***
Почему у человека грустное ебало? Он не болен, не калека — просто заебало. Заебало не по-детски, как порой бывало, А серьезно, блядь, пиздецки, нахуй заебало!
Утром следующего дня заплаканный первокурсник, утирая сопли рукавом, сообщил Геланору: декан хочет его видеть. По лицу несчастного мальчишки было понятно, что в такой момент увидеться со Снейпом без печальных последствий для себя может разве что василиск. Однако выбора не было — пришлось идти. Удивительно, но зельевар не проклял его чем-то страшным прямо на пороге, а почти спокойным взглядом проследил, как Геланор подходит к его столу и садится напротив. — Знаете, что это такое, мистер Вьен? — спросил декан, даже ни капли не повысив тон. — Эм… Волос, сэр? — ответил Геланор, вглядевшись в то, что показывал ему Снейп. — Совершенно верно, это волос. Мой седой волос. Сейчас зельевар действительно казался непомерно старым для своего возраста, напоминая этим Люпина — у обоих на слишком рано потускневших лицах пролегли глубокие морщины, специфические, не «возрастные», а «горестные», как сказали бы писатели — такие морщины могли появиться только у людей, переживших за несколько лет больше, чем положено иному за всю жизнь. Человек не должен был так выглядеть в тридцать пять. Геланору стало искренне жаль декана. — Я всю ночь размышлял, — меланхолично продолжил Снейп, — за какие же грехи вы свалились мне на голову. Я далеко не святой, мистер Вьен, но не представляю, чем мог заслужить такую кару. — Я сожалею, что доставляю вам столько неприятностей, сэр. — Сожалеете? Не думаю, — декан сардонически усмехнулся. — Вам нравится привлекать к себе внимание всеми возможными способами. Вы наслаждаетесь ажиотажем, который поднимаете своими действиями, и совершенно не задумываетесь, как это повлияет на окружающих. Вы понимаете, что подставили профессора Дамблдора перед международным сообществом? — Я? — деланно изумился Геланор. — Вы серьёзно считаете, что третьекурсник сумел бы сломать защиту величайшего чародея? — Разумеется, нет! — рявкнул Снейп. — Защитная линия была безупречна, но вы ведь её и не переступали! Дамблдор, как бы силен он ни был — не вездесущий бог и не может приглядывать за каждым безмозглым идиотом круглые сутки! Тем не менее, подобный проступок ученика в глазах общественности будет виной директора! Признаюсь, мы недооценили вашу наглость… — Так почему вы думаете, что это я бросил своё имя в Кубок? — спросил Геланор, когда декан замолчал, чтобы перевести дух после обвинительной речи. — Может это… ну не знаю, Сириус Блэк? Зельевар дернулся и, казалось, еле сдержался, чтобы не перейти на крик. — О, вы его не бросали, — прошипел он. — И не просили бросать, как сами и сказали. Но неужели вам хоть на миг в голову пришла мысль, что профессор Дамблдор, цитирую ваши же слова, величайший чародей, мог не заметить на бумаге след ваших безыскусных манипуляций? — Не таких уж и безыскусных, если я всё-таки стал Чемпионом, — пробормотал Геланор, однако Снейп его не слушал. — Так и знал, что не зря вы целыми днями ошивались возле Кубка! Значит, трансфигурировали все листы с именами, которые приносили наши студенты, фактически не оставив Кубку выбора, кроме как между собой, собой и собой! Настолько грубо и нагло, что… — он прервался и сделал глоток какого-то зелья, тихонько пузырящегося в его чашке. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что там не обычный напиток — кофе или какой-то огневиски. Геланор не стал уточнять, что трансфигурировал лишь один листок, справедливо опасаясь отстранения от участия — ведь если станет известно, что его имя и не побывало в Кубке, ему полноправно могут запретить участвовать в соревновании. Не стал он указывать и на то, что возле Кубка вообще-то ошивалась вся школа, а не только он. — Вот что вам не живётся спокойно, Вьен? — спросил Снейп с такой тоской в голосе, что Геланор почувствовал небольшой укол вины. — Почему вы постоянно чувствуете потребность убивать василисков, ловить беглых преступников и бороться с дра… Он резко замолчал, слишком поздно осознав, что проговорился. — Ага, выходит, первое испытание — драконы! — воскликнул Геланор, хотя это ему и так было прекрасно известно. Он не знал, была ли оговорка декана случайной или же тот сделал это для того, чтобы повысить шансы самого молодого участника на выживание. — Это образное выражение, мистер Вьен, — сухо произнес Снейп, отпив ещё один глоток. — Хорошо, сэр. — Что «хорошо»? — окончательно взорвался декан. — Ничего хорошего! Вы понимаете, на что подписались? Это вам не безобидные игры, а