Хорошо, хорошо, чёрт с тобой! – Фредди жадно втянул воздух через нос. – Если я помогу, отпустишь? Барабанщик ещё секунду был неподвижен, а потом кивнул. Как-то медленно, неуверенно, словно уже и думать забыл о том, по какому поводу разгорелась эта борьба. «Уж не понравилось ли ему подо мной?» – шальная мысль, на короткий миг вспыхнувшая в голове, заставила уголки губ немного дрогнуть. – «Чушь какая!» Роджер тем временем ослабил хватку, что позволило Меркьюри наконец вырваться на свободу и выпрямиться. – Я запру вас с Брайаном в отдельной комнате подальше от спален. Сам будешь его длиннющие лекции выслушивать, – пригрозил Фредди. – Понял меня, шантажист хренов?

***

– Эй, Фред, ты чего замер? – голос Мэя, неожиданно вторгшийся в мысли, вынудил Фредди вздрогнуть и пару раз потрясённо моргнуть. – Да так, – Меркьюри махнул рукой куда-то в сторону. – Воспоминания…