Лорд Наоборот

Геланор ритмично постукивал пальцами по согнутому колену, изо всех сил стараясь отвлечься на это простенькое действие, чтобы сохранять душевное равновесие. «Он убил человека», — сказал Барти Крауч-младший, будучи под действием сыворотки правды. Без «я подозреваю» или «мне кажется. Пожиратель точно знал, что Геланор стал убийцей. И ему едва ли могло быть известно о подробностях произошедшего на кладбище. Лже-Грюм мог получить информацию только из уст Поттера, а тот в момент драки Геланора с Хвостом был слишком занят участием в возрождении Волан-де-Морта. «Кто же это? Чёртов сфинкс? Он был всего лишь фальшивкой. Кто-то из Лойеров погиб от укуса Долли? Нет, я бы знал…» Геланор зажмурился, уткнувшись лбом в колени. Хотелось остановить время и не думать, отсрочить хотя бы на пару секунд момент, когда признается себе в страшной ошибке. Недаром его преследовало ощущение неправильности — ещё после объявления Чемпионов он чувствовал, что где-то просчитался, но был слишком увлечён своими великими планами, чтобы понять. Даже столкнувшись с последствиями, он так и не понял и легко обвинил в этом другого. Но именно Геланор убил Седрика Диггори. Он резко откинулся на подушку и зарычал сквозь зубы. — Какой же я идиот! И ему, и Поттеру позволили участвовать по одной-единственной причине — Чемпион не может отказаться от своей роли. Но Кубок выбрал не Геланора. Истинным участником был Седрик, и его постигла кара, подобная каре за нарушение Непреложного обета, сразу после первого тура. В прошлой реальности Диггори считался героем. Его колдографии смотрели со страниц учебников истории, памятный портрет висел в Хогвартсе… А теперь все, чего он удостоился — небольшая заметка в «Пророке». Геланор надеялся спасти Седрика от гибели, но в результате лишь приблизил её и лишил несчастного даже посмертной славы, что была ему положена как настоящему Чемпиону. «Как я мог быть таким неосмотрительным? Как упустил это из виду?!» Стремление к славе настолько затмило ему разум? «Да кто вообще придумал связывать Чемпионов подобным контрактом?! — чувство вины переросло в возмущение, многократно усиливая злость. — Семнадцатилетние, вчерашние дети! Мало опасностей на самом Турнире, надо было сделать ещё и это? А если Чемпион заболеет перед началом испытания? Если у него умрёт близкий родственник? Если начнётся война, в конце-то концов?!» Полог кровати начал колыхаться, словно от ветра, которого никак не могло быть в запертой комнате подземелья. Мадам Помфри говорила, что причиной смерти стала остановка сердца… Сколько времени займет падение с метлы? Три секунды? Пять? Этого недостаточно, чтобы наступила смерть мозга. Может, не будь Седрик в ту злополучную минуту на расстоянии десятка метров над землёй, его сумели бы спасти. И какого Мордреда его понесло летать ночью? Геланор уже почти не злился на себя, весь его гнев был направлен на создателей Кубка и самого Диггори. Как будто магов так много, что ими можно разбрасываться, придумывая такие нелепые контракты! И Седрик хорош — раз захотелось нарушить правила и получить дозу адрералина, пошёл бы и приклеил спящему Снейпу усы или нарисовал бы фаллос на дверях Большого Зала. Нет, надо было летать после отбоя! «Нужно успокоиться, — сказал себе Геланор. — Это все уже неважно. Что случилось, то случилось. Моя вина минимальна. Главное, что никто об этом не знает». Но действительно ли никто, кроме мёртвого уже Крауча-младшего не в курсе? Дамблдор, Снейп и остальные могли всё-таки продолжить допрос, несмотря на то, что директор утверждал, будто остановился из-за опасения передозировки. Возможно, лже-Грюм рассказал им всё, и эта неприятная информация хранится в тайне лишь до поры, до времени? «А что мне могут сделать? — нервно усмехнулся Геланор. — Предъявить убийство? Нет, максимум, обвинят в мошенничестве. Я всего лишь школьник — да, нарушил правила, сжульничал, но откуда мне было знать, что это приведёт к таким последствиям? Об этом не предупреждали». Он глубоко вздохнул, стараясь полностью успокоиться. Бесспорно, он просчитался и трагедия произошла. Но это не катастрофа. С этим можно жить дальше.