смертельно опасное состязание! Вы не сможете отказаться от участия, когда поймёте, что вам это не по силам! — Когда пойму? — Геланор поднял брови, подчеркнув первое слово с явной усмешкой. — Я намереваюсь не просто не умереть, а победить. Снейп на мгновение закрыл глаза и застыл, то ли пытаясь справиться с подступившей яростью, то ли просто от невероятной усталости. — Идите, мистер Вьен, пока я вас собственноручно не прикончил. Это было сказано настолько спокойным и безэмоциональным тоном, что Геланор беспрекословно подчинился. Но не успел он коснуться ручки двери, как зельевар вновь окликнул его: — И ещё. Когда у вас будут брать интервью, не вздумайте сболтнуть какой-то ерунды. — Конечно, сэр. Всего доброго, — ответил Геланор и, не став больше испытывать терпение декана, вышел.***
В школе царили странные настроения. Не то чтобы ученики были недовольны — скорее, крайне удивлены. Многие не знали, что и думать по поводу недоразумения с хогвартскими Чемпионами. Что это — оплошность Дамблдора, сбой в работе Кубка, чей-то злой умысел? Кто-то пустил слух, будто это иностранцы решили подгадить и заставили древний артефакт выбрать ученика помладше, кто не стал бы серьёзным противником для Крама и Флёр. Ну а то, что их в итоге оказалось двое — издержки наложения множества сбивающих с толку чар. По поводу Гарри мнения сильно разнились: некоторые считали его жертвой обстоятельств, но большинство всё-таки думали, что он сам бросил своё имя в Кубок. И если гриффиндорцы были совсем не против такого расклада, то пуффендуйцы его просто возненавидели — они были уверены, что Чемпионом должен был стать Седрик Диггори. То же самое можно было сказать и об отношении к Геланору: слизеринцы, кроме Уоррингтона и его приятелей, оказались вполне довольны, а гриффиндорцы с пуффендуйцами дружно бросали на него злобные взгляды. Когтевран пока придерживался нейтралитета, однако именно оттуда расходились самые странные теории. — Ты знал, что Бёртли считает тебя реинкарнацией Мордреда? — доложила Роза за завтраком, на который Геланор пришёл с небольшим опозданием из-за разговора со Снейпом. — А почему не Мерлина? — Мерлин, согласно её гипотезе — это Поттер. Она полагает, что под конец Турнира вы убьёте друг друга. — Какая чушь. Нам не хватает Морганы. Или эту роль она любезно согласилась исполнить сама? Все прыснули, дав тем самым понять, что дело именно так и обстоит. Но учитывая то, что Моргане часто приписывалась интимная связь с обоими волшебниками, Геланора это не слишком веселило. Он запоздало осознал, что очень скоро ему придётся отшивать девчонок по пять раз на дню. Не менее странные настроения витали и среди преподавателей, которые, по идее, должны были быть беспристрастными и сглаживать межфакультетскую вражду, но сами поддались соперническому духу. Макгонагалл выгораживала на уроках гриффиндорцев, которые позволяли себе нелестные замечания в сторону Слизерина в целом и Геланора в частности, а со слизеринцев, ругающихся в адрес Поттера, частенько вычитала баллы. Тем же, только в более явной форме, занимался и Снейп, скрывая своё недовольство по поводу участия Геланора в Турнире. Профессор Стебль сторонилась и Геланора, и Гарри, совершенно их игнорируя, только Флитвик вёл себя как обычно. Трелони теперь было где разойтись: она только и делала, что предсказывала смерть всех четырёх Чемпионов, причём каждый день разную, объясняя это тем, что детали изменчивы, но конечный исход предопределён. А Грюм… Грюму как будто было глубоко наплевать на происходящее, словно и не близился никакой Турнир. Он зверствовал, орал на студентов, как психованный надзиратель в тюрьме, иногда занимался живодёрством, но не предпринимал никаких попыток заговорить о произошедшем. Но самым странным явлением казалась реакция Дамблдора, а вернее, её отсутствие. Старик как будто решил, что беседы со Снейпом достаточно и не стал вызывать Геланора, чтобы поговорить с ним лично. Может, он и правда был слишком занят подготовкой Турнира, но что-то в это совсем не верилось… В Большом зале Геланор иногда поглядывал на Седрика, хотя за него можно было не волноваться, ведь участь быть убитым Питером Петтигрю ему больше не грозила. Однако он не мог не заметить, что парень переживает из-за того, что не стал Чемпионом. Видимо, поверил в слова остальных пуффендуйцев. Когда шумиха немного улеглась, Геланор решил, что пришло время начать тайные тренировки. К счастью, Элеонора не передумала по этому поводу. — Меня всё больше и больше пугает Грюм, — сказала она. — Он ведёт себя даже не так, будто готовится