***
Следующим утром Геланор обнаружил, что жаба Невилла снова решила составить компанию Златопусту: амфибии сидели рядышком и старательно гипнотизировали друг друга пустыми глазами. Покормив обоих, Геланор взял на руки Тревора, но тут Златопуст сам запрыгнул следом, хотя никогда раньше лишний раз не шевелился. Жабу следовало вернуть Лонгботтому — тот наверняка обыскался питомца, который, похоже, провёл всю ночь у слизеринцев. Придя в Большой зал к завтраку, Геланор быстро нашёл глазами Невилла и тотчас направился к нему. Недалеко от того сидела неразлучная троица, что-то активно обсуждающая, а сам Лонгботтом без энтузиазма ковырял вилкой картофельное пюре. — Всем доброго утра, — поздоровался Геланор, не обратив внимания на хмурый взгляд Рона, и отдал Тревора владельцу. — Что-то он зачастил к моему Златопусту. Следи за ним получше. Невилл с любопытством посмотрел на вторую жабу, которая была весьма недовольна тем, что её друга забрали. Локонс квакнул и соскочил на стол, чуть не шлёпнувшись прямо в тарелку сидящей по соседству Лаванды Браун. — Ого! Тогда ничего удивительного, — рассмеялся Лонгботтом. — Вьен, твой Златопуст — самка. Ты не знал? Геланор об этом даже не задумывался. Амфибия и амфибия, ни мозгов, ни красоты — какая разница, какого она пола? — Это жаба-трансгендер, — с самым серьёзным лицом сказал он. — Транс что? Локонс квакнул в подтверждение, хотя точно так же, как и Невилл, ничегошеньки не знал о гендерах. Этот визит Тревора в обитель слизеринцев не оказался последним: похоже, питомец Лонгботтома, несмотря на обилие жаб на менее враждебных факультетах, избрал Златопуста своей парой. Геланор замечал их вдвоём, важно восседающих то на комоде, то на тумбочке, и уже не спешил тотчас отнести Тревора владельцу, позволяя животным провести немного времени вместе. Но если кавалер обнаруживался под вечер, Геланор выпроваживал его, не давая слишком наглеть. Январь подошёл к концу. Близилось 14 февраля, и теперь не только среди жаб, но и среди школьников начали витать романтические настроения. Девчонки всех курсов хихикали раз в пять чаще, чем обычно, а мальчишки разделились на два лагеря: мечтающие сходить на свидание и желающие скрыться от всего этого. К несчастью, Джонатан Харпер оказался в лагере первых. — Вьен, а ты можешь сварить любовное зелье? — осторожно поинтересовался он. — Допустим, могу, — неохотно ответил Геланор. — Но вот стану ли — другой вопрос. Кого ты планируешь приворожить? — Элеонору, — признался Харпер, покраснев. Геланор только усмехнулся. Он бы захохотал в голос, но такое поведение было не к лицу уважающему себя человеку. Чтобы Элеонора Гамп, умная и несколько высокопарная девочка, начала симпатизировать идиоту-Харперу, требовалось что-то посильнее безобидного зелья. — Ну пожалуйста! Я тебе заплачу, хочешь? — Не хочу, — Геланор даже почувствовал себя оскорблённым. Брать деньги за услугу было ниже его достоинства. Он всё-таки согласился сварить простенькое зелье, благо все ингредиенты можно было легко взять в кабинете зельеварения. То ли у Харпера оказался язык без костей, то ли студенты мыслили одинаково, но в предпраздничные недели к Геланору подходили ребята с первого по четвёртый курс, в основном, со Слизерина, но некоторые с Пуффендуя и даже Когтеврана. Студенты постарше либо могли сварить зелье сами, либо просто стеснялись просить второкурсника. Вообще-то ему не особо хотелось тратить на это время, но он решил, что заработать репутацию отзывчивого человека не помешает, поэтому ко второй неделе февраля во Хогвартсу разошлось около пятнадцати флаконов с любовным зельем. Пара человек заикнулась об Амортенции, но сразу же была послана прочь с угрозой рассказать всё преподавателю. Её приготовить Геланор бы может и сумел, но уж точно не стал бы распространять среди школьников. Одно дело — вызвать лёгкую симпатию, совсем другое — безумную страсть. Видя настроения студентов, он на всякий случай запасся и противоядиями от большинства любовных зелий.***