***

Геланор: *допускает одну ошибку* Ничего, один раз — не пидорас. Это не в счёт. Геланор: *допускает вторую ошибку* Если та ошибка не в счёт, значит, сейчас первый раз. А один раз — не пидорас. Геланор: *допускает третью ошибку* Ну, логику вы поняли.

***

Азкабан казался максимально неприступным местом — расположенная посреди моря башня на небольшом скалистом островке, державшим эту башню, словно подсвечник свечу. Большую часть дня в качестве охраны здесь торчали только дементоры, а авроры появлялись несколько раз в сутки для обходов, периодичность которых нигде не уточнялась. Азкабан и его окрестности покрывались антиаппарационным куполом, поэтому люди до него могли добраться лишь на лодках, метлах или ещё чём-то плавающем и летающем. И попасть прямо в объятия дементоров. Самолично Геланор туда бы ни за что не сунулся, даже если бы это был единственный шанс добраться до Лестрейнджей. Патронус ему, конечно, удаётся, но в окружении стольких дементоров этого будет мало. Он со вздохом отложил карту, на которой расстояние от Азкабана до ближайшего берега казалось обманчиво небольшим. Последнее время полностью сосредоточиться было трудно: в гостиной на нервы действовал галдеж тех немногих студентов, кто остался на каникулы, в Выручай-комнате — тишина, в Тайной — Люк, постоянно что-то нудящий, как маленький ребёнок. Впрочем, он и был маленьким ребёнком, только змеиным. Ну, почти змеиным. Процентов на шестьдесят. — Поиграй со мной! — Я занят. И у тебя задание — прокусить шеи этих чучел, — Геланор кивнул на заколдованные манекены, с помощью которых тренировал василиска. — Я не хочу кусать, я хочу играть! — Представь, что это игра. — Ты же говорил, что учёба — не игра! — Представь, что не говорил. Стоило немного углубиться в повторение высокоуровневых морочащих чар, как Люк опять подполз, смешно волоча недоразвитые лапки. — Я устал играть! — Отдохни. Василиск исчез на пару минут, но вскоре снова появился. — Смотри, какую крысу я убил! Хочешь погрызть голову? — Спасибо, я не голоден. — Когда голоден, надо есть тело крысы, а голову грызут для веселья. Люди что, так не делают? — Ох, делают, и ещё как, — вздохнул Геланор. — Но немного другим способом. — За чем ты следишь в этой твоей книге? — не унимался Люк. — В книгах не следят, их читают. — Но ты смотришь на неё и следишь глазами. — Это называется чтение. — Ладно… Пойду ещё немного почитаю крыс. Василиск уполз, возможно, слегка обидевшись. Но дети, что человеческие, что змеиные, отходчивы, и Геланор не сомневался, что в скором времени тот вновь начнёт его донимать. Так и произошло — не минуло и четверти часа, как Люк снова вился у ног. — Скучаешь, да? — спросил змееныш. — По твоему человеку. — Ну, да. Но это ненадолго. Он скоро вернётся. — Тогда почему волнуешься? — Это из-за врагов. — Они могут тебя съесть? — Пусть только попробуют, — фыркнул Геланор. — Я их сам съем и головы погрызу. — Чтобы тебя не съели, надо забраться повыше и не смотреть. Я