к войне, а словно война уже идёт. Думаешь, он просто сумасшедший или действительно назревает что-то страшное? — Одно другому не мешает, — ответил Геланор, остановившись перед стеной, где должен был появиться вход в Выручай-комнату. Когда дверь появилась на серой каменной кладке, они оба быстро шмыгнули внутрь, пока их кто-то не застал. — Кто первый? — в голосе Элеоноры слышалось нескрываемое волнение. — Давай сперва на мышах. Геланор вытащил из кармана нескольких обездвиженных серых мышек, которых отловил вместе с Миртл — та, хоть и не могла удержать что-то в руках, оказалась весьма неплоха в травле животных, она загоняла их в мышеловки, внезапно появляясь из стен канализационных труб. Геланор и Элеонора наколдовали каждой мыши по клетке и поставили их перед собой. — Движение совсем лёгкое, — пробормотала Элеонора. — Просто указать палочкой на цель. — Как говорил Грюм, главное в Непростительных — желание. Сам же этим и признал, что он больной садист, которому нравится мучить зверушек Круциатусом. Ребята поморщились, вспомнив один из уроков, на котором Грозный Глаз решил, что на примере жука ученики недостаточно прониклись темой, и применил пыточное заклинание к тушканчику. Среди студентов не обошлось без обмороков и истерик, когда зверёк настолько обезумел от боли, что отчаянным прыжком расшибся в кровавую лепёшку о стену. Почему-то у Геланора возникло впечатление, что этим Грюм запугивал не весь класс, а конкретно его. Геланор презирал бессмысленную жестокость. Нет, он сам, конечно, не был таким добряком, как тот же Невилл, обожающий всё живое, но никогда не стал бы мучить кого-то просто ради забавы. Он проводил на животных эксперименты, почти половина из которых завершалась летальным исходом, но то было неизбежной жертвой, без которых науке не обойтись. Он ни за что лишний раз не капнул бы на мышь крысорасчленяющее зелье, когда эффект варева уже становился очевидным. И это не было связано лишь с тем, что подопытных нужно часами отлавливать по трубам и подземельям. Геланор наставил кончик палочки на грязно-серого мышонка и сосредоточился на своём желании: зверёк должен встать на задние лапки. — Империо! Мышь сидела как ни в чем не бывало, забавно шевеля усами. — Кажется, это займёт больше времени, чем я рассчитывал, — вздохнул он.***
За пару недель до первого тура в школу заявилась целая делегация: Бэгмен, толпа журналистов (вообще-то всего четверо, но они так суетились, что успешно создавали имитацию толпы) и Олливандер. Чемпионов пригласили в одну из аудиторий для церемонии проверки палочек и пообещали затем сфотографировать и допросить с пристрастием, то есть взять интервью. Интервью Геланор бы дал с удовольствием, если бы не был уверен, что его слова переврут и вывернут наизнанку, ведь одной из пришедший журналистов была печально известная Рита Скитер. Ещё до начала церемонии эта дамочка зацапала в свои лапы растерянного Поттера и утащила его в подсобку, чтобы под покровом темноты и слоёв паутины совершить насилие над истиной. К счастью Гарри, это долго не продлилось, и его спас Дамблдор. Впрочем, судя по довольному лицу Риты, статья была уже наполовину написана, а вторую половину она без проблем могла додумать сама. Судейская комиссия, состоящая из директоров, Людо Бэгмена и Барти Крауча-старшего, расселась за длинным столом, а Олливандер приготовился оценивать состояние палочек. Первой подошла Флёр Делакур, одарив старика улыбкой, в которой, помимо напускного дружелюбия, чувствовалась надменность. Только ей удавалось так улыбаться, одновременно и лучезарно, и холодно. — Двадцать сантиметров, розовое дерево, не гнётся, — пробормотал Олливандер, повертев палочку в руках. — О! Неужели это волос вейлы? — Всё верно, мсье, — с гордостью ответила девушка. — С головы моей гран-маман. — Ваша палочка в отличном состоянии, мисс Делакур, — резюмировал мастер. — Мистер Крам? Палочка Виктора из саксаула и сердечной жилы дракона тоже оказалась в полном порядке, и Олливандер подозвал Геланора. — Я помню вас, молодой человек, — произнёс мастер между делом, проверяя его палочку. — Вы пришли ко мне в лавку пятьдесят лет тому… ах, что это я говорю? — опомнился он. — Три года назад, конечно же! Проводя год за годом за бесконечной работой, можно начать неадекватно оценивать ход времени… Ваша палочка в прекрасном состоянии. Затем он довольно долго изучал палочку Гарри — дольше, чем остальные, задумчиво вертел её в руках, еле заметно шевеля губами. В глазах его горел странный огонёк. А может, дело было лишь в отблеске от свечей, горящих на столе.