После долгого штудирования литературы по артефактам, Геланор так и не нашёл ничего более-менее подходящего, кроме Пера Приёма. Да и с тем экспериментировать не представлялось возможности, ведь оно было изобретением самих Основателей и принцип его работы до конца не понимали даже величайшие волшебники, а если и понимали, то помалкивали. К тому же, оно опять-таки регистрировало всплески магии, а не само её наличие. — Кстати о всплесках. Нужно тщательно изучить Надзор, — сказал Геланор, захлопнув очередную книгу. — Раз уж мы называем это всплеском, значит, есть какой-то нейтральный фон. Слышала, например, об ЭЭГ? — О чём? — переспросила Миртл. — Электроэнцефалография. Маггловское изобретение. Оно измеряет электрическую активность мозга, рисуя вот такие графики, — Геланор палочкой начертил в воздухе зигзагообразную кривую. — Или кардиография, принцип тот же. Вроде, в сороковых они уже применялись… В общем, электроды фиксируют относительную электрическую активность: допустим, сперва идёт ровная линия, а потом скачок, спад, и прибор рисует пик. Похоже на Надзор, да? — Похоже, — согласилась Миртл. — А что такое электроды? Ты не забывай, у меня маггловское образование только в четыре класса. — Потом объясню. Главное, суть не только в том, чтобы определить изменения на конкретном участке, но и в сравнении с другими. Что-то принимается за ноль. Например, график мочки уха в системе координат будет ниже по вертикали, чем график любого участка мозга. Что, если и с Надзором такое пройдёт? За ноль примем маггла, за единицу — ничего не делающего колдуна и сравним с пострадавшим от поцелуя. Привидение на минуту задумалось. — Не буду врать, будто всё поняла… Идея интересная, но возникает проблема: кто тебе даст изучать Надзор? — Да тот же Люпин. — Вот уж не думаю, — усмехнулась Миртл. К сожалению, она оказалась права. Выслушав Геланора, профессор сказал, что не может предоставить ему нужную информацию, так как она не предназначена для школьников. — То есть про негуманные эксперименты на людях и изощрённые пытки мне читать можно, а про безобидный Надзор нельзя? — Таковы правила, — сказал Люпин. «Как будто они кого-то интересуют», — со злостью подумал Геланор. — Но знаешь, — добавил преподаватель немного погодя. — Ты мог бы написать монографию. Я вижу, что тебя действительно интересует эта тема и ты достаточно в неё углубился. Его слова не могли не удивить Геланора. — Сэр, вы считаете, у меня может получиться научный труд? В двенадцать лет? — А почему бы и нет? — улыбнулся Люпин. — Разумеется, я и другие преподаватели всегда будем рады предоставить посильную помощь. Ты очень талантливый студент и у тебя интересные идеи. Пусть ты и не можешь проверить экспериментально, что тебе мешает высказать их на бумаге? Отметиться в научном сообществе в столь молодом возрасте было очень заманчивой перспективой, и Геланор без раздумий согласился. Что он теряет? Пару часов в день на лишние движения пером, зато сколько возможностей перед ним откроется! Чего стоит хотя бы доступ в Запретную секцию библиотеки, который ему наверняка предоставят…***
В превосходном настроении Геланор шёл из совятни. Он только что отправил письмо родителям, сообщив, что старания окупаются и что, возможно, он разработает теорию, которая перевернёт весь мир. Теперь добиваться от них желаемого, а именно денег на немалые расходы, должно было стать проще. Впрочем, его уже начинал беспокоить тот факт, что опекуны, хоть и были людьми небедными, в скором времени могли перестать справляться с его растущими запросами. А галлеон, между прочим, потихоньку рос в цене… «А не выиграть ли мне Турнир в следующем году? — подумал Геланор. — А выиграть, конечно! Прикончу Волан-де-Морта, заодно и тысячу галлеонов получу. А Гарри пусть постоит в сторонке». — Ну и самодовольная же у вас физиономия, молодой человек, — неодобрительно бросил портрет какого-то старика. Геланор неспешно шёл по коридорам, выбирая наименее людные и особо не торопясь: до отбоя было ещё больше двух часов, а Миртл так устала за неделю, что уже пряталась от него в унитаз. Путь лежал мимо учительской, вроде бы рабочей, но тем не менее полузаброшенной, потому что преподаватели предпочитали проводить время в своих кабинетах. Как раз в ту минуту, когда Геланор проходил мимо, внутри раздался грохот и дверь резко распахнулась. В коридор вылетел перепуганный Криви. — Что, с боггартом не поладил? Колин растеряно оглянулся назад, явно сомневаясь, стоит ли сбежать обратно в помещение или же Геланор всё-таки приятнее зловредного обитателя шкафа. А боггарт тем временем чёрным стелющимся дымом попытался просочиться в коридор и сбежать. — Я всё вижу, мой полуматериальный друг! Геланор преградил ему путь, и дым уже знакомо заклубился, превращаясь в покосившийся крест, кое-как поставленный над открытой могилой. — Ридикулус! На месте креста возникла фигурка из воздушного шарика-колбаски, а из могилы выскочил клоун и оглушительно загудел в дудку. Результат вышел не смешным, а по-своему жутким. Если бы рядом была Анабель с её боязнью клоунов, она непременно скончалась бы на месте от инфаркта. Но Геланора клоуны не пугали, поэтому он без труда загнал боггарта обратно в шкаф. — Не