не могу поймать крыс, которые сидят где-то высоко, — со знанием дела посоветовал василиск. Геланор представил, как все ученики Хогвартса во главе с Дамблдором сидят на Астрономической башне, зажмурившись, а Пожиратели растерянно бродят внизу. — Так и сделаю, — пробормотал он, отметив про себя, что заниматься чем-то серьёзным в Тайной комнате — не самая лучшая идея. Когда он шёл из туалета Миртл в Большой зал, навстречу попалась компания когтевранок. После недавнего происшествия в Хогсмиде Геланор часто слышал за спиной шепотки со смешками и ловил весёлые взгляды. Учеников очень позабавила теория, наспех высказанная шокированной третьекурсницей. — Вампир! — донеслось до него. — Укуси меня, красавчик! Девчонки захихикали и убежали, то и дело оборачиваясь, чтобы одарить игривыми улыбками. «Идиотки», — подумал Геланор. За столами в Большом зале ученики скучковались, ведя беседы, только слизеринцы сидели порознь, как редкие цветочки, пробившиеся на поле ранней весной. Злобные эгоистичные цветочки. По тому, как расположились студенты, можно было определить их принадлежность к факультету, не глядя на флаги. Когтевранцы сидели у края, близкого к преподавательскому столу, гриффиндорцы, напротив, расположились в районе входа. Пуффендуйцы выбрали золотую середину. Геланор и Анабель привычно устроились рядом, но не разговаривали. Макмиллан что-то уныло ковыряла в своей тарелке, а Геланор не интересовался причиной её плохого настроения. Последнее время она часто грустила и, раз не поехала домой, дело, видимо, заключалось в семье. Чужие семейные проблемы Геланора не волновали — своих было предостаточно. «Надо сходить к Дамблдору за разрешением выйти из школы, чтобы получить компенсацию от «Пророка», — подумал он. — Заодно осмотрюсь в Литтл Хэнглтоне». Вообще-то за разрешением следовало обращаться к декану, но Геланор очень сомневался, что Снейп не совредничает и не откажет по какой-то надуманной причине. С другой стороны, до директора не доберёшься, когда что-то надо тебе, а не ему… В который раз Геланор пожалел, что попал не на Когтевран. Флитвик был деканом мечты — не слишком строгий, не лезущий в чужую жизнь, но всегда готовый помочь. Геланор поймал себя на том, что уже несколько минут рассеянно следит за тем, как Уизли пытается разрезать пирожок из тритоньих жил, с таким усилием пиля ножом, будто стремится распилить и тарелку, и стол. Кому вообще нравятся эти пирожки? Кроме Рона, который жевать любит больше, чем дышать. «Рождество послезавтра. Надо убедиться, что о нападении на Артура вовремя узнают. Судя по всему, Волан-де-Морт пока не почуял Поттера, так что все должно пройти как положено». — Что ты смотришь на гриффиндорский стол, даже когда твоего Криви там нет? — ворчливо поинтересовалась Анабель. — Да так, строю коварные планы. — Опять ищешь проблемы. Надеюсь, не с профессором Амбридж, — пробурчала однокурсница и уткнулась в кубок с тыквенным соком. «Надейся, надейся», — мысленно ответил Геланор.

***

Геланор сделал очередную попытку ненавязчиво подружиться с Добби. Он уже начал подумывать, не наложить ли на эльфа Империус, чтобы добиться от него содействия, но решил пока повременить. Непростительные сурово карались, только когда они были применены к людям, но и за подчинение волшебного существа тоже не погладят по голове. К уголовной ответственности вряд ли привлекут, но из школы исключат точно. Он зашёл на кухню под предлогом взять пирожных. Тут и правда были очень вкусные фруктовые тарталетки с приятно кислым кремом, которые почему-то редко подавались на стол, но на кухне их всегда можно было получить. — Мистер Геланор, сэр! — пропищала его старая знакомая Дикси. Её страх выдавали прижатые к голове уши. Когда Геланор в прошлом году просил эльфов помочь в испытании, он и понятия не имел, что те так сильно боятся драконов. Похоже, бедняги до сих пор опасались, что их вновь втянут в какую-то авантюру. Найти Добби среди домовиков, выглядящих почти одинаково, было несложно — он весь увесился вязаными носками, шарфами и шапочками, как новогодняя ёлка. С притворной придирчивостью рассматривая десерты, возле которых вертелся бывший эльф Малфоев, Геланор приблизился, будто бы невзначай. — Милые шапки, — сказал он, мельком бросив взгляд на пирамиду из головных уборов, непонятно как удерживающуюся на лысой макушке. — Это работы мисс Гермионы Грэйнджер, подруги великого Гарри Поттера! — с гордостью и некоторой агрессией в голосе ответил домовик. — Рад, что кто-то ценит её старания, — вздохнул Геланор и, придав выражению лица побольше жалости, окинув взглядом остальных. — Добби — плохой эльф! — вмешался какой-то домовик. — Приличному эльфу свободы не надо, а носить одежду — позор! Лаппи не такой, как Добби! И другие тоже! Геланор сочувственно улыбнулся, глядя на него, как добрый старичок на перепуганного злого котёнка. — Мне кажется, ты неправ, Лаппи. Во взаимоотношениях, когда одна сторона абсолютно беспомощна, а другая имеет над ней неограниченную власть, нет баланса. И это губительно для обеих сторон. Люди — существа с недостатками, и многие недостатки развиваются, становятся хуже именно на почве вседозволенности. Полная покорность раба зачастую поощряет господина становиться все более жестоким, агрессивным и самоуверенным, что может в дальнейшем плохо сказаться на его жизни. Не согласен? Эльф поник, виновато опустил уши, зато Добби, за которым Геланор наблюдал краем глаза, напротив, заинтересованно замер. — Лаппи не знает, сэр. Это слишком сложно для него, у Лаппи маленькая голова, — пробормотал эльф. — Лаппи должен наказать себя за глупость? — Нет, — поспешно ответил Геланор. — Я думал, хогвартские эльфы не наказывают себя. — Наказывают, сэр. Просто они всегда выполняют свой долг и очень редко бывают виноваты, — Лаппи с осуждением покосился на Добби, а тот задрал длинненький нос и поправил шарф. — Ты служил какой-нибудь семье до Хогвартса? — поинтересовался Геланор. — Нет, сэр. Лаппи всегда работал здесь. — А ты, Дикси? — Дикси тоже, мистер Геланор. Как и большинство из нас. — Видите. Вы всю жизнь работали в месте, где вас всегда исправно кормят, держат в тепле, на вас чистые полотенца, и вам почти не приходится себя наказывать. А Добби так не повезло. Он служил семье тёмных волшебников, которые его пинали просто так, заставляли наказывать себя до крови и переломов за любое неосторожное движение. Так ведь, Добби? — Мистер Геланор Вьен прав, — отозвался домовик, недоверчиво глядя на него. Широкие уши заинтересованно торчали. — Я видел, как Драко обращался со своим слугой, Биби. Приказав трансгрессировать, он пнул его, из-за чего Биби случайно разбил какую-то вазу и явился, истекающий кровью. Если бы ему не приказали излечиться, чтобы не пачкать ковёр, он бы, вероятно, погиб. — Ваза хозя… Люциуса Малфоя… — в священном ужасе прошептал Добби, прикрывая рот кривыми ладошками. — Бедный Биби! — А Драко Малфой, между прочим, растёт жёстоким и злобным. Из-за этого у него все больше и больше проблем. И своими проблемами он косвенно обязан рабской покорности эльфов, позволяющих делать с собой все, что вздумается. Своим полным подчинением вы вредите и волшебникам. Подумайте на досуге. Надеюсь, вы хотя бы перестанете презирать Добби… О, а вот и тарталетки, которые я искал. Глядя на то, как Добби лично заворачивает ему десерт, Геланор с удовлетворением подумал, что первый шаг — и весьма широкий шаг — на пути к дружбе сделан.