забывай закрывать двери, — посоветовал он Колину и, так как настроение всё ещё было хорошим, предложил: — Помочь? Тренироваться лучше не в одиночку. Ты ведь тренируешься? — О… Э… Да, — пробормотал Криви. — То есть не то да, которое помочь, а то, которое тренируюсь. А так нет… не надо помогать… — Тебя что, Хагрид покусал? — удивился Геланор. Обычно Колин говорил очень бойко и косноязычием не страдал. В какое же чудище обернулся боггарт, что Криви стал так заикаться и мямлить? Может быть, василиск? — Я серьёзно, — продолжил он. — Может, тебе гриффиндорская честь не позволяет принять помощь, но, если помнишь, профессор Люпин всегда говорил, что с боггартом сражаются группами. И это не делает волшебников слабыми, напротив, помогает понять свою силу. Я тоже сперва пытался тренироваться один. — И… как? — Благополучно провалился. Геланору было не слишком приятно рассказывать о своём поражении, но Колин выглядел таким несчастным, что он чувствовал себя просто обязанным ему помочь. Уйти и бросить его безуспешно бороться с боггартом казалось совсем уж не по-людски. — Ну что, попробуем вместе? — Эм… Ну… Да, — пролепетал Колин, со страхом глядя на шкаф. А Геланор явственно ощутил себя преподавателем, который не только должен научить глупого ученика заклинанию, но и закатить пафосную речь для воодушевления. Признаться, к пафосу он питал некоторую слабость. В меру, конечно, а не как Локонс — тот, который человек, а не жаба. Но пафос он решил пока придержать при себе. Геланор взмахнул палочкой, открывая дверцы, и дым мгновенно сформировался в огромный грузовик и ринулся на Колина, страшно скрежеща колёсами. Тот вскинул палочку и выкрикнул: — Ридикулус! Грузовик поменял цвет с голубого на белый, но не остановился. В последний момент Криви отскочил с его пути, не дав в себя врезаться, хотя боггарт не мог причинить ему вреда. Потеряв из виду первую жертву, боггарт завис на секунду, а потом принялся выращивать могильный крест на крыше кузова. — Ридикулус, — произнёс Геланор и обратил грузовик в игрушечную машинку. — Я думал, он обернётся василиском. Или профессором Снейпом. Я так понимаю, тебя однажды чуть не сбил грузовик? — Не меня, — смущённо ответил Колин. — Брата. Он был совсем маленьким, выбежал на дорогу, а я не уследил. Тогда-то это и произошло впервые… ну… магия. Я мгновенно оказался рядом и успел его выдернуть прямо из-под колёс. Геланору отчего-то вновь вспомнилась глупая рыжая Долли и он невольно вздохнул. — Знаешь, — сказал он, — кажется, у профессора Люпина где-то был чай. Не думаю, что он будет против, если мы возьмём немного. Вопреки его ожиданиям, чай не помог оживить раскисшего Колина. Тот уныло ковырял ложкой слой сахара на дне чашки и не поднимал взгляд на Геланора, который пытался поднять ему настроение всякими интересными рассказами о боггартах, найденными между делом на просторах библиотеки. Мальчишка только иногда неразборчиво бормотал в ответ, упорно стараясь разглядеть что-то в своём чае — наверно, лицо любимого Поттера. Вскоре Геланору надоело это неблагодарное занятие, и он заявил, что пора расходиться по гостиным. Колин с явным облегчением пожелал ему спокойной ночи, но на этот раз хотя бы не забыл сказать спасибо.***
Утра 14 февраля не задалось. Геланор ожидал всякого — валентинок, конфет с приворотным зельем, трупа Харпера, убитого Элеонорой, но уж никак не улыбки своего декана. Не то, чтобы она сильно отличалась от его обычной издевательской усмешки, просто сейчас рот Снейпа кривился в левую сторону, а не в правую. — Директор ждёт вас в своём кабинете, как только вы закончите с завтраком, — сообщил он. Это было удивительно. Нечто достаточно важное — ведь Дамблдор не вызывает по пустякам, но при этом не срочное, раз ему позволяют спокойно доесть? «Приговорённый к смерти имеет право на последнюю трапезу», — пронеслось в голове. Геланор поморщился. Вряд ли его собирались убить… Перед ним шлёпнулось нечто розовое, и он инстинктивно отпрянул. И не зря — эта штука, оказавшаяся открыткой, самостоятельно распахнулась и обдала его вихрем мыльных пузырей с невыносимым ванильным запахом. Все вокруг закашлялись. Открытка была подписана витиеватым почерком: «от Сьюзен». Это был явно не почерк того, кто забрасывал Геланора записками в течение года. Роза толкнула его локтем и кивнула на стол Пуффендуя. — Смотри-ка, Боунс с тебя глаз не сводит. Сьюзен Геланора не интересовала. Он даже немного расстроился, когда к концу завтрака так и не получил послания от своего загадочного поклонника. Но сидеть и ждать дальше не было времени — ему следовало поспешить к директору.